XV

– …я сразу подумал о Щукинской Чересполосице. Там, правда, границы Разрывов не видны, но кто сказал, что они все одинаковы?

Короче, я велел настрого снова заделать стену, и никого к ней не подпускать. Как при Генеральном. Тот, конечно, был изрядной сволочью, но тут всё сделал правильно.

– Разрыв, значит… отозвался егерь. На шестидесятом этаже, кто бы мог подумать…

– На шестьдесят седьмом. – поправил напарника Егор. – А Мартин, помнится, предупреждал, что Разрывы встречаются не только в Чересполосице. В Измайловском парке, кажется. И даже под землёй, на платформе станции «Рижская».

– Как же, припоминаю. – кивнул егерь. – Я даже проверить хотел, да не сложилось.

Он огляделся, не скрывая брезгливого выражения лица.

– Это же надо – так всё загадить! Да, Мартин настоящий талант…

За неделю, прошедшую с того дня, когда Егор навещал лабораторию, обстановка здесь изменилась разительно. На смену мрачной атмосфере секретного бункера пришёл застойный дух то ли общежития гастарбайтеров, то ли загаженного до последней крайности бомжатника.

Лабораторная посуда бесцеремонно сдвинута в сторону. Её место заняли тарелки с засохшими остатками еды, смятые бумажные стаканчики. На видном месте бесстыдно красуется засаленная газета с горкой рыбьих костей. Рядом – чашка Петри, доверху наполненная окурками. Довершали общую картину развешанные на бечёвках мокрые майки и трусы.

Яков Израилевич бросился в угол, где журчал струйкой воды незавёрнутый кран рукомойника.

– Погодите, мужики, я сейчас протру…

– Да брось ты, Яша… – отозвался Бич. Он выбрал стул почище и сел. – Тут на неделю работы, грязь выгребать. Вот проснётся – припашем…

И кивнул на притулившуюся за лабораторным стеклянным шкафом раскладушку, на которой уютно похрапывал автор всего этого безобразия. Рядом, на полу, красовалась батарея пустых бутылок. Знаменитый стакан стоял тут же – в отличие от прочей тары, относительно чистый.

Егор скептически покосился на спящего алкаша, но спорить не стал.

– Я вот о чём думаю: может, Генеральный своего паразита подцепил за Разрывом?

– Хотите сказать, что он там побывал? – оживился завлаб. – А что, версия…

– Мы навели справки: оказывается, Генеральный до Зелёного Прилива был обычным стажёром-продажником. А после как-то сразу набрал силу – люди стали его слушать, подчиняться…

– Да? Интересно. – равнодушно отозвался егерь. Он взял со стола запылённый лабораторный стакан и перевернул его. На столешницу выпал ссохшийся таракан. Егора передёрнуло.

– Кстати, образование, которое вы привезли, вовсе не паразит. – сказал Яков Израилевич. – Оно вообще не живое, что-то вроде органического шлака, омертвевшей ткани.

– Как это – не живое? – Егор недоверчиво уставился на миколога. – А откуда у Генерального такие способности? Голос этот гадский, силу внушения, массовый гипноз? Это же оно ему их давало!

– Вы уверены?

– А что ж ещё?

– Не знаю, не знаю. Настоящий виновник мог остаться в трупе. Вы его вскрывали?

– Нет.

Вид у Егора был виноватый.

– Вот видите! Так что тут ещё надо разбираться. Труп-то куда дели?

– Сбросили вниз, паукам на пропитание.

– Тогда молитесь, юноша, чтобы они его сожрали, раньше, чем это «нечто» выбралось наружу и прилепилось к кому-то ещё!

– Илииз самого Разрыва что-нибудь не повылазило. – добавил егерь. – Скажем, сгинувший ремонтник. И тоже с какой-нибудь дрянью на затылке.

Повисла тяжёлая пауза. Егор обвёл взглядом собеседников, вздохнул, порылся в кармане и выложил на стол небольшую куклу. Даже не куклу – примитивную детскую поделку: руки и ноги из грубо скрученных тряпичных жгутов, вместо головы – мешочек, украшенный пучком пакли.

Егерь наклонился, посмотрел – и отшатнулся, словно от пощёчины. Лицо его исказила гримаса крайнего отвращения.

– Кукла вуду? Откуда у тебя…

– Нашёл в ящике стола, в кабинете Генерального. Уже потом, после того, как увидел Разрыв. Заметьте – сделана недавно, даже запылиться не успела.

Яков Израилевич взял куклу и близоруко сощурился.

– Тут буква «М». – объявил он. – Это что-то значит?

– Майка. Так звали девушку, из-за которой мы полезли в эту клятую башню. Когда охранники захватили Огнепоклонников, Генеральный их допросил, и понял, что смута в офисе началась из-за неё. И решил принять меры… свои.

– Так вот откуда эта пакость… – голос у Бича сделался придушенным. – Манхэттенский, значит, Лес… Тамошние бокоры, пожалуй, повлиятельнее, чем друиды здесь, у нас. И, что характерно, обожают всякие гипнотические штучки…

Егор отобрал куклу у завлаба, взял двумя пальцами за «волосы» и покачал на весу, словно маятник.

– Когда мы с Татьяной отдыхали в Твери, я просмотрел несколько выпусков «Слова для Мира и Леса». Это немецкое телешоу, посвящённое Лесу, и один из выпусков был про Манхэттен. В том числе – про колдунов вуду, бокоров. Как они борются друг с другом и со жрецами-хунганами за власть, как держат в подчинении паству – с помощью наркоты, массового гипноза и таких вот куколок. Я тогда пропустил это мимо ушей – мало ли, что журналисты наплетут? О Московском Лесе, небось, и не такой вздор сочиняют… А как увидел куколку на столе у Генерального – словно глаза открылись.

– А что ж сразу не сказал? – недовольно спросил егерь.

– Так ведь сказал же.

Яков Израилевич стащил с носа очки. Вид у него был крайне недовольный. Казалось, сейчас он скажет: «Стыдно, молодые люди, повторять всякие глупости!»

– Стыдно, молодые люди, повторять всякие суеверия… – начал завлаб, но договорить не успел. Из-за стеклянного шкафа в углу раздалось громкое, сочное икание и невнятная ругань.

Мартин сидел на раскладушке и протирал опухшие глаза. От одного его вида захотелось потребовать рассола. Желательно – сразу трёхлитровую банку.

– А? чё? Где… ик… Манхе… ик… Манхэттен?

Он попытался встать, но потерпел неудачу и тяжело плюхнулся обратно. Пружины жалобно заскрипели, пустые бутылку со звоном раскатились в стороны.

– Манхэттен – это в Америке. – терпеливо ответил Бич. – Ты извини, у нас тут разговор, важный. Долго рассказывать.

– Эта… а чего рассска… ик… рассказывать?? Я и так… ик… всё слы… ик… слышал. Говно это всё. И разго…ик… разговоры ваши – говно. Тоже мне… ик… бином Ньютона! Она туда и… ик … и ведёт. И ещё…

– Она? Кто?

Егор почувствовал, что у него сдают нервы. Но Мартину было всё равно – лысый алкаш увлечённо пророчествовал, распространяя вокруг запах перегара и несвежих носков.

– Эта… которая… ик… нора. Крото… ик!.. кротовая. Черво… ик… точина Которые в Щукино… и в других… ик… местах.

– Мартин… – ласково сказал егерь. – Нам, клык на холодец, не до шуток сейчас. Можешь хоть раз, по-человечески объяснить?

– А я и обь… ик… объясняю. И в про… ик… в прошлый раз обья…ик… объяснял. Но вы же все…ик… умные, как папы Карлы, не слушаете! Теперь… ик… не жалуйтесь…

Он покачнулся, повалился обратно на раскладушку и оглушительно захрапел.

Собеседники переглянулись. Вид у всех троих был растерянный.

– Предлагаю пойти наверх. – решительно сказал Шапиро. – Не знаю как у вас, а у меня тут мозги не работают.

– Ты начальник, тебе виднее. – Егерь тяжело поднялся со стула. – А эту штуку ты, Студент, с собой не носи. Лучше вообще сожги, мало ли что…

– А Майке от этого вреда не будет? – обеспокоенно спросил Егор.

– Если кукла сделана для неё…

– Ты что, бокор?

– Вроде, нет.

– Вот и не пори чушь. Яша, где тут у тебя муфельная печь?

– Наверху, в лаборатории.

– Вот и пошли.

* * *

– А дерьмо этот ихний Манхэттен. – объявил Бич. – Деревья нашим не чета, так, недоростки – до двадцатого этажа и то не дотягивают. Вокруг всего острова стена, прямо из воды торчит. Метров десять в высоту, поверху колючка – как в старом фильме, не помню названия…

Он открыл заслонку муфельной печи, стоящей в углу лаборатории. Оттуда пахнуло жаром.

– «Побег из Нью-Йорка» – подсказал Егор. – В шоу, о котором я упоминал, тоже были фрагменты из него.

– Во-во, он самый. И бетону граффити, огромными такими буквами: «Black Lives Matter». Рядом члены и факи, оттопыренные средние пальцы. Тоже во всю стену. И не поленились же ребята…

Орудуя жестяной лопаткой, он выгреб содержимое печи и сыпанул в открытое окошко.

– Тридцать лет прошло, а всё никак не уймутся… – Яков Израилевич извлёк из стола бутылку коньяка. – Обезьяны черномазые… Мало им, что свой Лес изгадили – так теперь и к нам лезут!

– Готово. – Егерь вернул совок на место и тщательно вытер ладони. – Так-то оно вернее будет, клык на холодец…

Егор усмехнулся – жест с развеиванием пепла ветру был не лишён известного символизма.

– Если и куколка и та гипнотическая хрень действительно родом из Манхэттена – придётся с этим что-то делать. Верно, Студент?

– Угу.

Егор скрутил пробку, понюхал. Запах был восхитительным – егерь и завлаб разделяли пристрастие к хорошему коньяку.

– Тогда разливай.

Они, не торопясь, опорожнили стопки и по очереди оторвали по кусочку фруктового лаваша.

– Вот вы говорите – факи… – сказал Егор, заворачивая в липкий, пахнущую фруктами листок кусочек сыра. – Подумаешь, граффити, дешёвка! Вот пустить член с крылышками по стенам «Шайбы» – это да, это я понимаю…

– Это когда такое было? – заинтересовался Бич. Егор с удовольствием поведал ему скандальную историю, не упуская пикантных подробностей.

– А ничего так, с фантазией! – ухмыльнулся Бич. – Молодчина, Мартин, с огоньком. Жаль, я не видел…

– Молодчина… – Яков Израилевич наполнил стопку доверху и опрокинул – единым духом, словно самогонку. Егор при виде столь неуважительного отношения к благородному напитку удивлённо кашлянул. Завлаб же и бровью не повёл – сгрёб бутылку и повторил процесс.

– Что-то ты, Яша, того… – Бич недоумённо посмотрел на миколога. – …злоупотребляешь. Стряслось чего?

– Я же говорю, Мартин. Ему веселье, а мне завтра с утра на ковёр, в ректорат. Вот попрут меня отсюда – куда вы, охламоны, тогда денетесь? А ты – «молодчина»… сволочь он, и больше никто! Сколько раз говорил: трахаешь первокурсниц – и трахай, а студентов зачем плохому учить? Так нет же, никак не уймётся, самогонщик хренов…

На Якова Израилевича было жалко смотреть. Руки у него тряслись, за стёклами очков блестели неподдельные, самые настоящие слёзы…

«…а ведь это для него серьёзный удар. Доцент Шапиро, без преувеличения, душу вложил в свою лабораторию экспериментальной микологии…»

– Что-то я братцы, ни хрена не понял. – признался Бич. – А ну, колитесь, что у вас тут случилось?

Егор в двух словах изложил напарнику происшествие со взорвавшимся перегонным кубом. Егерь крякнул и задумался. Шапиро прикончил четвёртую по счёту стопку.

– Скверное дело, Яша. Неужели действительно могут снять с лаборатории?

– Ещё как могут. – миколог поднял бутылку, посмотрел на просвет, горько вздохнул и зашарил в ящике стола. – И вообще из Московского филиала могут выставить. Есть желающие…

– Слушай… – егерь помедлил. – ты образец Пятна изучить успел?

– Нет, когда? Так, глянул краем глаза. А что?

– Хотя бы определил – это грибница или нет?

Несомненно, грибница, хотя и сильно видоизменённая. – Яков Израилевич от удивления забыл о коньяке. – Но зачем тебе…

– Она живая? В смысле – образец жизнеспособен?

– Вроде, да Можешь сказать, наконец, что тебе нужно?

– Есть одна мыслишка.