Глава 16. Замысел
Дверь медкабинета отворилась с еле слышным шуршанием. Найгиль не обернулась – знала, кто это. Ждала и боялась разговора. Последнего. То, о чём она собиралась просить, слишком походило на предательство. Хотя, если быть честной до конца, она предала Моджаль давно. Когда насильно влюбила в себя.
Подруга тихо подошла, стала рядом. Кивнула на реанимационную ванну с плавающим в растворе протоплазмы телом.
– Ты нашла новую игрушку? Собираешься провести ещё один эксперимент? Вновь осчастливишь человечество?
В словах её звучали горечь и сарказм. Найгиль постаралась не услышать этого.
– Попробую.
С минуту Моджаль стояла молча. Потом опять заговорила:
– Что ж, желаю успеха, искренне. А я ухожу. Это мой предел, Найгиль. Моя «вечность» исчерпана.
– Я знаю.
– Ты не будешь меня больше останавливать?
– Нет. У меня только одна просьба. Ради нашей любви.
Последняя фраза прозвучала отвратительно, подло. Найгиль сама себе была противна.
– Конечно, – согласилась Моджаль. – Я сделаю всё для тебя. Кроме одного – я не смогу жить. Даже ради нашей любви. Пожалуйста, не проси меня об этом!
– Я и не прошу тебя жить. Но не уходи в Усыпальницу.
Подруга застыла удивлённо.
– Не поняла? Что же ты тогда просишь?
– Я хочу, чтобы твоё физическое тело осталось здесь.
– После того, как я засну?!
– Да. Ты согласишься на такое?
Моджаль испуганно отшатнулась, с недоверием посмотрела на неё. Её глаза и сегодня казались тёпло-карими, живыми. Лишь казались.
– Но… я ведь тогда стану «призраком»? Бестелесное полусуществование в абсолютной пустоте. Зачем?!
– Мне нужна энергия твоего эфирного тела.
Плечи Моджаль безвольно опустились. Грустная улыбка тронула её губы.
– Ты готова мной пожертвовать ради своего эксперимента… Что ж, пусть будет так. Я ведь твоя половинка. Делай со мной то, что считаешь необходимым.
«Я не хочу жертвовать ни тобой, ни кем бы то ни было! Но если сейчас что-то не предпринять, всех нас ждёт куда более страшный кошмар!» Найгиль подавила менто. Она ведь сама до конца не знала, что нужно делать. Если бы рядом был кто-то, похожий на давно сгинувшую Клер Холанд! Кто-то, способный хоть одним глазком заглянуть в будущее!
Больше они не сказали друг другу ни слова. Не о чем было говорить. Найгиль вынула из ящика стола заполненную тёмной жидкостью тубу с пульверизатором, направила на Моджаль, и когда та закрыла глаза, отключая сознание, сжала. Всё оказалось до безобразия просто. Алое облачко коллоидной взвеси окутало тело подруги и сразу же будто втянулось в него, окрашивая зловещим багрянцем. Моджаль пошатнулась, упала на колени, беззвучно рухнула ничком на пол. Её физическая оболочка, лишённая ментоконтроля, не распалась, но начала съёживаться, уплощаться. Несколько секунд спустя на полу лежала тускло поблёскивающая тонкая плёнка. Всё, что осталось от человека, которого Найгиль любила сильнее, чем всех, кто когда-либо жил в этой Вселенной. Голова закружилась от понимания, на что она обрекла любимую. Нет, не поддаваться эмоциям! Хватит эмоций! Этот мир сыт ими по горло. По уши!
Найгиль поставила блокировку в сознании. Опустилась на пол, осторожно коснулась плёнки рукой. Та была тёплая. Живая.
…Она летела высоко в прозрачном лазоревом небе, а внизу медленно проплывали леса, озёра, реки, болота. Летела, и солнце приятно грело спину, а встречный ветер нежно ласкал лицо и грудь.
…Тёплое озеро медленно колыхало её огромной ладонью. Волны бережно перекатывали через бёдра, живот, иногда брызгали в лицо сладко-солёной пеной.
…Она лежала на чём-то мягком и упругом. Пятки, ягодицы, лопатки, затылок ощущали опору. Это тоже было приятно. Не так, как летать или плыть, но приятно. И дышать было приятно. Раньше она не дышала, а теперь воздух с едва уловимым ароматом мяты входил в неё, заставляя грудную клетку ритмично расширяться. И слышать, как ровно и мощно бьётся сердце, перекачивая кровь по артериям и венам, приятно. И приятно чувствовать, как повинуясь желанию, мускулы перекатываются под кожей.
– Доброе утро, Алина!
Голос, зазвучавший в голове, был незнакомым. Но имя она вспомнила. Так звали девочку, сбежавшую из посёлка и угодившую в лапы шлейфокрыла и в желудок пузыря одновременно. Надо же, какая «везучая». Кажется, именно пузырь ту девочку и слопал.
– Алина, я знаю, что ты проснулась, открывай глаза.
Или не слопал? Наверное, нет, если с ней разговаривают.
– Не притворяйся, что не слышишь меня!
В самом деле, Алина ведь слышала хок. Внезапно плёнка, окутывающая сознание, лопнула. «Эй, так это же я – Алина! И со мной сейчас разговаривает хока. Она знает, что я её слышу!»
Она открыла глаза. Приглушённое освещение казалось нестерпимо ярким для отвыкших зрачков, заставляло болезненно жмуриться. Это была какая-то незнакомая комната, вовсе не спальня в их доме. Окон нет, лишь бело-голубые стены, пол, потолок, квадратное ложе посередине и больше ничего.
Хока сидела в ногах, внимательно смотрела на неё.
– Как себя чувствуешь?
Алина постаралась улыбнуться.
– Нормально. Нет, пожалуй, я очень хорошо себя чувствую. Это ты спасла меня там, на болотах? Как тебя звать?
Спросила и удивилась, – что это с голосом происходит? Почему он звучит так низко и грубо? Когти шлейфокрыла повредили гортань?
– Меня зовут Найгиль, – ответила хока.
– А меня – Алина.
– Я знаю.
– Ещё бы, вы всё знаете! Сильно мне тогда досталось? Помню, чуть пополам не порвали, кишки наружу вылезли. Хорошо, хоть не больно было.
– Испугалась смерти?
– Я ничего не боюсь!.. Да, испугалась. Жить ведь интереснее. – Алина поспешила заговорить о другом: – А долго ты меня лечила?
– Долго. Почти пять лет.
– Сколько?!
Алине показалось, что она ослышалась. Пять лет? Не дней, не декад, не месяцев даже, – лет?! Получается, она давно старшая? Ей уже восемнадцать?
Она недоверчиво взглянула на своё тело. И правда, оно заметно выросло. Руки, ноги… Её глаза успели привыкнуть к свету, видели теперь отлично. Она не просто выросла, она изменилась. Нет, глупости, она смотрит не на себя! Это кто-то другой лежит на кровати. А где же тогда она?
Алина обвела взглядом ложе, комнату. Больше никого не было, только здоровенный крепыш, вытянувшийся на постели, и хока у его ног. Но как же так?! Разве ЭТО может быть её телом? Да, пальцы послушно шевелятся, и руки, и ноги двигаются. Но это не она! Она не могла стать такой! Плоская, поросшая курчавым волосом грудь, мускулы рельефно выпирают под кожей на животе. Взгляд скользнул ещё ниже. Да это же парень! Самый настоящий парень!
Она ошеломлённо посмотрела на хоку.
– Это ты сделала?
– Разумеется. Твоё старое тело погибло, уцелел лишь мозг. Остальное я выращивала заново. И формировала именно так, как необходимо. Извини, не было возможности спросить твоего согласия.
– Ты… ты перепутала! Я должна быть девушкой, а не парнем!
– Для себя самой ты и есть девушка. Твой мозг слишком уникален, чтобы с ним экспериментировать. Но гормонально и соматически ты полноценный мужчина, альфа-самец. Понимаю, тебе будет тяжело жить с такой раздвоенностью формы и содержания. Мало кто из людей способен выдержать, не сойти с ума. Но ты справишься. Выбора нет. Ни у тебя, ни у меня.
Алина нахмурилась. Пробуждение нравилось ей всё меньше.
– Знаешь, когда я просила спасти меня, я вовсе не такого ждала. Лучше бы ты оставила меня на болоте, чтобы пузырь сожрал!
– Нет, не лучше, – возразила хока, глядя ей прямо в глаза. – К телу ты приспособишься.
Другим девочкам все хоки казались похожими, Софа их вообще не умела различать. Но Алина знала, что менторы такие же разные, как и люди. Найгиль отличалась от хок, которых она видела прежде. Не внешностью – внешность у неё была заурядная. Странными были глаза. У всех хок они казались белёсыми, иногда голубоватыми или сероватыми. Редко – серебристыми, похожими на звёздочки, как у Люсор. А у Найгиль глаз не было. Вернее, они были, но совершенно прозрачные, как два окошка, за которыми клубился густой зимний туман. Это было жутко. Алина отвела взгляд, стараясь не зацепиться им за лежащее на розово-белом ложе тело. Буркнула:
– И что ты собираешься со мной делать? Для чего я тебе такая понадобилась?
– Не всё сразу. Для начала исполним твою мечту.
– Какую ещё мечту?
– Забыла? Для чего ты пыталась сбежать из посёлка? С прежним телом у тебя не было ни единого шанса выжить в лесу. С этим – другое дело. Я вырастила его для тебя сильным и выносливым. Кстати, лежать совсем не обязательно. Можешь двигаться, бегать, прыгать.
Алина осторожно села. Мускулы повиновались легко, весело, как будто играли. Она согнула в локте руку, попробовала пальцем вздувшийся горой бицепс. Он был твёрдый, как камень. Ух и силища, у неё, должно быть! Запросто сможет переплыть озеро. А на дерево влезть – так, тьфу!
Она вскочила, подпрыгнула пружинисто. Не удержавшись от искушения, сделала сальто, приземлилась на руки, прошлась так по комнате из угла в угол. Снова стала на ноги. Засмеялась. Новое тело имело свои преимущества.
– Как ощущения? – поинтересовалась хока. – Конечно, если бы ты родилась мужчиной, тебе было бы сейчас легче. А так придётся терпеть неудобства. Считай, что вынужденная смена пола – плата за свободу. За всё надо платить. Согласна на такой обмен?
Алина пожала плечами.
– Не знаю. Я сильная, и это мне нравится. Но парни отличаются от девушек не только тем, что писают стоя. У взрослых парней бывают взрослые желания. Не такие, как у взрослых девушек. Наверное, мне это предстоит ощутить? Я ведь уже взрослая.
– Предстоит. И с этим ничего не поделаешь, к сожалению. Тебе придётся перебороть свои женские желания, придётся вести себя как мужчина, думать о себе как о мужчине, – как бы противно это ни было. А прежде всего, тебе нужно другое имя. Я хочу назвать тебя Виктор. Это означает «победитель» на одном из древних языков. Красиво и звучно.
– Виктор. Вик-тор. Вик, – Алина покатала слово на языке, старалась приспособить к себе. Что ж, привыкнуть к имени будет легче, чем к телу. Она тряхнула коротко стриженой головой: – Хорошо, я попробую стать парнем. Это всё? Теперь ты отпустишь меня в лес?
– Не только отпущу, но и отвезу туда – не надо, чтобы дети и менторы тебя видели. А ещё – возьми это.
В руках Найгиль появился странный свёрток. Стоило Алине взять его, и он скользнул между пальцами, разворачиваясь. Мягкий, тёплый, формой похожий то ли на одежду древних, то ли на… кожу?
– Что это?
– Твоя защита. Я вырастила тебе сильное тело, но его возможности ничтожны в сравнении с нашими. Это поможет хоть отчасти уравновесить шансы.
В крутом обрыве холма, который Найгиль считала чем-то вроде своей лаборатории, была неглубокая пещера, выходящая на узкую террасу метрах в десяти над речушкой. Там и поселила она свою воспитанницу. Вернее, воспитанника. Виктор учеником был понятливым, науку первобытной жизни схватывал на лету. С удовольствием учился разбираться в съедобных и лекарственных растениях, разводить костёр, пользуясь лишь кремнем и высушенным мхом, готовить еду, мастерить луки и стрелы, глиняную посуду и деревянную утварь, охотиться, разделывать туши. Найгиль делилась знаниями об окружающем мире, умения и навыки ему приходилось добывать самостоятельно – сбитыми в кровь коленями и локтями, натёртыми мозолями и не проходящей усталостью. Привыкать к лесу было тяжело, но Виктор не жаловался и тем более не плакал – плачут девчонки, а он теперь парень. Стиснув зубы, он учился жить по законам дикого мира.
Прошёл год. Незаметно как день для учительницы, медленно и трудно для ученика. Хозяином леса Виктор пока не стал, но полноправным его обитателем – вполне.
Костёр весело потрескивал, отбрасывая на свод пещеры причудливо танцующие тени. Виктор лежал, вытянувшись на мягких, тщательно вычищенных шкурах молодых ворчунов, добытых прошедшим летом. В пещере было тепло, сухой чернолистовый валежник давал жаркое пламя. Он стащил пончо, почесался под мышками, зевнул. Подумал – может, заснуть, не дожидаясь возвращения Найгиль? Тени на потолке были похожи на стадо жирных, отъевшихся за лето ворчунов. Вон то – заросли лапника. Колышутся, колышутся. Не иначе ленточник притаился, готовится к броску. А это, огромное – тень шлейфокрыла. Летишь, гадёныш? Уверен в своей неуязвимости? Стрела с керамопластовым наконечником тебя сейчас разуверит…
Внезапное чувство опасности выдернуло его из сладкой дрёмы. Что за тварь посмела заглянуть в логово, не страшась пылающего у входа огня? Это был не зверь, хуже. Ментор. Чужой, не Найгиль, – присутствие наставницы Виктор ощущал не менее точно, чем близость дичи во время охоты. В следующий миг он узнал незваного гостя.
Белая, как бы светящаяся на фоне ночной темени фигура Люсор стояла у входа. Она была высокая, выше Найгиль, ей пришлось пригнуться под низким сводом пещеры. Но и в такой позе она выглядела величественно. И жутко.
– Добрый вечер, – выдавил из себя Виктор.
Люсор презрительно скривила губы и неожиданно шагнула внутрь пещеры, прямо сквозь пламя возмущённо затрещавшего и метнувшего вверх сноп искр костра. Виктор дёрнулся от неожиданности, попятился в угол, нащупывая лук под ворохом служивших постелью шкур. Хока остановилась в шаге от него, сложила руки на груди, рассматривая парня с брезгливым интересом. Словно ощупывала взглядом.
– Что тебе нужно? – Виктор постарался говорить уверенно, как подобает хозяину пещеры.
– Алина, ты в самом деле слышишь меня?
– Ещё как слышу! Но я не Алина, ты ошиблась. Я Виктор!
– Да будто бы? Тогда ответь – тебе не надоело жить, как животному? Хуже, чем животному. Что ты такое – самец, самка, нечто среднее?
– Разве может надоесть жить? – Виктор упрямо задрал подбородок. – И какая тебе разница, парень я или девушка? Я – человек из плоти и крови, а ты – всего лишь клочья тумана. Мне достаточно пожелать, чтобы стать таким же. А вот тебе никогда не получить человеческого тела!
Глаза бессмертной вспыхнули серебристым огнём.
– Ошибаешься, выродок. Твоего желания не требуется.
Голова Виктора вдруг закружилась, пещера наполнилась хороводом разноцветных звёзд. Он ещё не понял до конца, что происходит, а лук уже был у него в руках. Он выстрелила сидя, от живота, почти не натягивая тетиву.
Люсор изумлённо уставилась на дрожащее оперенье стрелы, вонзившейся в грудь. Скривилась от боли и… распалась, брызнув в лицо парня каплями влаги.
«Спасибо, Ивибиль» – «Пожалуйста. Тебе эта информация кажется полезной?» – «Да, безусловно» – «Я рада. Когда ты присоединишься к нам?» – «Позже» – «Мы ждём…»
Найгиль включила зрение, возвращаясь к реальности. И с удивлением увидела сидящую рядом Люсор. Та дружелюбно улыбнулась.
– Завидую твоей способности сосредотачиваться. Почти час торчу рядом, а ты меня не замечаешь. Над чем работаешь?
– Возможно, над тем же, над чем и ты.
Над холмом стояла ночь. Толстый слой облаков скрывал звёзды, и только Малая Луна бесформенным красноватым фонарём пыталась рассеять мрак.
– Так для чего ты ждала так долго? – поторопила молчавшую Люсор Найгиль.
– Давно не видела тебя и не слышала. Больше года! Никто не уединяется на такой срок. Ты не скучаешь здесь одна?
– А я не одна.
Найгиль взглянула на собеседницу. Осталось ли в ней что-то от прежней Сорокиной, женщины самой заурядной внешности, чьей основной приметой была уложенная короной русая коса? Пожалуй, ничего. Высокая, стройная, с прекрасным и холодным лицом богини. Всезнающая, уверенная в собственной правоте и непогрешимости. Разучившаяся за пятьсот лет сомневаться. Или никогда не умевшая?
– Именно о твоей подопечной я и хотела поговорить, – согласилась Люсор. – Я была изумлена, узнав, что ты превратила её в самца. Наоборот я бы ещё поняла, но так… Зачем тебе это? Для чего ты заставляешь её страдать?
– О каких страданиях ты говоришь, не понимаю? Быть свободным, самому делать выбор – разве это страдание? И какое тебе дело до моих планов? Я ведь не спрашиваю, что ты вытворяешь с ментоматрицами в институте, во что стараешься превратить своих «добровольцев». Кстати, в твоём распоряжении их сотни, и каждое поколение поставляет новых. А у меня – первый и единственный. К тому же выбракованный тобой, брошенный умирать. Считай, девочка Алина и умерла. А мальчик Виктор тебе никогда не принадлежал. Я его создала, поэтому он – мой.
– Ещё скажи, что любишь его как сына.
– Да, скажу. Что в этом странного?
Люсор улыбнулась, покачала головой.
– Я слишком давно тебя знаю, чтобы поверить в подобную ложь. Ты никого не способна любить. В том числе себя.
– Возможно ты и права. И в этом наше с тобой различие. Уж ты переполнена любовью по уши! К единственному человеку – к себе самой.
– Ошибаешься, подруга. Я люблю всех. И забочусь о всех, кого люблю. Ладно, не хочешь говорить, что замыслила, не надо. Может быть, ты готовишь замену бедняжке Моджаль? В обход моей матрицы, да? Не буду мешать. Но прошу, не оставляй эту… – девочку, мальчика, кто оно? – надолго в детской фазе. Мне не нравятся изменения в её личности. Второй раз я предупреждать не буду.
Ответа Люсор не ждала. Найгиль осталось лишь хмуро смотреть, как тает в ночном воздухе её улыбка. И когда облачко тумана над вершиной холма развеялось окончательно, она поспешила к пещере.
Виктор сидел в углу со странно неподвижными, остекленевшими глазами, словно не видел того, что происходит вокруг. Кожа на его плечах и руках блестела в редких сполохах тухнущего костра.
– Найгиль, это ты? Что со мной происходит?
Найгиль пошатнулась от неожиданности. Слова принадлежали не Виктору. С ней говорил другой человек.
– Моджаль?! Ты… видишь меня?
– Нет, почти ничего не вижу, одни тени. Но это лучше, чем тьма! И я чувствую твоё присутствие, а раньше ничего не чувствовала. Ты вернула меня, да?
Это было невозможно. Абсолютно невозможно! Моджаль ушла в безвременье, Найгиль сама отправила её туда, откуда нет возвращения…
А почему, собственно, невозможно? Что происходит, когда телесные оболочки бессмертных и смертных накладываются друг на друга? Она предполагала, что энергия эфирного тела Моджаль будет питать физическое тело Алины. Видимо, идёт и обратный процесс. Она не убила любимую!
Волна облегченья захлестнула Найгиль… и отхлынула. Одно физическое тело на двоих? Сработает ли ментозащита в таких условиях? Если нет, что тогда? Чья личность победит в схватке? Или погибнут обе?!
Она быстро обогнула костёр.
– Моджаль, тебе нельзя просыпаться. Потерпи, я прошу!
– Но я не могу не просыпаться! Темнота выталкивает меня.
Скривившись от боли, разрывающей не тело – душу, Найгиль начала сдирать оболочку. Тонкая плёнка скользила между пальцев, будто сопротивлялась.
– Найгиль, что ты делаешь? Я не хочу обратно! – отчаянно бился беззвучный крик у неё в голове. Если бы можно было зажать уши, чтобы не слышать!
Наконец она справилась. Осторожно положила плёнку на пол, склонилась к лицу воспитанника. Несильно ударила по щеке.
– Виктор? Ты слышишь меня?
Глаза парня тотчас открылись, словно он просто спал своим чутким звериным сном.
– Слышу. Что со мной было?
– Ты спал. Засмотрелась на огонь и уснул.
– Неправда. Здесь кто-то был. Женщина, чужая. Я её не видел, только чувствовал. – Виктор рывком села. – Как будто она была во мне! Я впрямь смотрел на огонь, но не засыпал. Голова закружилась, когда она появилась. Это было так неожиданно, я затаился и стал следить. А потом пришла ты и заговорила с ней.
Найгиль опустилась рядом на шкуры. То, что Виктор не потерял сознание, было хорошо, блокировка действовала. Моджаль не способна захватить чужое тело. Но помешать невольно может.
– Это моя подруга, – пояснила она. – Самая близкая подруга.
– Как она оказалась внутри меня? – Виктор увидел лежащую рядом со шкурами плёнку. – Так это кожа хоки?! Я мог бы и раньше догадаться, ты ведь говорила о вашей силе. Получается, твоя подруга и сейчас живая, хоть от неё осталась одна кожа? Вы, и правда, бессмертные!
– Да, бессмертные. Моджаль спит, очень крепко. Я не ожидала, что она проснётся.
– Я её разбудил нечаянно? Я не хотел. Я надел эту штуку, чтобы защититься. Ты ведь говорила, что это защита.
Найгиль недоумённо взглянула на него.
– От кого защититься?
– Люсор приходила. Пыталась насильно сделать меня хокой.
– Ерунда. Если бы она захотела, то сделала бы. Люсор не останавливается на полпути.
– Если её не останавливать. Я – остановил. Вот этим! – Виктор поднял лежащую возле ног стрелу. – Хоки, оказывается, боятся боли.
– Да, мы не можем переносить боль, срабатывает самозащита… – подтвердила Найгиль. И встрепенулась: – Что ты сказал? Ты выстрелил в человека?!
– Она ведь бессмертная, что ей будет? Я не хотел причинить ей боль, я защищался. – Виктор виновато улыбнулся, спрятал стрелу в колчан. – Вру, хотел. Отомстить ей за тот шип! Это плохо, да, Найгиль? Но что я должен был делать? Не мог же я ей позволить превратить меня в хоку?
Найгиль опустила глаза, кивнула. Не о чем сожалеть. Она сама воспитала Виктора смелым, решительным и… жестоким. Как подобает настоящему мужчине, самцу. Сегодняшний случай будет для «богини» уроком. Пусть знает, что её власть над миром не безгранична. Что против её силы подрастает другая.
– Наверное, она опять придёт за мной, – продолжал Виктор. – Ей не нравится то, что ты затеяла. А что ты затеяла на самом деле, Найгиль? Я ведь не глупый, я понимаю – в лесу сильная девушка сможет выжить не хуже, чем сильный парень. Ради этого не требовалось меня переделывать из Алины в Виктора. Причина в другом, да? Ты когда-то сказала – «сначала исполним твою мечту». Моя мечта исполнена, я свободен. А какая мечта твоя? Что я должен сделать?
Найгиль подняла глаза, внимательно разглядывая парня. В тусклом свете костра тёмно-карие глаза того казались ещё темнее, и волнистые каштановые волосы, туго схваченные кожаной ленточкой на затылке, выглядели почти чёрными. Она постаралась вытравить из внешности воспитанника все черты женственности. И, тем не менее, подсознательно искала в его облике сходство с любимой. Возможно, Люсор отчасти права? Угадала тайную надежду, о которой Найгиль и сама не помышляла.
– Ты должен увести детей из посёлка, научить их самостоятельной жизни. Так, как научился сам.
Брови Виктора поползли вверх от удивления.
– Увести детей в лес? Ты шутишь! Лес – верная смерть для них.
– Почему же? Ты будешь с ними, поможешь, защитишь. Конечно, им будет трудно, кто-то погибнет, но большинство приспособится. Человек может приспособиться ко всему.
– Но зачем?
Найгиль задумалась на минуту. Сколько раз она пыталась приготовить логичное, правдоподобное объяснение своим поступкам.
– Видишь ли, это обман, что дети превращаются в бессмертных. Они скорее сырьё, позволяющее менторам создавать свои подобия. Ментор лепит образ нового бессмертного, стирая «лишнее», поэтому свою смертную жизнь те помнят в лучшем случае как сон. Ни чувств, ни привязанностей к людям, которых они знали в детстве, не остаётся. Их заменяет любовь к своему создателю. Разве это правильно? Разве человек не сам должен решать, где ему жить и кого любить?
Виктор нахмурился, внимательно посмотрел на неё.
– Нет, не в этом причина. Ты не хочешь рассказать мне правду. Ладно, я не буду допытываться, почему ты недовольна нашим миром. Если ты сказала увести детей, значит, так надо. Только никто из девушек не захочет менять сытую беззаботную жизнь в посёлке на лес. Даже если я скажу им, что превращение в хоку то же самое, что смерть. Уйти для них страшнее, чем остаться.
– Есть ещё мальчики.
– Парни? Они тем более не пойдут. Не смогут, у них эта дрянь в головах – шипы послушания.
– И у тебя был шип. Мальчикам нужен пример для подражания, вожак. Мужская сущность заставит их сбиться в стаю вокруг самого сильного, едва они вырвутся на свободу. Поэтому я превратила тебя в самца. Они захотят быть похожими на тебя. Когда зима закончится, переберёмся ближе к озёрам и начнём строить дома. Посёлок для свободных людей.
