Глава 12. Эксперимент
Научно-исследовательский комплекс успел устареть за четверть века. Зато в распоряжение группы Гилл он был предоставлен целиком: весь энергоресурс нуль-реактора, весь потенциал нейросети. И со сборкой транслятора особых трудностей не возникло – Мюррей не церемонясь выдирал необходимые компоненты из здешнего оборудования. Альментьев, видимо, получивший соответствующие инструкции, помалкивал, только головой качал неодобрительно. Аппарат выходил более громоздким и неказистым, чем первый вариант, но функционально ему ни в чём не уступал.
Работали без выходных. Сорокина и Гилл – почти без перерывов. Спали по три-четыре часа в сутки, остальное время не вылезали из комнаты, превращённой в кабинет моделирования. Восстанавливали, а затем доводили матрицу. Мюррей, Бигли, Джабира и Уайтакер возились с транслятором, им было легче – физическая работа утомляла быстрее, но и на отдых времени было больше. Альментьев сначала держался в стороне, но уже через день, отправляясь на поиски конус-отражателя, Пол властно поманил его пальцем. «Эй, парень, ну-ка, пошли, поможешь. Хватит девушкам надрываться».
Больше всего свободного времени оставалось у Клер. На завершающем этапе эзотерик оказалась невостребованной. Работать с вирт-моделью она не умела, с сенсор-индикаторами, компоновочными спицами, гелиевыми тубами – и подавно. Единственное, что оставалось, – взять на себя роль хозяйки их нового дома. Она готовила завтраки, обеды и ужины из привезённых Альментьевым полуфабрикатов, следила, чтобы всё это было вовремя съедено, Людмилу и Нату кормила чуть ли не из ложечки. Габриеля – из ложечки, без «чуть». С ним творилось что-то нехорошее. Программер всё меньше и меньше реагировал на внешние раздражители. Шёл, когда его вели за руку, жевал и глотал, если пищу клали в рот, а в остальное время лежал, свернувшись калачиком, или сидел неподвижно. Функциональных нарушений мозга Ивон выявить не смогла, с нейросетью Габи работал по-прежнему эффективно, но вывести его из странного оцепенения не получалось. Чапель явно нуждался в госпитализации. Но это означало оставить лабораторию без программера. Они не могли себе этого позволить.
Транслятор был собран к середине осени. Матрица ментополя тоже была готова. Просто Ната никак не решалась перейти к испытаниям. Она сутками сидела со шлемом визуализатора на голове, выуживала малейшие ошибки. Звала Сорокину, наконец-то получившую возможность отдохнуть и выспаться, требовала объяснений. В девяти случаях из десяти соглашалась, что ошибки нет. И продолжала искать. Теперь, когда все препятствия остались позади, и эксперименту ничего не мешало, ей вдруг стало страшно. В её руках оказалась судьба человечества, от её решения зависело, каким будет завтрашний день этой планеты, а может, и всей заселённой части Галактики. Не потерять уверенность в собственной правоте оказалось труднее, чем победить.
Однажды она задремала прямо в кресле, не снимая визуализатор. А проснулась, разбуженная внезапным зуммером комма. Ответила, не успев сообразить, кто вызывает:
– Слушаю!
– Найгиль, ты слишком увлеклась работой. Ты теряешь Моджаль. Сейчас, сию минуту теряешь.
– Что? Я не понимаю! – Мозг ещё не начал работать в полную силу, и Ната никак не могла узнать голос.
– Включи камеру внутреннего обзора номер сто семьдесят три.
– Что включить?
– Жёлтая панель у тебя под правой рукой. Активируй её и набери – сто семьдесят три.
Ната послушно пробежала пальцами по жёлтым сенсорам. Опомнившись, спросила:
– Послушай, я не узнала, ты кто?
Однако связь уже оборвалась. И номер вызывавшего комма не определялся. На секунду Гилл удивилась такому обстоятельству. Но тотчас забыла о нём.
Визуализатор обеспечивал полный эффект присутствия. Ната попала в какое-то из помещений исследовательского комплекса. Она не успела рассмотреть его как следует, глаза сразу выхватили главное. Кроме неё здесь были ещё двое. Характерные звуки, движения. Невольно она подалась вперёд, и точка присутствия послушно устремилась к лежащим на полу людям. Ната оказалась на расстоянии вытянутой руки от смуглой женской спины.
Моник ритмично двигалась на ком-то. Движение становились всё быстрее, дыхание – отрывистее, громче. Вскрик – такой знакомый, родной – и тело Джабиры выгнулось дугой, забилось в неистовых конвульсиях.
Сколько это продолжалось? Нате показалось – бесконечно. Но вот движения замедлились, обессилевшее тело замерло, опустилось, влекомое чьими-то руками. Моник осторожно сдвинулась на бок. С ней был мужчина, соглядатай, приставленный Сорокиным. Он лежал на спине, закрыв глаза, дышал глубоко, медленно. Моник потёрлась щекой о его плечо, поцеловала: «Мне никогда не было так хорошо, милый».
Ната отпрянула. Сорвала с головы шлем, швырнула в сторону. Нет! Никогда она не уступит любимую какому-то молокососу, всё достоинство которого заключено в обрубке плоти, болтающемуся между ног! «Хотела бы я знать, как тебе это удастся», – всплыли в памяти слова, сказанные когда-то Ивон. Ната вскочила, яростно заметалась по комнате. Никогда! Кровь больно стучала в висках, не давая сосредоточиться. «Моник, милая, так нельзя! Ты должна быть со мной! Только со мной!»
Она выбежала в коридор. План действий выкристаллизовался где-то на дне сознания. «Я не позволю тебе уйти!» Рванулась в медицинский кабинет. У Ивон должно быть что-нибудь подходящее. Где же она это держит? Распахнула стеклянные створки аптечного шкафа, упаковки и тюбики посыпались на пол. Какой только дряни здесь нет! Нужно смотреть внимательно, чтобы не перепутать. Ага, вот то, что требуется!
Она схватила заветную ампулу, облегчённо вздохнула. Нет, Моджаль никуда от неё не денется.
Под куполом исследовательского комплекса стояла ночная тишина. Все спят, измотанные бешеной гонкой со временем, лишь Гилл сидит в кабинете моделирования, в который раз проверяет своё детище. Пусть сидит! Моник нежно провела ноготком по груди возлюбленного. Илья улыбнулся, такой родной, близкий, понятный. Спросил:
– Ника, тебе, в самом деле, понравилось?
– Да. Даже страшно немножко. Будто в последний раз.
– Что ты такое говоришь! – Альментьев повернулся на бок. – Почему в последний раз? Кто помешает нам быть вместе?
Моник вздохнула. Он плохо знал Гилл, не понимал, на что та способна в горячке. А она понимала. Слишком хорошо понимала. И боялась того, что произойдёт, когда Ната узнает об измене. Не за себя боялась – за него. Но и отказаться не могла от этого чуда, подаренного ей Небом, от звука его голоса, от сильных, крепких объятий, от запаха кожи и вкуса поцелуев. Поєтому, отдавшись течению, плыла, надеясь, что пропасть, в которую предстоит рухнуть, ещё далеко.
…Однако пора возвращаться к себе в комнату. Моник быстро поцеловала любимого, вскочила.
– Куда ты спешишь? – Илья сел, наблюдая, как она поспешно натягивает пижамные штанишки.
– Не хочу, чтобы Ната заметила моё отсутствие. – Моник наклонилась, прижалась на мгновение к нему. И тут же отстранилась, шагнула к двери. – Пока! Спокойной ночи!
– Ника, постой!
Илья вскочил следом, но она уже выскользнула из его комнатушки. Дежурное освещение холла услужливо вспыхнуло, делая матовым панорамное окно во всю стену. Жутковато, должно быть, спать у самого шлюза, зная, что за тонкой, пусть и прочной перегородкой выходят на охоту невидимые в тумане твари. Моник зябко передёрнула плечами и шагнула в открытую дверцу лифта.
Коридор на втором ярусе был пуст. Она осторожно прошмыгнула мимо развилки, ведущей к исследовательским помещениям, остановилась у двери своей комнаты, напряжённо прислушалась. Нет, это не её комната! Её место не здесь – внизу, рядом с Ильёй.
За дверью было тихо. Конечно, Гилл ещё работает, иначе уже подняла бы панику, разыскивая её. Решительно ткнула ладонью в дверь, шагнула. И застыла, как оглушённая.
Ната сидела на кровати, едва различимая в тусклом свете ночника. Ждала. У Моник мгновенно пересохло во рту.
– П…привет. Ты давно пришла?
– Недавно.
– Я выходила на минутку… Голова что-то разболелась. Я была в медкабинете…
– Да. – Гилл кивнула. – Не надо ничего объяснять. Иди ко мне.
Моник настороженно приблизилась.
– Почему ты не ложишься? Что случилось?
– Присядь.
Она покорно опустилась рядом с подругой. Та взяла её руку, отодвинула к локтю рукав.
– Моджаль, я не могу отпустить тебя. Понимаешь?
В предплечье ужалило.
– Ай! Что ты сделала?!
Гилл разжала пальцы, уронила на пол пустую ампулу.
– Не пугайся, это снотворное. Когда ты проснёшься, всё вновь будет как прежде. Доверься мне.
Моник вскочила, выдернула руку. Попыталась выбежать из комнаты, но голова вдруг закружилась. Она пошатнулась, взмахнула руками в поисках опоры. Подруга уже была рядом, подхватила, не давая упасть, крепко прижала к себе.
– Моджаль, любимая, у нас всё будет замечательно!
Моник беспомощно уткнулась в её тёплое, бывшее так долго родным плечо.
– Ната, прости, но я тебя не люблю больш…
Пол под ногами исчез, и она рухнула в чёрную бездну, без звуков, без запахов, без мыслей.
Она уже знала, что никогда из неё не вернётся.
Гилл осторожно уложила бесчувственное тело на постель, стащила распашонку, штанишки. «Всё будет хорошо, любимая, всё будет хорошо». Она повторила это шёпотом несколько раз, не осознавая, как заклинание. Затем обхватила подругу под мышки, приподняла, попятилась к двери. Сминаемый пластик ампулы жалобно хрустнул под ногой. Моник, оказывается, тяжелей, чем она думала. Ничего, донесёт, здесь недалеко.
На двери экспериментального бокса не было ни феромонных замков, ни папиллярных, ни магнитных, – теперь им незачем скрывать свою работу. Вот и пришло время… Ната аккуратно положила тело на металлический постамент под сеткой излучателя. Спящая выглядела такой беззащитной. «Всё будет хорошо», – вновь повторила мысленно. И опрометью выбежала в коридор.
Кабинет информ-моделирования был рядом. Гилл упала в кресло, включила терминал. На экране высветилось соседнее помещение. Каждая деталь отчётливо видна в ярком бестеневом освещении. Вздохнув, она отправила вызов. Сорокина отозвалась сразу:
– Да, Ната?
– Людмила, мне нужна твоя помощь.
– Дело до утра не подождёт?
– Нет.
– Через пятнадцать минут я буду на месте.
Людмила ждала этого звонка именно сейчас. За шесть лет она успела изучить начальницу – не станет та откладывать до утра. Не сможет. Чтобы управлять поступками человека, достаточно управлять его эмоциями.
Она запустила пальцы в густые мягкие локоны. Это была команда, и повинуясь ей, Люк сильнее сжал бёдра женщины. Пятнадцать минут – времени вполне достаточно. Успеют, они почти на пике. Сорокина полностью переключилась на тактильные ощущения. Тело жило собственной жизнью, им не нужно было управлять, лишь наслаждаться. Чувствовать, как ритмично сокращаются мускулы, как пульсирует горячая точка внизу живота. «Быстрее, быстрее! Да!» Пальцы требовательно прижали голову Уайтакера, заставляя впиться в нежные складки. «Да! Да!» А пружина блаженства стягивалась всё туже. До озноба, до дрожи, до слёз и стона. Дольше терпеть было невозможно. А-а-а!
Тело не выдержало, взорвалось тысячью искр, разметало комнату, купол, Вселенную. Не было больше мыслей, лишь ужас и восторг. И сила. И власть над всем этим миром.
В следующую секунду Люк был в ней. Прижимал, удерживал своей тяжестью, не давал раствориться в небытие. Вкус губ, твёрдая упругость мускулов под шелковистой кожей. Миг – и они стали одним целым. Людмила ощутила, как вдавливает податливое хрупкое тело – своё тело! – в эластик тахты, как настойчиво ищет пьяняще-сладкий язык – свой язык! – как до краёв заполняет горячее влажное лоно. Своё лоно!
Сознание возвращалось словно ныряльщик, отчаянно рвущийся наверх, к свету и воздуху. Да, воздуха тоже не хватало, хриплый стон вырывался из смятой груди. Дышать успевало только одно из её тел…
Пятнадцать минут прошли. Пора! Она уменьшила тактильную чувствительность. Лежала, продолжая ритмично вздрагивать. Ждала, пока стихнут последние конвульсии второго тела. Затем нежно провела пальцами по его спине. Снизу-вверх, активируя запрограммированный рефлекс. Мускулы Люка обмякли, тело сразу же стало тяжелей. Она убрала со своей груди его руку. Села, нашарила в полумраке брюки комбинезона, начала надевать
Уайтакер повернулся на бок, приподнял голову.
– Люда? Куда ты собралась?
– Спи. Мне нужно сходить в лабораторию.
Тело звенело, обновлённое, наполненное энергией. Теперь она готова. Она сделает то, что задумала.
Сорокина вошла в кабинет информ-моделирования ровно через пятнадцать минут, как обещала. Ната настороженно следила, как она посмотрела на светящиеся индикаторы главной панели, как перевела взгляд на экран. Информ-аналитику не нужна подсказка, чтобы понять – идёт сканирование ментального тела. И что добровольцем на этот раз будет Джабира. Добровольцем?
– Требуется внести изменение в ментообраз Моник, – объяснила она. Нервное возбуждение ушло, Ната была абсолютно спокойна. – То же самое, что ты сделала с Уайтакером. Ты как-то запрограммировала его любовь к себе, не спорь. Не знаю, для чего тебе это понадобилось, но теперь сделай так для меня и Моник.
Сорокина улыбнулась.
– Так ты догадалась? И покрывала меня перед Мюрреем и остальными. Спасибо. Но ты уверенна, что поступаешь правильно с Моник? Я думала, ты её…
– Да, уверенна!
– Как скажешь. – Сорокина вынула нейрошунт из пенала. – Мне понадобится твой астральный образ. Включай визуализатор.
– Постой, ещё один вопрос. Это ведь ты звонила? Я не смогла узнать голос, но это была ты. Зачем ты так поступила?
– Считай, что это услуга за услугу.
Несколько секунд они смотрели друг на друга. Нате показалось, что она видит в тёмно-серых глазах Сорокиной своё отражение. Выговорила медленно:
– У меня иногда возникает ощущение, что ты не мне помогаешь в моём эксперименте, а проводишь свой собственный.
– Какая разница, если наши цели совпадают?
– Совпадают? Или ПОКА совпадают?
К тому времени, когда Холанд вкатила в кабинет тележку с завтраком, фаза модификация была завершена. Начался решающий этап – наложение ментообраза. Индикаторы на панели транслятора сменили цвет с ярко-жёлтых на рубиновые.
– Вы начали эксперимент?!
Эзотерик застыла, вглядываясь в силуэт женщины на главном экране. Ната оглянулась на неё.
– Доброе утро! – поприветствовала. – Надо же было когда-нибудь начать. Почему не сегодня?
Она посмотрела на содержимое тарелочек. Есть не хотелось, разве что кофе выпить. Взяла чашку.
– Но… Ивон и Пол тоже ничего не знают? – допытывалась Холанд.
Отвечать Ната не стала. Отхлебнула горячий ароматный напиток, развернулась назад к экранам. Изменение ментотела приближалось к критическому уровню. Сейчас пойдёт первая волна индукционного потока.
– Клер, подвинь тележку ближе, я не достану, – попросила Сорокина. – И не волнуйся, процесс идёт без отклонений.
Она взяла тарелку с овсянкой, ложку. Сообщила:
– Самое интересное начнётся примерно через полчаса, если мы правильно рассчитали.
– Но почему вы начали ночью, не предупредив? И почему – Моник? – Холанд никак не могла примириться с происходящим.
Ната досадливо поморщилась.
– Кто-то должна быть первой. Или ты рассчитывала на эту роль?
– Я думала, мы решим коллегиально.
– Раз мы все там окажемся, то не вижу принципиальной разницы в порядке перехода.
– Да, разумеется. – Холанд попятилась к двери. – Пойду, предупрежу Ивон и Пола…
– Тебе не интересно проследить весь процесс от начала до конца? – Ната вновь развернулась к ней. Властно кивнула на кресло в углу: – Садись.
Холанд покорно подчинилась. Сорокина закончила выскребать тарелку, поставила на поднос. С сожалением взглянула на нетронутую вторую порцию.
– Ната, ты кашу есть не будешь? Тогда я возьму, что-то жор напал. Честно говоря, у меня была отличная ночь. – Она засмеялась. – А знаете, чего мне хочется? Когда закончим трансляцию, и Моджаль вернётся в новом теле, давайте напьёмся и устроим оргию!
Гилл изумлённо уставилась на информ-аналитика. Это она шутит так или серьёзно предлагает? Сорокина опять засмеялась, увидев выражение её лица:
– Ладно, с оргией я переборщила. Но напиться в самом деле хочется.
– Информеры не употребляют спиртное, насколько я знаю?
– Вот-вот! Никогда в жизни не пробовала, что это такое – помутнение сознания. А сегодня хочется. – Сорокина оглянулась на Холанд. – Клер, ты поддерживаешь моё предложение?
Эзотерик сидела, словно оцепеневшая, тупо таращилась на прыгающие по экрану транслятора зигзаги. Ответила не сразу:
– Что? А, да. Надо напиться.
– Здесь нет спиртного, – холодно заметила Гилл.
– Что за беда, можем Альментьева попросить. – Сорокина пожала плечами. – Да я и сама слетаю в Озёрный.
– Глупая идея. – Нате разговор нравился всё меньше. – Если вам захотелось алкоголя, обратитесь к Ивон, думаю, у неё достаточный запас этилового спирта.
– Медицинский спирт – это не совсем то, о чём я думала. – Сорокина выскребла и вторую тарелку, поставила на поднос. – Но чтобы напиться, подойдёт и он.
Она взяла чашечку, пригубила. Хотела что-то добавить, но не успела, – голубая линия на экране сделала робкий скачок. Ещё один, заметней. Эфирное тело начало изменяться. Мгновенно ожили индикаторы напряжённости энергетического поля в экспериментальном боксе.
– Сейчас это и произойдёт. – Сорокина сделала ещё глоток. – Прощай, Моник, твоя смертная жизнь закончилась. Отныне и навсегда ты будешь Моджаль.
Ната вздрогнула при этих словах, прозвучавших отчего-то цинично, невольно вцепилась в подлокотники кресла. И тут же привстала, подалась вперёд, к экрану. Туда, где лежало коричневое тело на тускло поблёскивающем постаменте. В ушах зазвенело от напряжения.
Голубая линия рисовала бешеные зигзаги, стремясь вырваться за рамку экрана. Из ячеек сетки, накрывающей постамент, с треском посыпались искры, завизжал сигнал системы жизнеобеспечения. Последняя, ярко-алая линия на экране дрогнула.
Тело Моник дёрнулось, изогнулось… и опало, на глазах съёживаясь и темнея, превращаясь в золу. Сирена смолкла.
Ната сглотнула заполнившую рот слюну. Снова вздрогнула, услышав за спиной глухой стук. Оглянулась быстро. Холанд ничком лежала перед креслом.
– Что это с ней?
Сорокина посмотрела на эзотерика, допила кофе, поставила чашку на поднос. Предположила:
– Должно быть, обморок.
– Не знала, что Клер такая впечатлительная.
Ната опустилась в кресло, разжала пальцы, чувствуя, как напряжение покидает мускулы. Алая линия на экране двигалась всё увереннее. Моджаль жила.
– Можно?
Люк осторожно заглянул в кабинет информ-моделирования. Хотя Люда и позвала его, но заходить в святая святых лаборатории было боязно.
– Заходи-заходи, только тебя и не хватает, – пробурчал стоявший у двери Мюррей.
– Доброе утро всем.
Люк быстро огляделся. В самом деле, собрались все. Люда в своём кресле, рядом Ната стоит, склонившись к пульту, Клер и Ивон сидят в углу. Он один заспался. Не удивительно: вечером они часа три занимались любовью, и в завершении – такой бурный финал! Последние минут пятнадцать вообще в памяти отсутствовали, как будто в обморок провалился.
– Доброе утро.
Гилл оглянулась и развернула кресло, за спинку которого держалась. Люк застыл с открытым ртом. В кресле сидел призрак. Белое полупрозрачное подобие человека. Призрак дружелюбно улыбнулся, помахал рукой. Он наконец узнал его.
– Моник? То есть… Моджаль!
Узнать биохимика в новом обличье было почти невозможно. Яркий образ Джабиры, лишённый привычных тёплых шоколадно-коричневых тонов, словно потускнел, выцвел, растерял свой магнетизм. И нагота утратившего женственность тела выглядела ненастоящей.
Люк растерянно посмотрел на Сорокину.
– Вы провели эксперимент?
– Провели… – буркнул сзади Мюррей.
– И результат превзошёл ожидания! – Людмила расцвела в улыбке. – Моджаль, подтверди.
Призрак энергично закивал, затем развернулся к пульту, быстро забегал пальцами по клавиатуре. «Люк, это здорово! Я передать не могу словами лёгкость и свободу, которые испытываю!»
– Этого мы не предусмотрели, – заметил Мюррей, – общение затруднено. Гортань и голосовой аппарат убрали за ненадобностью, а что взамен?
– Надо добавить в ментоматрицу аналог коммуникатора, – согласилась Людмила.
– Ерунду городите! – отбросила предложение Гилл. – Зачем какие-то коммуникаторы, если бессмертные будут общаться ментограммами? Это временные неудобства, пока мы не закончим переход.
Она осторожно положила ладонь на призрачную руку подруги. Моджаль, наклонив голову, коснулась её пальцев губами, щекой. Ната закрыла глаза на миг, улыбнулась счастливо, глубоко вздохнула. Потом обвела взглядом коллег.
– Итак, все в сборе, приступаем ко второй стадии. Посмотрим, как пройдёт перенос матрицы напрямую, без внешнего транслятора.
– Что? – изумлённо переспросил Мюррей. – Ты хочешь сделать это сейчас?
– Ната, зачем такая спешка? – поддержала его Бигли. – Нужно убедиться, что Моджаль комфортно в новом теле.
Гилл отрицательно покачала головой.
– Я не могу с вами согласиться. Во-первых, единственный доступный нам способ обследовать бессмертных, это выслушать их рассказ. Два человека дадут более объективную информацию, чем один по определению. Во-вторых, к гидротелу неприменимы наши знания о биологии человека. Какой срок ты, Ивон, считаешь необходимым для проверки? Сутки, месяц, год? Я тоже не знаю. И, в-третьих, самое главное. Я не хочу, чтобы Моджаль чувствовала себя одинокой. Преодолеть неизбежный при адаптации шок вдвоём нам будет легче.
– Вдвоём вам? То есть, второй будешь ты? – уточнил Пол.
– Разумеется. По-моему, это логично. Ты бы пошёл вслед за Ивон, не так ли?
– Но ты руководитель проекта. А вдруг… – попыталась возразить Бигли.
И Моджаль озабочено покачала головой, принялась быстро набирать текст. «Найгиль, я потерплю. Может, не стоит спешить?» Ната сняла её руку с клавиатуры.
– Да, я руководитель проекта. Главное достигнуто, мы создали для человека новую физическую оболочку. Если понадобится внести изменения – справитесь теперь и без меня. В конце концов, откуда такой пессимизм? Я уверенна, что всё пройдёт отлично.
– Ната права, – поддержала Людмила. – Эксперимент можно будет считать успешным лишь после проверки эффекта заражения. А что касается кандидатуры… Думаю, право решать следует предоставить Моджаль. Она героиня сегодняшнего дня и имеет право взять в свой мир любимого человека.
Ната вздрогнула чуть заметно. Кивнула.
– Согласна, пусть Моджаль выберет. – Посмотрела на возлюбленную. – Ты позволишь мне быть рядом? Всегда?
Призрак улыбнулся, тоже кивнул. Поднялся с кресла. Гилл торжествующе оглядела присутствующих. Объявила:
– Итак, приступим. Не ясно, как это будет происходить, потому не стоит рисковать – переход проведём в экспериментальном боксе. До скорой встречи!
Подхватила Моджаль под руку и увлекла за собой из комнаты.
Некоторое время в кабинете стояла тишина. Первой заговорила Сорокина:
– Процесс полной трансляции занял восемь часов, включая сканирование ментообраза. Интересно, насколько быстрее сработает заражение?
– Думаешь, будет быстрее? – Мюррей отклеился от стены, занял место в кресле у пульта, где недавно сидел призрак. – За счёт чего? Дизъюнкция образа с матрицей будет идти медленней – человеческий мозг не даст такой производительности, как нейросеть.
– Не обязательно. Но если и так, то фазы сканирования и наложения сократятся. Думаю, человек – более совершенный инструмент, чем тот, что соорудили вы, – Людмила иронично кивнула на махину транслятора, красующуюся на экране.
– Увидим. Очень скоро увидим.
Дверь бокса на экране раскрылась, в помещение вошли Моджаль и Гилл.
Ната остановилась посреди бокса. Вот, сию минуту это должно случиться. Что она почувствует? Или ничего не успеет понять? Моджаль подошла, стала рядом, взглянула вопросительно. «Чёрт, делать-то что?» – Ната совсем растерялась. С машиной проще, нажал кнопку и всё пошло по заранее составленной программе. Она невольно взглянула через плечо подруги на металлический постамент, где лежало высохшее тело. «Сейчас и от меня труха останется», – мелькнула в голове мысль. – «А с ней ведь что-то нужно делать. Всё-таки наши бывшие тела, нехорошо их выбрасывать. Но с другой стороны, не хоронить же, мы ведь не умерли! Лучше всего перемешать – обязательно перемешать! – сделать клумбу и удобрить. Чтобы цветы росли».
Моджаль заметила её взгляд, оглянулась. Скорчила смешную рожицу. Может себе позволить, уже прошла сквозь это. Гилл досадливо поморщилась от глупых мыслей. Пусть Клер думает, как с останками поступить, она в таких делах специалист. Им надо сосредоточиться на главном – на переходе. Основная работа ляжет на Моджаль, Нате достаточно снять ментозащиту. Вот за чем остановка! Значит, она боится?
Гилл решительно тряхнула головой. Что за чушь! Она жила ради этого дня, она мечтала о нём. Пусть свершится. И как награда – они вечно будут вместе!
– Любимая, я готова.
Моджаль улыбнулась, шагнула ближе. Осторожно тронула пальцами её лицо. Ната зажмурилась. Ощутила губами прикосновение. Какой странный вкус у этого поцелуя. Как глоток родниковой воды ранней весной, освежающий и пьянящий одновременно. Голова закружилась. Будто она несётся в паре с Моджаль бешеным вихрем танца. Быстрее, ещё быстрее! Уже ступни не касаются пола… Она не сопротивлялась увлекающему в небытие водовороту. «Да, любимая, да! Бери меня с собой!» Исчезли стены бокса вокруг, исчез весь мир. Только они вдвоём кружились призрачным облаком искр.
Чудовищная, нестерпимая боль пронзила тело, мгновенно убив ту, кого называли Натой Гилл. Но в памяти Найгиль этой боли уже не было.