XVI

Впоследствии, пытаясь восстановить в памяти события того жуткого дня, профессор Адашьян, заведующий кафедры ксеноботаники МГУ, никак не мог вспомнить: что оторвало его от рукописи, над которой он работал с самого утра – кислотная вонь или то, что в помещении внезапно потемнело? И всякий раз приходил к выводу, что дело, скорее, во втором: светлая стена, от которой отражался падающий из окна свет, в считанные минуты затянула чёрная плёнка, выползшая из вентиляционной отдушины под потолком.

И запах, конечно – едкая кислотная вонь, слегка замаскированная характерным амбрэ, исходящим от клетки с кроликами.

Кролики были подопытные – профессор позаимствовал их у зоологов, и проверял на длинноухих образцы мутировавшей растительности на предмет токсичности и пригодности в пищу. Они и пали первой жертвой загадочного явления. Чёрная плёнка неспешно заползла в клетку и накрыла несчастных зверушек. Те заметались, забились так, что тонкие прутья клетки затряслись – и один за другим замерли. Кислотный запах усилился, на поверхности зловещей субстанции стали взбухать и лопаться крошечные пузырьки.

«Переваривает… – отрешённо подумал профессор. – А запах – это, вероятно, пищеварительный фермент. Кажется, что-то такое мелькало на семинаре…»

Он попятился к окну. Плёнка наползала – неспешно, со скоростью несколько сантиметров в минуту.

Неотвратимо.

– Помогите! Кто-нибудь!

Нет ответа.

– Ульяна! Олег! Где вы, чёрт подери? Вызывайте охрану, на помощь зовите!

Молчание. Они же на обеде, вспомнил профессор. Он же сам отпустил лаборантов… когда? Кажется, четверть часа назад. Значит, вернутся они…

Какая разница? К тому моменту плёнка переварит доктора биологических наук Адашьяна, как только что переварила кролей – и отправится по своим, плёночным делам.

Телефон? Вот он, на столе младшего научного сотрудника Нетребеева. До него не больше семи шагов, но четыре из них приходятся на чёрную мерзость, уже захватить половину лаборатории.

Окно? Добраться по карнизу до водопроводной трубы, спуститься…

Профессор Адашьян скосил взгляд наружу, вздрогнул и отбросил эту мысль. Двенадцатый этаж. До трубы – метра три. Карниз шириной в ладонь, и на нём вряд ли удержится его отмеченная многими научными премиями, но увы, не слишком спортивная и слишком уж упитанная особа…

– Спасите! Люди! Кто-нибудь!

На этот раз судьба не оставила своими милостями заведующего кафедрой ксеноботаники. Дверь, ведущая в коридор, с треском распахнулась, и на пороге появился доцент Шапиро. Профессор сразу его узнал – несмотря на бледно-рыжий клеёнчатый фартук (в таких обычно работали с реактивами), всклокоченную шевелюру и непривычно решительный взгляд. В руке визитёр держал огнетушитель с узким, длинным раструбом.

– Рот! Рот зажмите, Карен Адамович! И не дышите!

Раздалось пронзительное шипение, из латунного раструба ударила серая струя. В носу у профессора немедленно запершило, глаза заслезились, но он этого не заметил. Чёрная блестящая плёнка, затягивающая паркет, потускнела и распалась на множество отдельных лоскутков. Профессор ошеломлённо наблюдал, как эти лоскутки съёживаются, их края заворачиваются вверх, ссыхаясь неровной, ломкой коркой.

Шапиро отпустил рычаг и шипение прекратилось.

– Яков… кхе… простите, Яков Израилевич… Что это?… Что случилось?

– Пятно. – коротко завлаб. – Вот, отнесите в лабораторию и замените на свежий – боюсь, он нам ещё пригодится. И в охрану позвоните, наконец…

Он подал огнетушитель высокому парню в лабораторном халате.

«…кажется, новый лаборант… – припомнил Адашьян. – Он ещё был замешан в неприятную историю с гибелью студента…»

С некоторым опозданием профессор сообразил, что опасность миновала.

– Бога ради, Яков Израилевич! Что это за пятно такое?

– А вы разве не помните? – доцент потыкал ногой скукоженные лохмотья. Те захрустели, рассыпаясь в пыль. – Я же докладывал на августовском семинаре…

А ведь верно, вспомнил профессор. Именно Шапиро выступил тогда с докладом о необычных формах жизни, встречающихся внутри Садового кольца. И кто, как не он, доктор наук Адашьян, порекомендовал чересчур инициативному завлабу не отвлекаться и уделить больше внимания работам, стоящим в плане вверенной ему, доценту Шапиро, лаборатории?

– Помню, разумеется, не надо делать из меня склеротика! Но откуда оно взялось в ГЗ?

Доцент пожал плечами.

– Возможно, кто-то притащил? В моей лаборатории оно появилось четверть часа назад – вылезло из вентиляции. К счастью, мы как раз работали над экспериментальным образцом – я вам подавал докладную записку…

Профессор честно попытался вспомнить.

– Да-да, разумеется. Скажите, а этот ваш образец…

В коридоре забухали шаги, и в дверях возник давешний лаборант.

– Яков Израилевич, в охране говорят, у них сообщения то ли о трёх, то ли о четырёх Пятнах!

Шапиро чертыхнулся.

– Простите, Карен Адамович, всё потом. Надо прикончить эту пакость, пока она не расползлась по всему ШГЗ. А то как бы до эвакуации не дошло…

Повернулся – и убежал по коридору. Совершать подвиги во славу науки микологии.

Профессор Адашьян посмотрел вслед героическому завлабу и опустился на стул. Сил едва хватило на то, чтобы попасть ключом в замок сейфа и извлечь трясущимися руками склянку со спиртом.

* * *

– …там правда Пятна?

– А то как же! – ответил Яков Израилевич. – Зря, что ли, мы цельный день просидели над схемами ГЗ – выбирали, где бы устроить этот гармидер? Чтобы и шуму побольше, и без особого риска.

– И где?…

– Одно в общаге, на восьмом этаже, другое – в холле у почвоведов. И ещё два, поменьше – в коридорах Ректората.

Слушатели дружно захохотали.

– А если бы кто-нибудь пострадал? – Татьяна нахмурилась. Она явно не разделяла общего веселья. – Всё же опасные существа…

– Что вы, Танечка, как можно! – ответил Бич. – Вне Ковра они вялые и разрастаются крайне медленно. Мы эти почти сутки выращивали, прежде чем пустили в употребление.

– Отличная была идея – использовать Пятна. – подтвердил Яков Израилевич. – Если бы не Серёжа, уж и не знаю, что бы я делал…

– Мартина благодари. – добродушно отозвался егерь. – Без его талантов в обращении с Жезлом ничего бы у нас не вышло.

Он кивнул на стоящую в углу банкетку. На ней, укрывшись курткой, похрапывал виновник торжества.

– Только, ребята, уговор: ни слова об этой истории! обеспокоенно сказал Шапиро. – Дело даже не в Адашьяне – не нужно, чтобы кто-нибудь посторонний узнал о Жезле.

Егерь скептически хмыкнул.

– Как ты это себе представляешь? Стоит Мартину проспаться – и через пару часов всё ГЗ только об этом и будет говорить.

– Может, его немного подержать внизу? – неуверенно предложил Егор. – Подкинем ему ещё пару бутылок, глядишь, и позабудет…

– Пару бутылок? Мартину? Плохо ты его знаешь, Студент. Тут, клык на холодец, ящик нужен, не меньше. И потом: Яша, ты помнишь, чтобы он хоть что-то забывал?

– Не было такого. – подтвердил Яков Израилевич. – Наплетёт, нафантазирует, не без того. Но чтобы забыть – это вряд ли.

– А я о чём? – кивнул Бич. – Эрго – бибамус!

Он достал из ящика стола бутылку.

К егерю немедленно потянулись руки со стаканами, лабораторными мензурками и прочей посудой.

– Коньяк – из такой плебейской тары? – картинно возмущался егерь набулькивая в подставленную кружку ароматный коричневый напиток. – Да ты просто варвар, Яша! Вот уж от кого не ожидал…

– А что тебе не нравится? – доцент Шапиро понюхал обруганную посудину, и его физиономия расползлась в блаженной улыбке. – М-мм… превосходно! Армянский?

– Дагестанский. – сварливо огрызнулся Бич. – Армянского ты не достоин. Ещё бы из горлышка выжрал, шлемазл!

– Это закостенелые условности! – не сдавался завлаб. Его уже слегка развезло. – Коньяк из жестяной кружки – это добрая русская традиция!

– То-то ты, Яша, чистокровный русак…

– Я попросил бы без антисемитских выпадов! – немедленно возмутился доцент Шапиро.

– А расистские выпады, значит, можно?

– Какие ещё расистские?

– А кто давеча манхэттенских негров обзывал черномазыми обезьянами?

– Это совсем другое!

– У вас, расистов, всегда совсем другое…

– Разве в Манхэттене живут только чернокожие? – прервала назревающую перепалку Татьяна.

– Нет, конечно. – ответил егерь. – Там и латиносов много, и даже китайцев. Только они в других группировках, враждуют с неграми.

– А белые есть?

– Как не быть. Да вот хоть Студента своего спроси…

Он кивнул на Егора.

– Мы с ним на ВДНХ встретили как-то американца. Пиндосом его называют, колоритный такой мужик… Так он проторчал на Манхэттене год с лишним, работал в какой-то благотворительной организации, не припомню названия…

– «Волонтёры Леса». – сказал Егор. – Они наркоманов лечат, увечным помогают, то да сё. А чёрные их не трогают, типа нейтралитет.

– Кстати… – сказал Шапиро. – В ГЗ одна девица появилась, итальянка, учёный-медик. У неё грант на исследовательскую работу как раз от этих «Волонтёров». Она ещё на семинаре выступала, рассказывала, что собирается изучать Лесные недуги, в первую очередь – Эл-А.

– Любопытно… – оживился Егор. – Познакомите?

И охнул, получив чувствительный тычок в бок.

– Ну, ты чего… я же так, в шутку..

– Я тебе покажу шутки! – злобно прошипела Татьяна. – Итальянку ему… узнаю – убью обоих!

Ну, ты чего, в самом деле… – виновато повторил Егор. Ссориться с подругой не хотелось. – Я не для себя, для Майки…

– С каких пор она интересуется девушками?

– Да при чём тут девушки? Слышала, что Яков Израилевич сказал? Она же спец по Эл-А!

– Ну и что?

– Ну и то! Майка устраивает в Офисе, в Башне Федерации лабораторию, ей и пригодится!

– Эй-эй… – Майка пощёлкала пальцами. – Я вообще-то здесь, если что.

– Да, прости, конечно… – Егор обернулся к девушке. – Скажи, тебе ведь нужен медик, специалист по Эл-А?

– Надо прикинуть. Я пока не думала, чем мы будем заниматься.

– А чего тут думать? – с жаром заговорил Егор, опасливо косясь на «маузер», с которым Татьяна не расставалась даже в библиотеке. – Это ж золотое дно для учёного! А дети?

– Какие ещё дети?

– Те, что родились наверху, в Офисе. Обратила внимание, что среди них ни одного сильвана, не то, что в других общинах? И при том, у всех до единого – полный иммунитет к Эл-А! Чем не тема для исследований?

– А ведь Егор Семёнович прав. – сказал, глядя поверх очков, доцент Шапиро. – В самом деле, это до крайности любопытно. Пожалуй, я смогу убедить ректорат поддержать ваш, Майя, проект. Если, конечно, профессор Адашьян поспособствует…

– Куда он денется! – хохотнул егерь. – Он тебе, Яша, должен ноги мыть и воду пить!

– Опять эти твои вульгарности… – поморщился Яков Израилевич. Но, в целом верно: вряд ли он мне откажет. Только вот финансирование …

– Это как раз не проблема. – девушка беспечно махнула рукой. Я договорилась с отцом насчёт спонсирования. Деньги будут.

– Пенёнзы – то добже! – раздался голос с польским акцентом, и в лабораторию ввалились «партизаны». Впереди шёл Яцек с огромной корзиной – от неё распространялся вокруг одуряющий запах жареного мяса. За ним следовали остальные бойцы, навьюченные свёртками и корзинами. Замыкал процессию лешак Гоша в обнимку с большой бутылью. Её содержимое переливалось крошечными золотистыми искорками.

– Пшепраше, пан доцент, замешкались трохэ…

– Охрана внизу не пускала! – бодро отрапортовал Чекист. – Пять желудей содрали, жульё, ОБХСС на них нет…

– Погоди… – Майка решительно отстранила вещмешок, который командир «партизан» попытался поставить на стол. – Яцек, что с со Скайуокерами? Куда вы их дели?

– Всё в порядке, пани Майя… – ответил поляк и как бы невзначай взял девушку за пальцы. – Мы их в Тимирязевском пока устроили, сняли в трактире комнату с полным пансионом. Кормят ничего, прилично.

– Хорошо. Пусть пока там, поживут, а дальше видно будет.

Егор заметил, что руку она не отдёрнула.

«… молодчина, Обрез не теряет времени…»

Чекист развязал лямки вещмещка и одну за другой извлёк две бутыли с бледно-янтарной жидкостью.

– Добрынинская чача! – похвастал он. – Челый час торговался!

– Нет слов, мужики… – Яков Израилевич развёл руками. При этом очки сползли на кончик носа, придавая завлабу несколько комичный вид. – Ну, теперь у нас пойдёт веселье!