Глава 13. Шаг в бесконечность
Самый миг перехода Люк пропустил. Только что Гилл стояла, отдаваясь поцелуям подруги, а в следующее мгновение Моджаль уже пытается удержать заваливающееся навзничь испепелённое тело. Сделала слишком резкое движение, и торс беззвучно переломился. Нижняя часть до пояса завалилась на пол, превращаясь в кучку трухи, удерживаемую брюками комбинезона, а верхняя осталась в руках растерянно замершей бессмертной.
Почувствовав, как желудок непроизвольно сжался, Люк отвернулся. Кажется, не одному ему стало скверно от увиденного. Холанд полулежала в кресле с закатившимися глазами, и Бигли поспешно вынимала из кармана трубочку с нашатырём.
– Нда, не очень эстетичное зрелище, – проворчал Мюррей.
– Зато останки не нуждаются в кремации, – тут же парировала Сорокина.
– Тоже верно. Сколько времени понадобится, чтобы сформировать новое тело?
– Моджаль «вернулась» через семнадцать минут. Но там это происходило несколько иначе.
– Да, ты была права. Удивительно быстро получилось.
– Тридцать две секунды с момента, как они начали целоваться.
– Ты засекла?
– Разумеется.
Холанд громко чихнула, выпрямилась. Болезненно морщась, прошептала: «Извините». Люк вновь повернулся к экрану. Там Моджаль уже положила свою жутковатую ношу на пол. Потопталась на месте, оглянулась в сторону камер наблюдения.
– Долго ей ждать? Может, пусть идёт к нам? – неуверенно предложила Бигли.
– Нет. Мы ничего не знаем о том, что произойдёт дальше, – возразила Сорокина. Склонилась к интеркому. – Моджаль, опиши, что ты сейчас чувствуешь.
Призрак подошёл к консоли у стены, принялся набирать ответ: «Появилось новое ощущение. К сожалению, не могу передать его словами. Как бы сверхнаполненность. Я – бокал, в который налили воды больше, чем он вмещает. Но она не расплёскивается!»
– А что ты чувствовала во время заражения? – вступил в разговор Мюррей.
«Экстаз. Ничего лучшего в жизни я не испытывала!»
Звёздный вихрь замедлил свой бег. Она снова почувствовала пол под ступнями ног. И услышала голос:
– Найгиль!
Осторожно открыла глаза. Вокруг по-прежнему экспериментальный бокс, и Моджаль стоит рядом, улыбается. Не получилось? Конечно, не всё так легко, как представлялось.
Моджаль протянула руку, коснулась её щеки.
– Найгиль, наконец-то! Я уже тревожиться начала.
Губы её не шевелились, слова звучали где-то внутри. Значит… Моджаль могла бы и не разговаривать, Найгиль поняла, что изменилась. Мгновенный испуг – и облегчение, радость, восторг захлестнули её.
– Найгиль, с возвращением! – долетел радостный голос Мюррея из динамиков интеркома.
Решившись, она опустила глаза. И, не в силах скрыть ликование, схватила подругу, прижала к себе.
– Мы вместе, любимая! Мы теперь навсегда вместе!
– Бессмертные продемонстрируют секс-шоу? – Мюррей хохотнул из динамиков.
Найгиль выпустила Моджаль из объятий, погрозила невидимому наблюдателю кулаком. Предложила:
– Ладно, пошли к ним, пусть порадуются. Долго меня не было?
– Почти полчаса.
– А мне показалось – несколько секунд.
Она попыталась присвистнуть. Губы сложились привычно, но звука не получилось. Чёрт с ним! Грядущий мир будет миром тишины. Тихого, безмятежного счастья и любви.
Мюррей вскочил навстречу, радостно сгрёб её в охапку, заставив болезненно поморщиться. Воскликнул удивлённо:
– Ты стала лёгкой, как пушинка! Скользишь между пальцами, словно шёлк.
– Пол, осторожней! – испугалась Ивон. – Ты раздавишь её!
– Ещё скажи – «расплескаешь»! Ничего, восстановится.
Найгиль обвела взглядом друзей. Снова четыре пары глаз смотрели на неё. Желтоватые, тигриные Пола – весело, с одобрением, изумрудные Ивон – заботливо, тёмно-серые Людмилы – с интересом и удовлетворением одновременно. И лишь в синих глазах Клер пряталась безысходная тоска. Найгиль сжала губы. Сколько можно сомневаться?! Ведь основное они уже сделали! Если и остались какие-то проблемы, разрешить их – дело времени. А оно отныне не ограничено!
Невольно она сделала шаг к эзотерику. Хотелось схватить её за руки, тряхнуть, крикнуть: «Клер, прекрати сомневаться! Ты и представить не можешь, как мне хорошо!» Нет, крикнуть как раз не получится. Мелкое временное неудобство, а всё равно досадно. Сорокина права, следовало бы добавить аналог коммуникатора к матрице. Сколько ещё мелких недочётов проявится! Что ж, они с Моджаль первые, «бета-версия» бессмертных.
Она развернулась, подошла к креслу у пульта, села, привычно коснулась пальцами сенсоров. «Переход прошёл великолепно, никаких неприятных ощущений. Поздравляю с победой!». Боже, как это примитивно!
– Вот и замечательно. – Мюррей кивнул. – Ждём от вас с Моджаль подробный отчёт.
Найгиль усмехнулась. Пол не может смириться, что не он первым попробовал. Хочет хоть как-то приобщиться.
«Моджаль, попытаемся рассказать им? Пусть завидуют».
«Но самое главное-то мы не попробовали!»
«Точно! Интересно, как это будет?»
«Интересно?! Да я терпеть не могу! Еле дождалась твоего возвращения. Ещё минута, и брошусь на тебя!»
«Здесь, при всех? Прежде ты предпочитала быть сдержанной. Но мне нравится!» Найгиль сообразила, что сидит голая. Странно, нагота не смущала. Она не воспринимала себя обнажённой. Да и можно ли говорить о наготе, применительно к их новым телам?
– Эй, вы чего переглядываетесь? – спросил, не выдержав затянувшегося молчания, Пол.
– Они разговаривают, – пояснила Сорокина.
– Да? Вообще-то, больше двух – говорят вслух.
Найгиль не обращала на них внимания. Неожиданное возбуждение любимой передалось и ей. Что это, последствия перехода, «донорства» или изменения в ментообразе, сделанного Сорокиной? Надо будет разобраться и в этом… Позже!
«Моджаль, а давай сбежим от них?»
«Куда?!»
«Да куда угодно! В это время года вся долина укрыта туманом, так что можем прыгнуть в любой её уголок!»
«Ой, страшновато».
«Робкая моя птичка! Не бойся, всё получится».
Она вновь положила руки на клавиатуру: «Прежде, чем составить подробный отчёт, мы должны исследовать новые тела. Возможно, потребуется внести небольшие изменения в матрицу. К началу массового перехода она должна быть отточена до идеала. С этой целью мы уединимся на некоторое время. Постараемся не злоупотреблять вашим терпением. Отдыхайте и выбирайте, кто будет следующим».
«Найгиль, а как прыгать? Я не знаю!» – вдруг всполошилась Моджаль.
Как прыгать? Найгиль задумалась. Это не должно быть сложным, они постарались упростить новые механизмы управления телом. Она зажмурилась, представила заросший камышником склон холма. Тело откликнулось неуловимым звоном, как струна от дуновения ветра.
«Знаешь! Я уже нащупала эту штуку. Прислушайся к себе. Нужно захотеть оказаться в каком-то месте, где бывала раньше. Чувствуешь, тело начинает вибрировать?»
«Ага! А куда?»
«Место у ручья. Там, где на нас напали шлейфокрылы».
«Туда?! А если там опять эти твари?»
«Что нам до них? Прыгай!» – она осторожно потянула струну. Отпустила…
– Найгиль! Где нам вас искать?
Запоздалый вопрос Мюррея успел достигнуть сознания. А затем захлестнула пустота.
– Стой!
Пол попытался ухватить Найгиль за плечо. Но тела бессмертных уже теряли форму, расплывались двумя столбами тумана.
– Не удержишь. – Сорокина усмехнулась. Посмотрела на подносы с нетронутым обедом. Встала. – Не вижу смысла нынче здесь трапезничать. Пойдёмте в столовую, устроим праздничный банкет в честь успешного перехода. Правда, без главных виновниц торжества.
– Всё-таки это свинство, так удрать, – пробурчал Мюррей. – Понимаю, хочется остаться наедине. Но и мы не чужие!
– Чужие, Пол, чужие. Мы – смертные, они – бессмертные. Отныне это объективная реальность, ничего не поделаешь.
– Радует, что ненадолго. А то как-то это неправильно, несправедливо.
– Не будем пока спешить. С матрицей ещё можно поработать. Например, сделать, чтобы реципиент влюблялся в донора при заражении. Бессмертие, вечная молодость и вечная любовь – в одном пакете, как говорится.
– Заставлять человека полюбить против его воли – по-вашему правильно? – недоверчиво переспросила Клер. – Вы уже лишили людей пола, а теперь – это?
– Почему против воли? – не поняла Ивон. – Донор не может инициировать переход без согласия реципиента, насколько я понимаю. А дифференциация по половым признакам действительно анахронизм. Мы построим мир счастья, Клер. В нём все будут равны, и все будут любить друг друга. Мир без злобы, без зависти, без обиды.
– Одно счастье на всех, одна любовь на всех. Навечно… Ивон, у тебя в аптеке много спирта?
– Какого спирта?
– Обычного, этилового. Который можно пить.
– Ого! – Мюррей насмешливо смерил эзотерика взглядом. – С такой мышиной комплекцией, без привычки к тому же, много тебе не понадобится.
– Ты плохо меня знаешь.
Холанд встала и шагнула к выходу.
– Эй, постой, ты куда?!
Сильная рука легла на плечо Клер. Она пошатнулась, подняла голову. Удивлённо взглянула на послушно распахнувшуюся дверь шлюза. Что она здесь делает, куда собралась идти?
– Снаружи ночь и туман, всякая живность нехорошая на охоту вышла, – насмешливо объяснял Альментьев, продолжая цепко держать.
Холанд попыталась развернуться и поняла, что валится на пол. Илья быстро подхватил её за талию. Удивлённо втянул носом воздух.
– Ты что, пьяна?
– Ага. Напилась вдрызг!
Клер глупо хихикнула. Прикосновение мужских рук было приятно до одури. Сколько лет прошло с тех пор, как последний раз её сжимали в объятьях? Пятнадцать? Больше? Сразу и не вспомнить.
Повинуясь порыву, она выгнулась, обвила руками его шею, прижалась грудью к сильному мужскому телу. Стало спокойно и сладко.
– Да я вижу. Ай-яй-яй, плохая девочка! – Альментьев натянуто засмеялся, постарался отстраниться. – Сейчас мы это полечим.
Он попытался куда-то вести её, но Клер капризно обмякла, не желая передвигать ноги. Тогда, обречённо крякнув, он без усилий подхватил её, маленькую и лёгкую, на руки. Это было ещё приятней. Она блаженно зажмурилась, отдаваясь тёплым волнам, колышущим тело. Совсем не трудно представить, что это руки возлюбленного нежно прижимают её, несут на брачное ложе. Что она вновь юная и желанная, с робостью и томлением предвкушает неизведанное наслаждение…
Илья бережно усадил её на что-то упругое, тряхнул за плечо.
– Эй, не спи!
Клер открыла глаза. И впрямь, ложе любви. Только предназначенное не для неё. В комнатушке Альментьева ей бывать не приходилось, но на экране она видела её убранство не раз. Ночами тайком пробиралась в центр управления и наблюдала, как другая женщина отдаётся здесь ласкам мужчины. На этом диване, на кресле у письменного стола, на полу. Она млела от захлёстывающего возбуждения и представляла себя на месте Моник.
Теперь Джабиры нет. Вообще нет. Вместо неё – бесполое, почти бестелесное существо с нелепой кличкой. А она здесь, на этом ложе, в полушаге от Ильи. Кожа помнит его сильные руки… но это ничего не меняет!
Альментьев достал с полки баночку готового кофе, раздавил термокапсулу, сдёрнул крышечку. Порылся в столе, вынул розовую таблетку, бросил в напиток. Должно быть, нейтрализатор. Протянул банку.
– Пей!
Клер покорно сделала глоток. Сладкая пелена полудрёмы, окутывающая сознание, дрогнула, стала таять. Вот и всё. Несколько минут грёз – последнее, что ей подарила жизнь.
– Как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил егерь.
– Нормально.
– Странная ты, Клер.
Она грустно улыбнулась. Странная. Догадываться об этом она начала ещё в детстве. А поняла – когда впервые отдалась любимому. Сколько ей было? Шестнадцать. В миг, когда оглушительное наслаждение иглой пронзило тело, будто какое-то запретное окошко распахнулось. Призрачные образы сделались чёткими и ясными.
Первое время Клер не понимала, что происходит. Успокаивала себя, что это фокусы слишком развитого воображения. А потом начало сбываться. В мгновения наибольшего возбуждения, когда вязкая паутина логики лопалась, рвалась под напором ощущений, она видела будущее.
Время шло, и первые спонтанно возникающие видения обрастали подробностями, становились яснее и понятней. Они уже приходили не только в минуты любви. Достаточно было поддаться эмоциям, утратить контроль над разумом и непрошеное знание обрушивалось на неё. Не случайные эпизоды, а наиболее значимые для самой Клер и дорогих ей людей. И предотвратить не получилось ни разу! Когда и где произойдёт то, что она видела, оставалось загадкой.
Трагическая гибель родителей, когда пропущенный метеослужбой смерч ударил по стоящему на берегу бунгало. Мать и отец любили океан, но она упросила их продать яхту и отказаться от морских круизов. Океан дотянулся до них на берегу. Предательство лучшей подруги, выставившей на всеобщее посмешище её «ясновидение». Картинка пришла через неделю после того, как Клер, не в силах хранить тайну, поделилась ею с Джанет. Может быть, она сама спровоцировала жестокую выходку той, рассорившись без всякого повода? И Макс, Арни, Леон, все прочие изменяли ей и бросали, уходили к другим девушкам не оттого ли, что она заранее знала, как это произойдёт, и готовилась к этому?
Не сбылось единственное. Кошмар, что должен был бы стать её смертью, но оказывался неизмеримо худшим, чем смерть. Туманное утро на берегу незнакомого озера и… Пока не сбылось. Но и ждать было нестерпимо.
Жить с этим знанием казалось невозможным. Клер пыталась уйти. Тщательно готовилась, скрупулёзно прорабатывая план. Всё срывалось из-за невероятного стечения обстоятельств. Пробравшийся в запертую квартиру домушник вытащил из петли хозяйку и вызвал службу спасения. Заблудившийся в горах турист забрёл в избушку-приют и успел ввести антидот забывшейся вечным сном девушке. Словно кто-то, несравнимо более могущественный, чем Имперское Правительство, не позволял ей выбрать смерть по собственному усмотрению, увильнуть от назначенной жути.
Тогда Клер постаралась научиться не чувствовать. Принялась глушить себя алкоголем, пила до беспамятства, до скотского состояния. Потеряла друзей, из талантливого, перспективного космоисторика превратилась в презираемую, деградирующую тварь. И это спасло. То ли алкоголь, то ли антидепрессанты, которыми её щедро накачивали три года в психиатрической лечебнице, своё дело сделали. Картинки будущего ушли. Клер выкарабкалась.
На смену видениям пришла интуиция, почти безошибочное понимание, что и как нужно делать. Это было не страшно, наоборот, облегчило возвращение к жизни. Она взялась изучать теологию и эзотерику, заинтересовалась историей «Генезиса». Гилл, несомненно, была гениальным учёным, её группа – талантливыми исследователями. Но им ни за что не удалось бы воспроизвести результат предшественников, нащупать информационный канал, заметить ускользающую тропинку к божественному могуществу. Как не удавалось это Раевскому и всем остальным. Они были людьми и не могли постичь интуитивно-ассоциативное мышление эмпатиков прошлого. Холанд могла. Потому что была такой же. Выродком, нелюдью. В этом она давно не сомневалась.
Больше всего на свете она боялась возвращения видений. Помнила, с чего это началось, потому выкарабкавшись однажды, поспешила забиться в раковину, как рак-отшельник. Не позволяла никому приблизиться, играла роль серенькой фригидной мышки, интересующейся исключительно своими полубредовыми гипотезами. Держать тело в узде было тяжело, но не смертельно.
Полгода назад запретное окошко вновь дало о себе знать. Смутные тревожные образы зашевелились в тот день, когда Гилл заговорила о сверхсуществе, собранном из тумана. А сегодня утром, когда идея стала реальностью, когда они сотворили это с Джабирой, – прорвало. Будущее обрушилось настолько явственно и осязаемо, что на несколько секунд Клер потеряла сознание. То, что она увидела, было так мрачно, что самая жуткая смерть казалась рядом с этим подарком.
Баночка опустела. Она повертела её в руках, неуверенно поставила на пол. Следовало встать и уйти, но Клер медлила. Здесь, рядом с Альментьевым, было уютно. А спешить ей некуда. Она узнала туман и озеро из своего видения. Напившись, пыталась сама идти навстречу судьбе, чтобы поскорее покончить с ожиданием.
Илья дотянулся до баночки у её ног, поднял.
– Клер, можно спросить? Только не говори никому, что я спрашивал. С Моник всё в порядке? Я не видел её сегодня. И комм её отключён.
– Всё в порядке. – Холанд постаралась, чтобы голос звучал естественно. – Моник и Ната участвуют в длительном эксперименте, требующем полной изоляции.
Это была не ложь даже, просто полуправда.
– И сколько времени ваш эксперимент займёт?
– Не знаю, они сами решат, когда заканчивать.
Альментьев молчал, бессмысленно мял в руках пластиковую баночку. Но Клер слышала, о чём он думает: «Ника меня не предупредила, уединилась со своей подругой. А как же я? Значу я для неё что-то, или все её слова – лишь слова?» Ей было жаль этого сильного, доброго, хорошего парня. И она не желала знать, какая судьба ждёт его в неотвратимо надвигающемся новом мире.
Это в самом деле походило на прыжок в воду. Когда не смотришь на дно бассейна, а зажмуришься и гребёшь, гребёшь что есть силы к заранее выбранному месту. А когда воздуха в лёгких почти не остаётся и в ушах начинает звенеть, рванёшься вверх.
Моджаль огляделась. Густые стебли камышника вокруг и стена тумана, непривычно прозрачная теперь. Получилось! То самое место. Там лежала Найгиль со сломанной ногой, а здесь на неё обрушился шлейфокрыл, повалил, старясь растерзать. И разорвал бы в клочья, если бы не тот парень.
Неожиданно вспомнилось, как она отдавалась Альментьеву. Странно, ей нравились прикосновения его рук, поцелуи. И когда он входил в её тело, нравилось. Ради этого убегала тайком от Найгиль, врала. Зачем?! Временное помешательство, не иначе.
В сердце кольнула тревога. А почему, собственно, она одна здесь? Моджаль окликнула:
– Найгиль, ты где?
– Я у родника, а ты где? Не вижу тебя в этих кустах.
– Рядом. Бегу к тебе!
– Не потеряешься?
– Что ты! Я же твоя половинка, как могу потеряться?
Счастье, небывалое, не передаваемое словами, захлестнуло её. Сейчас она сожмёт Найгиль в объятиях и ничто их не разлучит. Ни люди, ни шлейфокрылы, ни время, ни расстояние, ни сама смерть. Они будут вместе вечно, остальное не имеет значения. Ничто в этом мире больше не имеет значения!
Моджаль развела в стороны зелёные стебли и шагнула. В счастье, в любовь, в сбывающуюся мечту.
