Глава 17. Виктор
Разноцветные купола домов, аккуратные ухоженные клумбы… – сердце Виктора болезненно защемило от нахлынувших воспоминаний. Пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание. Он поправил лук, колчан со стрелами, сумку, провёл рукой по мохнатому пончо, по подбородку, на котором пробивались мягкие, курчавые волосы. Когда Алина убегала из посёлка, она и предположить не могла, что вернётся таким. Собственно, Алина и не вернулась, погибла на болотах. Ему достались лишь её мозги. Он отвёл в сторону покрытую белыми кружевными соцветиями ветвь кислицы и решительно шагнул вперёд, на каменные плитки дорожки.
Стояло погожее утро конца весны, конца моджаля – Виктор сообразил внезапно, что та, чьим именем назвали этот месяц, сейчас лежит маленьким свёртком на дне его сумки. Не слишком раннее утро и не слишком позднее. Туман уже поднялся от земли, превратился в лёгкую дымку, заслонив небесную синь. В такое время обитатели посёлка, кроме самых маленьких, позавтракали и высыпали на лужайки между домами. Скоро одних поведут учиться, другие займутся повседневными делами. Тогда собрать их вместе будет гораздо сложнее. Так что время он угадал точно.
Заметили его шагов через пять. Удивлённые, изумлённые, испуганные взгляды. Беготня и весёлая возня замерли, гомон и смех затихли. Как от брошенного в озеро камешка разбежалась невидимая волна, заставляя головы поворачиваться в его сторону. «Смотри, смотри, кто это?» – «Я его не знаю». – «Какой здоровенный!» – «На нём шерсть! Это зверь? Ой, мне страшно». – «Нет, это не шерсть, это одежда такая». – «Да кто он такой? Откуда взялся? Разве в лесу люди живут?» Виктор шёл, не глядя по сторонам, весело улыбаясь. Вернее, улыбка на лице была весёлая, но внутри всё дрожало. Лишь бы они не заметили этой неуверенности!
В центре посёлка возвышалась Ратуша – трёхэтажное здание с башенкой наверху, а главное – с широким и высоким крыльцом перед входом. Туда Виктор и направился. Поднялся по ступеням, сбросил оружие, сумку, повернулся и сел, разглядывая соплеменников. Они сбежались следом и теперь стояли внизу полукругом. Молчали настороженно, ждали. Большинство – девочки, только справа, у самой лестницы, толпились три десятка мальчишек разного возраста.
– Доброго дня, люди! – крикнул он им.
И сразу же напряжение отпустило, вернулась уверенность в том, что всё получится. Перед ним стояли дети. Даже самые старшие, его ровесники, оставались детьми. Он один здесь был взрослым. Поэтому они послушаются и пойдут за ним. Как иначе?
Стройная высокая девушка с тёмными, почти чёрными волосами, заплетёнными в толстую короткую косичку, бесцеремонно раздвинула малышню, протиснулась в первый ряд.
– Ты кто такой? Мы тебя не знаем.
Голос девушки показался Виктору знакомым, черты лица – тоже. Миг, и пришло узнавание вместе с лёгкой завистью. Это же Майка! Выросла в настоящую красавицу. Может быть и Алина… Нет, забыть!
– Меня зовут Виктор, – назвался он. – А у вас не принято здороваться?
– Ну здравствуй, – Майка смерила его взглядом.
– Мне надоело одному в лесу, и я пришёл за вами.
– Ты хотел сказать – «к нам?»
– За вами! Неужели вам нравится жить здесь, постоянно бояться хок, выполнять их приказы?
– В лесу жить нельзя. Там нет пищи и много опасных зверей, – неожиданно влез в разговор худенький белобрысый паренёк лет тринадцати. Испугался своей смелости, попятился, прячась за спины.
– Кто вам сказал такую глупость? В лесу есть еда. А с этим ни одна тварь ко мне не приблизится!
Виктор поднял лук, натянул тетиву и пустил стрелу над головами в сторону рощи. Вся толпа дружно охнула. В глазах некоторых мальчишек появился азартный огонёк
– Я охочусь, делаю одежду, построил себе дом, – продолжил Виктор. – В лесу жить можно, и главное, там свобода! Я сам себе хозяин, как и подобает человеку. А вы здесь – корм для хок. Они вас выращивают, а когда вы дадите потомство – съедают. Щёлкают, словно орехи.
Он выудил из сумки горсть собранных прошлой осенью орешков и, кинув один в рот, смачно хрустнул. Звук получился, что надо. Лица старших, видевших Переход, побледнели.
– Ты врёшь, менторы не едят людей! Мы их дети! – Невысокая девушка с длинными светлыми волосами протолкалась вперёд, стала рядом с Майкой. Округлившийся животик явственно выдавал беременность, судя по возрасту мамаши, вторую. Теперь Виктор легко узнавал старых знакомых. Это была Камилла из второй спальни.
– Да? А я думаю, тебя родила старшая, так же, как ты родишь дочь или сына этим летом. А потом ты станешь ненужной, и хока тебя проглотит, чтобы родить собственного ребёнка. Нет, я не спорю, они оставляют себе какие-то из ваших воспоминаний – для развлечения. Но вам с того какая радость? Вы в сухой песочек превращаетесь. Хоки рассказывают вам сказочки, чтобы вы оставались покорными и безмозглыми. Чтобы размножались и позволяли себя лопать. – Виктор повернулся к напряжённо слушающим мальчишкам: – Эй, парни, неужели вам нравится это? Пойдёмте лучше со мной. Вырастите такими же большими и сильными, будем жить свободными, охотиться вместе – много-много лет, не ожидая, когда придёт хока.
– Мы не можем уйти, я пробовал! – опять подал голос тот же мальчишка. – Заноза в голове будет болеть. Сильно!
– Так давай я её вытащу. Иди сюда, если не трус.
Мальчишка побледнел, задрожал. Испуганно завертел головой, ища защиты. А друзья пятились от него, выталкивали вперёд.
– Будет больно, но только один раз. А потом – свобода. Если человек – вытерпишь, если корм для хок – нет.
– Я не корм!
Паренёк взобрался на ступеньки. Виктор усадил его поудобней, достал из сумки заранее приготовленные инструменты: остро заточенный нож, пук отбеленного и высушенного мха, глиняную бутылочку с настойкой кровостопа. Толпа следила за приготовлениями, затаив дыхание. Стараясь всё делать быстро и чётко, Виктор взял нож, примерился. Чёрная точка шипа просвечивала под бледной кожей затылка, чуть ниже смешно топорщащихся коротких волосков.
– Ты убьёшь его! – испуганно воскликнула Камилла.
Виктор и ухом не повёл. Резко рассёк кожу, ухватил за кончик шипа, потянул. За свои пальцы он был уверен – крепче любого пинцета.
– Ай! – мальчишка взвизгнул, дёрнулся, но Виктор уже прижимал к ранке смоченный настойкой тампон.
– Держи, пока кровь не остановится.
– Это… всё? – мальчик изумлённо оглянулся.
– Да. – Он подтолкнул пациента вниз, призывая вставать и возвращаться к приятелям, поднял над головой зажатый в пальцах зонд. – И этого вы боитесь? Не стыдно? Вы же взрослые парни!
В толпе зашушукались: «Больно было? Что ты почувствовал?» – «Так себе. Терпимо». Мальчишка улыбался с видом героя, а огоньки в глазах его товарищей разгорались всё сильней. Наконец старший из них – помнится, его звали Эд, – худощавый, с узенькими плечами и руками, не знающими физической работы, решился:
– И мне вытащи!
Это прозвучало, словно сигнал. По крайней мере две трети ребят ринулись к ступеням: «И мне! И мне!» Виктор удовлетворённо кивнул.
– Не спешите, подходите по очереди. Кто идёт со мной – не теряйте время! Уходим, как только покончим с занозами, так что бегите по домам, собирайте лекарства, инструменты, одежду – всё, что найдёте. О тех, кто останется, хоки позаботятся, не волнуйтесь – они всегда заботятся о своём корме. И воду возьмите на дорогу! Нам целый день идти.
– Ты что, хочешь увести всех взрослых парней? – возмутилась внимательно следившая за происходящим Майка. – От кого мы будем детей рожать?
– Переживаешь, что у хок корм закончится? – Виктор насмешливо глянул на неё. – Я зову всех, кто хочет стать свободным. Парни, девушки – нет разницы. Мы все люди, это главное. А хоки – не люди.
– А маленьких детей можно брать с собой? – неожиданно спросила Камилла.
– Нужно. Дети должны жить со своими мамами.
– Тогда я тоже пойду. Не хочу, чтобы меня и моих детей съели хоки!
– Отлично. Иди, собирайся.
Вслед за выбравшейся из толпы Камиллой потянулись к домам и другие девушки. Пять, шесть, семь… маловато, но хоть сколько-то решились. Жить без девушек взрослым парням было бы трудно.
Майка подошла вплотную к ступенькам крыльца, спросила возмущённо:
– Откуда ты взялся на нашу голову?
Виктор хмыкнул. Поинтересовался, как бы между прочим:
– Ты самая старшая в посёлке? С тебя хоки спросят, куда парни делись, да? Не бойся, они тебя наказывать не станут. Просто слопают.
– Ты врёшь! – Майка почти выкрикнула это ему в лицо. Но уверенности в её голосе не было.
– Почему ты тогда боишься?
– Ничего я не боюсь!
Она возмущённо повела плечами. От этого движенья высокие полные груди её колыхнули сарафан, заставив Виктора невольно отвести взгляд. Майка заметила. И вдруг покраснела, поджала губы. Выпалила:
– Да, я старшая и отвечаю за детей! И я тебе не верю! Я пойду с тобой в лес – выясню, кто ты на самом деле! И если ты наврал – приведу всех назад!
В сердце Виктора радостно тенькнуло, он и сам не понял, почему. Скомандовал, стараясь не выдать эту радость голосом:
– Так не стой столбом! Проследи, чтобы взяли всё необходимое.
Красно-сине-белый флайер догнал беглецов лишь под вечер. Они уже были близко к цели. Узкая полоса суши, местами заросшая клонящимися к воде плакальщицами и камышником, местами – голая, песчаная, лежала между двумя озёрами. Вереница детей, двадцать семь человек, от годовалой малышки, которую юная мама тащила на руках, до старших, восемнадцати-двадцатилетних – Майки, Камиллы, Эда, Стива, Ника, – растянулась на добрых три сотни шагов. Это было самое уязвимое место на их пути. Впереди, где берега озёр расходились, полого поднималась гряда заросших густым лесом холмов. За ней начинались непроходимые болота, кишащие пузырями и гнёздами шлейфокрылов. Соваться туда не следовало. Но по эту сторону холмов было хорошо. В озёрах полно рыбы, в лесах – ягод, орехов, грибов. На склоне их ждали хижины нового посёлка. Всего три – больше Виктор и Найгиль не успели сложить. Но для начала хватит и этих.
Флайер резко снизился, прошёл вдоль берега над самой водой – ментор считал детей. Затем, обогнав беглецов, машина развернулась, зависла. Загрохотал включённый на полную мощность говоритель:
– Немедленно вернитесь в посёлок! Это приказ! Дальше идти опасно! Майка, ты старшая! Немедленно веди всех в посёлок! Повторяю, это приказ!
Шедшая следом за Виктором Майка замерла. И остальные постепенно останавливались, испуганно переводя взгляды с машины на вожака. Он шагнул к девушке, обнял за плечи. Пообещал:
– Не бойся, ничего хока нам не сделает! Покричит и уберётся восвояси.
Он вовсе не был уверен в своих словах. Но дети не должны усомниться в силе и смелости Вика. Иначе – крах всему.
Майка не пыталась высвободиться из объятий, послушно шагнула вперёд. Ещё и ещё, всё более уверенно. Идти так, обнявшись, сквозь заросли было ужасно неудобно. Но девушке, кажется, нравилось.
– Остановитесь! – продолжал кричать говоритель. – Остановитесь или вы будете наказаны!
Камышник впереди поредел, обнажая песчаную отмель шириной в два десятка шагов. Ментор направил флайер туда, посадил, перегораживая дорогу. Распахнул дверь, выпрыгнул наружу, стал, уперев руки в бёдра. В свете пробившегося сквозь мглу солнца тело его поблёскивало золотистыми искорками. Говоритель продолжал кричать из брюха машины, а губы ментора не двигались. От этого казалось, что слова принадлежат не ему, а кому-то другому.
– Немедленно остановитесь! Иначе я накажу вас сейчас! Майка, тебя первую накажу! Больно!
Плечи у Майки задрожали. Девушка споткнулась и упала бы, если бы не Виктор. Он удержал её, шагнул вперёд, заслоняя. Крикнул:
– Мы свободные люди! Мы не желаем жить по вашим Правилам! Пропусти нас!
Ментор изумлённо уставился на него. Виктор слышал скачущие в его голове мысли. «Это что за урод? Неужели это тот монстр, которого Найгиль вырастила из биоматериала погибшей девчонки? Зря Богиня ей позволила. Придётся мне исправить эту ошибку…»
Больше медлить было нельзя.
– Освободи дорогу, последний раз предупреждаю! – крикнул Виктор, сдёргивая с плеча лук.
Ментор презрительно скривил губы.
– Ты что это задумал? Сможешь выстрелить в человека?
– Ты не человек, ты – хока!
Стрела, резко взвизгнув, впилась ментору в живот, прямо под рёбра, или что там у него вместо рёбер? Презрение на лице ментора сменилось недоумением. А в следующее мгновение он скорчился от боли, пошатнулся, схватился руками за торчащий из тела стержень.
– Ты… ты…
Оглушающая боль потопила все мысли ментора. Виктору стало жаль его. Почему он терпит, не отключает сознание?
Ментор рухнул на колени. Говоритель что-то пискнул нечленораздельное, затем глаза хоки закатились, и тело расплылось белым облачком. Виктор перевёл дыхание. Оглянулся на замерших с вытаращенными глазами детей.
– Я же сказал, они не смогут нас остановить, – произнёс.
– Ты убил её? – облизнув пересохшие губы, шёпотом спросил Эд. С хвоста колонны он успел прибежать в самое начало. И остальные сбились в тесную кучу, жались поближе к своему защитнику и поводырю.
– Хоки не умирают. Но я заставил её убраться подальше, боли-то они боятся сильнее, чем мы. Боль – это наше оружие. Появятся снова – будем стрелять, не разговаривая. Правильно?
– Правильно! – первой выкрикнула Камилла, всё ещё прикрывающая ладонями живот.
И парни как по команде закивали:
– Да, будем стрелять. Нужно всем луки сделать.
– …Она мокрая. – Майка стояла возле флайера, сжимая в руках поразившую ментора стрелу. Смотрела на Виктора. – Это кровь хоки?
– Это вода. Хоки – всего лишь вода, туман. Они не люди.
Он подошёл к машине, заглянул внутрь. Бластер, светящийся зелёным огоньком полного заряда, торчал в чехле. Отличная добыча! Он и не рассчитывал, что удастся захватить флайер. Наверное, поэтому ментор так долго терпел.
– Ты и летать умеешь?! – недоверчиво и восхищённо спросил подбежавший следом малыш-Максик, тот самый паренёк, что первым решился удалить шип.
– Разумеется, – небрежно подтвердил Виктор.
Это была наглая ложь. Но как наставница управляла машиной, он помнил. Почему бы самому ни попробовать? Он повернулся к детям:
– Камилла, собирай малышню и залезай с ними в машину. Мы полетим, а остальные будут идти за нами, так быстрее получится. Посёлок близко – вон на тех холмах, видите? Ночевать дома будем.
– Ура!
Детвора радостно завизжала, кинулась к двери пассажирского салона. И Майка улыбнулась, а в глазах её вдруг появилась подозрительная поволока. Виктор невольно поёжился. Этого не хватало! Найгиль предупреждала, что такое неминуемо произойдёт, но он не хотел верить. А вот, кажется, начинается.
Люсор появилась внезапно, как обычно. Вышла из густого словно сок камышника утреннего тумана, подошла к сидящей на упавшем в воду стволе Найгиль. Стала в полушаге, безвольно опустила руки, склонила голову на плечо. В глазах – обида и страдание. Богиня мировой скорби.
– Я так и думала, что найду тебя в окрестностях этого гнусного стойбища, – покончив с безмолвным вступлением, Люсор кивнула в сторону невидимых за стеной тумана хижин. – Твой франкенштейн любит убивать. Зимой он стрелял в меня, сегодня – в Виноль. В Виноль, полторы сотни лет заботившуюся о детях! Вытащившую его самого из когтей шлейфокрыла! Менторы боятся подходить к детям, желающих работать в посёлке всё меньше. Да, мы бессмертные, но получить стрелу в живот чертовски больно, знаешь ли! Хотя откуда тебе знать – ты никогда в жизни не испытывала боли, ни физической, ни моральной. Ты бесчувственная эгоистка, всегда была такой, и в прежней жизни, и в этой. Ты рушишь наш мир, построенный с таким трудом. Зачем ты устроила этот глупый побег? Будешь любоваться, как дети умирают здесь?
– Наоборот, буду учить их жить без нянек, искать свой путь. Мы ошиблись, эволюцию нельзя отменить, нельзя через неё перепрыгнуть. Мы мечтали превратить человека в совершенное существо, дать ему всё и сразу. Хотели сделаться хозяевами этого мира, стать вровень с богами. И что в итоге? Кто мы теперь? Разве что, хозяйки тумана.
– Та-ак! – Люсор вскинула подбородок. – Значит, ты решила повернуть историю вспять. А ты помнишь, почему мы построили наш мир именно таким? Да ты и половины не знаешь! Ты ведь не видела стен, забрызганных кровью? Не видела изуродованных детских трупов?
– Сколько можно мстить? Полтысячелетия тебе мало?
– Мстить? – Люсор опустилась на бревно рядом с Найгиль. – Ты считаешь, то, что я делаю, – месть? Кому? Себе самой? Или тебе? Лишь мы двое помним, что было прежде. Остальных я освободила от ненужных знаний. Они счастливы и любимы. Они живут, наслаждаясь сегодняшним днём. И уверены, что завтрашний будет ещё лучше!
Люсор была искренна. Слова, жесты, поза – она всегда умела быть искренней. Даже когда откровенно врала. Непостижимым образом умудрялась забывать, что врёт. Найгиль покачала головой, признала:
– Ты права, лишь мы двое помним, что было прежде. И обе понимаем, что завтрашний день не станет лучше сегодняшнего. Его не будет вообще. Нет у этого мира завтрашнего дня. Разница между нами в том, что я хочу вернуть ему «завтра», а ты пытаешься «сегодня» растянуть до бесконечности. Не хочу спорить, кто из нас прав, давай попробуем обе. У тебя есть посёлок, и у меня теперь есть. Пусть твои дети живут по твоим правилам, мои – по моим. Не будем мешать друг другу.
Люсор помолчала, внимательно вглядываясь в лицо собеседницы.
– Ради нового эксперимента ты возвращаешь в наш мир страдание. Твоё стойбище – источник энтропии. Совершенная схема, созданная нами за столетия, теряет стабильность.
– Она не совершенная, не лги. Ты давно это поняла, иначе не сидела бы годами над ментоматрицей. Ты уже догадываешься, что исправить её невозможно, что требуются радикальные перемены. А я это знаю наверняка.
Люсор резко вскочила, подступила вплотную, упёрлась ногой в ствол у самого колена Найгиль, склонилась к ней.
– Я подумаю над твоими словами. Не обещаю, что приму предложение. По мне, лучше никакого мира, чем мир, заполненный страданиями.
Рассыпалась, не меняя позы. Эффектный жест. Найгиль смотрела, как оставшееся от бессмертной облачко сливается с клубящимся вокруг туманом. Прошептала, не обращаясь ни к кому:
– Мы обе знаем, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями. Мы слишком долго идём по ней. Пора возвращаться.