15.3. Николай Тургенев

Тогда в 1818 г. из печати вышел «Опыт теории налогов» Тургенева, его друг и единомышленник А. П. Куницын писал в рецензии, что теперь наконец экономическая наука начинает разрабатываться «природными россиянами». Действительно, книга Тургенева была первым научным исследованием по политической экономии, написанным русским человеком на русском языке. До этого мы имели дело либо с сочинениями иностранцев, либо с учебными пособиями, либо, наконец, со служебными записками.

Написанная совсем молодым человеком и в значительной части представляющая пересказ идей западных ученых, эта книга тем не менее свидетельствовала, что молодая русская экономическая мысль начинает взрослеть. Книга Тургенева замечательна и тем, что он выступил в ней с резкой, хотя и прикрытой по цензурным соображениям критикой крепостного права.

Николай Иванович Тургенев был участником движения декабристов, более того, – на протяжении длительного времени одним из его руководителей и идеологов. Однако всю жизнь отрицал революционный характер движения и свою активную роль в нем.

Почти за два года до решающих событий он уехал из России. В день казни пятерых декабристов, 13(25) июля 1826 г., Тургенев в письме из Лондона братьям Сергею и Александру горько сетовал на признания заговорщиков, которые бросали на него сильную тень. Тургенев считал эти признания недоразумением, которое можно рассеять. Он просил Александра передать «куда следует» его просьбу, еще раз спросить Рылеева, настаивает ли тот на своем показании, что Тургенев соглашался на депортацию (изгнание) царя после переворота? Но Рылееву уже поздно было задавать вопросы, да и мнение царских следователей и судей нельзя было изменить.

Тургенев в тот момент еще не знал, что в приговоре суда ему отведено место в группе 31 преступника первого разряда, осужденного на смертную казнь отсечением головы, что смертная казнь заменена ему, как и большинству этих декабристов, пожизненной каторгой. Среди преступников этого разряда было 28 офицеров и трое штатских: коллежские асессоры Пущин и Кюхельбекер и он, действительный статский советник, т. е. генерал-майор штатской службы, Н.И. Тургенев. Приговор так изображает его роль среди мятежников: «По показаниям 24-х соучастников он был деятельным членом Тайного общества, участвовал в учреждении, восстановлении, совещаниях и распространении оного привлечением других; равно участвовал в умысле ввести республиканское правление; удалясь за границу, он по призыву правительства к оправданию не явился, чем и подтвердил сделанные на него показания».

В 20-х гг. в СССР вышли две книги о жизни Тургенева. Его деятельность и труды являются предметом нескольких диссертаций по экономическим и историческим наукам. Но сложная личность и необычная судьба человека, которому Пушкин посвятил строки «Евгения Онегина» и которого прекрасными словами проводил в последний путь Иван Сергеевич Тургенев, думается, заслуживают новых исследований и работ разных жанров. Декабристы составляли цвет дворянской интеллигенции, но Тургенев выделялся и среди этого круга. Он потенциально был крупным государственным деятелем, прогрессивным реформистом. Пожалуй, министерское кресло больше подходило Тургеневу в пору расцвета его лет и таланта, чем, скажем, Сперанскому или Мордвинову. Однако и его способности тоже оказались не нужны правящей власти. Осужден Тургенев был, по существу, не за поступки, а за образ мыслей и стал, можно сказать, первым политическим эмигрантом, открыв длинный список людей, которые могли бы и хотели бы служить Отечеству, но были изгнаны.

Повесть о братьях Тургеневых

Так называется популярный исторический роман советского писателя А. К. Виноградова, опубликованный в 1932 г. Виноградов использовал в работе над романом огромный тургеневский архив, переданный в начале XX в. в Академию наук сыном Н. И. Тургенева, Петром Николаевичем (Пьером), жившим и умершим во Франции. Этот архив является подлинной сокровищницей русской культуры и хорошо знаком исследователям истории России, нашей общественной мысли и литературы.

Николай Иванович Тургенев родился в 1789 г. в Симбирске. Тургеневы принадлежали к старинному, но не слишком богатому дворянскому роду. Отец будущего декабриста, Иван Петрович Тургенев, был видным московским масоном, другом просветителя и вольнодумца Новикова, с которым разделил опалу в последние годы царствования Екатерины. Либерализм, любовь к просвещению и наукам всегда отличали семью Тургеневых.

При Павле I Тургенев-отец стал директором Московского университета. Поэтому детство и юность Н. И. Тургенева прошли в Москве. В семье Тургеневых было четверо братьев, и все они оставили след в истории русской культуры. Рано умерший старший брат Андрей был талантливым поэтом, надеждой юного русского романтизма. Александр Тургенев не стал ни ученым, ни писателем, но его изыскания по русской истории немаловажны, а его дневники и письма замечательны и как памятник эпохи, и как литературные произведения. Третьим был Николай. Младший, Сергей, любимец семьи, ничего не опубликовал, но его рукописи обнаруживают человека умного и прогрессивного, с широким кругозором. Дипломат и политик, он, подобно Грибоедову, был близок к декабристам, но непосредственно в движении не участвовал. Отца и братьев связывали теплая дружба и большая духовная близость. Семья Тургеневых являлась центром, вокруг которого собирались умные, просвещенные и либеральные люди.

С 1798 по 1806 г. Николай Тургенев учился в Московском университетском благородном пансионе, соединявшем в себе черты среднего и высшего учебного заведения. В юности пробовал свои силы в поэзии, но скоро убедился в отсутствии таланта и впоследствии всю жизнь имел известную антипатию к изящной литературе, предпочитая политические и научные сочинения. В 1807–1809 гг. он служил в архиве коллегии иностранных дел и вольнослушателем посещал лекции в университете. Дневник, который Тургенев пунктуально вел с ранней юности, позволяет с уверенностью сказать, что в 18 лет его познания и круг интересов были необычайно широки. Ненависть к крепостному праву была одним из самых первых сознательных убеждений юноши.

Трехлетнее пребывание за границей, главным образом в Геттингенском университете (Германия), завершило блестящее образование Тургенева. В Геттингене он учился у профессора Сарториуса, который был способным интерпретатором Адама Смита. Тургенев стал пламенным почитателем и последователем великого шотландца и чрезвычайно увлекся политической экономией. В 1810 г. он написал первое свое экономическое сочинение «Рассуждение о банках», а в 1811 г. сделал набросок будущей книги «Опыт теории налогов».

Вторжение наполеоновских войск в Россию застало Тургенева в Петербурге на гражданской службе. После войны он служил за границей в качестве российского представителя в центральном межсоюзническом органе по управлению территориями, занятыми русскими, австрийскими и прусскими войсками. Несмотря на молодость, Тургенев показал себя в высшей степени дельным чиновником и удостоился внимания царя. До конца своих дней Александр I в какой-то мере благоволил к нему, но по службе не давал хода, зная о взглядах Тургенева и даже о его участии в тайном обществе.

Тургенев вернулся в Россию с проектами реформ и с решимостью бороться за свои антикрепостнические идеи. В этих целях он использовал свои служебные посты в Государственном совете и в министерстве финансов, где стремился при первой же возможности решать судебные и административные дела в пользу бесправных и забитых людей, особенно крепостных. В России тех лет на фоне невежественности и лени большинства чиновников способности, бескорыстие, энергия, деловая хватка Тургенева выглядели особенно поразительно. Он умел подчинять своему влиянию неповоротливых сановников, которые формально были его начальниками, а на деле оказывались исполнителями его воли. Но, разумеется, своей деятельностью он ничего не мог изменить в самой системе и от этого страдал, нередко впадал в уныние и пессимизм.

Тургенев какое-то время участвовал в литературном обществе «Арзамас», в котором верховодили его брат Александр и поэт Жуковский. Но убедившись в оторванности общества от политики и изрядном равнодушии к крестьянскому вопросу, потерял к «Арзамасу» интерес. В 1818 г. Тургенев выпустил книгу «Опыт теории налогов», о которой через много лет писал: «В этой книге я обозначал в общих чертах благодетельные результаты изучения политических наук, и в особенности политической экономии. Я старался доказать, что как экономические и финансовые, так и политические теории истинны лишь постольку, поскольку они основаны на принципе свободы… Поэтому, оставаясь в пределах изложения теории налогов, я допускал много экскурсий в более широкие области политики. Подушная подать давала мне случай говорить о крепостном праве, и я не преминул воспользоваться этим случаем. Эти добавления имели в моих глазах гораздо больше значения, чем основной предмет моей работы. Клеймя ненавистное рабство, я делал это в достаточно понятных и сильных выражениях, и, по моему мнению, никогда еще на русском языке не было напечатано о крепостном праве ничего столь же ясного и определенного».

Это заявление автора отчасти снимает имеющийся в литературе спор о степени оригинальности «Опыта». В изложении вопроса о налогах Тургенев во многих местах близко следовал лекциям Сарториуса, ограничиваюсь четкой систематизацией и необходимой обработкой материала. Однако, разумеется, ни о какой увязке проблемы налогов с крепостным правом у Сарториуса речь не идет. Для русской экономической науки имело большое значение и весьма умелое, наполненное живым материалом изложение вопроса о налогах. Поэтому едва ли правильно следующее мнение об «Опыте»: «Если… научное значение книги ничтожно, то общественное ее значение несомненно». Научное значение книги Тургенева, неотделимое от ее общественного содержания, следует по праву считать весьма существенным.

Книга, вышедшая в 1819 г. вторым изданием, еще более усилила авторитет Тургенева в кругах, где формировались будущие декабристы. В 1819 г. он вступил в Союз благоденствия и скоро стал в нем одним из виднейших членов. Деятельность Тургенева в тайном обществе была подчинена идее, ставшей главной целью его жизни, – уничтожению крепостного права.

Одновременно он продолжал борьбу за эту цель легальными средствами. Представил царю записку, в которой, учитывая личность адресата, изложил умеренную и поэтапную программу отмены «рабства», рассчитанную на многие годы. Принимал активное участие в деятельности общества, которое было создано группой либеральных вельмож, считавших необходимыми меры по освобождению крестьян. Пытался провести через Государственный совет закон о запрещении продажи крестьян без земли. Сделал попытку создать журнал, который стал бы литературным центром антикрепостнической пропаганды. И повсюду его ждала неудача.

Революционные события в Западной Европе (в Испании, Италии, Греции), усиление аракчеевской реакции в России, безуспешность собственных акций все более убеждали Тургенева в том, что от самодержавия ждать реформ нельзя. Однако идея военного восстания, которая постепенно завоевывала все большую популярность среди будущих декабристов, особенно в Южном обществе, была органически чужда Тургеневу. Он всегда оставался либеральным политическим деятелем, реформатором, знатоком хозяйства и законов, а не военным заговорщиком. Как показывал на следствии декабрист Оболенский, Тургеневу предлагали в 1823 г. пост одного из директоров Северного общества, но он отказался. По другим показаниям, в 1824 г. Тургенев намечался в состав «временного правления» (правительства), которое предполагалось создать в случае успеха государственного переворота. Когда весной 1824 г. Пестель приехал с юга в Петербург с проектом объединения обществ и со своими аграрными идеями, он прежде всего попытался (правда, безуспешно) склонить на свою сторону Тургенева.

В апреле 1824 г. Тургенев получил длительный отпуск вместе с чином действительного статского советника и солидной денежной наградой и выехал «для поправления здоровья» за границу. В Англии он занимался изучением политических и правовых учреждений страны. Его дневники и письма показывают, что в первые месяцы после декабрьского восстания он плохо понимал смысл и масштабы событий в России. Для него было неожиданностью и большим потрясением, когда к нему явился секретарь русского посольства и объявил ему предписание правительства явиться в Петербург на суд. Сославшись на нездоровье и на то, что он представит свои объяснения в письменном виде, Тургенев отказался ехать.

Объяснения вызвали у Николая I и членов следственного комитета ярость: Тургенев утверждал, что не участвовал ни в какой деятельности против правительства, тогда как в их глазах он был одним из самых опасных заговорщиков. Правительство безуспешно пыталось добиться у Лондона выдачи государственного преступника. Семья Тургеневых жестоко пострадала. Александр был вынужден оставить службу и забыть о карьере. Сергей подозревался в соучастии и был вызван из Италии, где находился на дипломатической службе, в Петербург. Правда, вызов был отменен, но он тоже потерял свой пост, а вскоре заболел душевным расстройством и в 1827 г. умер. Жуковский, который был воспитателем цесаревича (будущего Александра II), и другие влиятельные друзья пытались добиться у Николая I прощения Н. И. Тургеневу. Эти хлопоты продолжались шесть лет и окончились неудачей.

Оправдательные записки Тургенева, которые он писал царю, оставались неизвестными до начала XX в., но их основное содержание воспроизведено в книге «Россия и русские», вышедшей на французском языке в 1847 г. В России она была впервые опубликована (неполностью) лишь в 1906 г. Трактовка Тургеневым декабристского движения и его собственной роли в нем вызвала резкую критику со стороны участников тех событий. Тургенев изображал все движение как забавы взрослых шалунов» (так Пушкин назвал ранние петербургские сходки дворян-фрондеров), отрицал даже само существование тайных обществ после 1821 г. и их роль в декабрьском восстании. Он требовал, чтобы к его собственной деятельности патриота, просветителя, реформатора подошли с меркой законов буржуазно-демократических государств Западной Европы. В условиях царской России это было по меньшей мере наивно. Его записки и главы книги воспринимаются скорее как искусные адвокатские речи, а не как зрелые политические выступления. Недаром рыцарь декабризма Сергей Волконский сетовал на то, что по воле случая за границей в момент восстания оказался Тургенев, а не Пестель, который тоже намеревался поездить по Европе: «Он был бы жив и был бы в глазах Европы иным историком нашему делу, чем Николай Тургенев…».

Возможно, что так. Но заслуги Н. И. Тургенева в русском освободительном движении нам несравненно важнее, чем его слабости. Мудро звучат его слова об исторических оценках подвига декабристов: «Если бы мы пожелали теперь проникнуть в тайны будущего и предугадать суждение русских потомков о драме, развернувшейся на глазах наших современников… то, не будучи пророком, можно сказать заранее, что это суждение почти не будет походить на то, которое было произнесено в наши дни. Перед потомством предстанет возвышенная цель, которою руководились участники этой драмы, бескорыстные усилия и самоотверженная преданность тех, кто стремился к этой цели. Если и скользнет какая-нибудь тень по этой картине, то она исчезнет перед величием предпринятого тогда дела, перед блеском принесенной жертвы; и через сто лет эшафот послужит пьедесталом для статуй мучеников».

Политический изгнанник

В Ленинграде, в Пушкинском доме (Институте русской литературы Академии наук СССР), автор с душевным волнением рассматривал документ из архива Тургеневых. Рукопись по-французски, на пяти двойных листах, мелкий, сначала четкий, потом все менее разборчивый почерк Николая Ивановича Тургенева…

«27 февраля 1850 г. Мои дети не увидят и, вероятно, не узнают Россию. По всей видимости, они не научатся говорить по-русски. У них не будет случая, и, я думаю, они не будут искать его, чтобы узнать русских и, тем более, Россию…»

Так начинаются автобиографические записи, в которых Тургенев собирался рассказать своим детям о роде Тургеневых, о своем отце Иване Петровиче, о покойных братьях. Пронзительно грустные слова… Показательна дата: именно в это время режим Николая I казался особенно прочным, а сам он вечным на царском престоле. Это были годы, последовавшие за поражением революций 1848–1849 гг., в подавлении которых царизм сыграл роль европейского жандарма. Надежда когда-либо увидеть родину казалась Тургеневу призрачной.

Первые годы изгнания Тургенев провел в Англии. Революция 1830 г. дала ему возможность поселиться во Франции. Осенью 1831 г. он приехал в Париж и жил там до конца своих дней. Материальные средства, и отнюдь немалые, он имел за счет доходов от имений в России. В 1833 г. Тургенев женился на девушке из франко-итальянской семьи. У него было четверо детей. Семейная жизнь сложилась счастливо и внешне выглядела как жизнь состоятельного французского рантье. Политические взгляды Тургенева с годами становились все более умеренными. Он довольно легко примирился с победой реакции и воцарением Наполеона III.

Но «старый Тургенев», как называл его Герцен, сохранил главный идеал своей жизни – мечту об освобождении русских крестьян. Активно включившись после 1855 г., после смерти Николая I, в полемику об условиях отмены крепостного права, Тургенев оказался далеко не на левом фланге движения. Как и в молодости, он не возражал против освобождения крестьян без земли, рассчитывая на превращение крепостнического помещичьего хозяйства в капиталистическое, основанное на наемном труде. Тургенев выступал как против сохранения остатков феодальной зависимости в деревне, так и против пережитков общинного хозяйства. Превращение крестьянина в сельского пролетария, свободного от собственности, представлялось ему лучшим путем развития. Он стоял также за свободный оборот земли, свободу аренды и найма. Пороки и противоречия капиталистического пути развития Тургенев недооценивал, а идеи социализма в любой форме были ему чужды.

Тургенев принял реформу 1861 г. с большим воодушевлением, хотя и критиковал ее с позиций либерально-буржуазного мировоззрения. Тургенев был патриархом борьбы за освобождение крестьян, и это признавали лучшие русские люди того времени. Герцен и Огарев писали ему 28 марта 1861 г.

«Милостивый государь Николай Иванович! Вы были одним из первых, начавших говорить об освобождении русского народа; вы недавно, растроганные, со слезами на глазах, – праздновали первый день этого освобождения. Позвольте же нам, питомцам вашего союза, сказать вам наше поздравление и с чувством братской или, лучше, сыновней любви – пожать вам руку и обнять вас горячо от всей полноты сердца. Тот же наш привет просим передать князю Волконскому. С живым умилением мы написали эти строки и подписываем наши имена с той глубокой, религиозной преданностью, которую мы во всю жизнь сохранили к старшим деятелям русской свободы. Александр Герцен. Николай Огарев». В годы, предшествующие крестьянской реформе, и в последующий период Тургенев сотрудничал в герценовском «Колоколе» и находился с ним и Огаревым в переписке.

В 1856 г. Александр II объявил Тургеневу помилование, возвращение дворянства и чинов и разрешение жить в России «где пожелает, но кроме столиц, под надзором». В следующем году Тургенев со старшим сыном приехал в Россию, которую не видел 33 года. После этого он приезжал на родину дважды, но на жительство не остался. Слишком многое отделяло его теперь от России. Какие бы иллюзии он ни питал насчет нового царя, он, конечно, видел, что природа царизма осталась неизменной. Для жандармов Тургенев был по-прежнему в высшей степени подозрительным человеком, может быть, более подозрительным, чем декабристы, вернувшиеся из Сибири: власти всегда считали его участником всеевропейского антимонархического заговора. Всего несколько лет назад шеф жандармов А. Ф. Орлов (по иронии судьбы, родной брат близкого тургеневского друга, декабриста Михаила Орлова) просил министра внутренних дел принять самые решительные меры против тайного провоза в Россию экземпляров книги Тургенева «Россия и русские». В 1857 г. новый шеф жандармов спрашивал министра, не учредить ли за Тургеневым, приехавшим в Петербург, секретное наблюдение.

Не только упомянутую книгу, не только общение с Герценом и Огаревым могли припомнить жандармы Тургеневу. В доме Тургенева бывали и многие другие русские эмигранты и неблагонадежные, с точки зрения полиции, люди. Он имел друзей среди деятелей польской эмиграции. Как замечает современный итальянский исследователь, Тургенев поддерживал связи «со всеми либеральными и демократическими кругами Западной Европы». Обширный материал об этих связях приводится в серьезной работе В. М. Тарасовой, по которой цитируются и данные строки. В доме Тургеневых давали кров людям, которые с оружием в руках боролись за свободу родины, – итальянцам, полякам, испанцам.

Его собеседниками часто были французские социалисты разных направлений. Выслушав ревностного сен-симониста, предвещавшего социально-религиозную революцию, Тургенев «ответил ему, что все это хорошо, но что главный порок их секты и вообще французов есть невежество в политической экономии». В письме брату он делает не менее серьезное замечание: «На одном я стою, что, не основывая суждений на политической экономии, т. е. на материальности быта людей, нельзя здравыми доводами дойти до суждения о нравственном их состоянии».

Вопросов политической экономии Тургенев касался в своих опубликованных сочинениях лишь в связи с аграрной проблемой и крестьянской реформой в России. Но рукописное наследие Тургенева, еще мало изученное, содержит немало сочинений и заметок по экономическим вопросам и свидетельствует о глубоких занятиях ими. Тургенев был одним из старейших членов Общества политической экономии в Париже и активно участвовал в его собраниях.

Последним испытанием в жизни Тургенева была франко-прусская война 1871 г. и связанные с нею события. Ему было уже более 80 лет. Семья Тургеневых уехала в Англию, а в их доме под Парижем хозяйничали пруссаки. Бесценный архив едва не погиб: вернувшись из вынужденной эмиграции, хозяева нашли некоторые документы разбросанными в саду. Н. И. Тургенев умер осенью 1871 г.

Материалы тургеневского архива свидетельствуют о большой интенсивности интеллектуальной жизни изгнанника. Думается, там еще могут обнаружиться важные документы о многих западноевропейских деятелях XIX в., не говоря уже о русских делах и людях. Святое дело – сохранить тургеневский архив. Другая задача – дать этим документам жизнь.

Близким другом семьи Тургеневых был однофамилец и, возможно, дальний родственник Иван Сергеевич Тургенев, всемирно известный писатель. В статье-некрологе он дал мастерский портрет и анализ деятельности покойного. В частности, он писал: «Конечно, ни один будущий русский историк, когда ему придется излагать постепенные фазисы нашего общественного развития в XIX столетии, не обойдет молчанием Николая Ивановича Тургенева».

Крестьянский вопрос у умеренных декабристов

Идея ликвидации крепостного права объединяла всех декабристов больше, чем какая-либо другая. Но об условиях, формах и времени этого освобождения шли бесконечные споры. Если Южное общество к концу своей деятельности имело более или менее единую позицию, выработанную Пестелем и сводившуюся к наделению крестьян землей для самостоятельного хозяйствования, то у Северного общества согласованная позиция отсутствовала.

Рылеев, вождь северных декабристов, можно считать, придерживался радикальных взглядов, признавая желательным наделение крестьян после освобождения не только огородной, но и полевой землей, которая переходила в их собственность. Однако Рылеев не был авторитетом в крестьянском вопросе и не занимался им специально, а такие авторитеты, как Николай Тургенев и Никита Муравьев, сомневались, колебались и противоречили себе.

Характерны колебания Муравьева, автора крупнейшего программного документа декабристов – проекта конституции. «Крепостное право и рабство отменяются. Раб, прикоснувшийся земли русской, становится свободным. Разделение между благородными и простолюдинами не принимается», – говорится в этом проекте.

В первом проекте конституции, который исследователи относят к 1822 г., Муравьев предусматривал только личную свободу, земля же полностью должна остаться в собственности помещиков. Более того, переход лично свободных крестьян с земли одного помещика на землю другого обусловливался выплатой своему помещику вознаграждения «за временное прерывание в порядке получения доходов». Эти условия показались неприемлемыми для единомышленников Муравьева, других декабристов умеренного направления и исчезли во втором варианте конституции (1824 г.). Здесь Муравьев более четко и «щедро» оговаривает права собственности крестьян: за ними остаются дом с огородом, земледельческие орудия и скот. Наконец, в третьем варианте, который Муравьев воспроизвел по памяти уже в Петропавловской крепости, предусматривается предоставление крестьянам (и, можно понять, без выкупа) полевой земли до двух десятин на двор. Это было, однако, значительно меньше средних наделов, которыми фактически располагали крепостные крестьяне в центральных губерниях России. Таким образом, сохранение помещичьей собственности на землю оставалось фундаментальной идеей всех проектов Муравьева, имевших значительное влияние на северных декабристов.

Безземельное освобождение не случайно попало в первый проект его конституции. Эта идея не только теоретически воспринималась декабристами, но некоторые из них пытались практически осуществить ее. Хрестоматийный пример, обошедший все книги о декабристах, – это неудачная попытка И. Д. Якушкина освободить своих крестьян в Смоленской губернии без земли. К удивлению Якушкина, крестьянский мир отказался от его предложения. По его словам, крестьяне сказали ему: «Ну так, батюшка, оставайся все по-старому: мы ваши, а земля наша». Известно, что в народе безземельное освобождение прозвали волчьей свободой.

Колебания Тургенева были, пожалуй, несколько иного рода, чем у Муравьева. Он мыслил больше не категориями будущих конституций, а категориями практических реформ, возможных при самодержавии или при некотором его ограничении. Сказано: политика есть искусство возможного. Примерно таким принципом руководствовался Тургенев. Проекты освобождения крестьян начинают его занимать уже в 1814–1815 гг. В этот период у него еще нет ясной позиции, но он порой близок к мысли, что было бы справедливо разделить всю землю пополам между помещиками и крестьянами.

Но в последующие годы Тургенев склоняется к безземельному освобождению. Он считал отмену крепостного права практически возможной только при участии и содействии помещиков, которые должны были понять свою собственную выгоду: вольнонаемный труд производительнее принудительного и в конечном счете даст помещикам больше дохода. Что касается освобождения с землей, то он считал, что помещики на эту меру никогда не пойдут. В январе 1824 г. в дневнике Тургенева появляется запись о том, что, может быть, и желательно дать крестьянам землю, «но мне кажется, что свобода, как бы она ни была укутана в учреждения и условия невыгодные, – все свобода». Безземельный порядок освобождения все же «был бы сильным благодеянием для наших русских крестьян, коих качества нравственные и физические делают их столь способными пользоваться свободою при всех ограничениях. Они показали бы миру, что есть русский ум без цепей земляного и холопского рабства!».

Странная, надо сказать, логика: поскольку русские крестьяне – такой замечательный народ, они обойдутся и «ограниченным» освобождением!

Ход мыслей Тургенева можно себе представить таким образом. Он полагал, что после освобождения хозяйство на помещичьих землях будет вестись либо помещиками на основе вольнонаемного труда, либо крестьянами-арендаторами. В условиях «естественной свободы», которая будет введена, земельная собственность постепенно рассредоточится. Земли перейдут к богатым крестьянам, которые способны эффективно вести хозяйство. При последней встрече с Пестелем весной 1824 г. предметом разговора между ними был, по словам Пестеля, его проект разделения земель, который оказался, конечно, неприемлем для Тургенева. Декабрист Матвей Муравьев-Апостол рассказывает несколько подробнее: «Н. Тургенев не согласился на принятие плана конституции Пестеля – он никак не хотел допустить разделения земли, говоря, что, не мешая промышленности, земли неприметным образом сами собой разделятся. Мнение Н. Тургенева очень подействовало на всех членов Северной управы».

Слова «не мешая промышленности» надо, думается, понимать с учетом того, что в то время смысл этого термина еще не устоялся. Вернее всего, они значат: без ущерба для производительности сельскохозяйственного труда. Видимо, Тургенев уловил главное слабое место проекта Пестеля: риск потери эффективности. Характерно здесь и упоминание о влиятельности мнения Тургенева в Северном обществе.

В книге «Россия и русские», написанной в эмиграции, Тургенев по-прежнему стоит на точке зрения, что крепостное право – самая острая проблема для России. Теперь он считает возможным добиваться решения, подобного последнему варианту Муравьева: дать на двор по 3 десятины земли.

Проект Тургенева вызвал резкую критику декабристов, которые были еще живы и находились в Сибири. Николай Бестужев называет его в письме к Сергею Волконскому жалким. Интересная запись о беседе с Бестужевым сохранилась в мемуарах чиновника Б. В. Струве: «Бестужев сообщил мне о взгляде декабристов на крестьянский вопрос и о том, что они все признавали необходимость безусловного упразднения крепостного права. При этом он упомянул о полученном им от С. Г. Волконского для прочтения сочинения Н. И. Тургенева «LaRussieetlesRusses», которым он был очень недоволен, в особенности потому, что Тургенев не признавал общинного владения, вследствие чего и допускал освобождение без земли».

Сообщение об интересе старого Бестужева к общине остается на совести мемуариста. В период же активной деятельности декабристов практически никто из них симпатии к этой форме землевладения и хозяйства не высказывал. Характерно замечание Сергея Трубецкого на полях проекта конституции Н. Муравьева: сохранение общины – «верный способ для стоячего положения земледелия. При общей собственности оно никогда преуспевать не может в совершенствовании».

Тургенев много занимался изучением аграрного вопроса в Западной Европе. Намечая безземельное или малоземельное освобождение, он (возможно, также и Муравьев) думал об английском опыте. В Англии и Шотландии крупные землевладельцы-дворяне сохранили в своих руках большие поместья и сдавали землю в аренду капиталистическим фермерам-арендаторам, которые вели хозяйство наемным трудом батраков. Но этот путь вряд ли мог быть пригоден для России.

Небольшие земельные наделы, которыми Тургенев и Муравьев надеялись наделить крестьян, не могли бы обеспечить самостоятельность крестьянского хозяйства, а явились бы источником дешевой рабочей силы для помещиков. Развитие сельского хозяйства пошло бы по капиталистическому пути, но оно неизбежно отягощалось бы крепостническими пережитками. Создалось бы то положение дел, которое глубоко охарактеризовал В. И. Ленин, имея в виду аграрный строй пореформенной России. Он писал, что крестьянский земельный надел является в этом случае «способом обеспечения помещика рабочими руками, и не только рабочими руками, но и инвентарем, который, как бы жалок он ни был, служит для обработки помещичьей земли.

Крайняя нищета массы крестьян, которые привязаны к своему наделу и не могут жить с него, крайняя примитивность земледельческой техники, крайняя неразвитость внутреннего рынка для промышленности, – таковы результаты этого положения вещей».

Как и перед многими декабристами, перед Тургеневым вставал вопрос, что делать с собственными крестьянами. Лето 1818 г. он провел в своих деревнях в Симбирской губернии, которыми владел вместе с матерью и братьями, где и осуществил некоторые «реформы». Главной из них был перевод крестьян с барщины на оброк с передачей им для обработки всей земли, включая помещичью. Размер годового оброка был наперед согласован с сельским миром, который распределял его сам по дворам. Мера эта вполне соответствовала экономическим теориям, которые усвоил Тургенев. Он надеялся, что крестьяне будут заинтересованы в максимальной производительности своего «почти вольного» труда, поскольку весь избыток чистого дохода сверх фиксированного оброка будет оставаться в их распоряжении. Тем самым будут соблюдены интересы как помещика, так и крестьян. Тургенев согласился на установление умеренной суммы оброка, которая была меньше дохода, получаемого им раньше, при барщине.

Благие расчеты Тургенева не оправдались – впрочем, не по причине ложности принципов, а потому, что в последующие годы резко упали рыночные цены на хлеб, и крестьяне не имели возможности добыть достаточно денег для уплаты оброка. Дело кончилось тем, что через десять лет, когда Тургенев был уже в эмиграции, управляющий вынужден был вернуться к барщине. Личный опыт Тургенева показал, что в условиях общего упадка крепостнической системы изолированные меры, пусть и продиктованные лучшими намерениями, не могут устранить зло.

Каковы бы ни были слабости и ошибки Тургенева, в истории России и русской общественно-экономической мысли он останется как один из первых и последовательных борцов против крепостного права. Его страстная убежденность, неустанная пропаганда освобождения крестьян сыграли немалую роль в движении декабристов. Тургенев был подлинным патриотом России, жаждавшим ее процветания. Характерен диалог между ним и Карамзиным. На слова Карамзина: «Мне хочется только, чтобы Россия подоле постояла» – Тургенев смело возразил: «Да что прибыли в таком стоянии?»

В десятой главе «Евгения Онегина», сожженной автором и отчасти восстановленной по зашифрованным фрагментам, Пушкин изображает декабристов времен Союза благоденствия и в центр картины помещает Тургенева:

 

Одну Россию в мире видя,

Преследуя свой идеал,

Хромой Тургенев им внимал

И, плети рабства ненавидя,

Предвидел в сей толпе дворян

Освободителей крестьян.

 

Хромотой на одну ногу Тургенев страдал с детства, и этот недостаток, видимо, доставлял ему неприятности. Обобщая отзывы и воспоминания современников, Е. И. Тарасов так характеризует Тургенева декабристской эпохи: «…человек небольшого роста, почти миниатюрный и к тому же хромой, Тургенев, однако, поражал всех величием духа, высоким подъемом настроения и своею властностью, сильным характером, невольно подчиняя всех, кто к нему приближался… Тургенев был склонен к унынию, к той, может быть, мрачной меланхолии, которою страдала его мать».

Мотивы уныния, порой отчаяния действительно присутствуют в дневниках и письмах Тургенева. Насколько это обусловлено психикой, индивидуальными особенностями характера, трудно судить. Но глубинной и часто упоминаемой причиной этих настроений служило тяжелое положение отечества и неверие в возможность улучшить его.

Налоги

Проблема налогов всегда занимала в политической экономии видное место. Ей много внимания уделял Адам Смит. Книга Рикардо так и озаглавлена: «Начала политической экономии и налогового обложения». К. Маркс дал формулу: «В налогах воплощено экономически выраженное существование государства».

В основу своего исследования Тургенев кладет известные принципы налогообложения, установленные Адамом Смитом и ставшие к тому времени классикой. Вот они: 1) налоги должны взиматься со всех граждан соразмерно их доходам; 2) размеры и условия выплаты налогов должны быть точно определены, известны плательщику и независимы от власти сборщика; 3) налоги должны взиматься в удобнейшее для плательщика время; 4) издержки взимания налогов должны быть минимальными.

Однако Тургенев не просто пересказывает Смита. Он заостряет эти принципы, приводит исторические примеры и довольно явно намекает на положение дел в России.

Когда он говорит, что первый принцип грубо нарушался в дореволюционной Франции, где духовенство и дворянство вовсе не платили налогов, а почти вся их тяжесть падала на нищих крестьян, читателю ясно, что в России это нарушение носит еще более вопиющий характер. Тургенев пишет также, что «правительство обязано стараться отклонять, сколь возможно, тяжесть налогов от простого народа». Необычайно смело звучали в России и такие слова: «Во многих государствах введение налога делается с согласия народных представителей. Там польза сего согласия ощутительна не только для народа, но и для самого правительства». Ни о каких народных представителях в России и речи не было, а введение налогов было произволом правительства.

Вообще теория налогов у Тургенева целиком подчинена его общим экономическим взглядам, которые носят либерально-буржуазный характер. Налоги неизбежны, пишет он, но они не должны стеснять экономическую свободу и не должны мешать накоплению капитала и увеличению массы производительного труда.

Тургенев стремится дать классификацию налогов, основанную на политико-экономических принципах. Он классифицирует налоги по источникам дохода от земли, капитала и труда, добавляя, что некоторые налоги охватывают все три источника. Обычное деление налогов на прямые (уплачиваемые непосредственно облагаемым лицом) и косвенные (включаемые в цену товара, оплачиваемую конечным потребителем) тоже используется им, но это деление получает более глубокое толкование.

Главной формой обложения дохода от земли, по мысли Тургенева, должен быть твердый, установленный на значительный срок налог, который не возрастал бы в строго прямой зависимости от увеличения дохода и тем самым стимулировал бы вложение новых капиталов и повышение продуктивности сельского хозяйства. Именно в подобной системе налогообложения он видел основной стимул быстрого роста сельскохозяйственной продукции в Англии.

По поводу налогов на доход от капитала (на прибыль) Тургенев говорит, что при высокой конъюнктуре («успевающем состоянии» страны) капиталисты могут включить его в цену товара. При низкой конъюнктуре налог вынуждены платить сами капиталисты, а это снижает их заинтересованность в расширении производства. Отрицательно влияют на предпринимательство также налоги, которыми облагается не доход, а «самый капитал» (пошлины, взимаемые при купле-продаже предприятий, при операциях с ценными бумагами, налоги на наследство и т. п.).

Тургенев высказывает пожелание, чтобы заработная плата наемных рабочих вовсе не облагалась налогом. Такой налог не ведет к снижению реальной заработной платы лишь при «успевающем состоянии», когда спрос на рабочую силу велик и рабочие могут добиться «включения» налога в денежную заработную плату. При иных условиях налог «будет угнетать сей несчастный класс», урывать из их жизненного минимума, способствовать физической гибели или эмиграции бедняков. По этим же причинам Тургенев – против обложения акцизами (косвенными налогами) предметов первой необходимости: если рабочие не могут возместить в заработной плате удорожание таких предметов, их ждут тяжкие лишения. Акцизы на предметы первой необходимости социально несправедливы, не соответствуют первому принципу А. Смита. Например, акциз на соль мало ощутим для богатого человека, но может быть весьма обременителен для бедняка.

В России в первой четверти XIX в. от двух третей до трех четвертей всех налогов платили крестьяне и полукрестьянские слои. Косвенные налоги обеспечивали более 40 % всех государственных доходов. Главным объектом обложения были спиртные напитки (в 1816 г. около трети всех доходов казны составили «питейные сборы»), за ними шла соль. Вопрос о налогах в первую очередь касался судьбы крестьян и крепостного права.

Последняя глава книги Тургенева посвящена бумажным деньгам: доход государства от выпуска таких денег и их обесценения автор рассматривает как особого рода налог. Здесь же кратко рассматривается значение банков и выпуска ими кредитных денег (банкнот). Основная позиция автора по этим вопросам опять-таки близка позиции А. Смита: при умеренном и экономически рациональном поведении банков они и выпускаемые ими деньги полезны для народного хозяйства. Подчинение банков интересам государства и неумеренный выпуск банкнот, которые при этом становятся просто бумажными деньгами, могут иметь гибельные последствия для страны. Здесь, однако, Тургенев делает необычную и политически важную оговорку. При определенных условиях бумажные деньги и инфляция (это понятие, разумеется, в то время отсутствовало) могут иметь благотворное действие.

«Франция во время революции много потерпела от своих бумажных денег, но чем вела она войну в продолжение нескольких лет? Чем содержала она бесчисленные полки, защищавшие отечество и делавшие завоевания? Большое участие имели в сем бумажные деньги, следственно, они способствовали к последовавшему возвышению сего государства.

Если мы взглянем на Северную Америку, другое много пострадавшее от бумажных денег государство, то увидим, что во время упадка ассигнаций американцы дрались за свободу и делали великие пожертвования в пользу нового отечества – рождающейся республики. Свобода была для них дороже кредита».

При желании можно видеть в этих словах намек на русские ассигнации, которые выпускались правительством вовсе не в интересах борьбы за свободу. Единственным достижением русского правительства в области бумажных денег Тургенев считал то, что к 1818 г. ему удалось стабилизировать курс ассигнаций на уровне примерно 1:4, т. е. четыре бумажных рубля за один серебряный.

Книга Тургенева отличается четкостью построения и ясностью изложения. Стандарты научного труда соблюдены в ней весьма строго. Вместе с тем это остро публицистическое произведение, исполненное гуманистического протеста против жестокой действительности царской России. Вспоминая реакцию знатных и влиятельных людей в Петербурге на появление его книги, Тургенев писал: «Всякий раз, свободно изливая свои чувства в интимном кругу, они не находили другой темы, кроме нападок на меня и мою книгу, видя, что правительство, то есть императорская власть, не двигается и не мечет своих громов, чтобы уничтожить дерзкого революционера». И далее: «Все удивлялись, что цензура допустила появление в печати подобного рода сочинения».

Эта «ошибка» была исправлена правительством после декабря 1825 г. Экземпляры книги Тургенева разыскивались и уничтожались. Переиздана она была лишь в советское время.