Даже в периоды существования крупных государств на значительной части территории страны оставались самостоятельные княжества, да и сами эти государства состояли из отдельных частей, экономически слабо связанных с центром.
В значительной степени это объяснялось тем, что здесь не было необходимости силами государства строить грандиозные ирригационные системы. Сезонные дожди давали достаточно влаги. Оросительные работы – строительство небольших каналов, запруживание мелких рек и даже создание водоемов для стока дождевой воды были по силам крестьянским общинам.
Например, для возделывания риса крестьянин окружал вспаханное поле земляным валиком, заполнял поле водой и в получившуюся земляную кашицу бросал зерна, а полученную рассаду затем пересаживал на другое поле. В результате такой примитивной агротехники урожайность риса составляла сам-20 – сам-30, причем поле приносило два, а иногда и три урожая в год. Два урожая в год обычно давали и другие земледельческие культуры. В одном индийском тексте того времени говорилось даже, что в Южной Индии с участка земли, на котором мог улечься слон, могли прокормиться семь человек [3, с. 96]. Это, конечно, гипербола, но она отражает высокие результаты земледелия.
Но обработанные земли занимали ничтожную часть территории. Вокруг редких деревень на сотни километров простирались леса (если не сказать джунгли), населенные «разбойниками», как их называли крестьяне, т. е. дикими племенами, остававшимися на стадии первобытнообщинного строя.
В составе земледельческих культур зерновые (пшеница, ячмень, рис) все более дополнялись выращиванием хлопка, пряностей, сахарного тростника (сахар вывозился в Европу). При осаде города Сарсути Махмуд Газневи приказал заполнить крепостной ров сахарным тростником с окрестных полей. Развивалось теперь и шелководство.
Основой жизни крестьян был крупный рогатый скот. На быках пахали, они служили транспортным средством. Обычными домашними животными были лошади и слоны, но лошадей держали представители военного сословия, а слонами владели только правители и вожди.
Значительные достижения были и в городском ремесле. Только в Индии изготовлялись тончайшие хлопчатобумажные ткани, так что женскую одежду – сари можно было пропустить через обручальное кольцо. О достижениях металлургов свидетельствует знаменитый железный столб в Дели высотой в 6,7 м и 40 см в диаметре, который с V в. не подвергся коррозии. Индийская сталь уже в первые века нашей эры вывозилась в Европу.
Ремесленники объединялись в самоуправляющиеся цеха – шрени, а некоторые отрасли ремесла составляли целые касты – джети. Ремесленник обычно сам продавал свои изделия на пороге мастерской или работал на заказ, но уже существовали и крупные предприятия. В одном из средневековых текстов говорится о богатом горшечнике, который имел 500 гончарных мастерских и флотилию, развозившую его товар по долине Ганга.
Но городские ремесленники не обслуживали крестьян, потому что в каждой общине работали свои деревенские ремесленники, изготовлявшие все необходимые для крестьянского обихода изделия. Городские ремесленники готовили предметы роскоши, обслуживая окружавшую правителя знать, поэтому когда такой правитель со своим двором менял резиденцию, город приходил в запустение. А в прибрежных портовых городах ремесленники готовили изделия на экспорт. Но поскольку Индия экспортировала предметы роскоши, то и в приморских городах ремесленники специализировались на производстве таких изделий.
По утверждению Д. Неру, в основе общественного строя Индии лежали «три концепции: самоуправляющаяся сельская община, каста и большая семья. Во всех трех случаях значение имеет группа, а отдельная личность занимает второстепенное место» [5, с. 259]. Здесь Д. Неру подчеркивает главное отличие Востока – подчинение личности обществу, подчинение личных интересов общественным, которое подавляло личную инициативу, предприимчивость.
Главная особенность индийской крестьянской общины заключалась в том, что это была замкнутая хозяйственная единица, в которой земледелие сочеталось с ремеслом. В деревне – граме работали ремесленники: кузнецы, плотники, цирюльники, сапожники и даже астрологи. Они считались слугами общины и получали натуральную плату за свою работу в виде определенной доли урожая, причем размер этой платы не зависел от количества труда ремесленника, подобно тому, как и обычный слуга получает содержание независимо от количества его работы.
Эти ремесленники не считались полноправными членами общины. Общинники – крестьяне жили в центральной части деревни – грамы, которая называлась наттамом и была огорожена глинобитной стеной или колючей изгородью. Здесь же в наттаме находились центральная площадь, храм, здание для общественных собраний. Ремесленники жили за пределами нат-тама.
В индийской общине долго сохранялись не только коллективная собственность на землю, но и коллективный труд. В Южной Индии даже в XIV–XVI вв. существовали ганабхоги – общины, где земля не делилась между крестьянами, а обрабатывалась коллективно, и делился лишь продукт общего труда. В личном пользовании были лишь приусадебные участки. В остальных общинах в течение всего Средневековья сохранялся долевой передел земли, а пустоши, не занятые посевами земли, оставались в общей собственности.
Во главе общины стоял выборный совет – панчаят, который распределял налоги, организовывал трудовую повинность, выступал в качестве владельца пустующих земель. Староста, который стоял во главе совета, освобождался от уплаты налогов, получал от деревни специальную плату и дополнительный надел, а государство рассматривало его как своего чиновника.
Верховная власть относилась с уважением к самоуправлению общин. Государственный воин даже не имел права войти в деревню. В одной из инструкций для правителя было сказано, что если народ жалуется на чиновников, то правитель «должен стать на сторону не своих чиновников, а своих подданных» [5, с. 260].
Разложение общинных отношений началось с верхушки. Некоторые советские историки назвали это «феодализацией» [3, с. 348]. Староста в качестве государственного чиновника становился руководителем деревни. В его распоряжении оказывались пустующие земли, а если учесть, что деревни – грамы были окружены лесами и границы общинных владений не соприкасались, открывались широкие возможности для освоения окружающих земель: ведь переделам подвергалась только освоенная пахотная земля, а иногда – только земля, на которой уже использовалась ирригация. Члены общины могли расширять свои владения сверх норм уравнительного землепользования, но под контролем старосты.
Однако и сам принцип уравнительного землепользования постепенно размывался. Член общины уже мог закладывать свою землю, а при определенных условиях – даже продать. Развивается аренда земли, причем арендная плата была, конечно, больше налога. В документах появляются сведения о людях, которые «отрабатывают долг» и даже «отдают себя на срок в работу».
Короче говоря, происходит расслоение деревни. Появляются богатые общинники, которые осваивают пустоши и расширяют свои хозяйства. Возникает слой бедняков – арендаторов. Дело в том, что при долевом распределении за основу принималась семья, а не человек. С увеличением семьи на долю каждого ее члена приходилось уже меньше земли.
Но вряд ли можно говорить о «феодализации» деревенской верхушки. Староста не мог превратить общинные владения в свою собственность. Он мог закабалять отдельных общинников, взимать дополнительные поборы, но не мог превратить государственный налог в свою феодальную ренту, а общину, членом которой он был, в феодально зависимых крестьян. Феодализм не возникает в ходе расслоения общины. Сословие феодалов повсеместно рождается из выделения военной знати.