XI

– Это зеркало солнечного конвектора, системы отопления, на солнечной энергии. – объяснял Люк. – на Верхних Этажах таких много – стоят снаружи, на фасадах, на кронштейнах. В Офисе с их помощью получают горячую воду и пар.

– Ну и зачем нам эта штуковина? – Майка взвесила на руках полутораметровый кусок металлического жёлоба с зеркально полированной внутренней поверхностью. – Нетяжёлый…

Пол оказался прав: костёр, разведённый на краю площадки, то задувало ветром, то прибивало пламя к земле, так что оно вряд ли было видно снизу. Приходилось защищать огонь от ветра плетёными загородками, то и дело передвигая их с места на место – здесь, на высоте, ветра не отличались постоянством, то и дело меняя направление.

– Это очень просто. Вот, смотрите!

Люк взял три обрезка жёлоба и поставил их стоймя так, чтобы они образовали цилиндр диаметром в полтора метра и с широкой щелью.

– В центре разводим костёр. Получаются сразу две выгоды: огонь со всех сторон защищён от ветра, а зеркальные внутренние поверхности дают яркий пучок света. Направим его в нужную сторону, и пусть попробуют там, внизу, не заметить!

– А ведь толково придумано. – Майка удивлённо посмотрела на Люка. – ну, ты голова, Скайуокер! Это же маяк!

– Что-то?

– Вы и это не знаете?

Лея пожала плечами. Было очевидно, что она, как и прочие «водопроводчики», слышит это слово впервые.

– Это такая башня с зеркальным фонарём на верхушке – их ставят на морском берегу, чтобы показывать путь кораблям.

– Где-где ставят?..

– Ладно, забей. – Майка махнула рукой. – Главное – идея правильная, проверенная. И как это я сама не додумалась?

Люк не ошибся – собранный «маяк» исправно давал яркий пучок света, потребляя дров втрое меньше открытого огня. Он предложил приладить к «фонарю» шторку, чтобы сделать его свет мигающим – так гораздо больше шансов, что его заметят.

Одна беда – зеркальная поверхность быстро покрывалась копотью, и надо было по одной менять панели от отдраивать их до прежнего блеска. Местные обитатели, дауны, помогали Майке с дровами, но возиться с самим «маяком» не спешили. «Они просто боятся, – сказал как-то Пол. – Привыкли опасаться того, что приходит снизу, вот и не ждут от твоих друзей ничего хорошего…»

Пришлось установить график дежурств: пока двое «водопроводчиков» занимались рутинной работой низу (их прежние обязанности никто не отменял), третий проводил наверху целые сутки, помогая Майке управляться с «маяком».

Требовалось, однако, как-то объяснить регулярное отсутствие водопроводчиков дома. Выход нашёлся быстро: Люк заявил, что для обслуживания верхних звеньев подвесных трубопроводов бригаде необходима «техническая база» – и оборудовать её непременно надо там же, наверху. Дядя Антон, поворчав немного для порядка, согласился, и даже выписал для этой цели кое-какое оборудование. Отлучки наверх превратились таким образом в плановые дежурства, о чём Люк аккуратнейшим образом делал записи в журнале учёта рабочего времени.

Порой к дежурствам у «маяка» присоединялись и Огнепоклонники – помогали поддерживать огонь, ворочать шторку, чистить закопченные до черноты зеркала. А в перерывах заворожено слушали Майкины рассказы о жизни внизу.

Во время одного из дежурств Лея пожаловалась, что её волосы насквозь пропахли гарью, и избавиться от этого запаха не удаётся никакими средствами. Девочка чуть ли не в слезах выспрашивала у многоопытной Майки – что делать с эдакой напастью?

– Эх, подруга… – мечтательно улыбнулась гостья. – Сейчас бы ванну с ароматической солью, шампуни, гели для душа. Вот тогда бы я показала – что делать…

– Интерсено, что?.. – заинтересованно спросил Люк.

– Маленький ещё! – Майка со смехом оттолкнула парня. – Подрастёшь – узнаешь! А вообще, странно, что девушки у вас совсем не знают парфюма. Я читала, даже дикари в джунглях…

– Мы знаем! – заспорила Лея. – У меня даже пудра есть. Помнишь, Люк, я нашла на восемьдесят втором этаже? Только растолочь так и не успела, столько всего навалилось…

– Ну, раз пудра, тогда беру свои слова назад. – великодушно согласилась гостья. – А флакон шампуня нам с тобой не сейчас точно не помешал бы. Хорошо хоть, горячей воды вдоволь, можно не экономить…

Майка развела бурную деятельность. Велела поставить на огонь большой жестяной бак, а когда он стал закипать – всыпала в воду горсть перетёртых в порошок пахучих листочков и ягод, которые днём собирала на ветвях древолианы. Попросила мальчиков принести ещё один бак с холодной водой, потом отгородила будущую баню плетёными загородками – и направилась туда, на ходу стаскивая через голову рубашку.

– Я помогу! – засуетился Пол.

– А ну, кыш!..

Гостья обернулась, продемонстрировав обнажённый, весьма привлекательный, бюст.

– Ещё один озабоченный сопляк на мою голову… Пошли, дорогуша, а эти пусть тут дожидаются. – кивнула она Лее. – Если кто вздумает подглядывать – пеняйте на себя. Мне-то что, любуйтесь, сколько влезет, а ребёнка не смущать!

И подтолкнула смутившуюся вконец Лею к занавеси, из-за которой валили благоухающие травами клубы пара.

Жизнь «водопроводчиков» – странное, двойное существование – постепенно вошла в размеренную колею. Теперь Люк с нетерпением дожидался своей смены – «сутки через двое», как сказали бы в другом месте и совсем в другое время. Ночью он помогал Майке возиться с маяком, изо всех сил стараясь не думать: почему неведомые обитатели Леса упорно не видят их сигналов? Конечно жители Медицинского сада вряд ли рассматривают по ночам тёмные громады небоскрёбов – но как же хотелось, чтобы мигнул ответный сигнал, давая понять, что они замечены и поняты! Майка всё видела и старалась воодушевлять помощника: «Ну-ну, Скайуокер, не распускай нюни – и да пребудет с тобой Сила!»

Зато Люк нашёл занятие по душе, напросившись в ученики к кузнецу. Тот охотно принял его, и примерно неделю мальчик смог презентовать сестре горсть новеньких стальных наконечников, собственноручно откованных и закалённых в синем тягучем масле древолианы.

Надо было видеть восторги Леи: теперь её стрелы могли навылет продырявить любого волосана. К наконечникам прилагался нож: Люк сам его отковал и закалил – длинный, слегка изогнутый, отлично держащий заточку. Кузнец-даун посоветовал заменить привычную ручку длинным, согнутым в петлю череном-хвостовиком. «раньше, до Зелёного Прилива, такие ножи называли «куябриками». – объяснил он. – Немного непривычно, но когда приспособишься – оценишь. А рукоять, чтобы не тёрла ладонь, обмотаешь кожаным шнуром».

Люку по-настоящему нравилось работать с металлом, и теперь он остро жалел, что в Офисе действует запрет на огонь… А может уйти жить к даунам? Кузнец, которому успел полюбиться новый подмастерье, уже сделал ему предложение: «сына у меня нет, передам тебе секреты ремесла. Станешь мастером, люди будут уважать, хоть здесь, хоть внизу, кузнецы везде нужны. Захочешь – и дочку за тебя отдам. Она у меня умница и красавица, подрастёт – хорошая жена будет…»

Люк, конечно, замечал, какие взгляды бросет на него четырнадцатилетняя дочь кузнеца, и даже дважды приглашал её на танцы, которые устраивали по вечерам возле Большого Костра. Рана, оставленная в его сердце безнадёжной привязанностью к сестре, постепенно подживала. Майка, от которой ничего не могло укрыться, то и дело подначивала его: «давай-давай, Скайуокер, не теряйся, не упусти девчонку, потом локти кусать будешь…». А Пумба (минипиг окончательно переселился наверх) поддакивал ей, хрюкая и тыча Люка пятачком в колено: мол, не грусти хозяин, я тут, если что – любого за тебя на куски порву…

* * *

Люка и Лею схватили в кабинете Офис-Менеджера. В этот день была очередь Пола дежурить наверху; Люку вахту возле маяка, он передал просьбу дяди Антона: зайти, чтобы обсудить прокладку новых подвесных ниток водопровода.

«…вот, называется, и зашли…»

Всё произошло так неожиданно, что они даже не пытались сопротивляться. Люк наклонился над книгой-ведомостью, чтобы поставить закорючку в графе «ознакомлен», когда за спиной забухали тяжёлые башмаки, и крепкие, как кузнечные клещи, пальцы, вцепились ему в локти. Пронзительно завизжала Лея, которую захал под мышкой верзила-охранник (тот самый, с гнилыми зубами, подмигивавший им в день казни), из-за спин донеслось бормотание дяди Антона: «Что это всё значит, не трожьте…» – а Люка уже волокли по коридору. Мелькнула мысль: «Жаль, Пумба наверху, сейчас бы он их располосовал…», распахнулась дверь комнаты охраны – и обоих швырнули на длинную, во всю стену, дощатую лавку.

– Ну что, детишки-шалунишки, доигрались? – гнилозубый горой навис над ними, уперев волосатые кулачища в бока. – Думали, вы самые хитрые, а мы, дурачки эдакие, ни о чём не догадываемся?

Вонь из щербатой пасти была невыносима. «Ещё чуть-чуть, и меня вырвет… – отрешённо понял Люк. – Они тут что, никогда зубы не чистят?»

– Ты рожу-то не криви, не криви! – гнилозубый заметил реакцию мальчика. – Своё-то дерьмо не воняет, так, что ли? Ан нет, малый, воняет! По запаху-то мы вас и распознали! Мозгов не хватило додуматься?

Люк сначала не понял, о чём говорит громила, а догадавшись – обмер от страха.

«…ну конечно – запах костра, запах золы, гари, пропитавшие их одежду, волосы, даже кожу! Тот запах, на который жаловалась Лея, и который так и не удалось вывести с помощью Майкиных ароматических травок…

…какие же они болваны! И отрицать бессмысленно – ни один законопослушный обитатель Офиса попросту не может пахнуть ни чем подобным – здесь открытого огня попросту нет. А уж тем более – кузнечного горна с его древесным углём и железной окалиной…»

Гнилозубый подтвердил его догадку:

– Были бы не водопроводчики, а фермеры – хрен бы мы что заметили! От них свинячьим дерьмом за цельный коридор разит – от них и грибников, те тоже в помёте копаются, в удобрениях… Но выто чистенькие, всё время возитесь с водичкой, поливаете друг друга, что твой душ! Вот запах вас и выдал…

Люк заскрипел зубами: «Попались, попались как последние болваны…»

Гнилозубый довольно ухмыльнулся во всю свою щербатую пасть.

– Ну что, понял, что не отвертеться? Давай, парень, колись, как ореховая скорлупа. А будешь упираться – я сестричку твою допрошу… наедине. Она ласковая такая, мяконькая, всё мне расскажет.

Он повернулся к скорчившейся в углу Лее.

– Ты ведь всё расскажешь малышка? Например – где ваш третий? Это ведь он заводила?

Он сделал бёдрами непристойное движение, демонстрируя свои намерения.

– …а не скажешь – придётся тебя того, разговорить. А может, ты только этого и ждёшь? Ну, признавайся дяде, дядя добрый…

Он запустил короткопалую, волосатую пятерню в пушистое облако её волос. Лея жалобно пискнула и попыталась вжаться в стенку. Гнилозубый ухмыльнулся ещё отвратнее и склонился к девочке.

Этого Люк снести уже не мог. Он заорал, вскочил и кинулся на негодяя с кулаками. Встречный удар швырнул его обратно на скамью. Ослепляющая вспышка боли, новый бросок – удар, сломанный нос хрустит под костяшками.

– Так и запишем… – издевательски заговорил гнилозубый. – Поскольку арестованный оказывает сопротивление, следует применить к нему меру пресечения в виде наручников.

Второй громила извлёк из чехла на поясе блестящие стальные браслеты. Люку заломили руки за спину, холодный металл болезненно впился в запястья.

– Ну вот, теперь можешь дёргаться, недоносок, а я пока с твоей сестричкой поболтаю…

– Ну-ну, зачем же так строго? Уверен, мы сумеем убедить молодого человека сотрудничать по доброй воле…

Люк рванулся (скованные руки отозвались острой вспышкой боли) повернулся к говорившему – и замер.

В дверях, перекрывая своей массивной тушей проход, стоял Генеральный.