Сквернословие часто отождествляют с оскорблением, но это разные речевые явления, соотносимые приблизительно так же, как слова ругательство и обзывательство. Наиболее типичная и самая распространенная форма сквернословия – использование бранной лексики без выражения враждебности. Инвектива без намерения оскорбить, лишенная исходного прямого значения (десемантизированная) брань получила обобщенное терминологическое название эксплетива.
Бранные «присказки» нередко употребляются полуосознанно, механически, по привычке – для усиления эмоциональности, заполнения интонационных пауз, имитации смысловых связок. Такие выражения обладают особой экспрессией при минимуме смысла. Ср. просторечное определение крепкое (сильное) словцо. Отсюда другие названия эксплетивных единиц, используемые в научных работах: «детонирующие запятые», «словесные лубриканты», «междометийный мат».
В речевой повседневности бранный лексикон как бы распадается на множество «вербальных двойников» оскорбления – совпадающих с ним по форме, но лишенных агрессии. Так, брань может быть элементом флирта или проявлением кокетства. В толстовских «Казаках» Устенька игриво обзывает приобнявшего ее Ергушова «смолой» и «сволочью».
В неформальном общении эксплетива выражает дружескую фамильярность, шутливое подначивание. Здесь вспоминается колоритный персонаж «Республики ШКИД», который приветствовал сверстников не иначе как «здравствуйте, сволочи!».
Неагрессивная брань может быть и особой составляющей субкультурного речевого кодекса – своего рода паролем для опознания «своих» и устойчивым языковым клише. В этом случае она выполняет функцию речевого камертона, словесной подстройки. Так, классический диалог пиратов не обходится без любимого словечка «дьявол». С чего начал Том Сойер, решив сделаться пиратом? Стал использовать смачные ругательства.
Злоречием как таковым – в «чистом виде» (лат. per se) – сквернословие становится тогда, когда выражается в языковом насилии. Например, когда в подростковой компании нарочно выбирают самого застенчивого и заставляют материться на потеху остальным. Когда пассажиры вынуждены слушать мат в электричке, боясь сделать замечание и нарваться на драку. Когда лущат ругательства как семечки у подъезда, вынуждая страдать жильцов первого этажа. Отчасти навязанный характер имеет письменная нецензурщина – в виде повсеместных матерных граффити.
В качестве литературной иллюстрации можно привести сцену из рассказа Куприна «Корь». Схватив студента за руку и притянув к себе, доктор жарко нашептывает ему сальности о женщинах, наставляя поскорее вступить в интимные отношения. С трудом освободив руку, студент прерывающимся голосом заявляет: «Простите, Иван Николаич, а я… не могу таких мерзостей слушать. Это не стыдливость, не целомудрие, а. просто грязно, и. вообще не люблю я этого. не могу.»
В расширительном смысле к сквернословию относится также употребление вульгаризмов (лат. vulgaris – грубый, простой ^ vulgus – народная масса, толпа) – грубо-просторечных слов и выражений. Многие из них относятся к разряду неприличных, непристойных, в обиходе называемых «грязными».
Неприличным традиционно считается бесстыдное упоминание определенных частей тела (т. н. лексика «телесного низа»), физиологических отправлений (фекальная лексика), половых отношений (прокреативная лексика). В бытовом общении выражения последнего типа именуются скабрезными (лат. scabrosus – шершавый, шероховатый), похабными (старослав. похаб – дурень), сальными (фр. sale – грязный).
Интерес к подобной лексике считается естественным этапом взросления, не случайно ее еще называют «детской». При нормальном развитии человек проходит стадию сквернословия в раннем возрасте. Это общеизвестный интерес детей к «грязным» словечкам, многочисленные стишки, анекдоты, дразнилки «про пиписьки-какашки».
Перерастая из органичного свойства ребенка в поведенческий комплекс взрослого, сквернословие становится пороком (этическая система), грехом (религиозная догматика), а в повседневном общении – речевой игрой, словесным развлечением, «соревнованием в бесстыдстве». В повести Викентия Вересаева «Два конца» есть пара показательных эпизодов, в которых брошюровщики в типографии подтрунивают над старой опустившейся работницей. Они «смеялись и изощрялись в ругательствах, поддразнивая Гавриловну. На каждую их сальность она отвечала еще большей сальностью. Это было состязание, и каждая сторона старалась превзойти другую».
Скабрезное сквернословие может быть и специфической личностной чертой, индивидуальной особенностью – как, например, у Горького «В людях»: «Девица предлагала загадки, всегда скрывавшие какое-нибудь грубенькое бесстыдство, сообщала скороговорки, сливавшиеся в неприличное слово. Однажды кто-то из пожилых мастеров сказал ей: – А и бесстыдница ты, девушка! Она бойко ответила словами зазорной песни: Коли девушка стыдится, Она в бабы не годится…»
В русле фрейдистского подхода все это виды сублимации, схожие с визуализацией физиологии в изобразительном искусстве. Запечатлеть нечто, считающееся «стыдным» и не предназначенным для публичного обозрения, все равно что громко произнести непристойность. Живописные сцены интимного туалета подвергались осуждению наряду со сквернословием.
Франсуа Буше «Интимный туалет», 1760-е, холст, масло
Луи-Леопольд Буальи «Интимный туалет», ок. 1790, холст, масло
Интимное принято называть иносказательно. Изображенное на картине Буше дамское подкладное судно-бурдалу для мочеиспускания в отсутствие отхожих мест называли «дневной вазой» и «дерзким соусником». Похабство – противоположный полюс пуританства. На донышке того же бурдалу можно было обнаружить фривольные надписи вроде: «Он тебя видит, шалунишка!»
Показателен метафорический параллелизм: «стыдному» месту на теле – гениталиям соответствует «срам» на лице – открытый рот с торчащим языком. Неспроста народная мудрость предписывает почаще держать рот на замке, а религиозная догма остерегает от многоглаголанья. С этим представлением связаны также крайние формы христианской аскезы – молчальничество и самоусекновение языка.
Верно заметил полководец Суворов: «Где злословие – там, глядишь, и разврат». Впрочем, как и наоборот.