Глава 10. Мятеж
В долине закончилась зима, прошли весенние ливни, смывая клочья тумана, загоняя его вглубь чаши, к болотам. Весну сменило лето, зазеленела свежая трава на полянах, начали наливаться плоды в садах вокруг Озёрного посёлка. А в городе смен времён года не было. Да если бы и были, у сотрудников седьмой лаборатории не оставалось времени их замечать. Они работали в две смены, забыв о выходных. Гилл торопила, словно предчувствовала надвигающуюся беду. Они не успели совсем немного. К концу лета новая модель была готова процентов на девяносто пять, как утверждала Сорокина.
За три дня до первого осеннего месяца неожиданно прибыл имперский курьер с Остина. В Галактике началась война.
Сотни лет назад человечество покинуло Старую Землю в надежде, что космос достаточно велик, что там хватит места для всех рас, наций, религий и мировоззрений. Что межзвёздные расстояния и гипер-пространсвенные барьеры охладят самых горячих и нетерпимых. И вот иллюзия рухнула. Что происходило в последние годы на закрытом от остального человечества, похожем на древнюю восточную сказку Рияде, достоверно не знал никто. До внешнего мира докатывались лишь отдельные, мало что говорящие непосвящённым слова, экзотичные, будто тоже вынырнувшие из сказки: Махди, газават, муджахиды.
А затем сказка сделалась страшной. Какими методами муджахиды вынудили капитанов трёх имперских транспортов, захваченных в портах Рияда, открыть коды доступа к якорным гиперстанциям своих планет, неизвестно. Но эти корабли, заполненные десантными дивизиями, беспрепятственно вошли в локальные пространства Леты, Финикса и Квинса. Не вызывая подозрений, зависли на планетарных орбитах и начали высадку.
Лета нужна была муджахидам для акции устрашения. Двенадцать миллионов населения, сосредоточенного в закрытых городах на единственном материке – лёгкая добыча. Резня шла три дня. Взрослых вырезали под корень, не щадя ни стариков, ни женщин, скрупулёзно фиксировали подробности, чтобы после разослать рейдерами на все населённые миры. Для чего и куда забрали детей, пока оставалось неизвестным.
Удары по Финиксу и Квинсу были уже стратегически обоснованы – целью стали одновременно обе орбитальные верфи имперского флота и все проходившие профилактику, модернизацию и ремонт гиперкрейсеры. Здесь операция муджахидов не прошла так молниеносно и безболезненно для нападавших. В этих системах сейчас полыхала война, но перевес явно был на стороне агрессора, захватившего якорные станции, тем самым перекрывшего путь основным силам Империи. Финикс ещё держался, Квинс муджахидам удалось заблокировать полностью, связь с ним оборвалась.
Разумеется, даже потеряв в первый месяц войны треть боевого флота, Империя оставалась сильнее Рияда. Но психологически муджахиды уже побеждали. Солдаты имперской армии и флота не умели воевать так, как их противник – безжалостно и равнодушно к чужой, а самое страшное, к своей смерти.
Новость, привезённую курьером, Гилл узнала на экстренном совещании у губернатора. Неизвестно, собирались ли муджахиды предпринять вторжение на Альбион, расположенный далеко в стороне от основных миров Империи, но в любом случае якорную станцию, обеспечивающую доступ в его локальное пространство, необходимо было временно блокировать. Это не остановит межзвёздные крейсеры, но транспорты с десантом, линкоры с осадным вооружением прорваться к планете не смогут. Город готовился к введению военного положения.
Однако главным на совещании было другое. Именно Альбион мог оказаться решающим козырем Империи. Здесь, в одной из лабораторий воссоздали действующий прототип преонной пушки, секретного оружия «Генезиса». Подробности её действия не обсуждались, но и то, что было сказано, устрашало. Оружие способно было выборочно уничтожать биологические объекты на громадных расстояниях, от него не защищали ни броня, ни силовые поля. Триста лет назад тогдашние владельцы то ли не посмели, то ли не успели им воспользоваться. Нынешние останавливаться не собирались.
Если к блокированию локального пространства и введению военного положения все руководители Альбиона отнеслись с пониманием, то вторая новость не встретила такой единодушной поддержки. Вслух высказалась одна Эшли Уайтакер, но видно было, что многие разделяют её сомнения. Аргументы у заместителя губернатора были следующие: отправить секретное оружие на Остин, в пространство которого, не исключено, прорвались муджахиды, не означает ли то же самое, что передать его им прямо в руки? Тем самым подарить лёгкую победу и полную власть над Галактикой. Ведь любая палка о двух концах! Может быть, лучше выждать? Тем более, обладающий такой защитой Альбион неуязвим для любого агрессора.
С одной стороны, Ната согласна была с доводами Уайтакер. С другой – отсиживаться, пока фанатики уничтожают людей, пытаются повернуть историю вспять? Это выглядело трусостью и предательством. В любом случае построение модели следовало заканчивать как можно быстрее. Пока не поздно.
Моник решилась. Если введут военное положение, из города не вырвешься и встречу придётся отложить на неопределённое время. Или ещё хуже, война в самом деле докатится до Альбиона. Легко было говорить: «я прилечу одна» За полгода она так и не осмелилась улизнуть на несколько часов от Наты. Лишь разговоры по комму украдкой.
Створки ворот шлюза разошлись в стороны. Джабира запустила двигатель. Сколько лет назад она последний раз управляла флайером? Ничего, навыки, полученные в юности, не исчезли. Она подняла машину, вывела из ангара. Внизу разлилось зелёное море долины. Неужели она отважилась на это? «Робкая птичка»… К чёрту! Никакая она не «птичка», а Моник Джабира. Или просто – Ника. Так её никто не называл раньше.
Она включила комм, – «Илюша, здравствуй! Я лечу!» – «Ты в долине?!» – «Да!» – «Здорово! Ника, это здорово!» – «Куда мне лететь? Где мы встретимся?» – «Знаешь длинное озеро в юго-восточном секторе, на границе леса и степи?» – «Нет! Я ничего не знаю в долине!» – «Лети на юго-запад, пока увидишь реку внизу. А потом – вдоль её русла».
Моник увеличила скорость до максимума. Нужно спешить, Ната в любую минуту может заметить её отсутствие, начнёт искать. «Не заметит», – она постаралась успокоить себя, – «её же опять вызвали на экстренное совещание, успею вернуться!»
Внизу проскользнула гряда холмов, а вон и серебристая лента блеснула между деревьями. Она развернула машину на запад. Река текла не спеша, выписывала широкие петли по долине. Несла свои воды куда-то за горизонт, к Большому Озеру. К Илье. Илюше. Нет, сейчас он не дома, он спешит к ней навстречу! Моник бросило в жар – это ведь их первое свидание! Страшновато. Хоть всё о себе рассказали за полгода, а страшновато.
Она ждала, когда появится озеро, но всё равно увидела его неожиданно. И большой холм на северном берегу. Там, на опушке леса, отчётливо виднелось красно-сине-белое пятнышко. Моник глубже вздохнула и направила флайер вниз.
Илья ждал, радостно махал руками. Ей показалось на минуту, что она не сможет сесть, уронит машину, разобьётся, так бешено застучала кровь в висках. Но нет, обошлось, опоры мягко коснулись земли. Альментьев бросился было к двери, но стушевался, замер. Почему же он такой стеснительный?!
Моник выпрыгнула наружу, шагнула к нему.
– Здравствуй.
– Здравствуй.
Стоит, переминается с ноги на ногу. Сунул руки в карманы, выдернул. Не знает, что делать со своими сильными руками. Да протяни же их, обними! Она улыбнулась. Придётся начать первой, она ведь опытнее и старше на целых четыре года! Как странно и непривычно – быть старшей. Самой решать, что должно произойти в следующую минуту.
Моник сделала ещё шаг, перехватила его руки, готовящиеся вновь спрятаться, прижала к груди.
– Илюша, я прилетела к тебе. Как обещала.
В голубовато-серых глазах она увидела радость и восхищение, робость и страх, что это только сон, что женщина, вдруг ставшая самой дорогой и желанной, исчезнет. «Не исчезну!» – мысленно пообещала, чувствуя, как тёплая волна поднимается изнутри и уносит, уносит…
…Волна экстаза отступила, но голова ещё немного кружилась. Моник оглянулась в поисках красно-сине-белой точки. Нет, не разглядеть. Неужели эти полтора часа были явью, а не сном? Да, да, всё было наяву! Тело помнит ласку и тепло. Но впереди – снова разговоры украдкой и надежда на новую встречу.
Она нашарила в кармане куртки кругляш коммуникатора, привычно прилепила к виску. И в тот же миг в мозг ворвался взволнованный голос Наты, заставил вздрогнуть: «Моник, ты где?! Моник!» О боже, совсем вылетело из головы! Значит, её отсутствие обнаружено. «Моник, почему не отвечаешь?» Что делать? Она ведь не успокоится, будет звать и звать. Заблокировать канал? «Моник, почему ты молчишь?» Нет, так нельзя, Ната ни в чём не виновата.
Она облизнула пересохшие, ставшие непослушными губы. Только Холанд умела говорить по комму, не произнося ни звука. Когда-то давно Моник поинтересовалась – в чём фокус? Клер улыбнулась в ответ: «Зачем сотрясать воздух, если коммуникатор реагирует на нервные импульсы? Думай слова, которые хочешь сказать». Моник пыталась научиться – не вышло. А как бы ей хотелось ответить сейчас мысленно. Врать вслух почему-то трудней.
– Ната, у меня всё в порядке.
«Моник, ты где?!»
– Что-то случилось?
«Ты не видишь, что происходит в городе? Ты где?!»
Джабира прикусила губу. Что происходит в городе? Кажется, она попалась, теперь не вывернешься. Постаралась собрать в кулак всю свою смелость.
– Я же говорю, со мной всё в порядке! Зачем ты пытаешься контролировать каждый мой шаг?
Гилл растерялась, сразу сбавила тон.
«Я волнуюсь за тебя. Когда ты сможешь прийти в лабораторию?»
– Приблизительно через полчаса.
«Будь осторожна».
Связь отключилась. В голосе подруги была такая боль, что Моник почувствовала раскаяние. Но в чём она виновата? Лишь в том, что желает быть сама собой? Она ведь давно не та двадцатичетырёхлетняя девушка, что влюбилась в начальницу. Она вправе распоряжаться собственной жизнью!
Ворота шлюза привычно распахнулись навстречу машине. Но внутри ангара было не так, как всегда. Необычно многолюдно. Едва Моник выбралась из флайера, как в её сторону направились трое. Два парня и девушка с буро-зелёными повязками на рукавах. Шагах в десяти они остановились, разглядывая бедж на её куртке. Один из парней ухмыльнулся, что-то шепнул на ухо подруге. Та хихикнула, вызывающе уставилась на Джабиру. Моник вопросительно обвела глазами троицу. «Какая-то проблема?» Ей не ответили, молча проводили взглядами.
Этих троих можно было принять за компанию, собирающуюся на экскурсию за город. Но ближе ко входу в ангар планетарного транспорта всё выглядело серьёзней. Парни и девушки здесь были старше, лица – жёстче, многие вооружены пульсаторами. И все – с одинаковыми повязками на рукавах. Останавливать Джабиру никто не пытался, но внимательные, даже подозрительные взгляды буквально ощупывали её.
За воротами история повторилась, но вместо парней и девушек здесь стояло человек двадцать мужчин в форме службы порядка. Хмурые лица и такие же подозрительные взгляды. В городе явно творилось нехорошее. Успокаивало, что боевого оружия Моник ни у кого не заметила.
Добираться до института нужно было через весь город. Пустынные улицы контрастировали с толчеёй в районе космопорта, коробило от встречающихся то и дело полицейских. В обычное время служба порядка предпочитала не мозолить глаза обитателям Альбиона.
Перед входом в лабораторию Моник задержали. Остановили её с просьбой предъявить пропуск, но проводили досмотр нарочито скрупулёзно, балансируя на грани явной издёвки. Один охранник медленно водил сканером вдоль беджа, чуть ли не тыкал в грудь, хоть расстояние в тридцать сантиметров было вполне достаточным. Второй стоял молча, разглядывал в упор. Когда проверка закончилась, полицейские подчёркнуто вежливо поблагодарили за сотрудничество. Однако насмешливо-презрительные взгляды шарили по Моник до тех пор, пока не захлопнулась за её спиной дверь вестибюля.
Лаборатория встретила подозрительной тишиной и пустотой. Но минуту спустя в комме раздался голос Ивон: «Моник, ты на месте? Подходи в зал совещаний». В зале собралась вся лаборатория за исключением руководителя. С удивлением поняв, что Наты нет, Джабира села в пустое кресло, тихонько спросила соседку, химичку из своего отдела:
– Что происходит?
У той удивлённо округлились глаза.
– Ты что, не знаешь? Где же ты была последние два часа? – Кивнула на большой экран городского инфора: – Вон, смотри, что делается!
Шла трансляция выступления заместителя губернатора. Уайтакер высказывала то же, что говорила на закрытом совещании две недели назад. Она что, с ума сошла? Разглашение будет стоить ей должности. И как вообще такое показывают? Моник удивлённо покосилась на коллег. Те слушали внимательно, сосредоточенно. Многие с сомнением. Но были и такие, в чьих лицах читалась явная поддержка решению не выпускать секретное оружие с Альбиона. О боже, – ужаснулась Моник, – Уайтакер даже информацию о пушке сделала всеобщим достоянием! Она что, не боится последствий?
Нет, не боится. Уайтакер держалась уверенно, с достоинством. «Мы не мятежники. Но сейчас, когда Имперское Правительство и Вооружённые Силы демонстрируют неспособность обеспечить защиту колоний, мы имеем право – и должны! – позаботиться о собственной безопасности и безопасности наших детей. В истории человечества не раз бывало, что результаты труда людей науки политиками и военными превращались в инструмент уничтожения. Мы не можем допустить, чтобы такое случилось в наше цивилизованное время. Лишь мы, люди науки, способны разумно распорядиться своими открытиями. Не руководствуясь сиюминутными корыстными соображениями, а действуя во благо всего человечества!»
При последних словах сидевший в председательском кресле Мюррей не выдержал, презрительно фыркнул. А на экране возникло другое лицо – незнакомый мужчина лет тридцати с повязкой на рукаве. «Временный Совет Альбиона обращается ко всем согражданам! Нас не устраивает политика, проводимая Имперским Правительством. Политика, направленная на сохранение статуса научной колонии. Мы располагаем ресурсами для превращения Альбиона в самодостаточное государство. У нас под боком огромная естественная теплица, способная прокормить при надлежащем развитии агротехнического комплекса миллиардное население. А нас вынуждают ввозить продовольствие из других миров. Наш научный потенциал…»
Мюррей поднялся, не дожидаясь, когда выступление закончится, заявил презрительно:
– И это называется «не мятеж»? Они хоть бы речи свои согласовывали! Всё, на этом собрание закончено. В связи с напряжённой обстановкой в городе лаборатория переводится на казарменное положение. Размещайтесь в комнатах отдыха по четыре человека. – Пол повысил голос, стараясь подавить недовольный гул в зале: – Тесноту и личные неудобства придётся потерпеть, пока обстановка стабилизируется! Нельзя допустить, чтобы весь этот бедлам замедлил наши исследования. Можете расходиться. Час на обустройство, затем возвращаемся на рабочие места.
– Но домой-то съездить можно, взять самое необходимое? – растерянно поинтересовался кто-то.
– Я же сказал – из лаборатории не выходить без моего разрешения. Самое необходимое здесь есть.
Мюррей выключил экран инфора, сотрудники начали подниматься, потянулись к выходу. Видно было, что распоряжение о переходе на казарменное положение большинству неприятно, но возражать вслух никто не осмелился.
Джабира шагнула к Бигли.
– Ивон, а где Ната?
Та посмотрела на неё удивлённо.
– Все руководители, вызванные на совещание, блокированы в резиденции губернатора. Ната просила собраться в лаборатории и никуда не уходить до её распоряжения. Странно, что ты не в курсе.
События развивались стремительно. Выступление Эшли Уайтакер на совещании у губернатора никто не воспринял всерьёз. А зря, останавливаться она не собиралась. Пока было неясно, какие силы в городе её поддержали, но действовали они решительно и умело. Накануне отлёта имперского курьера, сопровождающего подготовленную к транспортировке пушку, космопорт захватила группой молодых людей с буро-зелёными повязками на рукавах, – цвет мха, покрывающего большую часть поверхности Альбиона, мятежники сделали своим символом. Охрана космопорта сопротивления не оказала, позволив нападающим блокировать связь города с внешним миром. Одновременно повстанцы проникли в резиденцию губернатора. А через полчаса заявил о своём существовании «Временный Совет Альбиона».
Служба порядка, не получая распоряжений, действовала в соответствии с уставом, – обеспечивала охрану жизненно важных узлов. Остальные горожане предпочитали не высовываться лишний раз из квартир, ожидали, чем обернётся пока что мирное противостояние.
К утру следующего дня неопределённость закончилась. Губернатор сдался, сложил полномочия. Должно быть, в немалой степени из-за того, что после переговоров, тянувшихся всю ночь, на сторону Временного Совета перешли четверо из шести его заместителей, в том числе шеф службы порядка. И уже утром полицейские цепляли бурые ленточки на форму.
Ближе к обеду в лабораторию вернулась Гилл. Отмахнулась от Мюррея и Бигли, засыпавших её вопросами прямо в холле, закрылась в кабинете и вызвала Джабиру.
Во второй раз Моник испытывала страх перед такой знакомой, оформленной под малахит дверью. Нет, шесть лет назад был не страх – робость. Тогда она понимала, что должно произойти между ними и хотела этого. А сейчас… Она с сомнением посмотрела на сенсор интеркома. Ну уж нет, шесть лет входила в этот кабинет, не спрашивая разрешения, войдёт так и теперь. Решительно толкнула дверь.
Гилл сидела в кресле, тяжело опершись локтями о стол. Осунувшаяся, с чёрными тенями у глаз. Моник подошла к столу, села в кресло напротив. Как обычно. Нужно вести себя как обычно.
– Ната, ты выглядишь усталой.
– Да, наверное, – Гилл внимательно посмотрела на неё. – Что случилось, Моник?
– У меня? Ничего не случилось, всё нормально.
В глазах Наты по-прежнему было ожидание ответа. И боль. Моник почувствовала, как солёный комок подкатил к горлу. Она никогда не видела подругу такой… жалкой?!
– Честное слово, нормально!
– Ты не отвечала на вызовы. И не сказала, где была.
– Я… это минутная слабость. Я не хотела причинить тебе боль.
– Ты была с кем-то?
– Нет. Как ты могла такое подумать? – Моник готова была сгореть от стыда. Но что ей оставалось, кроме вранья? – Мне потребовалось чуть-чуть одиночества. Я взяла машину и полетела. И комм отключила.
В глазах Гилл появилась надежда.
– Правда?
– Конечно.
– А я испугалась… Моник, я не представляю, как смогу жить без тебя. У меня ведь никого другого нет, понимаешь? Нет и никогда не было.
Моник с ужасом увидела, как на ресничке её набухает капелька. Кап! И покатилась по щеке. И на другой мокрая дорожка. Кап! Вторая капелька. Твердокаменная, непоколебимая Гилл – плачет?! Такого не бывало за шесть лет. Плачет из-за неё. Подчиняясь безотчётному порыву, она вскочила, обогнула стол, обняла подругу за плечи, уткнулась лицом в короткие жёсткие волосы.
– Ну ты что? Перестань! Я же рядом.
– Я испугалась. Сильнее, чем когда на нас напали шлейфокрылы, испугалась. Сильнее, чем когда провалился эксперимент с Уайтакером. Я подумала, что ты меня бросила. Тебе плохо со мной? Я буду вести себя так, как ты захочешь! Я научусь, честно!
– Не надо, ты мне нравишься такая, как есть.
Моник закрыла глаза, чувствуя, как поворачивается лицо Наты навстречу её лицу. Как губы, такие знакомые, касаются её губ. Она не сможет оставить эту женщину. Никогда не посмеет.
Спустя час Гилл собрала заместителей на совещание. Мюррей, даже в кресло сесть не успев, потребовал:
– Ната, я хочу слышать твоё мнение о происходящем.
Наверняка это хотели знать все, не один он. Гилл криво усмехнулась. Ответила:
– Если одним словом – дерьмо.
– А если двумя?
– Много дерьма. Город рискует утонуть в этом дерьме очень скоро. И мы вместе с ним.
Уайтакер затеяла опасную игру. Ната не понимала, как новоявленная губернатор собирается держать в узде тех, кого привела к власти. Удивительно, но они пользовались авторитетом в молодёжно-подростковой среде и у обслуживающего персонала. Авторитет этот держался на страхе. Прежде Гилл не подозревала, что на Альбионе – научной колонии! – существует криминалитет. Но если разобраться: в городе более пятидесяти тысяч жителей, лишь десять процентов – научный персонал института, остальные – их семьи, обслуга, администрация. Здесь должно быть то же самое, что везде.
– Ещё здесь есть то, чего в других малозаселённых мирах нет, – неожиданно добавила Сорокина, едва Ната закончила рассказ. Пояснила в ответ на удивлённые взгляды: – Клер знает, о чём я говорю. Она ведь работала в лаборатории Раевского. На ком он ставит эксперименты? Не на добровольцах ведь?
– Да, не на добровольцах, – согласилась Холанд. – Первая лаборатория использует отбракованный человеческий материал для экспериментов по приспособляемости. С Остина доставляют неизлечимых маньяков, приговорённых к уничтожению. Это не люди, хуже зверей. Пусть хоть науке послужат напоследок.
– Сейчас в городе около полусотни таких «подопытных», – проинформировала Сорокина.
– Откуда ты знаешь? – Уставилась на неё Ната. – Уровень доступа к такой информации превышает твой на порядок, не меньше.
Сорокина улыбнулась.
– В нейросети много интересного, а информеры порой позволяют себе пошалить. Охранная система тюрьмы управляется нейросетью. Вчера все информеры подчинялись губернатору. А сегодня? Тем более – завтра? Можете представить, что будет, если этот «отбракованный материал» вырвется на свободу?
– Не преувеличивай, никуда они не вырвутся, – хмуро возразил Пол.
– Как бы там ни было, мы не можем повлиять на происходящее в городе, – подвела итог Ната. – Поэтому должны работать, работать и работать. Довести исследования до конца во что бы то ни стало.
Не всё у Временного Совета пошло так гладко, как представляла Эшли Уайтакер. Озёрный посёлок не поддержал сепаратистов. Это был удар неожиданный и сокрушительный. Без «теплицы» автономное существование колонии становилось фикцией. Жёсткая позиция озерян сразу же пошатнула авторитет новой власти. Теперь многие из тех, кто поспешил перейти на её сторону, начали искать пути к отступлению. Напряжённость внутри самого Временного Совета усиливалась изо дня в день.
Внеплановая инспекция новоявленного губернатора застала руководство седьмой лаборатории врасплох. Когда Ната выскочила из кабинета информ-моделирования, холл был заполнен незваными гостями. Уайтакер стояла, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Кажется, ей хотелось немедленно, не дожидаясь хозяйку устроить обход.
– Здравствуйте.
Гилл постаралась улыбнуться как можно приветливее, но сердце сжималось от нехороших предчувствий. Ни по каким меркам нельзя назвать дружественным визит, если приводишь с собой десяток вооружённых охранников.
Уайтакер не ответила на улыбку. Высокая, подтянутая, энергичная, привыкшая отдавать приказы, она сменила обычный деловой костюм на чёрный с серебряной окантовкой китель, словно напоминая, что до того, как стать чиновником, была офицером космодесанта.
– Чем обязана столь неожиданному визиту?
Гилл понимала, что ещё немного и начнёт паниковать. Оглянулась на выбежавшую следом Клер. Та вся побелела, оказавшись в перекрестье враждебных взглядов. Нет, это слабая поддержка.
– Неожиданный? В самом деле? – Уайтакер смерила Нату взглядом. – Вы предполагали, что сможете бесконечно водить всех за нос?
– О чём вы?
Ната вновь нервно оббежала взглядом холл. Вооружённые люди у входных дверей, у коридоров, ведущих к экспериментальным боксам. Вот один обошёл сзади, вынуждая Холанд попятиться.
– Меня не удовлетворяют отчёты, предоставленные руководству института! – отчеканила Уайтакер. – Вызовите сюда весь персонал. Немедленно.
– Сюда? Будет тесно.
– Потерпим.
Гилл пожала плечами, подошла к пульту внутренней связи, коснулась сенсора общего оповещения. Распорядилась:
– Всем сотрудникам немедленно прибыть в холл!
Минут через пять холл заполнился до отказа. Одним из последних вошёл Люк Уайтакер. Сначала замер, увидев мать, затем шагнул к стоящей у стены Сорокиной, приобнял. Гилл заметила, как болезненно дрогнули губы высокопоставленной визитёрши. Зачем же такая демонстрация?
– Все?
Уайтакер оторвала взгляд от сына, повернулась к руководителю лаборатории. В её бледно-голубых глазах был уже не холод – откровенная враждебность.
– Да.
– Мне стало известно, что в лаборатории самовольно введено казарменное положение. Это недопустимое нарушение прав и свобод сотрудников. Это первое. Второе. В лаборатории проводятся эксперименты, выходящие за рамки рабочего плана. Не исключено, представляющие угрозу для сотрудников и всех жителей города.
Уайтакер обвела взглядом присутствующих. Хотела увидеть реакцию? Все молчали, ожидая продолжения.
– Исходя из этого, я немедленно приостанавливаю деятельность лаборатории. В течение суток Гилл обязана подготовить и представить мне отчёт о том, что здесь происходит в действительности. После этого я решу, чем лаборатория будет заниматься дальше. Если будет. Сейчас все свободны, могут расходиться по домам. Чтобы не возникло искушения ослушаться, город прекращает подачу энергии на лабораторный компьютер и оборудование. Здесь остаётся постоянный пост охраны. Всё!
– Вы не имеете права! Мы не подчиняемся вашему самозваному «совету»! – Ивон не успела перехватить мужа. Мюррей ринулся к губернатору и тут же наткнулся на стволы бластеров.
– Пол, не нужно!
У Наты зазвенело в ушах от напряжения. Но права на слабость у неё не было. Главное – не допустить стычки. Она шагнула между Уайтакер и Мюрреем: – Губернатор, мы выполним ваше распоряжение.
– Вот и хорошо. Всем расходиться по домам! – Уайтакер резко перевела взгляд на сына. – Люк, пошли!
– Я никуда не пойду с тобой!
Парень крепче прижал к себе Сорокину. Глаза губернатора хищно сузились.
– Что? Это приказ!
Охранник с готовностью шагнул к парочке. И тут заговорила Людмила. Её голос звучал тихо и спокойно. Неуместно тихо в накалившейся атмосфере помещения.
– Госпожа губернатор, вы приказываете арестовать Люка Уайтакера? В чём он обвиняется? В том, что он – ваш сын? Разве это преступление?
Тишина в холле сделалась звенящей. На миг взгляды Сорокиной и Уайтакер-старшей скрестились. Точку пересечения увидеть было невозможно, но Ната почти явственно уловила запах озона. А в следующее мгновение лицо губернатора дрогнуло.
– Ладно, с этим мы тоже разберёмся.
Она резко повернулась на каблуках, шагнула к выходу.
Через полчаса лаборатория опустела. Теперь здесь было непривычно тихо и темно. Лишь в кабинете информ-моделирования сидели те, кого с городом ничего не связывало. Маленькая горстка единомышленников, восемь человек.
Кабинет выглядел непривычно. Полумрак, тусклый свет панелей аварийного освещения и тишина, только Габи всхлипывал в углу. Программер не ходил на собрание в холле, оставался до конца в нейросети и сжёг её со всем содержимым в последнюю секунду перед отключением, повинуясь приказу Сорокиной. Уничтожил шесть с половиной лет собственной жизни и жизни людей, которыми дорожил. А ведь до цели оставалось совсем немного! День, может быть, два, и модель была бы завершена.
– Что будем делать, Ната? – спросил Мюррей. В тусклом освещении густо побитые сединой волосы его были похожи на пепел. – Эта сволочь…
Бигли поспешно дёрнула его за руку, кося глазами на сидевшего на полу рядом с креслом Сорокиной Люка. Но Мюррей лишь раздражённо повёл плечом. Повторил:
– Да, сволочь! Она не простит, что мы оставили её с носом. Для тех, кто не в курсе – Ната и Моник попали в лапы шлейфокрылов благодаря её стараниям.
– У нас нет доказательств… – слабо запротестовала Клер.
– Да брось! Прошлый раз она примерялась. Теперь у неё власть, теперь она будет действовать наверняка. Прежде всего, она постарается уничтожить тебя, Ната. И Людмилу – за сына и за то, что не получит результаты нашей работы. Вам нельзя оставаться в городе, надо бежать в Озёрный посёлок пока не поздно. Русы не признали новую власть, можно как-то сыграть на этом.
Гилл невесело улыбнулась. Она держалась, пока губернатор была здесь. Держалась, когда благодарила за работу уходящих из лаборатории сотрудников. Держалась до той самой минуты, когда опустилась в кресло за терминалом и положила руку на голову присевшей рядом Моник. На большее сил не осталось.
– Ивон, у тебя найдётся что-нибудь такое… чтобы улететь далеко-далеко? – спросила. – А ещё лучше, чтобы и не возвращаться.
– Ната, так нельзя! – Пол ударил кулаком по пульту терминала, заставив тот жалобно хрустнуть. – Это же капитуляция! Признание поражения!
– Это и есть поражение. У меня хватило бы сил начать сначала. Но такой возможности больше никогда не представится. А жить, зная, что у тебя в руках были ключи к счастью всего человечества… Я не собираюсь прятаться, пусть со мной делают, что хотят, мне всё равно. А вы… решайте каждый за себя.
– Я согласна с Натой, – прошептала едва различимая в своём углу Холанд. – Это полный провал.
– Вы не имеете права сдаваться! Ложиться вот так, кверху лапками! – Голос Мюррея задрожал. – Прекрасно понимаете, что без вас двоих не получится возобновить эту работу. Нужно драться до конца, пока живы! Испробовать все возможности!
– Пол прав. Пока мы живы, шанс победить остаётся, – произнесла вдруг Сорокина. – Да, мы не можем закончить эксперимент здесь. Но это не означает, что мы не можем его закончить вообще. Старый славийский институт на озёрах – наверняка там что-то уцелело. И модель вовсе не погибла вместе с нейросетью. Есть копия.
– Где? – Гилл подалась вперёд. Она уже знала ответ, но не могла поверить в него.
– Здесь. – Людмила коснулась пальцами виска.
– Ерунда, человеческий мозг не способен вместить такой объём информации, – недоверчиво возразил Пол.
– Мне пришлось убрать из его ячеек несущественное. Зато модель сохранилась почти целиком, за исключением мелких деталей, восстановить которые можно за пару недель.
Она замолчала. А Ната почувствовала, как силы, вроде бы исчерпанные до дна, возвращаются. Вместе с ними возвращалось желание жить. В самом деле, что это она расклеилась? Задрала лапки, как глупый котёнок. Ещё ничего не потеряно, они победят!
– Так что же мы сидим? – Мюррей взглянул на информ-аналитика. – Нужно действовать! Кто-то должен немедленно лететь в Озёрный, договариваться с Сорокиным.
– Людмила лететь не может. – Ната отрицательно качнула головой. – Она – хранилище ценнейшей информации.
– Люда не может лететь, потому что её не выпустят из города, – подал голос Люк. – Как и Нату, и меня. Нет уверенности, что выпустят Ивон или Пола.
В кабинете повисла тишина. Парень, безусловно, был прав. Если кто из их команды и пользовался пока относительной свободой передвижения, то это была…
– Я могу полететь, – робко предложила Моник. – Вряд ли я интересую губернатора. И с Сорокиным я уже знакома. Думаю, он отнесётся ко мне достаточно благосклонно.
– Нет!
Ната решительно тряхнула головой. Рука её сама собой крепче обняла шею подруги, будто стремясь удержать рядом.
– Ната, Моник права, – принялся увещевать Мюррей. – Переговоры лучше вести ей.
– Я не пущу её одну, это слишком опасно! К тому же её должностной статус не позволяет представлять лабораторию в переговорах.
– Значит, полечу и я, – предложила Холанд.
Такое решение было оптимальным. Возможно, единственным. Они все понимали это.
– Ната, – поторопил Мюррей, – нет времени для личных переживаний. Соглашайся!
Рука, обнимающая Моник, дрогнула, опустилась. Ната закрыла глаза, нехотя кивнула. Что ж, пусть будет так.
