Смерть капиталу!

Наряду с этнической и религиозной известна сословная вражда. Зажиточные для малоимущих – бессовестные, бесчеловечные, недостойные своего благосостояния. Малоимущие для зажиточных – лентяи, тунеядцы, побирушки.

Небратское отношение отражается в названиях. Так, во Франции в начале XIX века вновь появились введенные при Марии Медичи «депо» – работные дома для малоимущих. Только теперь их цинично называли «складами для нищих». Эдакое презрение призрения.

Одна из лондонских трущоб имела говорящее название «Акр Дьявола». Обитателей нищенских полуподвальных жилищ уничижительно называли «человекоподобными кротами», голодных оборванных детей – «уличными арапчатами». Документальные иллюстрации подобного речетворчества можно найти в книге Питера Акройда «Лондон: биография», художественные – в произведениях Диккенса, графические – в «Паломничестве» Доре.

Сословная вражда эпохи русского феодализма отражена в пословицах. Сколько рабов, столько врагов. Не грози боярин холопу хлебом, а холоп боярину бегом. Хвали рожь в стогу, а барина в гробу. Барин и в рубище не брат. Мужик гол, а в руках кол.

У дворян – свои претензии к крепостным: Холоп да брюхо добра не помнят. А отношение к духовенству порой насмешливо-пренебрежительное: Умом не вырос – иди в попы.

Не менее любопытны речевые артефакты 1905–1917 годов. Расстрел мирной демонстрации у Зимнего дворца стал источником новых пословиц. Боже, царя возьми – он нам не нужен. Ко дворцу шли просители, а от дворца – мстители.

Реакцией народа на императорский манифест с обещанием политических свобод стала горько-шутливая поговорка: Хорош манифест – мертвым свободу, живых под арест. На здании петербургской консерватории красовался огромный лист бумаги с надписью: Витте, Трепов, Дурново хуже черта самого!

Иван Владимиров «Помещик и поп приговариваются к расстрелу революционным трибуналом», 1919, бумага, акварель

Период Гражданской войны и военного коммунизма вошел в лексикон вражды выражениями белогвардейская контра, красная сволочь, буржуазный элемент, агент империализма, недобитые буржуи, воинствующие декаденты, прихвостни мирового капитализма, вшивая интеллигенция. В ходу также были унизительные определения лишенец (пораженный в правах) и бывший («бывшие господа», «бывший барин», «она из бывших»).

Господствующий в то время визуальный формат лексикона вражды – агитационный плакат, советский лубок. Плакат не для забавы – только для дела. Великого дела: строительства коммунизма. Предельно экономный в словах плакат как строевая команда «стой!», как властный окрик «смотри!», как приказ «действуй!». Выдающиеся карикатуристы – Моор (Дмитрий Орлов), Дени (Виктор Денисов), Апсит (Александр Апситис), Кукрыниксы (Михаил Куприянов, Порфирий Крылов, Николай Соколов) и еще целый легион сатириков с кистью – в одном строю с красноармейцами.

Днем и ночью типографии штамповали лозунги: «Каждый удар молота – удар по врагу!», «Уничтожьте гадов!», «Смерть капиталу!», «Добей врага!»… Случалось, что плакат не поспевал за текущими событиями. В период наступления деникинцев, когда белые были уже под Орлом, меньше чем за двое суток был отрисован плакат «Враг хочет захватить Москву!». Но Деникин был отброшен Красной армией – и плакат остался не востребован.

Д. Моор «Царские полки и Красная армия. За что сражались прежде, за что сражаются теперь», 1919, многокрасочная литография

В 1919–1921 годах выпускались «окна РОСТА» – плакаты художников и поэтов Российского Телеграфного Агентства. Иллюстрированные телеграммы тиражировались с использованием трафарета и выставлялись в витринах пустующих магазинов. Были целые поезда-плакаты, «агитпаровозы» – расписанные карикатурами, с вагонами-складами революционной литературы, книжными лавками, типографиями, передвижным кинематографом.

При этом советские идеологи не брезговали заимствованием ненавистнических клише у капиталистической Европы. Популярнейший плакатный образ «паука-капиталиста» взят из брошюры немецкого социал-демократа Вильгельма Либкнехта «Пауки и мухи», где пауки – «господа, сребролюбцы, эксплуататоры, дворяне, богачи, попы, сводники, дармоеды всех родов».

Окнам РОСТА противостоял ОСВАГ – Осведомительное Агентство, основанный генералом Деникиным пропагандистский орган белогвардейцев. Здесь использовались иные плакатные приемы вражды: аллегории, символы, литературные аллюзии. Анархия – гидра, большевизм – чудовище, свобода – боярыня, белая армия – Георгий Победоносец. В витринах магазинов выставлялись портреты царских генералов. Портреты печатали также в виде открыток.

С большевистскими грубостью и примитивностью нарочито контрастировали сдержанность изображений и выверенность формулировок. К слову, вспомним советский кинофильм «Чапаев»: когда белому командиру докладывают о действиях «банд красных», тот сурово поправляет – «противника».

Белогвардейский плакат ОСВАГа «В жертву Интернационалу», 1919, цветная литография, подписанная нерасшифрованной авторской монограммой

Большевики насмешливо критиковали контрреволюционную агитацию, которая проигрывала в экспрессивности и доходчивости. Объективно проигрывала. «Буржуазные агитаторы, обращаясь к народным массам, всегда пытались разговаривать с ними на каком-то общечеловеческом “воляпюке”, который должен был объединить господ и рабов в “общей” их борьбе с врагами “свободы и справедливости”, за “родину и свободу”, – критически комментировал в 1925 году Вячеслав Полонский, один из первых исследователей советского плаката. – Оттого-то они постоянно пользовались терминологией, похожей на позолоченный орех: блестит, но ядра нет».

Красный террор – это не только физическое, но и словесное насилие. Все вокруг стало именоваться красным: эпитет утвердился в названиях газет и журналов, заводов и фабрик, колхозов и кинотеатров, теплоходов и поездов. Прежде означавшее «красивый» теперь значило «кровавый». Тоталитарный язык не ведал полутонов.