Допрос в кабинете Генерального, большой комнате, обставленной громоздкой мебелью, с большущим, во всю стену, окном, слился для Люка в непрекращающийся полубред-полукошмар. Вот его, как мешок, швыряют в огромное, обтянутое чёрной кожей кресло. На соседнее кресло усаживают Лею – та утыкается лицом в скрещенные руки, плечи содрогаются от рыданий. Вот выплывает из него круглое, словно полная луна, лицо Генерального, и в уши льётся, вползает, забирается знакомыми скользкими червячками негромкий, сочувственный говорок…
«…мы всё понимаем: молодость, стремление прикоснуться к неизведанному… все прошли через это, только у нас-то молодые годы пришлись на тяжёлое время, когда жизнь в Офисе только налаживалась. Думаешь, нам тогда не хотелось вниз, вверх, прочь из ловушки, которой стала для нас башня? Хотелось, да ещё как! Но, поверь, мальчик, внизу нет ничего, кроме смерти – ты бы видел эти лестничные пролёты, заваленные скелетами! Люди шли вниз и умирали, умирали, … теперь там – только ядовитые твари, тебе ли не знать, ты ведь водопроводчик …
…но как же так, пытался возражать Люк, с трудом продираясь сквозь липкую паутину слов, ведь она прилетела издали – и там тоже живут люди, много, повсюду…
…не верь, звучало в ответ, это всё ложь, выдумка – и выдумка неумелая. Вы слишком неопытны, слишком мало знаете, не умеете отличить ложь от правды, мечты от реальности. И этим пользуются те, кто желает зла вам самим, нам всем, нашему Офису…
…но она столько рассказывала, и всё это не может быть выдумкой, слабо сопротивлялся мальчик. А как же брат и сестра Скайуокеры и их друг, капитан Соло? Как же вопросы, на которые у прилетевшей издалека девушки всегда находятся ответы – ясные, расставляющие всё по местам?
…ты просто не умеешь задавать нужные вопросы, успокоительно отвечало лицо-луна. Приведи меня к ней, и я спрошу и тогда ты поймёшь, кто прав, кто твой настоящий друг, а кто обманывал …
…но вы же их всех убьёте, из последних сил пытался крикнуть Люк, но вместо крика выходил только шёпот. Я знаю, я видел: скормите всех волосанам – и стариков-даунов, и Майку и кузнеца и его дочку. Вы и нас с Леей им скормите, как только узнаете, что хотите…
…ну что ты, мальчик, удивлялся собеседник, как ты можешь так думать? Все вы, дети, выросшие в Офисе – и мои дети тоже, а ведь даже такие отвратительные твари, как руколазы защищают своих детёнышей! Мы просто хотим вас защитить – от обмана, от роковой, возможно, смертельной ошибки. А насчёт даунов не волнуйся: если они не станут сопротивляться, мы просто прогоним их обратно на древолианы, и пусть живут себе, как им хочется. Ты, главное, покажи, как попасть к ним, не поднимая тревоги. Тогда обойдётся без схватки, и никто, в особенности, твои друзья, не пострадают. Вас простят – поругают, конечно, возможно, переведут на день-другой на какие-нибудь тяжёлые работы – но ведь у нас в Офисе любая работа почётна, не правда ли? Особенно такая, как ваша – где мы ещё возьмём таких умелых, таких опытных водопроводчиков? Вот и Офис-Менеджер просит за вас, переживает, беспокоится, и мы, конечно, пойдём ему навстречу…
… тогда ладно, согласился Люк. Раз вы пообещали – я помогу вам, проведу наверх в обход ловушек, покажу, как преодолеть завалы на лестничных пролётах. Только пообещайте, что…
..конечно-конечно, звучал в затянувшей всё вокруг мути голос, мы тебе обещаем, не волнуйся, всё-всё будет хорошо…»
Люк пришёл в себя от того, что в лицо ему плеснули водой. Отфыркался, попытался вытереть глаза – мешали стягивающие запястья стальные браслеты.
«…откуда они появились? И где это я?..»
Осознание происшедшего накатывало, накрывая с головой. Фрагменты бредового разговора выплывали в памяти резкими, рваными эпизодами, словно на экране кино, про которое столько рассказывала Майка.
– Ну что, понравился тебе мой коктейль? – насмешливо поинтересовался Генеральный.
Люк сглотнул и скривился от отвращения – рот заполняла незнакомая горечь.
– Че-ем… чем вы меня опоили?
– Вполне безобидным питьём, уверяю тебя!
Генеральный поднял пухлые ладошки в успокоительном жесте.
– Немного горчит, зато имеет полезнейшее свойство: помогает человеку расслабиться и откровенно отвечать на любой вопрос. Конечно, если уметь правильно его задать. А я умею, уж поверь…
– Значит, я всё вам…
– Не сомневайся, всё до последнего словечка! – радостно подтвердил собеседник. – А вот на твою сестру он, представь, не подействовал – какие-то особенности организма. Странно и весьма, весьма неприятно…
«…неприятно? Что за вздор? Что может быть неприятного в красавице Лее, с её чудесными пушистыми волосами, с бездонно- фиолетовыми глазами, в которых так и хочется утонуть?..»
– …да, неприятно… – продолжал Генеральный. – Впрочем, с этим у нас ещё будет время разобраться. А пока, юноша, надо выполнять обещание. Что вы мне обещали, не припоминаете?
Сзади послышались сдавленные звуки – будто кто-то пытался кричать, плотно зажав рот ладонью. Люк попытался повернуть голову – и не смог. Виски, затылок ломило невыносимо. Шея болела так, словно он проспал целую ночь, скорчившись в неудобной позе.
– Вижу, что не припоминаете. Ну, так я могу и напомнить: вы пообещали провести наших людей наверх. Надеюсь, не передумаете?
Люк сумел справиться с собой, повернулся – и увидел скорчившуюся на диванчике у стены сестру. Руки её, как и его собственные, стягивали наручники, рот был заткнут тряпкой. В глазах, обращённых на брата, плескались ужас, гнев и отчаяние.
Наручники с них сняли – «куда вы теперь денетесь, голубки!» Деться, и правда, было некуда: Люка и Лею погнали по коридорам, мимо поста охраны, вверх, по закопченным лестничным пролётам Погорелых этажей. «Коктейлем» больше не угощали, но всякий раз, когда Люк пытался упираться, отказывался идти дальше, повторялось одно и то же: Генеральный хватал его за плечи и говорил, говорил, втискивал в уши, в мозг своих червячков – Люк забывал о протестах, и послушно шагал дальше, с трудом переставляя одеревеневшие ноги.
В последний раз этот кошмар повторился перед тем «секретным» завалом. Где-то на краю сознания раздражающей мухой жужжали крики Леи: «Братик! Не надо! Не показывай им!..». Но настырные червячки сделали своё дело: он только запомнил, как отошёл в сторону, пропуская одного за другим охранников, ныряющих в ощетиненный ржавыми арматуринами лаз. Генеральный успокоительно потрепал его по плечу – «ну вот, а ты боялся…» – и подтолкнул вперёд. И Люк послушно полез, цепляясь за острые железяки. Но, видимо, мутные червячки отняли слишком много сил, и он повалился безвольным кулём в нескольких ступенях от служебной площадки, где заканчивается последний лестничный пролёт… заканчивается всё…
На этот раз никто не поливал Люка водой. Он не знал, сколько провалялся без сознания. Видел только быстро темнеющее небо над головой – вечереет, а из Офиса они вышли примерно… в семь? В восемь? Часы у него отобрали ещё в караулке. В любом случае, они на верхней площадке, а значит, самое страшное уже произошло – поселение даунов вместе с Большим Костром, домиками, кузницей, захвачено охранниками Офиса. Сквозь дурман беспамятства Люк слышал рыдания женщин, вопли детей, какие-то резкие, сухие хлопки, но совершенно не помнил, что творилось вокруг.
Под боком у Люка завозились. Он скосил глаза – Лея.
– Ты не думай, я тебя не считаю предателем! – горячо зашептала девочка. – Я видела, это всё он, Генеральный. Вот говорила тогда, на лиане, а ты не верил…
Люк припомнил тот разговор – вечером, после казни, тогда Лея рассказывала о «жутких» глазах Генерального».
«… а ведь права оказалась, права!..»
Они лежали на бетоне, словно кули с тряпьём. Мальчик попытался приподняться, сесть, но попытка была пресечена жёстким пинком под рёбра.
– А ну, лежи спокойно, сопляк!
– Стерегут… прошептала Лея. – Я всё видела: ворвались сюда, и сразу стали бить дубинками и заточками. Кто кинулся на них с голыми руками – тех убили, остальных посбивали с ног и загнали в большой дом…
«Большим домом» дауны называли хижину, где хранилась разная хозяйственная утварь. В ветреные или дождливые дни там устраивали вечерние посиделки.
– И кузнеца тоже закололи… – продолжала Лея. – Он успел схватить молот и стал отмахиваться. Охранники долго не могли подойти, но потом кто-то бросил ему в спину кусок бетона. Кузнец упал на колени, и тут они все накинулись и забили насмерть.
– А его дочка?.. – Люк вспомнил о своей юной подруге.
– Вроде, жива. Когда отца убили, она обняла его и не хотела отпускать – так её оторвали силой и затолкали в хижину, остальными.
– Пол тоже с ними?
– Нет, его куда-то увели. А с ним – двух ребят-огнепоклонников. Они пытались отбиваться, но разве ж с этими громилами сладишь? Навалились, скрутили… А ещё… – Лея тоненько вздохнула. – Пумбу убили.
– Пумбу? Он-то им что плохого сделал?
– И ещё как сделал! – в голосе девочки мелькнула гордость за любимца. – Сначала он просто бегал вокруг и ничего не понимал – наверное думал, что люди так играют. А когда охранники стали избивать Пола – кинулся на них и ка-ак полоснёт клыками! Одному ногу от колена до бедра распорол, столько крови было… Ну, его и закололи. А тот, с гнилыми зубами ещё и скомандовал: «Тушу, тушу прихватите, чтобы мясо не пропадало…»
– Ясно… – Люк сумел незаметно повернуться на другой бок, и теперь видел часть площадки, чадящий паром Большой Костёр (нападавшие сразу залили его водой), хижины и большую, лаково отсвечивающую красную лужу крови бетоне. Видимо, на этом месте принял свой последний бой храбрый Пумба.
По бетону простучали подошвы. Люка больно схватили за плечи, встряхнули, поставили на ноги.
– Тащите обоих сюда! – гнилозубый стоял в позе победителя и командовал, широко разевая щербатую пасть. Вонь чувствовалась даже на расстоянии в несколько шагов. – Начальство желает побеседовать с нашими птенчиками!