Дедушка Панайотис купил тридцать килограммов белой фасоли. Я в ступоре. Это что, каждый день ее готовить? Иначе куда ее девать?

– Понимаешь, она из нашей деревни, – сочувствует мне дедушка. – Экологически чистая. Только живая земля и вода. Ни капли химии. И главное: фермер, который ее вырастил, – наш близкий родственник. Это же брат отца моего кузена, который женился на моей тетке, которая умерла.

Сегодня воскресенье. Мы в гостях у Никиты. Это родной брат дедушки. У него большая семья: двое взрослых детей, пятеро внуков, двое из которых Никиты, названы в его честь. Тула, жена, накрывает стол. На белой крахмальной скатерти блюдо с горячей жареной картошкой, свиные отбивные, салат, хлеб, фета и вино.

Хозяева извиняются, что угощение такое скромное.

– Да что вы, – говорю, – это же все домашнее, деликатес.

– Но свинина сделана в духовке. Не на углях! – с исповедальной горечью признается Тула.

Начинаются застольные беседы. Никита повествует, как провожали в армию их старшего сына Йоргоса.

– Отвезли его в Пирей, посадили на паром, Тула всплакнула… Всю ночь ворочались, места себе не находили, только задремали – звонок в дверь. Открываем – Йоргос! Откуда, как? Ты ж должен быть на Лесбосе, сынок!

Оказалось, когда новобранцев уже погрузили на корабль, разыгрался шторм и рейс отменили. Йоргос тем временем спокойненько заснул, и его растолкали только утром. Он встал, решил, что прибыли уже. Выходит – что за черт! Лесбос – вылитый Пирей.

И так прошла вся служба – каламбуром.

– Звоним с матерью ему на базу, – сказывает Никита. – Отвечают, что его нет. Звоним снова – не зовут к телефону. Что за дела? Тула волнуется. Я говорю: спокойно, мать, не беспокойся. Нашего сына я сам подготовил к армии. Как готовил? Ну, ругал, разговаривал строго. Последний год перед армией. Чтоб привыкал, чтоб знал, что не все его любят. А то Тула… Да и я, всю жизнь… Ладно. Звоним опять – нет Йоргоса и не говорят, где он. Тут уж и я не выдержал, взорвался. Я его отец, кричу: куда вы отправили моего сына?

В военной части смутились:

– Звоните ему после трех, отец. Потому что утром Йоргос обычно берет джип и ездит на пляж купаться. И он просил никому не говорить, но вам-то можно, вы же тоже грек, к тому же военнобязанный.

Тула рассказывает историю про дочку Маргариту, о том, как та хотела завести собаку.

– Только не приводи потом ее ко мне! – ставила условия Тула. – Ты взрослая женщина, замужняя, неси ответственность. Сама корми, сама гуляй, сама делай прививки.

Собаку Маргарита купить не успела – забеременела.

– Ребенка я у Маргариты забрала, – констатирует Тула. – Я его кормлю, я гуляю с ним, вожу к педиатру. Пусть Маргарита спокойно работает. Хватит ей того, что она играет с ним вечером. А мне какое счастье, что со мной внук, а не собака. Это же не ребенок, это похвала Богородице! И кстати… Он так смешно морщится и сопит, ну вылитый бульдог. Мы ничего не потеряли!

– А старший внук, Никита, доставил мне хлопот, – продолжает Тула, сменив тональность на минорную. – Ох и сложный был ребенок, вот это называется проблемный! Еле пережили! Огорчение!

– Почему?

– Он плохо ел.

Дедушка Никита тем временем поддевает дедушку Панайотиса, напоминая, как тот его когда-то разыграл.

– Привозит мне Панайотис в подарок оливки… А я ведь не всякие ем. Немногие люди понимают, какая должна быть оливка. Во-первых, им не нравится, что оливка горькая. А ведь это ее природа. Потому что в конце концов горечь превращается в лучшую на свете сладость. Во-вторых, в оливке должно быть много «хлеба», плоти, а не только косточка. «Это сорт каламон?» – спрашиваю у Панайотиса. «Да, – говорит он, – каламон». А оказалось, что это был не каламон, а амфисский!

– А что, такая большая разница?

– Огромная! У амфисских косточка крупная, поэтому «хлеба» мало.

Атмосфера как на свадьбе. Обед подходит к концу. На опустевшем столе крошки и одинокая отбивная. Тула замечает:

– Старые люди говорят, что оставшийся кусок – это стыд. Сейчас мы узнаем, чей этот стыд… Так. Это твой стыд, Катерина! Ты съела меньше всех!

Мы собираем посуду. Тула достает бананы, гору райских яблок, очищает их от кожуры, разрезает на кусочки, в кусочки втыкает деревянные зубочистки, ставит десерт на стол.

– Угощайся! – потчует Никита дедушку. – Яблочки твои любимые, с Парнаса!

Дедушка с удовольствием ест. Никита заливается смехом.

– А! Попался! Яблоки-то…

– Что?

– Яблоки не с Парнаса, а из Каламаты! Ха-ха-ха! Вендетта! Я отомщен.

После того как Йоргос и Маргарита женились, Никита отдал им дом, то есть первый и второй этаж. Себе построил на крыше сорокаметровую «кувуклию», где они с Тулой сейчас и живут. В кувуклии не поместилась ни фамильная мебель, ни нажитая утварь, ни старые одеяла и одежда, все это они выбросили.

Дедушка Панайотис удивился: не жалко ли?

Никита рассмеялся:

– Знаешь, сколько лет живет человек, брат?

– Ну, знаю.

– Так не думай о вещах!

– И как прикажешь жить?

– Празднуй!