Отношение буржуазии к государственному предпринимательству и административному воздействию на хозяйство страны было двойственным. С одной стороны, буржуазия была недовольна ограничением сферы своей деятельности и казенной регламентацией. В резолюции торгово-промышленного съезда 1913 г., представлявшего широкий круг предпринимателей, отмечалось, что «развитие частной предприимчивости парализуется все более и более расширяющимся казенным предпринимательством». «Правительство быстро идет к осуществлению государственного капитализма», – утверждал журнал «Промышленность и торговля» [10, с. 88]. Впрочем, государственное вмешательство в экономическую жизнь буржуазная пресса часто называла и по-другому – «системой государственного социализма».
Буржуазия отчетливо видела неэффективность казенного хозяйства. В буржуазных представительных органах выдвигались предложения приспособить казенное хозяйство к рыночным отношениям. Например, Совет съездов представителей промышленности и торговли предлагал казенные заводы преобразовать в экономически самостоятельные предприятия: выделить им из казны определенные капиталы, после чего прекратить финансирование, чтобы в дальнейшем они действовали по образцу частных.
С другой стороны, государственная хозяйственная деятельность была для предпринимателей источником дополнительного, а для многих – и основного дохода. Связи административной системы государства с частными интересами неизбежно порождали коррупцию и приносили ущерб народному хозяйству и самому государству. Если государство устанавливало цены, выводя целые отрасли из рыночной сферы, о чем уже говорилось, то нужно учитывать, что эти цены устанавливались соглашением государственных чиновников с промышленниками. И поскольку заинтересованной стороной были промышленники, прибыль которых зависела от уровня цен, а убытки государства не отражались на жалованье чиновников, результаты такого соглашения оказывались выгодными промышленникам, но не государству. Так, тесные связи между промышленниками и чиновниками порождались железнодорожными заказами. Под давлением промышленников Комитет по распределению заказов устанавливал цены на рельсы намного выше, чем они были за границей, так что прибыль заводчиков составляла около 60 % на капитал. Благодаря этому заводчики могли изготовленные сверх госзаказа рельсы продавать за границу по пониженным ценам, а также сбывать другие сорта металла по относительно низким ценам.
Этот же Комитет распределял заказы на паровозы и вагоны и устанавливал цены на эту продукцию. Но при этом он действовал по соглашению с Советом представителей паровозостроительных заводов. Более того, при распределении заказов использовался аппарат этого Совета, который практически являлся синдикатом. Эти две организации, Совет и Комитет, были слиты настолько, что трудно было определить, где кончается государство и начинается объединение частных предпринимателей.
Примером использования государственной регламентации в частных интересах может служить и упомянутая «сахарная нормировка». Государство действовало в контакте с Всероссийским обществом сахарозаводчиков (т. е. замаскированным синдикатом производителей сахара), и условия нормировки разрабатывались практически именно этим обществом. Нормировка позволяла ограничивать продажу сахара на внутреннем рынке и, соответственно, повышать цены. Так что, по заявлению депутатов Государственной Думы, «население, особенно бедное, наслаждалось сахаром больше через глаза, чем ртом» [10, с. 106]. В результате прибыль сахарозаводчиков доходила до 50 % на капитал.
Высокие прибыли обеспечивали высокий акциз, так что и казна не оставалась в накладе. А излишек сахара, произведенный сверх нормы, заводчик мог по демпинговой цене продать за границу. В результате российский сахар в Лондоне стоил втрое дешевле, чем дома.
Но особенно тесные связи между государством и промышленной буржуазией наблюдались при производстве вооружения. Например, весь руководящий состав Морского министерства одновременно занимал высокооплачиваемые должности в кораблестроительных компаниях. Чтобы получить заказ на строительство линкора, общество «Руссуд» поручило разработку его проекта министерским инженерам, которые и должны были его принимать. Казна же от такого сотрудничества министерских деятелей с промышленными компаниями терпела огромные убытки. России пушки, снаряды, линкоры, ружья обходились вдвое дороже, чем другим государствам.
Казалось, так не могло быть, потому что государство имело собственные военные заводы. Но, давая заказ казенным предприятиям, чиновники ничего не получали. Поэтому, например, казенный Мотовилихинский артиллерийский завод постоянно работал с недогрузкой. Ему поручалась разработка новых артиллерийских систем, а массовые заказы на эти системы получал Путиловский завод. Очевидно, здесь сказывалось и то, что Путиловский завод входил в состав финансовой группы Русско-Азиатского банка, а между этим банком и главным артиллерийским управлением существовали тесные связи.
Феодальный характер российского империализма и особая роль государства в экономике выражались в слиянии буржуазии, дворянства и чиновников в единый слой предпринимателей.
Третью часть предпринимательской элиты, т. е. слоя крупнейших предпринимателей, составляли потомственные дворяне. Используя свои привилегии, они активно включались в предпринимательскую деятельность. Князья Волконский, Долгорукий, Щербатов стали директорами акционерных компаний. Престиж компании намного повышался, когда во главе ее стояли представители высшей знати. Половина дворянства теперь существовала на доходы с ценных бумаг. Стремительное сокращение помещичьего землевладения после ликвидации крепостного права, массовая продажа помещичьих имений далеко не всегда означали разорение помещиков. Избавившись от имения, требующего хозяйственных забот, помещики инвестировали вырученные деньги вместе с выкупом за освобождение крестьян в акции промышленных компаний.
Другую треть крупнейших предпринимателей составляли чиновники. Директора Государственного банка, Департамента торговли и мануфактур, Горного департамента и других высших государственных учреждений состояли в правлениях крупнейших компаний и коммерческих банков. С другой стороны, за достижения в хозяйственной деятельности и особенно за благотворительность государство награждало крупнейших предпринимателей чинами и званиями. Число чиновников высших классов втрое превышало число должностей, которые они могли занимать. Доходов такие чиновные звания без должностей не давали, но повышали престиж и личное дворянство.
И только третью часть предпринимательской элиты составляли не дворяне и не чиновники. Если прежде слова «купец» и «предприниматель» были почти синонимами, то теперь они составляли меньше трети предпринимателей [5].
В Западной Европе буржуазия была лидером буржуазных революций. Она выдвигала демократические лозунги, вела за собой массы и в результате приходила к власти. В буржуазных революциях она выступала инициатором и руководителем. Русская буржуазия, конечно, была в оппозиции к царизму, поскольку была отстранена от управления страной. Царское правительство было правительством дворян. Однако оппозиционность буржуазии не могла быть серьезной, поскольку правительство для нее было источником экономических благ. Поэтому в революции 1905–1907 гг. она не играла руководящей роли. Она лишь поддерживала революцию, помогала материально подпольным революционным организациям. Буржуазные органы высказывались за конституцию, против произвола властей. В ходе политических забастовок 1905 г. промышленники по взаимному соглашению продолжали платить бастующим рабочим заработную плату.
Но поскольку буржуазия лишь поддерживала революцию, функции ее вождя приняли на себя левые партии, которые направляли рабочее движение уже не только против царизма, но и против самой буржуазии.
Буржуазии не удалось организовать достаточно сильную политическую партию. Партия прогрессистов («Прогрессивная партия»), во главе которой стоял П. П. Рябушинский, была слишком малочисленной и слабой. Часть предпринимателей тяготела к октябристам, но эта партия была скорее помещичьей, чем буржуазной. Кадеты тоже не вполне отражали интересы буржуазии: это была партия интеллигенции.
И в Государственной Думе буржуазия оказалась в меньшинстве. В первой Думе промышленники и торговцы составляли 5,8 %. Принято считать, что в результате революции с образованием Думы буржуазия была допущена к власти, что с этого времени власть в стране принадлежала двум классам – помещикам и буржуазии. Факты этого не подтверждают.
Как и прежде, буржуазия проявляла активность преимущественно в сфере экономики и создавала не политические, а экономические организации. Пожалуй, главной из таких организаций, возникшей в результате революции 1905–1907 гг., стал Совет съездов представителей промышленности и торговли, который действительно состоял из людей, выдвинутых отраслевыми съездами буржуазии. В журнале этой организации «Промышленность и торговля» была дана ее программа: «Из новой организации совершенно устранен политический элемент. Наш удел – … вопросы скорейшего подъема производительных сил России, а не бесконечные политические споры» [3, с. 247].
После 1909 г. буржуазия снова начинает выступать против произвола правительства. В 1911 г. на совещании в доме П. П. Рябушинского было принято такое решение: «С забастовочной волной – протестом против расстрела ленских рабочих не только нельзя бороться, но, напротив, ее следует морально поддержать… Выступив с забастовками – протестом, рабочие исполнили свой гражданский долг, и такой же гражданский долг промышленников, чуждых реакции и стоящих за либеральные реформы, оказать известную поддержку рабочим. Поддержка эта должна выразиться в том, чтобы не делать вычетов за прогульное время» [7, с. 191].
Реакционная печать в это время противопоставляет «истинно русских» старых купцов нынешним. «Московские купчики удивительно обнаглели», – писал один из корреспондентов этой прессы.