X

Посреди стола исходило ароматным паром большое блюдо. Сергей принюхался.

– Грибное рагу?

Ева кивнула.

– Да, с бараниной, челноки доставили из Петровского. Кстати, они и сидра привезли. Будешь?

– Спрашиваешь!

Сидр из фермерского сельца Петровское, расположившегося по соседству с главной Обителью друидов, славился по всему Лесу. Баранина же считалась деликатесом – практичные лесовики предпочитали оленину и мясо диких кабанов.

Женщина вышла и вернулась с большим глиняным кувшином. Поставила между блюдом с рагу и глиняными тарелками, добавила к натюрморту миску с зелёным луком и пару высоких пивных кружек.

Пёс, уютно устроившийся под столом, принюхался, шумно втягивая носом воздух, выбрался, уселся – и изобразил на морде умильную улыбку, переводя взгляд с Евы на миску и обратно.

– А ну, кыш отсюда! – женщина сделала вид, что замахивается полотенцем. – Распустил тебя Витя! Что за манера – клянчить за столом? Вот выставлю наружу, будешь знать…

Пёс тяжко вздохнул и полез обратно под стол. Но не целиком – высунул кончик морды и преданно уставился снизу вверх на Сергея: «Хоть ты пожалей изголодавшееся животное…»

Егерь тем временем, завладел одной из кружек.

– Откуда такой раритет?

– Дядя Вова презентовал. Заходил дня три назад – вот, оставил.

– Солидная вещь! – Сергей с нескрываемым удовольствием рассматривал массивную, пузатую, толстого прозрачного стекла, посудину. Её гранёные бока уже покрылись капельками влаги – сидр был ледяной. Сергей причмокнул от удовольствия, представив, как отхлебнёт сейчас этой райской амброзии, как будет ломить от холода зубы…

– А вот я их уже не застал. Правда, что раньше они были в каждой пивной?

Ева кивнула.

– А ещё в них квас из уличных бочек наливали. А вообще, бестактно с твоей стороны напоминать даме о её возрасте. А я, между прочим, всего на восемь лет старше тебя!

Сергей удивлённо посмотрел на женщину. Он только заметил, как сильно изменилась «лекарша»: и раньше энергичная, подтянутая «лекарша», она сбросила десятка полтора лет. Кожа лица, ранее изборождённая морщинами, разгладилась, налилась девичьей упругостью, глаза живо блестели.

«.. вот что делает регулярная половая жизнь! Ну, Виктор, ну ходок…»

– Кстати, а где хозяин?

– Это ещё надо посмотреть, кто тут хозяин! – ухмыльнулась женщина. – Да ты пей, пока не степлился. А Витя сейчас наверху, с Седриком.

– Как он вообще? Седрик?

– Жить будет. Но ослеп навсегда – ферменты Пятна выжгли и глазные яблоки и сами глазницы. Остальному тоже досталось – ни губ, ни щёк…

Егерь вспомнил, как она, закусив губу, снимала заскорузлые, пропитанные кровью тряпки с месива, в которое превратилось лицо сетуньца. Как клочок за клочком срезала присохшие к сожжённым кистям рук бинты.

Ева села напротив и наполнила кружки.

– Что же ты белку не послал от набережной? Мы с Витей вышли бы навстречу, помогли. А то здесь, на болотах, всякие твари водятся…

Егор вспомнил схватку «палочника» и крокодилоподобного гада.

– Видел, довелось. А насчёт белки – я хотел, но Яська почему-то не ответила. А первой попавшейся я доверять не могу. Дело такое… деликатное.

– Что именно – не скажешь, конечно?

– Извини, пока не могу. Потом узнаешь, клык на холодец!

Ева понимающе кивнула. Она, как и сам Сергей, относилась к уважаемому в Лесу сообществу егерей. Члены этого замкнутого братства славились тем, что могли забраться в любой, самый дремучий, самый дремучий, самый недоступный уголок, разгадать самую головоломную загадку, одолеть любую, самую опасную тварь. К егерям обращались, когда требовалось выполнить особо головоломное поручение, за которое не взялись бы ни челноки, ни барахольщики, ни даже профессиональные отморозки, вроде охотников-сетуньцев. И егеря, как правило, справлялись, не болтая лишнего ни о личности заказчика, ни и сути задания. Профессиональная этика, ничего не попишешь…

Скрипнули ступеньки лестницы на второй этаж.

– Сергей, поднимись. – позвал Виктор. – Тебе тут хотят что-то сказать.

Хотя Нора и считалась общим владением егерей, ни у кого из них не было здесь апартаментов, комнат – словом, персональной территории. Исключение составляли, разве что, отгороженные уголки обширного подвала, где они держали необходимое в егерьской жизни барахло и всякий милый сердцу хлам, который таскать с собой несподручно, а оставлять, где попало, жаль. Навещая Нору, они ночевали в меленьких, на двоих, комнатках (их имелось на втором этаже башни целых четыре), а в дни общих сборов, когда места всем на хватало – довольствовались топчанами на полу в общем зале.

На этот раз Сергей оказался единственным посетителем – Ева была не в счёт, она часто неделями просиживала в своей подвальной лаборатории, так что Седрика уложили в одной из гостевых комнат.

– Он почти не может говорить. – шепнул Виктор, пропуская егеря вперёд. – Я всё утро с ним просидел, пытался хоть что-нибудь понять.

Егерь пододвинул табурет и сел. Сетунец, видимо, услышал посетителей – марлевую маску прорезала чёрно-багровая щель, оттуда донёсся клокочущий хрип, в котором едва угадывалось что-то осмысленное.

– Хр-р-р… п-пич… … ты…

– Он это, он… – Виктор наклонился к лежащему. – Бич. Что хотел-то?

– …хф-ф… пичш-ш… хофел фаст-ф-фелиться… палть-тсефф… неф-фт…

– Говорит: «хотел застрелиться, но нечем». – тихонько пояснил Виктор. – Пальцев нет потому что.

Егерь кивнул. Когда Седрик угодил в Пятно, кистям рук, не защищённым даже перчатками, досталось особенно сильно. Агрессивный фермент сожрал кожу, мясо, связки, даже хрящевую ткань – и когда они стали снимать повязки, разъеденные до кости фаланги пальцев отваливались вместе с бинтами, оставляя кровящие огрызки.

«… может, и правда, лучше было дать ему умереть? Без рук, без глаз, почти без голоса – разве ж это жизнь для гордого лидера Сетуньского Стана?..»

– х-фр-р… леш-шакх-офф… позф-фать..… п-пич..… офеш-шали… помоч-ш-ш,… еф-фсли ш-што….

– Он это всё время повторяет. – прошептал смотритель, наклонившись к плечу Сергея. – Просит позвать лешаков – вроде, они обещали ему помочь. А чем— я так и не понял.

– Зато я понял. – егерь осторожно, стараясь не коснуться повреждённой кожи, потрепал сетуньца по плечу. – Не волнуйся, Седрик, я всё устрою, клык на холодец! Ты полежи денька три- четыре, сил наберись. До Терлецкого урочища путь неблизкий.

Сергей с Виктором устроились за столом в общем зале. Ева за занавеской громыхала посудой, а пса не было вовсе – он, сообразив, что со стола ничего не перепадёт, шмыгнул на двор, намереваясь, видимо, изловить что-нибудь съедобное. Например – зазевавшегося цыплёнка. Две дюжины жёлтых пуховых комочков егеря доставили в нору по заказу Смотрителя в большой плетёной корзине. За две недели это число уменьшилось вдвое – и не в последнюю очередь, стараниями хвостатого бандита.

– Ты же, вроде, знаком с лешаками? – спросил Сергей – Да вот, хоть Лешачонок – тот, в Грачёвке. Припоминаешь?

Не… – Виктор покачал головой. – Я тогда валялся в отключке. Когда пришёл в себя – не было уже никакого Лешачонка. И левой руки у меня тоже не было. Но про лешаков слышал, конечно, Ева рассказывала. Она, оказывается, близко с ними знакома, даже в гостях доводилось бывать.

– Это редкость. – согласился Сергей. – Лешаки к себе редко кого пускают. Терлецкое урочище у них вроде заветного места, там их деревья.

– Их деревья? Это как?

– А Ева тебе не объяснила?

Виктор помотал головой.

– Недосуг было. Она и о самих-то лешаках так, вскользь…

– У каждого лешака есть своё дерево. Он с ним связан покрепче чем мы со своими родителями. Если дерево срубить – лешак тоже умрёт, а по-другому их убить очень трудно. Потому они чужих туда и не водят – опасаются.

– Ясно. – Виктор кивнул. – заветное, значит, урочище… А Седрик тут при чём?

– А при том, что сделаться лешаком можно только там. Сам-то я не видел, Гоша рассказывал. Гоша – пояснил Сергей, – это мой знакомец, тоже лешак. Он на Воробьёвых живёт, помогает университетским ботаникам. Надо, чтобы собрались все лешаки, сколько их есть в Лесу, и выбрали для новичка дерево. Потом они с ними что-то делают, и через пару недель у человека кожа начинает превращаться в древесную кору. Ну и другие изменения тоже…

– Типа мутации?

– Нет, тут другое. Мутант – тоже человек, только сильно изменившийся. А лешаки – они не люди, совсем. Многие держат их за эдаких бомжей Леса, забавных и безобидных. А на самом деле они…

– …не такие уж и безобидные? Как в сказках: леший людей по лесу водит, путает, с дороги сбивает?

– Ерунду не говори! – возмутилась Ева. – Лешаки отродясь никому зла не делали! Они такие и есть: смешные, порой придурковатые, мхом с головы до ног заросли. Чем, в самом деле, не бомжи? А вот о том, что лешаки – это посредники между людьми и Лесом, никто и не догадывается. Только мы, егеря, да ещё друиды.

– Посредники? Это как?

Ева долила сидра в опустевшие кружки. – Лес через них общается с людьми. Так-то он всё время за нами наблюдает, видит, слушает. Но чтобы вот так, напрямую – говорить, обмениваться мыслями – для этого и нужны лешаки.

– Ясно… – вид у Виктора был несколько ошарашенный. – Так Седрик хочет стать лешаком?

– А что ему остаётся? Болячки его Лес залечит, даже глаза вернёт. Были уже случаи.

– И как же нам его туда отправить? В это, как его…

– Терлецкое урочище. – подсказал Сергей. – Это уже моя забота. Вот закончу дела, найду Гошу, что-нибудь придумаем. Лешаки – они вообще многое могут. Если захотят, конечно. Одно любопытно: за какие заслуги, лешаки пообещали Седрику помощь?

И замолчал, задумчиво ковыряя ногтём трещину в столешнице. Виктор терпеливо ждал.

– Пожалуй, я догадываюсь. – сказала Ева. Был слух: лет пятнадцать назад завелась в Терлецком урочище какая-то тварь. Деревья калечила, лешаков туда не пускала. Вот они и обратились к сетуньцам. Седрик тогда только-только основал Стан и готов был взяться за любое, самое опасное дело, лишь бы показать себя. И, видимо, справился, раз лешаки ему по сей день благодарны.

– Что-то такое припоминается… – задумчиво произнёс егерь. – правда, я не знал, что речь о Седрике. Выходит, задолжали ему лешаки?

Ева кивнула, встала и начала собирать посуду.

– Выходит, задолжали. И, знаешь что? Я даже рада, что всё вот так обернулось. После наезда на тебя Седрик стал изгоем. Сетуньцы его бы назад не приняли, а золотолесцы и вовсе постарались бы под шумок убрать. Зачем им свидетель, да ещё и такой… информированный?

– Пожалуй. – согласился Сергей. – А тут ещё и эта история с Крем…

И умолк на полуслове, словно прикусил язык.

– С Кремлём, значит? – Ева сощурилась. – История? Ну-ну… а ты не боишься в такие игры играть?

– Боюсь. – честно признался егерь. – До одури боюсь, клык на холодец! Только вариантов-то нет – раз уж взял карты, так изволь играть до конца. «Не очко меня сгубило, а к одиннадцати туз» знаешь такую присказку?

Виктор озадаченно смотрел на собеседников.

– Вы это о чём сейчас, а? Кремль, тузы какие-то, очко… может, объясните?

– Не бери в голову. – Сергей в два глотка дохлебал сидр и отдал опустевшую кружку Еве. – Придёт время – всё узнаешь, а пока рано. Да, у вас найдётся почтовый конверт? Надо отправить пару слов с белкой на Речвокзал.

– Поищем. – ответила Ева. – Тебе с маркой?

– Да хоть какой.

Дверь скрипнула, приоткрываясь. В щель просунулась собачья морда – виноватая, умильная. На усах и в шерсти, возле уха застрял цыплячий пух.

– Опять… обречённо вздохнул Виктор. – Это уже седьмой. Или восьмой, не помню. Ну Улан, ну, паршивец… а ну, иди сюда!

Он попытался сграбастать преступника за загривок, но тот был начеку – ловко вывернулся и юркнул за дверь. Виктор запустил вслед веник. Но пса уже и след простыл – только жёлтое пёрышко колыхалось в воздухе, медленно опускаясь на коврик-половичок.

– Улан? – удивился егерь. – Это ты его так назвал?

– А как его ещё называть? – Виктор сокрушённо помотал головой и уселся на стул. – Не Гусаром же…