19.5. Ткачев и русский бланкизм

По «нечаевскому делу» среди 80 с лишним лиц судился молодой публицист, мелкопоместный дворянин по происхождению, помощник присяжного поверенного (адвоката) по своему официальному статусу Петр Никитич Ткачев. К этому времени он, с одной стороны, уже успел составить себе имя статьями левого направления, с другой, – побывать в заключении в нескольких петербургских тюрьмах по политическим делам. Сосланный в Псковскую губернию, он вскоре бежал за границу. Последние годы жизни Ткачева прошли в эмиграции, где его преследовала жестокая нужда. Он умер в 1885 г. в Париже 41 года от роду, проведя долгое время в психиатрической больнице. Известно, что к моменту смерти у него был шести-семи-летний сын от жены-француженки. Следы сына Ткачева теряются в начале XX в. Жизнь и ранняя смерть П. Н. Ткачева представляют собой трагическую страницу еще не написанной истории русской эмиграции.

Ткачев одним из первых стал разрабатывать принципы организации революционной партии, впервые определил революцию как науку и как искусство, заложил основы учения о революционной ситуации. Некоторые его идеи вошли, можно сказать, в плоть и кровь русского революционного движения. Непосредственное влияние он оказал на «Народную волю» и ее деятельность в 1879–1881 гг.

Ткачева и его последователей иногда называют русскими бланкистами по имени французского революционера-заговорщика Огюста Бланки, который неоднократно пытался с группой единомышленников свергнуть правительство во Франции и долгие годы провел в тюрьме. В Париже Ткачев сблизился с французскими бланкистами и сотрудничал в их газете. Он разделял как силу и достоинства тактики Бланки, так и существенные ее пороки: игнорирование массовой базы движения, неясность позитивной программы революции.

Ткачев был убежден в наличии революционной ситуации в 70-х гг. в России. Он уговаривал русских революционеров «не опоздать» с мятежом, поскольку, по его мнению, быстрое развитие капитализма и распад общины укрепляют реакцию, ослабляют стихийно-социалистические силы в русском народе.

Захват власти Ткачев считал возможным и сравнительно легким делом. Самодержавие, считал он, не имеет корней в русском обществе, и его можно свалить одним решительным, хорошо подготовленным ударом. Непосредственное участие народа в революции он откладывал на будущее. В грядущем ему виделось социалистическое общество, но основой этого общества должна была быть все та же община, преобразованная в коммуну на основе утверждения общественной собственности и совместного труда. Кроме того, после захвата власти предполагались экспроприация и передача в пользование всего общества орудий производства, замена буржуазной конкуренции «принципом братской любви и солидарности», введение всеобщего общественного воспитания, уничтожение формы семьи, основанной на подчинении женщины, развитие общинного самоуправления при ослаблении функции центральной власти.

Энгельс в ряде статей, написанных в 1874–1875 гг., подверг позиции Ткачева суровой критике, справедливость которой сохраняется и поныне. Он показал опасность и вред ткачевского авантюризма, отказа от упорной работы по привлечению широких масс трудящихся на сторону революции. В России, безусловно, зреет революционная ситуация, писал Энгельс, но именно поэтому нужны упорство, выдержка, терпеливая работа в народе, тогда как «преждевременная попытка восстания… снова загонит имущие классы в объятия правительства» и ухудшит шансы революции.

В последние десятилетия деятельность и идеи П. Н. Ткачева вызывают особый интерес. В 20-х гг. XX в. некоторые советские ученые, в частности М. Н. Покровский, изображали его как первого русского марксиста. Основанием для этого служило то, что в период своей легальной литературной деятельности в России Ткачев усвоил некоторые идеи исторического материализма, особенно идею примата экономических отношений над идеологической, юридической и политической надстройкой.

На Западе обостренный интерес к Ткачеву связан с изучением проблемы истоков большевизма и его революционной стратегии и тактики: ведь из идей и действий людей, которые казались чудаками-одиночками, выросло движение, изменившее в XX в. лицо мира. Упоминавшийся уже Б. М. Шахматов приводит целый список западных публикаций о Ткачеве за 50-70-е гг. нашего столетия, но едва ли этот список можно считать исчерпывающим. Книга американца А. Л. Уикса так и называется: «Первый большевик. Политическая биография Петра Ткачева».

Истоки крайних направлений русского социализма важны нам теперь, в свете трагического исторического опыта русского и советского народа. Вспомним Гражданскую войну в нашей стране с миллионами жертв и разрушением экономических, социальных и нравственных основ народной жизни, утрату только народившихся элементов демократии в обществе и в самой правящей партии. Отсюда берет истоки тоталитарный режим, принявший при Сталине чудовищные формы.

Речь не идет о том, чтобы в свете трагического прошлого предавать Ткачева проклятию. Но может быть, настало время по-новому посмотреть на его идеи?

19.6. Лавров – патриарх русского социализма

Самым большим влиянием в русской эмигрантской среде 70-х гг. пользовался Петр Лаврович Лавров. Ткачев начал сотрудничать с ним, но очень скоро они разошлись по идейным мотивам. Революционный авантюризм Ткачева оказался неприемлемым для Лаврова. В последующие годы дискуссия между «лавристами» и «ткачевистами» стала важной приметой эмигрантской жизни и литературы.

П. Л. Лавров почти полвека принимал участие в русском революционном движении, был другом и многолетним корреспондентом Маркса и Энгельса. Его идеи сыграли существенную роль в формировании народничества и послужили тем мостом, по которому в 80-х гг. некоторые революционные народники перешли к марксизму. В 1881 г. Плеханов, которого можно причислить к тем, кто совершал подобный переход, писал Лаврову: «С тех самых пор, как во мне начала пробуждаться «критическая мысль», Вы, Маркс и Чернышевский были любимейшими моими авторами, воспитавшими и развивавшими мой ум во всех отношениях».

П. Л. Лавров родился в 1823 г. в состоятельной дворянской семье. Он испытал идейный подъем 40-х гг., связанный с влиянием В. Г. Белинского, в 50-х гг. публиковал смелые стихи у А. И. Герцена. Но одновременно Лавров делал успешную военно-научную карьеру и в начале 60-х гг. стал полковником, профессором математики в Военной академии в Петербурге, сотрудничал в специальных изданиях, был их редактором. Степень его участия в революционных кружках того времени до конца не выяснена, но он лично был знаком с Чернышевским и многими другими людьми, которые оказались «политическими преступниками». После выстрела Каракозова полиция арестовала Лаврова в числе других подозрительных лиц. Хотя сколько-нибудь серьезных обвинений против него выдвинуть не удалось, он был уволен со службы и сослан в Вологодскую губернию, где написал «Исторические письма», составившие целую эпоху в русской социологии. В 1870 г. молодые революционеры организовали побег Лаврова за границу. Прожив там до 1900 г., он больше родину не увидел.

Известная мемуаристка Е. А. Штакеншнейдер, знавшая Лаврова как человека светского, умного и либерального, но плохо представлявшая себе его другую жизнь, другой круг интересов, с грустью пишет: «Так кончилась для него жизнь равноправного гражданина, профессора и всеми уважаемого человека на родине, человека, которого ожидала почетная, а может быть, и блестящая будущность».

При имени Лаврова-математика, ставшего революционером, на память приходят слова Клода Анри Сен-Симона, который, считая, что первыми противниками старого мира станут ученые, призывал: «Математики! Ведь вы находитесь во главе, начинайте!».

В 70-х гг. Лавров оказался в водовороте бурных европейских событий. Он вступил в I Интернационал, принял активное участие в Парижской коммуне и постепенно сделался центральной фигурой русской революционной эмиграции. В 1873 г. Лавров начал издавать журнал (позже – газету) «Вперед», который сыграл большую роль в объединении сил и определении позиции революционных народников как в эмиграции, так и в России. Уже в программе этого журнала Лавров занял четкую позицию против бакунизма и против бланкизма. Он писал: «На первое место мы ставим положение, что перестройка русского общества должна быть совершена не только с целью народного блага, не только для народа, но и посредством народа. Современный русский деятель должен, по нашему мнению, оставить за собой устарелое мнение, что народу могут быть навязаны революционные идеи, выработанные небольшой группой более развитого меньшинства, что социалисты-революционеры, свергнув удачным порывом центральное правительство, могут стать на его место и ввести законодательным путем новый строй, облагодетельствовав им неподготовленную массу. Мы не хотим новой насильственной власти на смену старой, каков бы ни был источник новой власти».

Но Лавров никогда не подменял революцию пропагандой. Когда его сторонники стали все более склоняться к «мирному сосуществованию» с царизмом, он нашел в себе мужество порвать с ними.

Как мыслитель и человек, Лавров был исключительно сложной и многосторонней личностью. По мнению советских исследователей, он является как бы переходной фигурой от революционного народничества к марксизму и рабочей социал-демократии. Лавров был из тех народников, которые смогли в 80-х гг. в той или иной степени признать утопичность и иллюзорность надежд на общину и на «социалистические инстинкты» русского крестьянства, заявить о реальности, закономерности и неизбежности развития капитализма в России. Гораздо решительнее и плодотворнее подобный поворот проделал Плеханов, но ведь он был на треть века моложе и меньше был связан грузом привычных представлений.