Книга: Хозяйки тумана
Назад: Глава 8. Лаборатория
Дальше: Глава 10. Мятеж

Глава 9. Привкус бессмертия

Ната расхаживала по кабинету информ-моделирования, привычно превращённому в зал совещаний. Приятно снова обрести свободу движения – остаточная хромота исчезнет через пару дней, кость срослась, боль прошла, оставив лишь память о себе. Потому и напрягаешься бессознательно, делая шаг.
– Ната, может, присядешь? – недовольно проворчал Мюррей из своего кресла. – Серьёзный разговор предстоит.
– Насиделась и належалась! И думается мне лучше, когда двигаюсь. Давай, начинай.
– Первый вопрос. О покушении на руководителя лаборатории.
– Не слишком сильно сказано?
– Не слишком! Я провёл расследование – случайность исключена. Бластер был исправен, но батарея разряжена. А их проверяют и при необходимости дозаряжают в обязательном порядке. Причём, дважды. Когда машина возвращается в ангар, и повторно, когда поступает заявка, и флайер поднимают на стартовую площадку. Кто-то знал твою страсть к вылазкам в долину, знал, что в такое время года там опасно, и специально разрядил оружие. Если бы не поселковые, ты бы погибла. И не было бы никаких улик преступления. Ведь никто, кроме вас с Моник не видел, как долго шёл бой. Но ничего, я докопаюсь, кто это сделал.
– Не нужно никакого расследования, – Ната раздражённо отмахнулась. – Я и так догадываюсь, кто за этим стоит.
– Кто? – Мюррей подался вперёд. И остальные члены совета удивлённо повернулись к руководительнице.
– Грегор Уайтакер. Это месть за то, что мы едва не убили его сына. Никто не спросит начальника космопорта, чем он занимается на подведомственной территории.
– Вряд ли, – Сорокина говорила, не отрывая взгляд от экрана ридера, словно речь шла о делах обыденных. – Во-первых, никакое это не покушение. Кто мог знать, что вы нарвётесь на стаю шлейфокрылов? Во-вторых, о том, что эксперимент мог закончиться гибелью добровольца, за стенами лаборатории никому неизвестно. Да и в стенах об этом знают восемь человек, если я не ошибаюсь, – мы, Джабира, Габи и сам Люк. Разряженный бластер – это не покушение, а мелкая пакость, и то, что она чуть не обернулась трагедией, в самом деле случайность. В-третьих, не стал бы Грегор Уайтакер такой ерундой заниматься. Он человек основательный, если бы хотел избавиться от Наты, нашёл бы стопроцентно гарантированный способ. Нет, за всей этой историей стоит женщина. Жена начальника космопорта так же свободна в передвижении по ведомству мужа, как и он сам. Если не больше.
– Эшли Уайтакер? – недоверчиво переспросила Ивон. – Что ты говоришь, женщина не способна на такую подлость.
– Наивные. Вы и представить не можете, на что способна мать, считающая, что её ребёнку грозит опасность. – Людмила повернула голову к коллегам и, улыбнувшись, добавила: – Я бы на её месте поступила гораздо жёстче.
Несколько секунд все молчали.
– Пусть так, всё равно, – согласилась наконец Гилл. – Уайтакеры – родители нашего сотрудника, влиятельные чиновники городской администрации. Мы не будем затевать с ними войну.
– Предлагаешь ждать, пока они кого-то из нас прихлопнут? – саркастически поинтересовался Мюррей.
– Я предлагаю соблюдать осторожность. На счастье, парень остался жив и здоров. А страсти со временем улягутся. – Ната посмотрела на коллег. – Или я чего-то не знаю? От меня опять что-то пытаются скрыть?
Пол шумно втянул воздух.
– Пункт два. Окончательные результаты эксперимента. Наблюдения за подопытным позволяют утверждать, что поставленная нами цель частично достигнута. Заметно улучшилось интуитивное мышление, способность к синтезу. Уайтакер стал сдержаннее, повысился уровень эмпатии. Не исключено, что некоторые процессы находятся в латентном состоянии и будут выявлены позже. Но это уже не так важно. – Не в силах сдерживаться, он расплылась в довольной улыбке. – Ната, это же победа! Мы сделали это! Человеческую личность можно корректировать.
Ната тоже улыбнулась.
– Да, пожалуй, победа.
– Это всё, что ты можешь сказать? – удивилась Ивон. – После стольких лет работы?
– А вы хотите, чтобы я попрыгала от радости? – Гилл опустилась в свободное кресло рядом с Сорокиной. – Извините, не могу пока – охромела.
– Нда… – Улыбка сошла с лица Пола. – Переходим к третьему пункту. О превышении должностных полномочий информ-аналитиком. У меня складывается устойчивое впечатление, что Людмила вносит в модель изменения, не согласованные с советом.
– Разве? – Гилл удивлённо посмотрела на Сорокину. – По-моему, ерунда. Людмила, ответь!
– Разумеется, ерунда. Во время информ-моделирования иногда возникает необходимость дополнительной, непредвиденной детализации. Что, каждый раз останавливать процесс? Я думала, вы доверяете моим знаниям и интуиции. Впрочем, я догадываюсь, что послужило причиной данного выпада в мою сторону.
– И догадываться не нужно, я скажу открытым текстом! Всю жизнь так поступаю. Информ-аналитик внесла в модель изменение, заставившее Уайтакера испытывать влечение к ней.
– Чушь, – Сорокина едва заметно повела плечом. – Для чего бы мне понадобилось влюблять в себя этого мальчика? Я что, нимфоманка? К Люку я отношусь как к младшему брату, почти как к сыну. Что в этом плохого? Не думаете же вы, что я способна нанести ему моральный ущерб? Тем более, физический?
Мюррей плотно сжал губы, отвёл взгляд. А Гилл улыбнулась, произнесла примиряя:
– Люк Уайтакер и Людмила вправе строить отношения, как им заблагорассудится.
– Не понимаю, почему Пол так озабочен этим, – продолжила Сорокина. – Я думала, в научной лаборатории не место для глупых сплетен.
Генетик возмущённо фыркнул. Затем выдавил недовольно:
– Согласен, не место. Пункт четвёртый и последний. Передышка закончена, пора составлять план дальнейшей работы. Принципиальная возможность изменения личности доказана. Теперь надо научиться делать это безопасно и безболезненно. Выявить, что и в каких пределах допустимо исправлять в человеке…
– А вот этим мы заниматься не будем, – неожиданно возразила Ната. – Я не собираюсь дарить Имперскому Правительству инструмент для конструирования послушных человечков. Мы не для того начинали исследования.
Мюррей удивлённо посмотрел на неё.
– Что же мы напишем в отчёте? Это наш единственный реальный прорыв за шесть лет.
– Мы вообще не будем отчитываться.
– То есть как? Лабораторию закроют, как бесперспективную.
– Ната, чем мы будем заниматься, если не этим? – поддержала Ивон, – Не хочешь же ты сказать, что исследования прекращаются?
Холанд тоже хотела что-то спросить, но не решилась, лишь смотрела настороженно. Ната с наслаждением откинула голову на спинку кресла.
– Мы займёмся конструированием совершенного существа. Не знающего болезней и страданий, не нуждающегося в пище, питье, жилище и одежде, обладающего полной властью над физическим телом, способного лепить свой облик в соответствии с желаниями. Всемогущего и бессмертного.
Она улыбнулась, наблюдая реакцию друзей. Четыре пары глаз смотрели на неё, не отрываясь. Желтоватые, тигриные Пола – подозрительно, с недоверием, изумрудные Ивон – удивлённо, синие Клер – испуганно, тёмно-серые Людмилы – внимательно, с интересом.
Ната продолжила:
– Когда я лежала в камышнике, безоружная, со сломанной ногой, не способная защитить любимую, и смотрела на атаку шлейфокрылов, отчаянная злость на собственное тело переполнила меня. Какое же оно беспомощное, хрупкое, неповоротливое! Пища для безмозглой твари. Мне так хотелось стать лёгкой, неуязвимой! Стать частью тумана.
Она замолчала в ожидании. Поймут?
– Нельзя воссоздать человеческое тело из газа, – напомнил Мюррей. – Мы это уже проходили.
– Проходили. Но туман – не газ. Это мельчайшие частицы жидкости, воды.
– Человек и так большей частью состоит из воды. – Генетик пожал плечами. – Не понимаю, к чему ты клонишь.
– Именно «большей частью», а не полностью. Твёрдые примеси, формирующие структуру организма – помеха. Должна остаться только вода в двух агрегатных состояниях: газ и жидкость. Если увеличить поверхностное натяжение, то достаточно плёнки в несколько молекулярных слоёв, чтобы лепить структуру любой сложности. Да, для этого понадобится огромное количество энергии, но мы же получили к ней доступ? К тому же тело значительно упростится – большинство «подарков» эволюции не понадобятся. Сложная клеточная структура, ДНК, механизмы пищеварения, кровообращения, репродукции, гормональный аппарат, дыхательная система… Почти всё можно выбросить! Оставим каркас-скелет, мышцы, кожный покров, органы чувств и нервную систему. Их, наоборот, усовершенствуем. Вместо вербального общения, например, – прямой ментальный обмен.
Она замолчала. Минута шла за минутой, никто не осмеливался заговорить. Ещё бы, непросто переварить такое!
Первым нарушил молчание Мюррей:
– Усилить поверхностное натяжение… Как ты предлагаешь поддерживать постоянный уровень напряжённости поля? Из-за неизбежной утечки энергии такое тело нельзя поддерживать долго. Оно распадётся!
– Пусть распадается. Его можно воссоздать заново в любом месте с достаточной влажностью. И там, где есть вода. Тонкие тела способны перемещаться со скоростью электромагнитной волны – это власть над пространством.
– В пределах магнито-гравитационного поля планеты! Твои существа будут намертво привязаны к своей альма-матер. О межзвёздных, даже межпланетных полётах придётся забыть.
– Не велика потеря! Разве от хорошей жизни человечество рвануло в космос? Галактическая экспансия – это последствие мужской агрессивности. После того, как мы устраним гендерную дифференциацию, агрессивность исчезнет сама собой. Соответственно, отпадёт надобность в экспансии.
– Стоп-стоп-стоп! – Мюррей вскинул руки. – Что значит «устраним гендерную дифференциацию»? Ты собираешься конструировать бесполых существ?
– Однозначно. Гендерные различия – наследие эволюции, необходимое условие полового размножения. Отказавшись от них, мы освободим человечество от целого вороха проблем.
– Ну знаешь … – Бигли покачала головой. – Это как-то… неправильно.
– Почему? Хочешь сказать, что ты любишь Пола за то, что он мужчина, а не за то, что он Пол?
– Нет, но…
Она искала и никак не могла найти подходящие аргументы. Ната поспешила закрепить победу:
– Конечно, вопросов предстоит решить много. В том числе философских, мировоззренческих. На них не ответить за день. И за год не ответить. Но если получится, если мы преобразуем физическое тело – в запасе у нас будет вечность!
– Впечатляет. – Людмила отложила в сторону ридер. – Но у меня тоже есть несколько вопросов. Первый – то, о чём сейчас было сказано, раз и навсегда изменит не только историю, но и эволюцию. Не слишком ли в узком кругу мы берёмся решать за всё человечество?
– Мы не решаем за человечество. Наоборот, впервые человечество получит выбор. Мы никому не навязываем бессмертие.
– Ладно, второй вопрос, технический. Каким способом ты собираешься отделять тонкие тела от физической оболочки? Мне известен только один.
– Именно этим, другого и я не знаю, – согласилась Гилл. – Физические тела придётся умерщвлять. Они нам больше не потребуются.
– Умерщвлять? – недоверчиво переспросила Клер. – То есть, убивать? Лишить жизни, чтобы сделать бессмертным? Ната, ты не находишь никакого противоречия в таком предложении?
– Нет, подождите, – вмешался и Пол. – Если физическое тело умрёт, то личность потеряет связь с внешним миром. Это будут призраки, а не люди.
– Да, если умертвить тело и остановиться на этом, – подтвердила Ната. – Но если в тот момент, когда возникает индукционный поток информации между оболочками эфирной и физической, последняя станет эластичной, изменяемой? У эфирного тела достаточно энергии, чтобы всю воду биологической оболочки почти мгновенно превратить в пар, конденсировать его в капли тумана и начать создавать новое физическое тело.
Гилл с надеждой смотрела на друзей. Поймут, что речь идёт не об убийстве, а о перерождении, о начале новой жизни, неизвестной, но, несомненно, прекрасной? Мюррей, Бигли, Сорокина молчали, обдумывая услышанное. Лишь Холанд прошептала едва слышно:
– Жутко как, живьём испарять человека. – И добавила громче: – Когда мы начинали, я не думала, что придём к такому.
Ната взорвалась:
– Ах, ты не думала! А нужно было думать, когда влезла в эту историю с «Генезисом»! Из-за чего, по-твоему, уничтожили целую планету? Ты хотела проверить свои идеи практикой? Они верны, почему ты не радуешься? Именно ты открыла этот ящик Пандоры, и отступать поздно!
– Ната, успокойся ради бога! – Бигли испугано вскочила со своего места.
– Я спокойна. И заявляю с полной ответственностью – если у меня появится шанс изменить ход эволюции человека, я это сделаю. Возможно, в этом цель моей жизни. Кто из вас остаётся со мной?
– Я, – не задумываясь, ответила Сорокина. – Очень интересная и необычная задача. Независимо от того, какой результат мы получим.
– Мы дружим двадцать лет, – напомнил Мюррей. – Не думаешь же ты, что мы с Ивон бросим тебя теперь? Если ты решила ввязаться в это гиблое дело… ну, пусть так и будет.
Гилл повернулась к Клер, посмотрела вопросительно. Холанд грустно скривила губы.
– А что будет с той, кто не желает в этом участвовать?
– Мы тебя линчуем. Ничего, естественно, не будет! Можешь написать заявление и уйти. Но, Клер, мне нужна твоя помощь. Всё это выходит за пределы естественных наук, которыми я занималась.
– Что ж, я останусь. Я понимаю, что несу ответственность за возможные последствия нашего открытия. И мне страшно. За нас и за человечество.

 

Транспорт-лента свернула за угол, побежала мимо утопающего в зелени и цветах сквера к трёхъярусным жилым блокам.
– Вот я и дома, – сообщила Сорокина.
Уайтакер с удивлением взглянул на неё.
– Ты здесь живёшь? Странно, обычно информеры не любят этот квартал. Он слишком… старомоден, что ли.
– А нам с Ириной нравится. Чуть-чуть напоминает долину. Хотя, разумеется, таких цветов там нет.
– Да, красиво.
– Зайдёшь в гости?
Люк растерялся на миг от неожиданного предложения:
– А… я не помешаю?
– Конечно нет! Наоборот, я буду рада. Пошли, пошли!
Людмила схватила его за руку, вынуждая сделать шаг с транспорт-ленты.
Квартира её располагалась на третьем ярусе. Удобная, напичканная техникой, делающей быт комфортным и беззаботным.
– Проходи, не стесняйся! – Сорокина мягко подтолкнула гостя внутрь. – Это гостиная, дальше кабинет, спальни, моя и Ирины. А направо – кухня. Те двери – туалет и ванная.
Уайтакер застыл посреди гостиной, еле успевая головой вертеть вслед за жестами хозяйки.
– Тесновато, да? – не переставала тараторить та. – Ты привык к большему простору? Но я здесь мало времени провожу. Практически, только ночую. Дочь хозяйничает. Кабинет ей отдала, да и кухней она занимается. Так что маму вытеснили в её спальню. Но мне хватает! Жаль, сегодня с Иришкой познакомить тебя не получится – она отпросилась до утра на день рождения подруги.
Людмила остановилась наконец, с хитрой улыбкой посмотрела на гостя.
– Я тебя чаем поить буду. У нас, озерян, это традиционный напиток. Где расположимся? Здесь или на кухне? Или… пойдём в мою норку?
Спаленка у неё была крохотная, но уютная. В самом деле похожая на норку, обитую белым как снег псевдопухом. И пустая, никакой мебели, лишь едва приподнятый над полом прямоугольник тахты и спрятанный в стену шкаф.
– Располагайся, как тебе удобно, я сейчас всё принесу!
Люк осторожно присел на тахту. Упругая на вид поверхность тотчас прогнулась, стараясь повторить каждый изгиб тела. Приятно вытянутся на такой постели в полный рост, наслаждаясь нежными прикосновениями шелковистого пуха… Неожиданно он позавидовал этому пуху. Хотя нет, как раз неожиданным ощущение не было. В свои девятнадцать Люк был достаточно опытен, чтобы безошибочно понять, что с ним творится. Он влюбился! По уши, как последний болван! Но как такое могло случиться? Он три месяца проработал в лаборатории и на странную русу, что годилась ему чуть ли не в матери, внимания не обращал. А теперь обратил. И понял, какая она красивая… Нет, опять неверно! Внешность у Сорокиной была вполне заурядной. Но внешность ничего не значила, как и разница в возрасте.
Хозяйка вернулась минут через пять. Она успела за это время не только чай приготовить, но и переодеться. Сменила, казалось, сросшийся с ней серебристый комбинезон на коротенький цветастый халат и сразу же стала выглядеть лет на десять моложе. Поставила поднос с чашечками и вазочками, опустилась на тахту рядом с гостем. Провела рукой где-то у пола по сенсорам освещения, погрузив комнату в розовато-лиловый полумрак.
– Не слишком темно, чай мимо рта не понесём? – поинтересовалась шутливо. – Я сахар не клала, вкус забивает. А вкус – основное в чае.
Люк взял чашечку, осторожно сделал глоток. Напиток был горячим и ароматным.
– Не похоже на чай.
– Здесь добавлены травы из долины.
– Ты что?! Разве они съедобные?
– Нет. Пока нет. Панина ещё не добралась до всего, что растёт в лесу. Но в небольших количествах яд этих растений не опасен. Зато придаёт необычный вкус и аромат.
Сорокина пила маленькими глотками, смакуя. Поглядывала то и дело на гостя. Потом засмеялась, подвинула вазочку с какими-то сладостями.
– Поставь, не мучайся. Вижу, что с непривычки не нравится. Вот это попробуй. Тоже из долины, но вполне съедобно. Мы называем это медовками.
– Это какие-то фрукты?
– Да. Местное дерево получило гены яблони, груши, айвы и не знаю, чего ещё. Получилось съедобно, но вкус – фе! Терпкая кислятина. Но если его выварить в сахарном сиропе – другое дело! Кстати, сахар натуральный, местного производства.
– Я слышал, его из какого-то камыша получают?
– Камышник, а не камыш. Кустарник такой.
– Наверное, это не очень рациональный способ? Химический синтез выгоднее.
– Наверное. Но мне натуральный больше нравится.
Люк поставил полупустую чашку, осторожно подцепил фрукт, выудил из густого тягучего желе. Вкус у медовки, и впрямь, оказался неплох, почти как у мармелада. Однако возни требовал наверняка гораздо больше. Странные эти русы. А одна – так особенно. Странная и…
То ли от горячего чая, то ли от температуры в комнате ему стало душно. Он незаметно отключил застёжку на вороте. Спросил:
– Мне кажется, или у тебя, правда, жарко?
– Я родилась и выросла в долине. – Людмила пожала плечами. – В здешней кондиционированной прохладе чувствую себя не слишком комфортно. На работе кутаюсь, а дома люблю ходить в лёгкой одежде, потому и настроила так терморегулятор. Если жарко, сними куртку.
Уайтакер снова смутился. Признался:
– Я под ней ничего не ношу.
– И что? Или ты меня стесняешься? Тогда хотя бы расстегни.
Она отвернулась, демонстрируя, что не хочет смущать. Парень быстро взглянул на часы. Не злоупотребляет ли он гостеприимством? У информ-аналитика работа напряжённая и отдых требуется полноценный. Нужно поблагодарить за угощение, попрощаться, встать и уйти. Он осторожно взглянул на Сорокину. В розово-лиловых бликах та выглядела вовсе не такой холодной и непонятной, как в лаборатории. Что, если она больше не пригласит? Нет, откладывать нельзя. В лаборатории он не решится спросить. Сейчас самое подходящее время! Тем более, дочери нет.
– Людм… Люда, можно задать тебе один вопрос? Как другу.
– Задавай. – Сорокина обернулась.
– Вопрос касается эксперимента. Знаешь, у меня было достаточно много женщин, и я всегда считал, что любовь – это такая игра. Даже смешно было наблюдать, как серьёзно люди к ней относятся. А теперь мне не смешно. Совсем. – Он помолчал. Продолжил: – Я внимательно изучал материалы по модели, которую мне транслировали. Там не было ничего похожего. Но я же не дурак! Это не может быть случайным совпадением – эксперимент над моей личностью и…
– То, что ты влюбился?
– Да! Люда, скажи, это Гилл устроила? Это такая месть, чтобы я на собственной шкуре ощутил?
Сорокина вдруг засмеялась.
– Глупенький! Гилл не имеет к этому никакого отношения. И уж тем более – это не месть. Ты ведь любишь не всех женщин подряд, а одну-единственную, верно? Назови имя, а я скажу, кто это сделал.
– Но…
– Имя!
Женщина внезапно оказалась у него на коленях. Тонкие сильные пальцы пробежались по застёжкам куртки.
– Я…
– Быстрее!
Куртка соскользнула с плеч. Цветастый халат распахнулся ещё раньше. Между их телами не осталось никакой преграды.
– Люда, я люблю тебя!
– А я – тебя! И так будет всегда! Всю жизнь, вечность! Мы с тобой – одно целое!
Её груди были упругими, словно у девушки, а губы влажными и горячими. Ароматными как травяной чай и сладкими как медовки…
Люк зажмурился, позволяя опрокинуть себя на спину. Хищный блеск в глазах женщины он не увидел.

 

Моник протянула руку к панели визифона и тотчас отдёрнула. «Что же ты, давай, решайся!» Именно ради этого она сегодня соврала Нате, что устала, и сбежала домой пораньше. Два месяца готовилась к этому дню, несколько раз пыталась это сделать и откладывала в последнюю минуту.
Она поправила воротник блузки. Застегнула верхнюю кнопку. Нет, так будет выглядеть слишком официально! Расстегнула. Зажмурилась. Набрала полную грудь воздуха. Задержала дыхание. Раз, два, три, четыре, пять! Давай! «Фух!» – резко выдохнула, открыла глаза, решительно включила виз, быстро набрала давно заученный номер диспетчерской службы Озёрного посёлка.
– Добрый вечер! Чем могу вам помочь?
Сексапильная брюнетка на экране с готовностью улыбнулась. Моник напряглась, как будто перед ней был не вирт-бот, а живой человек.
– Как можно связаться с егерем Ильёй Альментьевым?
– Минуточку. – Девушка замерла, продолжая улыбаться.
«Скорее всего, он где-то в лесу. И связаться с ним можно исключительно по служебной линии или по личному комму. Ни тот, ни другой номер какой-то горожанке сообщать не станут», – вихрем пронеслось в голове. Почти поверив в фиаско, Моник ощутила какое-то облегчение. А в следующую секунду девушка на экране ожила:
– Илья Альментьев в настоящее время находится у себя дома. Уровень доступа: «Я отдыхаю. Беспокоить только по неотложным делам». Вы настаиваете на соединении?
«Конечно же, нет! Пусть отдыхает, я могу подождать до следующего раза». Моник кивнула.
– Настаиваю.
Изображение вновь замерло. Может быть, Илья спит? Долго не отвечает на вызов.
Девушка на экране дрогнула и исчезла. Вместо неё появилось знакомое лицо с русой бородкой.
– Добрый вечер.
– Здравствуйте. – Моник запнулась. Подготовленные фразы мгновенно вылетели из головы. – Вы, наверное, меня не узнали?
– Почему же. – Альментьев улыбнулся. – Вы Моник. Как ваше здоровье?
– Всё хорошо, спасибо.
– Больше не хотите прилетать к нам в долину?
– Работы много. На экскурсии времени не остаётся.
– Жаль. Зима закончилась. Пройдут дожди, лес сразу преобразится. – Он помолчал. Ждал ответа? – Может, найдёте время прилететь? У нас есть очень красивые места.
– Покажите?
Вопрос вырвался сам собой, Моник даже губу испуганно прикусила. Альментьев неуверенно пожал плечами.
– А ваша подруга не рассердится? Она такая… строгая.
Он смотрел вопросительно, ждал. Моник облизнула внезапно пересохшие губы. Что же ты, это только слова!
– Я прилечу одна.
Глаза Ильи распахнулись шире, он кивнул едва заметно.
– Я буду ждать. Моник…
– Да?
– Вы… спасибо, что позвонили!
Назад: Глава 8. Лаборатория
Дальше: Глава 10. Мятеж