4.11.2. Аристотель – «крестный отец» экономической науки

Экономические воззрения людей, т. е. их взгляды на хозяйственную жизнь, уходят в глубь многотысячелетней истории человечества. И хотя эти взгляды касались прежде всего и непосредственно самого хозяйственного быта тех или иных времен, в них уже можно было обнаружить интересные крупицы будущей науки, которая начинала робко прорастать в условиях определенных типов экономического устройства общества. Именно тогда люди начали предпринимать спонтанные попытки проникновения в организацию производства благ с целью удовлетворения своих потребностей.

Поэтому далеко не случайно историки мировой экономической мысли вели и ведут «археологические раскопки» на ниве развития трудовой деятельности народов различных древних стран: Египта, Вавилона, Китая, Индии и Палестины… И тогда египетские папирусы, индийские Веды и Библия становятся своеобразным первоисточником для выявления правил и порядка поведения людей в хозяйственных процессах.

Однако не будет преувеличением сказать, что подлинным сосредоточением экономический идей, составивших стартовую площадку для дальнейшего формирования экономической науки в собственном смысле этого понятия, явились труды выдающихся представителей Древней Эллады. Именно Древняя Греция была «колыбелью» идей для становления и развития всей европейской цивилизации, одной из великих мастерских человеческой культуры. И в этой «колыбели» совершенно особое место принадлежит гениальному греческому философу и естествоиспытателю Аристотелю (384–322 гг. дон. э.).

Жизненный путь философа

Аристотель родился в 384 г. до н. э. на Фракийском побережье Македонии, в городе Стагире (отсюда в дальнейшем стал именоваться Стагиритом) в семье Никомаха, придворного врача и друга царя Аминты III, отца Филиппа Македонского. Он принадлежал к одной из ветвей рода Асклепиадов, чьи медицинские заслуги получили некогда высокую оценку у знаменитого врача древности Галена, считавшегося по праву вторым светилом после Гиппократа.

Рано лишившись своего отца, Аристотель не пошел по стезе медицины и в 17 лет уехал получать образование в Афинах, где и поступил в знаменитую Академию великого философа Платона (427–347 гг. до н. э.), учившегося в прошлом у легендарного Сократа. Аристотеля и Платона связала крепкая дружба, хотя молодой ученик нередко выступал с критикой своего учителя (известны, например, высказывание Платона «жеребенок лягает свою мать», а также изречение Аристотеля «Платон мне друг, но истина дороже»). Между тем Платон называл Аристотеля «чистым разумом» и поручил ему в Академии преподавание риторики.

После смерти Платона почти сорокалетний Аристотель уехал из Афин и поселился в городе Ассе у своего товарища по Академии Гермия, где и женился на его приемной дочери Пифиаде, которую горячо любил до самой ее кончины.

В дальнейшем царь Филипп Македонский пригласил Аристотеля воспитателем к своему сыну Александру, будущему великому полководцу, завоевателю огромных территорий мира. В 331 г. до н. э. Аристотель вернулся из Македонии в Афины, где основал известный Ликей и успешно продолжил свои философские и естественно-научные изыскания. Он умер в 322 г. до н. э. на острове Эвбее, куда был вынужден бежать из Афин в связи с обвинениями в атеизме.

Аристотель оставил после себя огромное теоретическое наследие, где он блестяще систематизировал почти все главные отрасли знания своего времени. Среди трудов ученого есть фундаментальные сочинения по философии и логике, этике и психологии, астрономии и биологии, политике и истории, риторике и поэтике. По меткому замечанию Гегеля, Аристотель, несмотря на своих предшественников (в первую очередь Сократа и Платона), выступил создателем философии как подлинной науки. Главной же задачей самой науки он считал познание бытия и видел свою миссию в расширении тех границ познания, которые были установлены в прошлом. И здесь необходимо обратить особое внимание еще на один бесспорный приоритет Аристотеля, его приоритет в области научного исследования экономического бытия. Именно в этой сфере он сыграл роль «крестного отца» будущей экономической теории, став гениальным предтечей развития экономической мысли двух последующих тысячелетий.

Придет время, и Аристотеля назовут первым экономистом в истории науки и даже «отцом политической экономии».

Сложность личности Аристотеля и многогранность его подходов к анализу экономических процессов вызывает нередко и сегодня споры по поводу выдвинутых им теоретических положений.

Так, у советских историков экономических учений сформировался достаточно односторонний взгляд на экономические воззрения Стагирита, во-первых, как идеолога рабовладельческого способа производства и, во-вторых, как на исследователя внешних сторон проявления стоимости товара, а отсюда – денег. Иными словами, Аристотель рассматривался в этом случае через призму марксисткой теории, а «хорошее» и «плохое» в его концепциях определялось отдельными высказываниями самого К. Маркса, который, высоко оценивая научные заслуги этого, по его выражению, «исполина мысли», неоднократно подвергал критике ошибочность и ограниченность его взглядов. «Гений Аристотеля, – писал К. Маркс в «Капитале», – обнаруживается именно в том, что в выражении стоимости товаров он открывает отношение равенства. Лишь исторические границы общества, в котором он жил, помешали ему раскрыть, в чем же состоит «в действительности» это отношение равенства».

Между тем современное и непредвзятое ознакомление с экономическими постулатами Аристотеля (разумеется, при их сохраняющейся дискуссионное™) позволяет увидеть в них зарождение «начал» таких направлений, как меркантилизм, физиократизм, классическая политэкономия и даже (пусть не покажется и это странным) маржинализм.

Рыночный обмен как объект научного анализа

У Аристотеля отсутствует какое-либо отдельное сочинение, посвященное экономической жизни общества. Хозяйственные проблемы под разными углами зрения рассматриваются им в двух работах: «Никомаховой этике» и главным образом «Политике», но некоторые фрагментарные взыскания встречаются и в других трудах. Хорошо известно, что среди греческих мыслителей, пытавшихся обратиться к хозяйственным вопросам до Аристотеля, принято называть Платона и Ксенофонта (430–354 гг. до н. э.).

Однако у Платона речь шла прежде всего об устройстве идеального государства, управляемого интеллектуальной аристократией (философами), а чисто экономическая составляющая занимала здесь подчиненное место. Что касается Ксенофонта, то ему принадлежит особая работа «Экономикос» (откуда и возникло одно из названий экономической теории), где излагались правила ведения домашнего рабовладельческого хозяйства. Платон и Ксенофонт делали упор не столько на рассмотрении внутренней сущности хозяйственного быта, сколько на конкретные рекомендации по его рациональному упорядочению, хотя, разумеется, определенный анализ товарно-денежных отношений в их трудах уже содержался.

Тем не менее первым автором, сделавшим рыночный обмен объектом научного исследования, был конечно Аристотель. Поскольку в дельнейшем главным содержанием экономической теории станут именно рыночные отношения хозяйствования, постольку правомерно считать Аристотеля тем ученым, который стоял у истоков экономической науки и сумел гениально подняться над обыденной практикой хозяйственного быта в его чисто «домостроевском» воплощении и впервые придать этому быту сугубо философское (иначе говоря, теоретическое) осмысление.

И здесь уместно задать вопрос: в какой мере в конкретных условиях Древней Эллады натуральное рабовладельческое хозяйство уже реально сочеталось с активно подрывавшими его отношениями рыночного обмена? Ответ на поставленный вопрос можно найти у самого Аристотеля, ибо нет никаких сомнений в том, что он достаточно хорошо знал не только хозяйственную практику своего времени, но и социальную структуру общества, которая не подразделялась у него схематично и упрощенно лишь на рабовладельцев и рабов.

Аристотель уделил большое внимание классификации «народной массы» в рамках государственного устройства. В этой классификации он выделил пять основных групп населения: во-первых, земледельцев и скотоводов, во-вторых, ремесленников, в-третьих, торговцев, в-четвертых, наемных работников (поденщиков) и, в-пятых, военное сословие. Особую группу составляли непосредственно рабы как лица, не принадлежащие к гражданскому обществу.

Причем именно первые четыре группы жили на доходы от своего труда, т. е. либо были свободными товаропроизводителями (население, занятое в сельском хозяйстве, и ремесленники), либо обслуживали процесс обмена (торговцы), либо существовали за счет вознаграждения за продаваемые трудовые услуги.

Выражаясь современным языком, названные социальные слои населения (а они составляли его большинство) уже выступали по сути в роли непосредственных субъектов товарно-денежных отношений, субъектов того рынка, который реально существовал в Древней Греции наряду с натуральным типом хозяйствования и использованием рабского труда.

Отсюда понятно, почему Аристотель как сын своего времени обратился к всестороннему исследованию рыночного обмена.

Задолго до Адама Смита он проник в тайну того объективного процесса, который не только естественно порождает рынок, но и превращает саму рыночную экономику в естественный тип хозяйствования. Этим процессом как раз было общественное разделение труда.

Кстати, обращает на себя внимание одна небезынтересная подробность. Первые рассуждения Аристотеля о значении разделения труда не случайно содержатся в его сочинении «Никомахова этика». Рассматривая специализацию людей в сфере их профессиональной деятельности (понятия разделения труда тогда еще не существовало), он связывает решение чисто хозяйственных задач с проблемами морали, с необходимостью установления «справедливого равенства» в процессе обмена различными результатами этой деятельности. В определенном смысле у Аристотеля начинает формироваться именно экономическая этика.

Уместно заметить, что этическая составляющая будет в последующем неоднократно и органически вписываться в экономическую теорию. Классическим же примером подобного соединения можно считать учение А. Смита. Ведь знаменитому «Богатству народов» предшествовало его же сочинение «Теория нравственных чувств», тогда как вся задуманная им трилогия, к сожалению, осталась неосуществленной. О том, что хотел поведать человечеству А. Смит в последней части своей теории (после первых двух ее частей – этической и экономической), можно лишь догадываться, хотя несомненно она должна была образовать синтез проблем саморегулируемой рыночной системы и общественной морали.

В «Никомаховой этике» (в пятой ее книге) размышления Аристотеля об обмене, основанном на разделении труда, выглядят следующим образом. Здесь говорится о «пропорциональном воздаянии» и «пропорциональном равенстве» работ различных субъектов экономики и подчеркивается, что только в случае «расплаты», т. е. обмена товаров на деньги, возникает «справедливое равенство». Чрезвычайно важной является характеристика обмена в качестве «общественных взаимоотношений». «Ведь общественные взаимоотношения, – пишет Аристотель, – возникают не тогда, когда есть два врача, а когда есть врач и земледелец и вообще разные и неравные стороны, а их-то и нужно приравнять. Поэтому все, что участвует в обмене, должно быть каким-то образом сопоставимо. Для этого появилась монета и служит в известном смысле посредницей, ибо ею все измеряется, а значит, как переизбыток, так и недостаток, и тем самым сколько башмаков равно дому или еде. Соответственно отношения строителя дома к башмачнику должны отвечать отношению определенного количества башмаков к дому или еде. Все должно измеряться чем-то одним. Поистине такой мерой является потребность, которая связывает все вместе, ибо, не будь у людей ни в чем нужды или нуждайся они по-разному, тогда либо не будет обмена, либо он будет не таким, т. е. несправедливым; и словно замена потребности, по общему уговору появилась монета; оттого и имя ей «номисма», что она существует не по природе, а по установлению («номос») и в нашей власти изменить ее или вывести из употребления. Итак, расплата будет иметь место, когда справедливое равенство установлено так, чтобы земледелец относился к башмачнику, как работа башмачника к работе земледельца. Монета, словно мера, делая вещи соизмеримыми, приравнивает; и как без обмена не было бы общественных взаимоотношений, так без приравнивания – обмена, а без соизмеримости – приравнивания».

Несмотря на некоторую тяжеловесность стиля (да и перевода) приведенных высказываний, попробуем сделать на их основе ряд выводов и сформулировать ключевые положения аристотелевских воззрений на процесс рыночного обмена.

Первое положение характеризует обмен как прямое следствие разделения труда, порождающего различные виды деятельности врача и земледельца, строителя и башмачника, а равно и различные формы, в которых они воплощаются (земледелец производит еду, строитель – дом, башмачник – обувь). Эти формы, вступающие в процесс обмена, представляют собой товары. Однако если еду, дом и обувь действительно можно назвать «вещами», т. е. результатами сугубо материального производства, то как быть с результатом деятельности врачей. Причем Аристотель называет их уже в самом начале перечисления отдельных специализированных работников. Думается, подобное упоминание врачей не следует связывать лишь с фактом, что именно врачом был родной отец философа Никомах, хотя даже название «Никомахова этика» можно рассматривать как своеобразное посвящение памяти отца.

На наш взгляд, здесь идет речь о попытке решения одной принципиальной экономической проблемы, о том, что товарами на рынке становятся не только материальные вещи, но и услуги (в данном случае медицинские), что эти услуги вправе вступать в обмен на еду, дом, обувь и прочие экономические блага. Таким образом, Аристотель еще в период зарождения экономической науки делает важный вывод о возможности принятия товарной формы как материальными, так и нематериальными продуктами человеческой деятельности. И далеко не случайно он отнесет потом к числу благ, обладание которыми образует подлинное богатство, такие блага, как здоровье, счастье, справедливость, мужество, умеренность, дружбу и даже красоту. Пройдет немало веков, пока люди придут к осознанию огромной и возрастающей роли нематериального богатства в развитии человеческого общества.

Второе положение Аристотеля касается непосредственно проблемы товарно-денежных отношений, ибо в процессе обмена он раскрывает специфическую форму «общественных взаимоотношений», т. е. экономических отношений между людьми.

И наконец, третье, и едва ли не самое главное положение выступает результатом оригинального подхода к исследованию «соизмеримости» и «приравнивания» различных товаров, без чего невозможен их обмен.

Для обмена всегда необходимо приравнивание «разных и неравных сторон», приравнивание различных видов деятельности людей. В основе же приравнивания должна находиться их соизмеримость, а последняя требует обнаружения определенной общей качественной субстанции в любых экономических благах.

И если в дальнейшем в теории трудовой стоимости подобной субстанцией будет объявлен исключительно человеческий труд, то Аристотель подошел к решению этого вопроса с другой стороны, назвав общей мерой всех товаров сами человеческие потребности, а способность удовлетворять потребности как раз и является полезностью товара. Кстати, Аристотелю нередко приписывали открытие двойственной природы товара, обладающего как потребительной стоимостью (полезностью), так и меновой стоимостью (способностью обмениваться в определенных пропорциях на другие товары или на деньги). Между тем тайна рыночного обмена, как ее понимал Аристотель, заключалась в другом. Она состояла в обосновании потребности (а отсюда и полезности благ) в виде своеобразной «субстанции», делающей товары соизмеримыми. Можно, конечно, считать, что полезности товаров, будучи всегда качественно различными, не в состоянии обеспечить их количественное соизмерение. Однако Аристотель выдвинул принципиально иную концепцию. Общей мерой ценности разнородных благ Аристотель назвал их полезности, обусловленные в свою очередь потребностями в этих благах. Причем он обратил внимание и на такой критерий их ценности, как степень редкости, отметив, что «благо, которое отличается редкостью, превосходит благо, имеющееся в изобилии».

Нельзя отрицать, что толкование взглядов мыслителя Древней Греции на процесс обмена вызывает и сегодня определенные разногласия. И все же трудно не согласится с тем, что именно от Аристотеля при известном логическом развитии его постулатов идет теоретическая (пусть и достаточно извилистая) тропа к маржинализму и обоснованию понятия предельной полезности, к открытию закона ее убывания по мере роста количества обмениваемых благ.

Что же касается денег, названных в «Никомаховой этике» монетой, которую Аристотель считал выражением («заменой») потребности, посредником в обращении товаров и отсюда основой из приравнивания друг к другу и соизмерения, то и здесь уместно еще раз задуматься, насколько данный подход можно безоговорочно оценить в качестве ошибочного и ненаучного.

Экономические отношения в структуре рабовладельческого государства

В своем знаменитом труде «Политика» (особенно в его первой книге) Аристотель предлагает нам аргументированные рассуждения о рыночных механизмах хозяйствования и дает развернутую характеристику таких понятий, как деньги, богатство, торговля и ростовщичество в рамках государственного устройства. Поэтому вначале будет не лишним хотя бы тезисно рассмотреть социально-экономические воззрения философа на само государство и общество.

Аристотель разработал довольно своеобразную классификацию типов государственного устройства, куда им было включено шесть различных типов: три «правильных» и три «неправильных», причем «неправильные» представляли по сути извращение «правильных». К трем «правильным» он отнес «монархию», «аристократию» и «политейю», а к трем «неправильным» – «тиранию», «олигархию» и «демократию». «Монархия» определялась как власть одного (царя) в целях достижения блага для всего общества, «аристократия» – как власть немногих (интеллектуальной элиты) в интересах всех граждан и «политейя» – как правление большинства, отбираемого по определенным принципам, опять-таки во имя всеобщего блага. «Тирания» выражалась в правлении одного в интересах собственной выгоды, «олигархия» – в правлении немногих наиболее богатых граждан также в их собственных интересах и «демократия» – в правлении большинства неимущих граждан с целью обеспечения их интересов. При этом, руководствуясь своими этическими взглядами, Аристотель усматривал в «правильных» типах реальное воплощение добродетели, а в «неправильных» – ее отсутствие.

«Дурная власть, – подчеркивал он, – как и дурное повиновение, не полезны ни для властвующего, ни для подчиненного».

Пытаясь выделить наилучшую форму организации хозяйственной жизни, Аристотель отдавал предпочтение земледельческому государству, выступая против чрезмерной концентрации земель и ратуя за распространение мелкого и равного для всех свободных граждан землевладения. Рассматривая приоритетный характер развития населения, занятого в сельском хозяйстве («…огромное большинство людей живет благодаря земледелию и культурным растениям»), он невольно прокладывал путь к будущей теории физиократов.

Говоря же об оценке рабовладельческой составляющей в античном мире, важно обратить особое внимание на достаточно противоречивое отношение Аристотеля к институту рабства.

Было бы по меньшей мере странным видеть в Аристотеле ученого, не исследовавшего эксплуатацию рабского труда. Немало страниц в его «Политике» посвящено характеристике рабов как одушевленных орудий производства, описанию рационального управления рабами, их отличиям от свободных граждан. «Очевидно, во всяком случае, – утверждает Аристотель, – что одни люди по природе свободны, другие – рабы, и этим последним быть рабами и полезно и справедливо». Полагая, что рабы должны рекрутироваться из варварских народов («варвар и раб по природе своей понятия тождественные»), он приводит цитату из трагедии Еврипида «Ифигения»: «…прилично властвовать над варварами грекам».

Однако будет ли правильным считать Аристотеля убежденным сторонником рабства и подчеркивать лишь классовую целеустремленность его мировоззрения? На этот вопрос следует ответить отрицательно.

Ведь в будущем справедливом государственном устройстве человеческого общества Аристотель не находит места для рабства. Причем исчезновение рабства он связывает (что было чрезвычайно прогрессивным) с развитием средств производства, тогда как его сохранение с существовавшими в Древней Греции отношениями собственности. «Если бы каждое орудие, – отмечает Аристотель, – могло выполнять свойственную ему работу само, по данному ему приказанию или даже его предвосхищая… если бы ткацкие челноки сами ткали, тогда и зодчие не нуждались бы в работниках, а господам не нужны были бы рабы». А далее он пишет, что рабом является человек, который «принадлежит не самому себе, а другому» и «становится собственностью» этого другого.

Разумеется, Аристотель не дерзал покушаться на господствовавшие в его время отношения собственности, хотя в конечном счете рискнул сделать смелый вывод: «Всякое рабство противно природе».

Переходя непосредственно к рассмотрению экономических отношений, свидетелем развития которых был Аристотель, нам представляется целесообразным остановиться на выяснении таких ключевых понятий, как деньги и богатство.

Как уже отмечалось, философ увидел в деньгах посредника в процессе обмена товарами и основу их соизмеримости, т. е., выражаясь более современным языком, универсальное средство обмена. Отсюда следовало, что сами деньги делают товары соизмеримыми. Этот тезис неоднократно подвергался принципиальной критике со стороны убежденных последователей трудовой теории стоимости и сопровождался обвинениями Аристотеля в непонимании сущности денег и поверхностном взгляде на их использование. Критика подобного рода была вполне аргументированной, если, конечно, исходить из того факта, что товары, с одной стороны, и деньги, с другой, представляют собой определенные воплощения стоимости, что деньги играют роль всеобщего эквивалента всех обмениваемых товаров, а их первой (изначальной) функцией является мера стоимости товаров. Совершенно очевидно, что изложенная концепция действительно и в корне не соответствовала взглядам Аристотеля на природу денег. По его мнению, деньги родились прежде всего в качестве наиболее удобного орудия обмена. С их помощью «измеряется как значение тех предметов, которых у нас больше, чем надо, так и потребность в тех, которых у нас недостает». «Вместо меры вещей натурою, – уточняет Аристотель, – люди согласились давать и получать за предметы нечто такое, что, будучи ценно, имеет ту выгоду перед прочими предметами, что оно удобно для обращения». И здесь же добавляет: «Сами по себе деньги суть совершенные пустяки и имеют лишь значение условное».

Все это показывает, что Аристотель вообще не рассматривал проблему соизмерения ценности различных благ и денег. Он считал, что деньги используются в виде монет не в силу обладания ими какой-либо собственной внутренней стоимостью, а лишь потому, что они обращаются. С этой точки зрения, у денег не могло быть и функции меры стоимости, вместо которой они наделялись чисто измерительной функцией, играющей роль понятного каждому, как сказали бы сегодня, масштаба цен и являлись, по сути, «счетными деньгами». Употребление денег, по мысли Аристотеля, давно вошло в обычай и в той или иной мере регламентировалось государством.

Не пытаясь искусственно модернизировать взгляды древнегреческого ученого, уместно заметить, что они (пусть и отдаленно) чем-то напоминают современный функциональный подход к сущности денег, которая определяется здесь не сама по себе, а исключительно выполняемыми ими функциями. При названном подходе деньги как раз и рассматриваются в качестве стихийно выработанного и отобранного рыночной экономикой инструмента, необходимого для решения многочисленных проблем товарного обращения.

Наряду с деньгами Аристотель уделяет в своей «Политике» пристальное внимание категории богатства. Причем это исследование он осуществляет в рамках так называемой хрематисти-ки (от греч. hrema – имущество, владение, собственность, богатство).

Аристотелевская хрематистика – это «теория искусства наживать состояние», теория искусства обогащения. По его мнению, хрематистику следует отличать от «экономики», т. е. правил ведения домашнего хозяйства. Если под экономикой он понимает естественную хозяйственную деятельность, направленную на обеспечение людей необходимыми для жизни благами (сюда входит не только натуральный тип хозяйствования, но и обмен), то целью хрематистики является преумножение богатства в виде денег.

Сославшись на слова афинского законодателя Солона, что «людям не указан никакой предел богатства», Аристотель дает собственные разъяснения по поводу различий между хремати-стикой и экономикой: «…В искусстве наживать состояние никогда не бывает предела в достижении цели, а целью здесь оказывается богатство и обладание деньгами. Напротив, в области, относящейся к домохозяйству, а не к искусству наживать состояние, предел имеется, так как целью домохозяйств служит не накопление денег. Вместе с тем ясно, что всякого рода богатство должно бы иметь свой предел, но в действительности мы видим, происходит противоположное: все занимающиеся денежным оборотом стремятся увеличить количество денег до бесконечности».

Таким образом, в хрематистике можно обнаружить, с одной стороны, зарождение определения предмета экономической теории, как науки о богатстве, а с другой – сведение самого богатства к сумме накопленных денег, что станет в дальнейшем лозунгом меркантилизма. Однако Аристотель далеко не был сторонником идей меркантилизма в сущностном понимании. Более того, в качестве своеобразного назидания будущим реальным меркантилистам он напишет: «…Те, которые правильно понимает богатство, ищут иного богатства (не исключительно накопления денег), иного приобретения». По мысли Аристотеля, правильное понимание богатства (богатства естественного) не должно сводится к «торговле с наживой», к приобретению все большего «множества денег».

Что касается торговли в целом как постоянно развивающейся формы товарного обмена, то Аристотель отнес ее к так называемой искусственной хрематистике и выделил три ее разновидности:

1) торговлю в собственном смысле (морскую, сухопутную и розничную);

2) отдачу денег в рост с взиманием процента;

3) наемничество с получением соответствующей платы за труд.

Если первый и третий виды он считал «законными» и «справедливыми», то второй (т. е. ростовщичество) – «заслуживающим презрения». «Из самой природы богатства, – подчеркивает Аристотель, – следует, что каждый вид богатства должен быть ограничен известными пределами. Взимание же процентов означает стремление беспредельно увеличивать богатство… Поэтому с полным основанием вызывает ненависть ростовщичество, так как оно делает сами денежные знаки предметом собственности, которые таким образом утрачивают то свое назначение, ради которого они были созданы: ведь они возникли ради меновой торговли, взимание же процентов ведет именно к росту денег… Как дети походят на своих родителей, так и проценты являются денежными знаками, происшедшими же от денежных знаков. Этот род наживы оказывается по преимуществу противным природе». Иными словами, в общей оценке торговой деятельности опять-таки прослеживается свойственный Аристотелю этический подход к анализу хозяйственных процессов.

С точки же зрения чисто экономической, нельзя не видеть, что рыночные отношения он стремится исследовать не только в сфере обмена товарами, но и на формирующихся рынках капитала и труда. Следовательно, даже самые первые ростки капиталистических форм хозяйствования в недрах рабовладельческого общества превращались у Аристотеля в объект серьезного научного анализа.

При этом развернутая теория искусства наживать состояние (а равно и другие теоретические концепции) сопровождается в трудах Аристотеля примерами из практики экономической жизни. И одним из таких примеров является показ монополии как особой формы рынка. Между прочим, сам термин «монополия» (от греч. monos – одини poleo – продаю) был впервые введен в научный оборот именно Аристотелем.

Естественно, что здесь еще не могло быть и речи о чем-то похожем на анализ «несовершенной конкуренции» или иных особенностей рыночных структур, до понимания которых экономическая наука дойдет лишь в XX в. И все же реальный случай установления монополии одним из величайших мудрецов Древней Греции Фалесом Милетским, о чем рассказал Аристотель, достаточно интересен и поучителен. Суть этой рыночной истории такова. Философ Фалес Милетский (кстати, ему приписывают изречение «Познай самого себя») был не чужд и некоторых экономических идей. В частности, ему принадлежит высказывание: «Лучше всех то правление и крепче то народовластие, в котором нет ни бедных граждан, ни безмерно богатых». Однако сам Фалес не имел никаких крупных выгод от чисто философских занятий. И однажды он решил разбогатеть, чтобы доказать своим соотечественникам возможность приумножения состояния с помощью оригинального решения определенной хозяйственной задачи. Будучи астрологом, Фалес спрогнозировал богатый урожай оливок и еще зимой взял за небольшую сумму денег все маслобойни в городе Милете и на острове Хиосе. «Когда наступило время сбора оливок, – описывает это событие Аристотель, – и сразу многим одновременно потребовались маслобойни, он отдавал маслобойни на откуп на желательных ему условиях и, собрав много денег, доказал, что философам при желании легко разбогатеть, но не это является предметом их стремлений». В итоге пример установления «оливковой» монополии вошел в историю в качестве первого опыта устранения рыночной конкуренции в целях обогащения, а сама монополия была охарактеризована Аристотелем как конкретная форма хрематистики.

И нам остается сделать вывод, что даже беглое рассмотрение взглядов Аристотеля на экономическую жизнь общества позволяет по достоинству оценить его выдающийся вклад в историю науки. Гениальный поэт Средневековья Данте прославил Аристотеля в своей знаменитой «Божественной комедии», назвав его «учителем тех, кто познает». А талантливый современный швейцарский ученый Андрэ Боннар в многотомном исследовании греческой цивилизации пишет, что «Аристотель был одним из первых, кто основал науку, одним из тех, кто с честью пронес по пути человечества светильник знания».

Теоретические воззрения Аристотеля бесспорно образуют ряд важных исходных пунктов современной экономической науки – науки о развитии рыночной системы хозяйствования.