Книга: Предатель в Северной Корее. Гид по самой зловещей стране планеты
Назад: 10 Страна счастья (МОРТЕН ПЕРВЫЙ)
Дальше: 12. Апокалипсис сегодня: трудный поход

11
Силовые линии истории 1: Ким Первый
Чучхе 1 (1912) — чучхе 83 (1994)

Наша страна — креветка среди дерущихся китов .
Старая общекорейская пословица
Одно из многих великих северокорейских противоречий состоит в следующем. Официальная пропаганда упрямо и громогласно твердит, что страна суверенна, независима, способна на самоуправление и самообеспечение, несмотря на то (а может, как раз потому) что вся ее история начиная с позднего Средневековья доказывает совершенно противоположное. На Корею всегда облизывались более крупные и могущественные соседи, от которых она в немалой степени зависела — то как от союзников, то как от оккупантов. Вероятно, именно это обстоятельство теперь компенсируется преувеличенной бравадой, ведь Корея всю жизнь была креветкой среди китов.
Двадцатый век еще не успел толком начаться, как разразилось настоящее геополитическое землетрясение — Русско-японская война 1904–1905 годов. Яблоком раздора стали как раз таки господство над слабым и обособленным корейским государством, которое веками находилось под китайским влиянием, и контроль над стратегически важными военно-морскими базами в соседней Маньчжурии. Год спустя столкновение закончилось неожиданным и сокрушительным поражением европейской сверхдержавы и победой азиатского выскочки в лице Японии. Русско-японская война считается первой в череде войн двадцатого столетия. Император Николай II вынужден был согласиться на унизительные условия мирного договора — над Кореей был установлен протекторат Японии. Еще через пять лет, в 1910 году, Корея официально вошла в состав Японской империи и прекратила существовать как самостоятельное государство. Сорокалетняя оккупация закончилась лишь с капитуляцией Японии в 1945 году. Это время было болезненным и неспокойным для корейского национального самосознания.
Эта эпоха легла в основу культа лидера и национальных мифов о героическом сопротивлении, становящихся все устойчивее с каждым новым поколением. Кроме того, согласно официальной пропаганде, Вождь и страна представляют собой единое целое и их истории переплелись так тесно, что их невозможно рассказывать по отдельности:

 

Великий вождь Ким Ир Сен вечно пребывает с нами!
(Девиз Северной Кореи)
1912–1945: Японская оккупация
Человек, которому суждено было стать крестным отцом Северной Кореи — причем во всех смыслах, — родился 15 апреля 1912 года под именем Ким Сон Чжу в селе Намни недалеко от районного центра Мангёндэ под Пхеньяном. Маловероятно, чтобы новость о крушении «Титаника», случившемся в тот же день, достигла этого отдаленного селения, да и всей остальной Кореи. Официальная пропаганда канонизировала дом бабушки и дедушки будущего вождя в Мангёндэ, где он провел несколько лет в детстве, как место его рождения. Сегодня это национальный памятник, музей и важнейшее место паломничества наряду с величественным Кымсусанским дворцом Солнца, где Ким Ир Сен покоится вечным сном в стеклянном саркофаге (автопортрет с дискошаром — разрешен, но только снаружи; в святая святых — ни в коем случае). В 2012 году к нему присоединился его сын Ким Чен Ир, вечный генсек Трудовой партии Кореи.
В начале XX века страна представляла собой изолированное, доиндустриальное и весьма консервативное общество. Его удерживала на плаву строгая классовая иерархия, в которой основная масса населения была крепостными крестьянами, фактически рабами небольшой прослойки коррумпированной аристократии (янбан) под властью слабого и равнодушного императора. Для подавляющего большинства было совершенно неважно, кто его эксплуатирует — корейский ли дворянин или японский колонизатор — и кому на него совершенно наплевать — корейскому императору или японскому наместнику.
Чтобы подкрепить легенду о юном корейском патриоте, пробившем себе путь из самых низов, официальная мифология, равно как и подробные и продающиеся огромными тиражами  мемуары самого Вождя, постоянно подчеркивает нищету, в которой якобы прозябала его семья . Это, конечно, небольшое преуменьшение. Семья Ким далеко не была состоятельной, но относилась скорее к нижней прослойке среднего класса в обществе, где абсолютное большинство состояло из крестьян, живущих на полном самообеспечении, и к тому же крепостных. Отец Сон Чжу был учителем, а мать — дочерью директора школы. Важным аспектом семейной истории, о котором мало упоминают в северокорейских источниках, была религия — и родители будущего Вождя, и многие родственники с обеих сторон были активными последователями христианства. Американские миссионеры добились наибольшего успеха как раз на севере Корейского полуострова, так что Пхеньян иногда даже называли Корейским Иерусалимом. Сон Чжу, по слухам, тоже был усердным прихожанином, более того, в отрочестве играл на органе. Один из величайших кумиров Ким Ир Сена, И. В. Сталин, в юности учился на священника, а позднее построил свою формально атеистическую идеологию на откровенно религиозном культе личности.
Урок истории в детском саду Кёнсан в Пхеньяне. Ребята собрались вокруг диорамы, где отмечены (официально признанные) места рождения вождей — Мангёндэ и гора Пэкту. Стена украшена фотографиями с памятными моментами их детства.

 

В мемуарах стареющий Ким Ир Сен всячески избегает упоминаний о взаимоотношениях с религией. Истовое христианство родителей он называет лишь прикрытием для их участия в освободительном движении. Впрочем, не факт, что это чистый вымысел. Японцы с большой подозрительностью относились к христианам, считая их зараженными западным мышлением. Следовательно, границы между корейцем-христианином и корейцем-националистом естественным образом размывались.
Также имеются все основания полагать, что семья Ким недолюбливала японских оккупантов и мечтала о независимой Корее. И отец будущего вождя, и два его дяди в разное время оказывались в тюрьме за участие в деятельности освободительного движения.
Тем не менее японцы провели в Корее широкомасштабную модернизацию. Они строили заводы и дороги, развивали промышленность, основывали порты и рыли шахты. Они внедряли современные методы земледелия, а дети корейской элиты — куда входили теперь не только дворяне — получали образование в Токио и других японских городах. Горные районы на севере Корейского полуострова были богаты минералами, углем и другими полезными ископаемыми. Именно эту часть страны развивали в первую очередь, и именно здесь было заложено большинство промышленных предприятий. Южная часть Кореи, где мало что было, кроме рисовых плантаций, так и оставалась сельской провинцией, не считая столичного Сеула.
Неравенство в распределении природных ресурсов и, как следствие, в благосостоянии северной и южной частей Корейского полуострова сохранялось в течение многих десятилетий, оно пережило Корейскую войну и последующее восстановление и продержалось вплоть до начала 1970-х.
Между колонизатором и колонией, как это обычно бывает, происходил обмен населением. При колониальных властях, где на руководящих должностях преобладали японцы, Корея пережила наплыв иммигрантов из Японии. Вместе с тем поток переселенцев из Кореи в Японию был как минимум столь же интенсивным: по большей части это были бедняки, желающие попытать счастья в крупных японских городах. На сегодняшний день корейцы остаются самой большой этнической группой в Японии. Японцы называют их дзай-нити, то есть «резиденты». В основном это потомки корейских переселенцев и невольников времен колонизации. Многие из них вошли в ассоциацию северокорейских граждан «Чхонрён», или, по-японски, «Чосен Сорен».
Как бы то ни было, в одном Северная и Южная Корея согласны: период японской оккупации был временем дискриминации, расизма и угнетения корейского народа и сопутствующий технический прогресс этого не оправдывал. Периодические восстания подавлялись всевозможными способами. Оккупанты весьма эффективно выслеживали и уничтожали небольшие партизанские отряды, и многие участники сопротивления бежали через границу в обширную и малонаселенную Маньчжурию, где примыкали к партизанским войскам Мао.
В 1920-1930-х, по мере того как в Японии набирало силу и становилось все более агрессивным фашистское движение — кстати, в наши дни похожий ярлык нередко вешают на Северную Корею, — идея о расовом превосходстве японцев становилась все более отчетливой как в теории, так и на практике. Господства над территорией Кореи было уже недостаточно. Необходимо было и корейскую культуру подчинить более «высокой» японской.
Оказываемое при этом давление было значительно масштабнее, чем, к примеру, во время немецкой оккупации Норвегии: единственным языком государственного управления и образования стал японский. Все корейцы обязаны были взять японские имена. Именно в таких условиях рос Ким Сон Чжу, именно против них он хотел бороться. Известный специалист по Северной Корее Брэдли Мартин формулирует это так: Ким был патриотом задолго до того, как стал коммунистом. «Ни одно чувство не может быть более значительным, благородным и священным, чем патриотизм», — пишет Ким в мемуарах на склоне лет.
Возникает искушение заявить, что Ким Ир Сен всегда был в первую очередь корейским националистом и лишь во вторую — коммунистом. Но по иронии судьбы он прожил за границей большую часть жизни, пока оккупационная советская армия не поставила его во главе Северной Кореи после Второй мировой войны. На тот момент он уже даже не очень хорошо говорил по-корейски . Еще в детстве он вместе с семьей переехал в соседнюю китайскую Маньчжурию, где жили корейские националисты в изгнании и набирали силу партизанские отряды китайских коммунистов. Школьный учитель Кима впоследствии стал одним из ведущих историков коммунистического Китая, он и познакомил шестнадцатилетнего юношу с трудами Ленина, советских писателей вроде Горького и выдающихся теоретиков китайской компартии. Всего пару лет спустя, в 1931 году, Японская империя оккупировала всю Маньчжурскую провинцию и превратила ее в марионеточное государство Маньчжоу-го. Примерно в это время Сон Чжу примкнул к движению сопротивления и со временем стал командиром собственного отряда, состоявшего в основном из корейцев и формально находившегося в подчинении у китайского партизанского войска. Именно тогда он взял  имя, под которым прославился и стал объектом страха и поклонения. Имя Ир Сен состоит из иероглифов, означающих «солнце» и «зреть»/«вставать», впоследствии ставших важнейшими метафорами официальной северокорейской пропаганды. Дни рождения Ким Ир Сена и его сына Ким Чен Ира считаются Днем Солнца и, соответственно, Днем Сияющей Звезды и отмечаются с большой помпой.
С днём рождения, ВЕЛИКИЙ вождь, парам-пам-пам! Задорное и немного фрейдистское убранство в честь празднования дня рождения Ким Ир Сена.

 

Даже независимые историки сходятся во мнении, что Ким Ир Сен сыграл заметную роль в антияпонском движении, хотя надежных источников о том, что происходило в этом отдаленном краю в те далекие времена, очень мало, а последующий культ личности с его преувеличениями еще больше размывает картину. Однако известно, что Ким Ир Сен прославился как одаренный и мужественный командир и солдаты его любили. В самой Корее власть японцев была очень сильна. Лидеры местных партизан либо погибли, либо отчаялись, либо, как семья Кима, бежали в соседнюю страну. С передвижных баз в обширной и пустынной Маньчжурии партизаны наносили точечные удары по японским силам на корейской территории — они имели лишь символическое значение, а в военном отношении скорее напоминали уколы булавкой. Отдельные большие рейды, вроде нападения на приграничный поселок Почхонбо в 1937 году, играют важную роль в истории Северной Кореи и развитии ее национального самосознания. Они сформировали героический образ молодого, красивого и харизматичного Ким Ир Сена в глазах как его соотечественников, так и китайских товарищей. К тому же он нередко участвовал в операциях китайских коммунистов, за что Мао с лихвой отплатил ему во время Корейской войны двадцать лет спустя.
Годы, проведенные во главе партизанского отряда, сформировали личность и мировоззрение Ким Ир Сена. Наряду с Корейской войной они легли в основу национального самосознания: креветка против кита, Давид против Голиафа, храбрые галлы Астерикса против всей Римской империи. Он был одним из немногих героев в борьбе против японских властей, которые в своей жестокости и расизме заходили порой даже дальше, чем немцы в Европе. За это Ким Ир Сена полюбили корейцы — и чувство жило долгие годы после освобождения от японцев.
Во время Второй мировой войны сотни тысяч корейцев вывезли в Японию для работы в военной и гражданской промышленности, для службы в императорской армии. Но самыми унизительными были так называемые станции утешения — военные бордели, основанные японцами по всему Тихоокеанскому региону, в которых десятки тысяч женщин, большинство из них кореянки, «утешали» японских солдат. Теперь Япония насиловала Корею не только в переносном, но и в прямом смысле. И насильник, и жертва — независимо от обстоятельств и культурного фона — на всю жизнь запятнаны чувством стыда. Нередко они пытаются замалчивать это. В консервативной и патриархальной культуре, характерной в равной степени для Кореи и Японии, стыд наложился на унижение, в котором жила угнетенная колония в течение целого поколения. Все это вылилось в общенациональную травму, которая по сей день осложняет отношения обеих Корей с Японией. Вдобавок насильник попросил прощения лишь 55 лет спустя и только у южной половины жертвы насилия. В 2010 году мало кто из действительных участников тех событий еще оставался в живых.
Можно понять, что подавляющее большинство корейцев как могли приспосабливались к сло-рии. Он был одним из немногих героев в борьбе против японских властей, которые в своей жестокости и расизме заходили порой даже дальше, чем немцы в Европе. За это Ким Ир Сена полюбили корейцы — и чувство жило долгие годы после освобождения от японцев.
Во время Второй мировой войны сотни тысяч корейцев вывезли в Японию для работы в военной и гражданской промышленности, для службы в императорской армии. Но самыми унизительными были так называемые станции утешения — военные бордели, основанные японцами по всему Тихоокеанскому региону, в которых десятки тысяч женщин, большинство из них кореянки, «утешали» японских солдат. Теперь Япония насиловала Корею не только в переносном, но и в прямом смысле. И насильник, и жертва — независимо от обстоятельств и культурного фона — на всю жизнь запятнаны чувством стыда. Нередко они пытаются замалчивать это. В консервативной и патриархальной культуре, характерной в равной степени для Кореи и Японии, стыд наложился на унижение, в котором жила угнетенная колония в течение целого поколения. Все это вылилось в общенациональную травму, которая по сей день осложняет отношения обеих Корей с Японией. Вдобавок насильник попросил прощения лишь 55 лет спустя и только у южной половины жертвы насилия. В 2010 году мало кто из действительных участников тех событий еще оставался в живых.
Можно понять, что подавляющее большинство корейцев как могли приспосабливались к сложившимся обстоятельствам и сотрудничали с оккупационными властями. Мало кто мог представить, что японское владычество закончится в обозримом будущем, так что сложившаяся позднее легенда о Ким Ир Сене как о единственном бескомпромиссном и последовательном противнике японских оккупантов вполне правдоподобна.
Тем не менее в действительности борьба с захватчиками то и дело принимала безнадежный характер. Около 1940 года японцы практически уничтожили сопротивление в Маньчжоу-го, и Киму с остатками отряда только и оставалось бежать на восток, в Советский Союз. Здесь они вошли в состав советской армии и направились в военный лагерь под Хабаровском, всего в нескольких десятках километров от китайской границы. Кима назначили капитаном взвода, составленного из его боевых товарищей по маньчжурским операциям, советских корейцев и китайских коммунистов, поддерживающих связи с партизанскими войсками Мао.
Приблизительно в это время сам Ким Ир Сен, а за ним и позднейшая северокорейская историография, совершил характерный маневр, «улучшив» сложившиеся обстоятельства и превратив их в великий и неприступный миф. Принятая в Северной Корее официальная и единственно истинная версия событий гласит, что в течение всей Второй мировой войны Ким Ир Сен по-прежнему боролся против японцев с «секретных баз» на священной горе Пэкту на севере Корейского полуострова — до тех самых пор, пока он (а вовсе не американцы и не советская Красная армия) не вынудил японцев капитулировать в 1945 году. Согласно той же версии, сын Вождя Ким Чен Ир родился в одном из партизанских лагерей на горе Пакту, буквально под градом вражеских пуль. На самом деле Ким Ир Сен провел то время в Советском Союзе, восстанавливая силы после добрых десяти лет игры в кошки-мышки с могущественным врагом в условиях сурового и безжалостного климата, когда зимой температура часто опускалась до минус сорока. То же можно сказать о двух-трех десятках его выживших братьев по оружию, с которыми он бежал из Маньчжурии. Многие из них позднее стали его верными союзниками во власти, в том числе его будущая жена Ким Чен Сук, присоединившаяся к его отряду несколькими годами ранее. Они поженились, как только прибыли в Советский Союз, и в 1942 году в поселке Вятское, рядом с военной частью, у них родился первенец — Ким Чен Ир.
За пять лет относительно спокойной и безопасной жизни Ким Ир Сен наладил отношения с советскими офицерами, на которых произвел хорошее впечатление. Он был покладистым и беспрекословно подчинялся старшим по званию, при этом имел авторитет и пользовался уважением своих солдат. На него, в свою очередь, произвело большое впечатление слепое поклонение советских людей «отцу народов» Сталину, напоминавшее беспрекословную верность японцев своему императору. Это так ему понравилось, что впоследствии он включил культ личности в «самобытную» политическую систему Северной Кореи.
Портрет Вождя в образе молодого героя сопротивления: Ким Ир Сен, Ким Чен Сук и маленький Ким Чен Ир запечатлены на фоне священной горы Пакту в разгар освободительной борьбы против японцев (полностью выдуманный эпизод).

 

1945–1950: Освобождение и разделение
Когда атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки в августе 1945 года, наконец вынудили японцев капитулировать, победители договорились отдать Корейский полуостров под управление СССР и США, пока на нем не восстановится порядок и не пройдут свободные выборы. Американцам досталась южная часть полуострова до 38 градуса северной широты, а Советскому Союзу отошли земли к северу от него.
«Освобождение» страны на самом деле стало переходом под власть новых оккупантов — очередная итерация вечного проклятия креветки среди китов. Вдобавок страну впервые за много веков разделили на две приблизительно равные части.
Примерно через месяц после капитуляции Японии советский военный корабль пришвартовался к причалу в портовом городе Вонсан. На его борту находился Ким Ир Сен, впервые ступивший на мирную корейскую землю и облаченный в советскую военную форму. Один хитрый старый голливудский продюсер как-то сказал, что удача — это то, что случается, когда возможность выпадает подготовленному . Русским нужен был лояльный корейский руководитель с безупречной политической репутацией и высоким градусом патриотизма, не запятнавшийся сотрудничеством с оккупационными властями, в отличие от основной массы корейской элиты. В пользу Кима говорило и то, что после стольких лет в изгнании у него практически не было контактов в самой Корее, что делало его зависимым от советских благодетелей, по крайней мере поначалу. И Ким был полностью готов играть отведенную ему роль. Тем временем отношения между СССР и США стремительно остывали: дело шло к холодной войне. Стороны неохотно мирились с присутствием друг друга на Корейском полуострове — лакомом кусочке в стратегически важном регионе. И вместо обещанных всеобщих выборов в 1948 году Корею официально разделили на два независимых государства.
Вполне естественно, что корейцы не обрадовались положению дел: Ким Ир Сен был недоволен, его южнокорейский коллега Ли Сын Ман был недоволен, население их стран было недовольно. Большинству корейцев разделение показалось несправедливым и противоестественным, и главы обеих половин жаждали воссоединить страну, каждый под своим руководством. С самого момента разделения осенью 1948 года демилитаризованная зона, устроенная вдоль 38-й параллели, являлась предметом малых и больших стычек между северо- и южнокорейскими войсками. Параллельно Ким и Ли настойчиво требовали у своих начальников в Москве и Вашингтоне разрешения на полномасштабную войну. К большому разочарованию воинствующего Ли, американцы не прислали ему тяжелое вооружение. Они вполне резонно опасались, что при первом же удобном случае он обратит его против северного соседа.
А вот Киму удалось получить добро. Весной 1950 года США вывели войска из Южной Кореи в соответствии с подписанным ранее договором, и Сталин в Москве был вполне уверен, что они не вернутся. Поэтому он благословил Кима. В течение всех предшествующих лет Советский Союз наращивал арсенал Корейской народной армии Ким Ир Сена, снабжая ее как легким, так и тяжелым вооружением, поэтому и по численности, и по военной мощи эта армия значительно превосходила южного противника. Еще одним важным фактором, обеспечившим Киму преимущество, был приход к власти в Китае Мао Цзэдуна в 1949 году. Теперь за спиной у Кима оказались две крупнейшие страны мира — причем в идеологическом, военном и географическом смыслах, поскольку самой протяженной границей Кореи по-прежнему оставалась граница с Маньчжурией на севере. В то же время Южную Корею и США разделяли семь часовых поясов и весь Тихий океан. Союз с Китаем подкрепляло и то, что Ким Ир Сен сражался в составе войск Мао в Маньчжурии и оказывал ему военную поддержку на заключительных этапах гражданской войны. После победы Мао Корейская народная армия пополнилась тысячами закаленных в боях солдат, вернувшихся домой.

 

1950–1953: Отечественная освободительная война (корейская война)
Утром 25 июня 1950 года северокорейские танки пересекли 38-ю параллель под прикрытием артиллерийского обстрела по всей площади ДМ3. Ким Ир Сен оправдывал атаку тем, что южнокорейские войска напали первыми и вынудили его защищаться. Эта версия впоследствии стала официальной в КНДР и легла в основу легенды о военном гении Ким Ир Сена, защитника северокорейского народа: нет родины без тебя.
Уступающие по численности, плохо вооруженные, неподготовленные и не особенно мотивированные южнокорейские войска мало что могли противопоставить этому блицкригу. Три дня спустя Корейская народная армия заняла Сеул и, практически не встречая сопротивления, продолжила двигаться на юг. Сначала война для Ким Ир Сена больше походила на военный парад. Но спустя два дня после нападения Совет Безопасности ООН по инициативе США принял резолюцию — от стран-участников требовалось вступить в войну на стороне Южной Кореи.
Одновременно президент США Трумэн получил согласие Конгресса на ввод американских войск, которые должны были составить ядро сил ООН. Солдат перебросили с военных баз в Японии, и первые бои между американскими и северокорейскими силами произошли не более чем через неделю после начала войны. Но этого оказалось недостаточно, чтобы остановить победоносное шествие Корейской народной армии.
В начале сентября северокорейские войска контролировали 90 % полуострова, а остатки южнокорейской армии и американских подкреплений оказались зажаты в угол вокруг порта Пусан. И тут Корейская народная армия стала жертвой собственного успеха. Неожиданно быстрое продвижение слишком сильно растянуло линии снабжения, поэтому армия не смогла удержать преимущество на так называемом Пусанском периметре.
Благодаря этому силы ООН сгруппировались за линиями обороны под прикрытием американских бомбардировщиков и получили подкрепление в виде солдат и оружия из Японии. В результате они прорвали Пусанский периметр и перешли в успешное контрнаступление.
Одновременно американские войска под командованием легендарного генерала Макартура, чья известность была отчасти скандальной, провели крупномасштабную операцию на северо-западном побережье и захватили слабо укрепленный прибрежный город Инчхон к югу от Сеула. Этот неожиданный маневр ошеломил Корейскую народную армию, которая панически обратилась в бегство на север, чтобы не быть отрезанной от тыла. Тысячи северокорейских солдат дезертировали или оказались в плену. Теперь уже силы ООН продвигались на север с той же скоростью и бодростью, с какой ранее шли в противоположном направлении северяне. Сталин в Москве рвал на себе волосы и на чем свет стоит ругал непрофессионализм северокорейских генералов. Впрочем, попутно под горячую руку попали советские военные, которые по его распоряжению консультировали Кима.
Обе стороны были жестоки и совершали военные преступления. Во время стремительного движения на юг северокорейская армия массово казнила как военнопленных (главным образом южнокорейских солдат), так и «неблагонадежных элементов» — интеллигенцию, чиновников, местных политиков и прочих, кто мог бы представлять угрозу для нового порядка. То же повторилось с обратным знаком во время отступления, причем американцы зачастую оставляли южнокорейским товарищам по оружию всю грязную работу по устранению тысяч реальных и возможных коммунистов и им сочувствующих.
Синчхонский музей американских военных преступлений. Он посвящен многочисленным эпизодам резни, которую, согласно утверждениям северокорейских властей, американские военные устраивали среди мирного населения в годы Корейской войны.

 

Одна из самых страшных трагедий известна как Синчхонская резня. Северокорейская пропаганда с помощью этого эпизода демонстрирует порочность, присущую американским империалистам . Однако несмотря на то, что массовые убийства, пытки и казни сами по себе были ужасны, по количеству жертв и нанесенному ущербу они не могут сравниться с американскими бомбардировками северной части полуострова. Тогда, как и теперь, северокорейская армия практически не имела ВВС или систем ПВО. Советский Союз прислал горстку МиГов, на которых летали советские пилоты и их северокорейские и китайские коллеги, оказывавшие американцам жалкое сопротивление. Сталин ясно дал понять, что не готов ввязываться в непосредственную войну с США, поэтому участие СССР в Корейской войне ограничивалось поставками техники и консультированием. Таким образом, США и коалиция ООН имели в воздухе полное превосходство.
На земле американские войска остановились у той же 38-й параллели. Они выполнили мандат ООН и спасли Южную Корею от вторжения. Однако честолюбивый генерал Макартур, которому сопутствовала удача, с молчаливого согласия Вашингтона принял судьбоносное решение пересечь условленную границу и продвигаться дальше на север, чтобы раз и навсегда выбить коммунистов с Корейского полуострова.
Выживший: сотрудник музея — оставшийся в живых свидетель изуверства американцев — рассказывает свою историю посетителям.

 

Командование северокорейской армии было в полнейшем раздрае, паническое бегство солдат (в государственной мифологии КНДР — «гениальное тактическое отступление, спланированное генералом Ким Ир Сеном») открыло американским сухопутным войскам путь на север, и в конце осени 1950 года некоторые участки фронта проходили у самой границы с Китаем.
С того самого момента, как американцы пересекли ДМ3 и двинулись на север, Ким Ир Сен отчаянно взывал к Мао Цзэдуну, прося прислать к нему на выручку китайскую армию. Сам Мао по дипломатическим каналам предупредил Трумэна, что не потерпит объединенной капиталистической Кореи у себя под боком. Он считал, что США и коалиция ООН нарушили резолюцию, ступив на территорию Северной Кореи. Его предупреждения не приняли всерьез. А потому в конце октября двести тысяч солдат Народно-освободительной армии Китая, формально обозначенных как «добровольцы», чтобы Китай не оказался замешан в прямой конфронтации с США и ООН, вошли в Северную Корею и вступили в войну на стороне Ким Ир Сена.
Солдаты Мао имели численное преимущество и получили боевой опыт во время недавней гражданской войны, и вскоре они потеснили на юг войска США и ООН.
Таким образом, с конца 1950-го руководство военными действиями на территории Северной Кореи фактически осуществляли китайские войска, что было крайне болезненно для самолюбия Ким Ир Сена. Позднее в официальной версии истории роль китайской армии сильно приуменьшили и все заслуги приписали непревзойденному военному гению Великого вождя. Командование северокорейской армии и вверенные ему войска в очередной раз превратились во второстепенных игроков на собственном поле, где мерились силами крупные державы. Корея снова стала креветкой — на этот раз даже двумя креветками — среди китов.
Через полгода после блестящего наступления Ким Ир Сена большая часть Корейского полуострова лежала в руинах, причем некоторые места подверглись разорению дважды: во время наступления и во время бегства. Так, Сеул четырежды переходил из рук в руки за первый год войны. Постепенно фронты стабилизировались в районе прежней границы, у 38-й параллели.
Офицер северокорейских пограничных войск в Пханмунджоме, где в 1953 году был подписан договор о прекращении огня. Граница проходит прямо через голубые постройки на заднем плане. Здание за ними, похожее на храм, — южнокорейский и американский наблюдательный пост.

 

Ситуация забуксовала, и, какое-то время протоптавшись на месте, стороны признали, что дальше воевать бессмысленно. 27 июля 1953 года они заключили шаткое перемирие.
Настоящий мирный договор так и не был подписан, так что технически и формально Северная Корея и сегодня, 60 с лишним лет спустя, находится в состоянии войны с США, Южной Кореей и некоторыми членами ООН. Важно помнить об этом обстоятельстве, чтобы не удивляться, до какой степени милитаризовано северокорейское общество. Они до сих пор воюют, и для того чтобы что-то изменить, потребуется кое-что посущественней клоунских ужимок Дональда Трампа — как минимум участие могущественного покровителя КНДР, Китая.

 

Северокорейский «Восточный Берлин»: после Корейской войны Пхеньян, как и другие крупные города, практически полностью отстроили заново под руководством местных, советских и восточно-немецких архитекторов. Это не могло не отразиться на планировке кварталов и архитектурном стиле.

 

1953–1977: Восстановление страны и золотая эпоха
По приблизительным оценкам, за три года Корейской войны США сбросили на Северную Корею — страну, по площади сопоставимую с Кубой, Исландией или Грецией — больше бомб, чем на весь Тихоокеанский регион, включая Японию, за всю Вторую мировую войну. Разрушения были столь масштабными, что американские пилоты еще в середине войны расстроенно констатировали: бомбить больше нечего. Северокорейцы прятались от атак под землей.
Во время войны пришлось построить под землей фабрики, оружейные заводы, школы, больницы и прочие объекты инфраструктуры. Все это размещалось в сложной системе бункеров, пещер и переходов. На поверхности от страны камня на камне не оставили. И тем не менее Ким Ир Сен и его политические союзники с потрясающим воображение цинизмом отпраздновали победу в Отечественной освободительной войне, как до сих пор называют Корейскую войну к северу от 38-й параллели. Они провели пышный военный парад на руинах Пхеньяна. Но что ни делается, все к лучшему: после полного разрушения Ким Ир Сен мог отстроить столицу и всю остальную страну буквально с чистого листа по собственному образу и подобию. Щедрая материально-техническая помощь от братьев по коммунистическому лагерю — СССР и стран Восточного блока — потоком устремилась в Северную Корею. В довесок прибыли инженеры, архитекторы и консультанты буквально по всем областям общественной жизни. Ким Ир Сен тем временем решительно и безжалостно уничтожил любые признаки политической оппозиции и зацементировал абсолютную и непререкаемую власть Трудовой партии Кореи. Годы, проведенные в лесах с партизанами, сменились сытым и благополучным периодом у кормила власти. Для большинства северокорейцев период правления Ким Ир Сена в послевоенные годы ассоциируется с подъемом, национальным единством и самопожертвованием, которые постепенно переросли в социальную защищенность и благосостояние.

 

Вундеркинды
В нашем обществе ребенок — король, правящий страной. Мы ни в чем не отказываем детям .
Ким Ир Сен
Ким закрепил за собой репутацию отца народа, обзаведясь многочисленными внебрачными детьми не только от своих любовниц, но и в некоторых случаях — от жен подчиненных.
Но еще важнее для негласного пакта между властью и народом, ставшего впоследствии одним из центральных постулатов государственной идеологии, была судьба десятков тысяч детей, которых Корейская война оставила сиротами.
Ким Ир Сен приказал построить детские дома и школы для «детей мучеников за родину» по всей стране. Детям обеспечили безопасную жизнь, питание, одежду и образование, их воспитывали в убеждении, что теперь их отцом является сам Ким. Одним их таких заведений была школа Мангёндэ для осиротевших детей революционеров, где обучалась немалая часть будущей элиты вооруженных сил и службы госбезопасности . Таким путем партия взрастила новое поколение верных сторонников, находившихся в неоплатном долгу у Великого вождя. Они прочно усвоили представление об отеческой любви и заботе Вождя ко всей стране.
Государственная пропаганда и здесь не стала изобретать велосипед и взяла за основу старые семейные ценности и уважение к старшим, роднящие корейскую культуру с конфуцианством. К отцу подобает относиться со страхом и уважением. Однако чаще всего родителей у ребенка двое. Кореевед Б. Р. Майерс в глубокой и интересной работе «Чистейшая раса» (The Cleanest Race) делится несколькими важными наблюдениями. Одно из них заключается в том, что с течением времени официальная пропаганда как в текстах, так и в изображениях начала подчеркивать и материнские черты в личности Вождя: Ким Ир Сена практически никогда не показывают в ситуации реального боя, несмотря на то что существует множество картин, плакатов, статуй и мозаик, посвященных его героической борьбе против японцев. Зато мы наблюдаем изображения, на которых он с заботливой улыбкой прижимает к своей все более пышной груди всех — от ликующих детей до раненых солдат и древних стариков .
«Пустите детей ко Мне». Образ Ким Ир Сена развивался от мужественного воина к ответственному руководителю, а затем к заботливому отцу и деду.

 

Будни любого главы государства состоят из нанесения визитов и раздачи более или менее искренних благословений краеугольным камням общественной жизни, будь то мини-пивоварни или нефтяные платформы. В Северной Корее этот ритуал известен как «руководство на местах» — визитная карточка уже трех поколений династии Ким .
Продукция всех северокорейских предприятий — начиная от огурцов и стеклянной тары и заканчивая ядерными ракетами — должна быть осмотрена, ощупана и одобрена. Попутно Вождь обнимет и утешит распереживавшегося руководителя проекта. Все это напоминает одновременно поведение деловитой и добродушной бабушки и сурового генерала. Майерс утверждает, что члены династии Ким сознательно соединяют в себе отцовские и материнские черты, чтобы поддерживать и стимулировать культурно обусловленную и глубоко укорененную семейную преданность, направив ее на государство и его атрибутику.
Новоиспеченная мать, гордая, но уставшая, в Пхеньянском родильном доме, который один из немногих дотягивается до международных стандартов. Обычай пеленать младенцев был позаимствован, по всей видимости, у СССР.

 

В таком распределении ролей между государством и населением последнему предписывается детское, ребячливое поведение, подкрепленное активно насаждаемыми мифами о наивности и невинности корейского народа, который нуждается в защите государства от пагубного влияния, фальшивой дружбы и жестокости окружающего мира. Подобным образом все мировые религии, культы и секты во все времена подменяли собой семью в жизни своих последователей .
Дорогой Мистер Вин!
Одни боги знают, сколько раз я пытался объяснить вам и вашим коллегам из министерства, что детские выступления, которыми вы так (по праву!) гордитесь и которые настойчиво, вновь и вновь показываете иностранцам, производят в лучшем случае (кхм-кхм!) неоднозначное впечатление. Без сомнения, мы глубоко и искренне восхищаемся потрясающими успехами северокорейских детей в музыке, танцах, пении, рисовании, каллиграфии и спорте — в общем, во всем, что предлагается вниманию публики.
Уже в детском саду почти все северокорейские дети овладевают теми навыками, которые доступны лишь самым одаренным из юных артистов на Западе. То же можно сказать об их привычке к сцене. Если прийти во Дворец школьников района Мангёндэ, описанный в истории Мортена Первого, и вслепую бросить ластик через плечо, он почти наверняка попадет в какого-нибудь вундеркинда, по сравнению с которым юные норвежские поп-звезды Маркус и Мартинус покажутся слепыми котятами .
С детства выступления на публике — неотъемлемая часть жизни многих северокорейцев. Государство выделяет немалые ресурсы на подготовку талантливых музыкантов, танцоров, художников. Можно даже немного поиграть в современность, если только не называть вещи своими именами (джаз, поп или рок).

 

Массовые гимнастические представления в честь юбилеев заслуженно пользуются всемирной известностью, ведь никто и нигде не сумел бы повторить их с таким размахом и точностью. Не в обиду тысячам одаренных юных гимнастов, танцоров и акробатов, выступающих на гигантском стадионе имени Первого мая, но больше всего воображение европейских родителей поражает отнюдь не то, чем их стремятся поразить. Когда десять тысяч четырнадцатилетних подростков держат в руках картонные таблички, служащие пикселями в живой картине, изображение сменяется с такой точностью, будто Бог нажал кнопку на пульте дистанционного управления. Ни единой ошибки. Ни единой заминки. IL SIM DAN GYOL. И именно этот непостижимый перфекционизм может легко произвести обратный эффект: он может показаться пугающим и бездушным посторонней публике — словно выступление дрессированных обезьян или запрограммированных роботов. Не говоря уже о железной самодисциплине и тех бесконечных тренировках, которые лежат в основе этой точности. Кстати, а как насчет угроз и принуждения? Очень уж сложно поверить в детей, которые не совершают ошибок.
Один из многочисленных читальных залов Народного дворца учебы — гибрида национальной библиотеки, учебного центра и курсов повышения квалификации. По униформам девушек видно, что они учатся в элитной Революционной школе Мангёндэ, в программу которой входит и военная подготовка.

 

В целом наш подход к воспитанию детей, как и ко многим другим вещам, заключается в отсутствии четких инструкций и деления мира на черное и белое, как это происходит в вашей стране. Именно поэтому нас так поражают, но редко берут за душу представления ваших детей, хотя я понимаю, что это может показаться обидным: они же такие молодцы, разве нет? Ведь вы, как и всякие родители, очень гордитесь своими чадами. И, конечно, это особенно отчетливо проявляется, когда речь заходит о ваших собственных, биологических детях.
Государственная идеология во плоти. Более 10 000 учеников пхеньянских школ с цветными картонными плакатами в руках — живые пиксели в декорации к массовому гимнастическому представлению «Ариран». До 2013 года оно ставилось ежегодно.

 

Вы, я знаю, любите свою дочь безусловной любовью. Она кажется мне такой искренней еще и потому, что я вижу, как вы пытаетесь сдерживаться, но не всегда получается. Ваше сердце тает, когда Чон Сун появляется рядом. Вы сразу звоните ей, когда мы заходим в ваш любимый паб рядом с домом выпить пива, под тем предлогом, что она должна подойти к нам и попрактиковаться со мной в английском, который у нее пока что не очень хорош. «Спасибо, что любите мое яблоко» — значилось в записке, которую вы как-то передали мне. За пару дней до этого вы принесли мне от нее зеленое яблоко, а я передал ей привет и благодарность. Но прежде всего вы позвали ее потому, что гордились ею и тем обыденным, но невероятным фактом, что она существует на этой планете. Теперь она уже молодая женщина, недавно поступила в Университет имени Ким Ир Сена. Скоро вам придется достать свой знаменитый дробовик, чтобы отгонять от нее парней. Как и многие корейские девушки и молодые женщины, Чон Сун очень переживает из-за своего роста. Она стройная, гибкая и легкая, но невысокая — то есть вполне вписывается в местные стандарты. Я, разумеется, никогда не спрашивал, связан ли ее невысокий рост с тем, что она родилась в конце 1990-х, в самом начале Трудного похода. Совершенно очевидно, что ваши отношения строятся отнюдь не на строгости и дисциплине. Вы скорее похожи на двух приятелей, и я узнаю дружеские подначивания, которыми обмениваемся и мы с вами. Когда она говорит вам «чотка-со», в ее интонации мне слышится «Я люблю тебя, мой старый дурак» . Вы и сами воспринимаете это именно так. Я верю в Чон Сун, вы это знаете. У нее все будет хорошо, что бы ни произошло с Северной Кореей в ближайшем или отдаленном будущем.
Народные гуляния: массовые танцы у входа на стадион Первого мая — обязательны для большинства государственных праздников. Довольно строгие рамки, заданные народными танцевальными традициями, тем не менее позволяют вставить пару-тройку движений в стиле диско.

 

Каждый раз, когда я вижу вас вместе, я думаю, как крепки и одновременно хрупки семейные связи. Временами это касается и меня. Вы знаете, чтобы объяснить мою семейную историю непосвященным, мне требуются ручка и бумага — даже у меня на родине, где разведенными родителями в последние несколько десятилетий никого не удивишь. Мое генеалогическое древо скорее напоминает бурелом: в нем есть прямые непрерывные, пунктирные и изломанные линии, частично пересекающиеся окружности разных размеров и целые созвездия сводных братьев, сводных сестер, сводных братьев сводных братьев, отчимов и мачех, бывших отчимов и мачех и так далее. К добру это или к худу, я вырос, не имея понятной, четкой, постоянной и неизменной семьи. И лишь когда я женился и сам стал отцом и в придачу отчимом, у меня появилась уверенность — или, скорее, надежда, — что такая семья у меня все-таки будет. Однако и тут не обошлось без трудностей. У всех свои проблемы. Доверие — нежный цветок.
Так, мне довелось на своей шкуре познать, что значит плоть и кровь — линия крови, как это называют по-корейски, — ив какой степени личность и самоидентификация ребенка связаны с его биологическими родителями. Мы, «запасные» родители, появляющиеся в их жизни и лезущие к ним с неловкими претензиями на близость, можем получить довольно суровый отпор из-за преданности ребенка его родному отцу или матери.
В основе всякого понимания лежит сопереживание. Не сочувствие, которое слишком часто является более приличной версией презрения, но именно сопереживание — то есть способность изнутри понять, как другой человек воспринимает мир.
Я не знаю, пришлось бы вам по душе такое сравнение, но когда мне нужно объяснить непосвященным искреннюю преданность детей системы чучхе, включая и вас, своей стране, я часто привожу в пример классический австралийский фильм «Непослушный Бабби». Фильм назван в честь главного героя, который живет с матерью-алкоголичкой в цокольной квартире посреди заброшенной промзоны . Он никогда не ходил в школу и не играл с другими детьми, потому что мать не выпускала его из квартиры. Их отношения состоят из равных пропорций преданности и страха, внушаемого Бабби природным даром к «руководству на местах». В молодости он был весьма презентабельным мужчиной, выше среднего (по северокорейским меркам) роста, с красивыми и правильными чертами лица, низким, мужественным голосом. Его внешнеполитический курс, как считали (и боялись) многие, в том числе и на Западе, был дипломатией победителя, ведь после победы Мао в Китае коммунизм распространился почти на половине суши. Ким был непревзойденным мастером стравливания китов ради личной выгоды — и до, и после охлаждения отношений между СССР и Китаем в 1960-х. Поочередно сближаясь то с одной, то с другой страной, он обеспечил Северной Корее большие объемы материальной помощи и дружественную ценовую политику со стороны обеих. Кроме того, Северная Корея сумела восстановить промышленность благодаря невероятным — и, нужно признать, искренним в своем патриотизме — жертвам местного населения. Вплоть до середины 1970-х Северная Корея имела больший ВВП, чем Южная.
Во внешней политике Ким Ир Сен добился для страны международного признания, в том числе благодаря тому, что сыграл важную роль в Движении неприсоединения — международной организации, включающей недавно обретшие независимость государства Африки и Азии. Словно повторяя взаимоотношения со своими большими и могущественными покровителями, КНДР сама стала оказывать помощь ряду новоиспеченных стран третьего мира. Вместе с тем в стране рос культ личности Ким Ир Сена, который все больше подчеркивал самобытность «социализма по-корейски», а точнее, учения чучхе. Постепенно сформировался новый жанр государственной пропаганды, в котором Вождю и его учению стали поклоняться не только местное население, но и многочисленные последователи по всему миру. «Группы по изучению чучхе» появились во многих странах, от Никарагуа до Бангладеш.
Воодушевленные сотрудники северокорейских посольств снабжали их все новыми изданиями трудов Вождя, переведенных на местные языки, и слали домой отчеты о явном укреплении международного престижа учения. В 1970-х годах группы по «изучению философии товарища Ким Ир Сена» имелись даже при норвежских университетах в Бергене и Осло. Международные конференции по чучхе, проводившиеся в Пхеньяне, собирали сотни приглашенных делегатов из «групп по изучению чучхе» и других «прогрессивных» (то есть левополитических) организаций и партий со всего мира. Проезд и проживание оплачивала Северная Корея.
Одним из таких делегатов был вышеупомянутый Мортен Йёргенсен, удачно прокатившийся на Международный семинар по чучхе в Пхеньяне в 1977 году — полностью за счет принимающей стороны. У него сложилось впечатление, что КНДР — благополучная страна, обладающая глубокой и искренней уверенностью в себе, демонстрирующая довольно расслабленное и дружелюбное отношение к иностранцам.
«Приехать сюда было потрясением. Я ожидал, что повсюду будут одни автоматы, но все оказалось совсем не так. После нескольких дней в серой и унылой Москве, где люди ходят с каменными лицами и никто не смеется на улицах, это был разительный контраст. Северокорейские власти ни разу не запретили нам разговаривать с местным населением и не попытались что-либо скрыть. Но им было очень важно контролировать все, что мы делаем. Нам по любому поводу предоставляли официальные объяснения. Северная Корея находится в состоянии войны с США и Южной Кореей.
Делегаты «прогрессивной» мировой общественности на Международной конференции по чучхе в Пхеньяне, 1977 год. В первом ряду по центру — Ким Ир Сен. Мортен Йёргенсен — одиннадцатый справа, шестой ряд.

 

Это стало частью северокорейского национального самосознания. Когда Джордж Буш в 2002 году ввел в обиход термины „ось зла“ и „смена режима“, многие северокорейцы наверняка обменялись понимающими взглядами: „Ну, что мы говорили?“
Но когда мы в первый раз вышли из отеля без сопровождения сотрудников корейского МИДа, нас никто не остановил. Все прошло очень хорошо. Я был поражен тем, насколько проще оказались многие вещи здесь по сравнению с нашими ожиданиями. Я думал, что на каждом углу будут стоять полицейские или военные, как в Югославии и Советском Союзе, но в Пхеньяне мы вообще не видели ни одного военного, только дорожных патрульных. Я даже подумал, что это какой-то спектакль. Ведь теоретически северокорейские власти могли приказать людям все время улыбаться? Так что однажды вечером я предложил одному из датских делегатов сбежать из гостиницы. Несколько норвежцев, побывавших здесь раньше, уже пытались улизнуть, чтобы увидеть Северную Корею без прикрас, но у них ничего не вышло. Поэтому я предложил сделать это сразу после отбоя. Мы дождемся вечера, пожелаем нашим сопровождающим спокойной ночи, а потом спрячемся в нескольких метрах от выхода. И когда кто-нибудь пойдет к выходу и прикроет нас от служащих за стойкой регистрации, мы выбежим, а потом затеряемся в темноте. Сначала мы заблудились, так как оказалось, что в Пхеньяне нет табличек с названиями улиц. Как мы узнали на следующий день, это было нарочно, чтобы запутать американские войска, если случится вторжение. Дома и улицы тоже похожи как две капли воды. Мы ориентировались по звуку и свету и внезапно оказались на широкой главной улице в центре Пхеньяна. Повторюсь: по сравнению с унылой и траурной Москвой сентябрьский Пхеньян был как глоток свежего воздуха. Это было неожиданно. Люди сидели на корточках и играли в кости, старухи мели тротуары, улицы были полны смехом и музыкой, все было так мирно. Датчанин был молодой, высокий и красивый, у меня были длинные светлые волосы, так что очень скоро мы оказались окружены стайкой хихикающих девчонок в школьной форме. Мы чувствовали себя поп-звездами. Но вдруг… Перед нами на тротуаре вырос генерал и проревел что-то девчонкам, грозя пальцем. Я ожидал, что девочки испугаются и бросятся врассыпную, в слезах от страха перед концентрационным лагерем и тому подобное, но они только завизжали и с хохотом побежали дальше.
А ведь это был один из главных корейских военачальников. Его грудь была увешана золотыми орденами и звездами. И тем не менее он скорее напоминал ворчливого директора, вышедшего на школьный двор, нежели представителя жестокой диктатуры. Это многое сказало нам о том, насколько запугано местное население на самом деле. Генерал сконфуженно покачал головой и коротко поклонился нам, как бы извиняясь за неподобающее поведение молодежи. Почетные гости должны любезно извинить Северную Корею за это недоразумение, подрывающее картину безупречного гостеприимства: подумать только, так досаждать иностранным гостям! Потом мы нашли небольшую „пещеру“ в стене, где пожилые супруги открыли кафе, и нам с улыбкой подали ванильное мороженое на плоской вафле. Оплата? И думать забудьте, достопочтенные гости! Тот генерал так и остался единственным военным, которого мы увидели в столице.
Местные жители упрямо утверждали, что Ким Ир Сен гениален во всем, что он — Леонардо да Винчи наших дней. Каждый раз, когда требовалось провести реформу или внести какое-то изменение, Великий вождь являлся на место событий собственной персоной. А так как его советы чаще всего оказывались дельными, он завоевал большую популярность в народе. Руководство Народно-Демократической Республики постаралось на славу: масштабная конференция прошла как по маслу. Нас познакомили с восьмидесятилетним крестьянином, который впадал в экстаз при каждом упоминании имени Ким Ир Сена. В его деревне плохо росла пшеница, но однажды к ним приехал Великий вождь в своем лимузине и сказал: „Я взял образцы почвы и воды, посмотрел погодные данные. Вот что, народ! С пшеницей пора заканчивать. Вы будете выращивать яблоки“. Крестьянин утверждал, что стал зарабатывать вдвое больше, работать меньше, а яблоки получались очень вкусные. У меня сложилось впечатление, что каждый раз, когда где-то требовались перемены, Ким Ир Сен лично приезжал разговаривать с населением. Такое поведение со временем неизбежно создает человеку репутацию. По всей Северной Корее на улицах можно увидеть маленькие латунные таблички, гласящие: „Ким Ир Сен был здесь 4 декабря 1966 года“. Буквально повсюду! Местные жители первым делом показывали нам именно эти таблички, всегда начищенные до блеска.
Еще я заметил, что после того, как мне пожал руку сам Ким Ир Сен, кое-что изменилось. Даже переводчик стал смотреть на нас иначе. Ведь ему-то Ким Ир Сен никогда не пожимал руку. Если бы я помыл руки, а воду разлил по бутылкам… Кто знает, какое состояние я мог бы сделать в Пхеньяне, ведь некоторые люди — скорее даже многие — наверняка приписали бы этой воде чудодейственные свойства. Казалось, практически все население считает Ким Ир Сена святым. Он выиграл для них войну, он отстроил страну, объединил народ и кормил его — все благодаря своему искусству политика. В 1950-х все голодали и страдали от болезней, а теперь на каждом углу имелась больница или поликлиника. Я более чем уверен, что на выборах президента Ким Ир Сен получил бы 70 % голосов. Я как мог искал признаки страха и террора в Северной Корее в 1977 году, но не нашел ничего» .
Обратная сторона медали. Ким Ир Сен и его шишка во время государственного визита в социалистическую Венгрию в 1984 году. Фотограф был явно местным: гражданин Северной Кореи никогда не признал бы само существование этой шишки.

 

В этой тщательно срежиссированной, но тем не менее искренней картине гармонии и всеобщего благополучия выделялась лишь одна вещь — буквально. Каждый, кто видел Ким Ир Сена вблизи, а уж тем более пожимал ему руку начиная с конца 1970-х, не мог не заметить все разраставшейся круглой шишки за его правым ухом, там, где затылок переходит в шею. Вероятно, это был обыкновенный кальциноз — отложения солей кальция в мягких тканях под кожей, с виду напоминающие опухоль. Выглядит это довольно неприятно, но, по сути, не очень опасно. Поскольку это образование в случае Ким Ир Сена находилось в опасной близости от мозга и позвоночника, ни он, ни его врачи не хотели рисковать и удалять его хирургическим путем. На момент рукопожатия Ким и Мортена Йёргенсена шишка достигла размеров половинки грейпфрута, так что Мортен вынужден был прикладывать значительные усилия, чтобы не смотреть на нее. Она прямо-таки бросалась в глаза, словно мстительный сиамский близнец, очевидный изъян в безукоризненном образе Вождя. И чем дальше, тем труднее ее было не замечать. На редком неотретушированном фото, сделанном во время государственного визита в 1984 году, шишка уже размером с небольшой мяч. Десять лет спустя, незадолго до смерти Кима, она напоминала вторую голову, пытающуюся вырасти на его теле. Но для Северной Кореи этого недостатка Ким Ир Сена не существовало. Национальные СМИ — единственные СМИ, доступные населению в то время, — последовательно избегали фото- и видеосъемки Кима в определенных ракурсах. Эта шишка, как угодивший в опалу член Политбюро, методично удалялась из визуальной памяти страны. Иностранные дипломаты, служившие в Северной Корее в то время, рассказывали, как их северокорейские коллеги упорно твердили, что никакого образования не видят. Немногие доказательства того, что шишка все-таки существовала и была такой же настоящей, как и сам Ким Ир Сен, сохранились в форме фотографий и коротких видеороликов, отснятых иностранными журналистами во время государственных визитов за границу. В середине 1970-х, когда на мировой арене Северная Корея все еще считалась очень удачливой страной, эта шишка была просто шишкой, и никто не видел в ней метафору.
Дорогой Мистер Вин!
Первая заповедь вашего собственного, северокорейского священного писания чучхе, а заодно и единственное предложение этого запутанного, написанного сухим канцелярским языком текста, которое рядовой гражданин вашей страны может процитировать наизусть, в английском переводе гласит: «Man is the master of everything and controls everything». Слово man в данном случае означает не «человек вообще», а «один конкретный человек». Быть может, в тот день, когда вы сможете признать, что этот человек смертен и может иметь недостатки — в форме уродливой шишки на голове, — Северная Корея станет обычной страной среди других и займет свое место в мире. То место, которое положено ей по праву, — не больше и не меньше. И тогда эта шишка потеряет ту разрушительную силу, которую обрела как символ замалчивания и лжи, лежащих в основе всего вашего общества. Вопрос лишь в том, сможет ли северокорейская система пережить такое крушение идеала. Пока что вы, похоже, не готовы рискнуть и проверить.
Как и многие члены вашего социального слоя — «внешней партии», — вы родились, выросли и всю жизнь прожили в столице. В 1977 году вам не было и десяти, так что вас вполне можно представить в толпе школьников, радостно махавших руками диковинным чужеземным гостям, проносившимся мимо в колонне отполированных, угловатых «Вольво 144» через сверкающую чистотой столицу, исполненную оптимизма, света и музыки. С другой стороны, вы рассказывали мне, что всегда были отщепенцем: бузили на уроках, дрались на переменах, и учитель (или, скорее, учительница, потому что в Северной Корее это считается женской профессией) начальной школы однажды поймал вас за курением. И так было всю жизнь. Мне кажется, я довольно неплохо понимаю и вас, и вашу страну, но чего мне никогда не понять — как такой сорняк, как вы, мог вырасти и расцвести на такой скудной земле, в столь строгих условиях? Как вам удавалось все эти годы избегать Великого секатора? Или просто встреча с единомышленником — со мной — так раскрепостила вас? Неужели я и за это в ответе?
Как бы то ни было, будущий рок-певец Мортен Йёргенсен был уверен, что ваша родина, Северная Корея, находилась на пороге тридцати лет процветания, и я не удивлюсь, если и вы в какой-то момент оказались в рядах фанатичных поклонников этого режима. На самом деле у вас было немало причин гордиться родиной — по крайней мере в то время. Маловероятно, что вы, как и любой из ваших соотечественников, за исключением тех немногих, кто знал и помалкивал, имели хоть какое-то представление о том, что было до боли очевидно всему окружающему миру: рай стоит на пороге банкротства. Страна пирует за чужой счет. Во многом — за счет доверчивой и наивной Швеции.
Шведский долг
Швеция стала первой западной страной, установившей дипломатические отношения с Корейской Народно-Демократической Республикой. Произошло это весной 1973 года. За ней последовали Норвегия и Дания. В предшествующие годы Северная Корея активно контактировала со странами за пределами Восточного блока с двойной целью: очаровать их и что-нибудь у них купить. Многие из этих стран отличались социал-демократическим политическим курсом с уклоном влево и недолюбливали США. В августе 1973 года норвежская газета «Дагбладет» радостно доложила, что «северокорейский поверенный в делах Пак Ги Пхиль только что прибыл в Осло, чтобы возглавлять посольство КНДР вплоть до назначения посла, и рассчитывает на бурное развитие двустороннего сотрудничества между Норвегией и Северной Кореей во всех областях. Он особенно заинтересован в импорте судов и судового оборудования и уже предпринял изыскания, чтобы разобраться в этом вопросе…»
Правительство Улофа Пальме в Швеции было первым в Европе — и единственным в Скандинавии, решившимся открыть посольство в Пхеньяне. Произошло это после продолжительного и настойчивого лоббирования со стороны шведских промышленников. Сегодня это кажется странным, но в те времена Северная Корея представлялась одной из самых благополучных и экономически успешных стран в Восточноазиатском регионе. Были и тревожные признаки, но члены шведского промышленного лобби предпочли закрыть на них глаза, поверив, что на «азиатском тигре» можно хорошо заработать.
В книге «Посольство в раю» (Ambassaden i paradiset, 2012) журналист Лувиса Ламм раскрывает доселе неизвестную правду о промышленном приключении Швеции в Северной Корее. Корейцы заказывали все подряд — от экскаваторов и оборудования для горной промышленности до пяти роскошных саун со встроенной стереосистемой и полностью электронным управлением. Шведский гигант «Вольво» поставил целую армаду из тысячи суперсовременных автомобилей 144-й модели, часть из которых до сих пор ездит по улицам Пхеньяна и других городов.
За целый год до открытия посольства большие и малые шведские предприятия заключили с Северной Кореей договоров на баснословную сумму 700 миллионов крон в ценах 1974 года. Значительная часть платежей покрывалась гарантией шведского Экспортно-кредитного агентства, что фактически означало, что государство несет финансовую ответственность перед поставщиками в случае, если деньги не будут заплачены. Очень скоро наивные шведы поняли, что Северная Корея очень любит покупать, но совершенно не планирует расплачиваться. Рай был в долгах по горло и фактически являлся банкротом.
«Вольво 240» — реликвия давно ушедшей эпохи, когда Швеция верила в благонадежность Северной Кореи, — проезжает сквозь Триумфальную арку как сквозь портал в иную реальность.

 

Сегодня, сорок лет спустя, с учетом набежавших процентов государственный долг КНДР перед Швецией составляет 2,7 миллиарда крон — ни один внешний кредит, выданный Швецией другим странам, и рядом не стоял . В надежде — с каждым годом все более призрачной, — что рано или поздно КНДР (ну пожалуйста!) выплатит хотя бы часть этого долга, Швеция сохранила посольство в Пхеньяне. С середины 1990-х оно постепенно расширяло сферу деятельности и сегодня служит своеобразным представительством множества других стран, имеющих дипломатические отношения с Северной Кореей, но не имеющих там посольства. Среди них есть и скандинавские, в том числе Норвегия, но самое главное (и требующее больше всего работы) отделение — представительство США. Неуважительное (и весьма неумное) отношение к зарубежным торговым партнерам стало лишь началом в ряду внешнеполитических шагов, постепенно создавших Северной Корее сомнительную репутацию.
За год до Международной конференции по чучхе, в которой принимал участие Мортен Йёргенсен, неприглядность состояния северокорейской экономики проявилась в череде все более некрасивых международных скандалов. Как-то в октябре 1976 года норвежская газета «Афтенпостен» вышла с тревожной передовицей: «СЕВЕРОКОРЕЙСКИЕ СКАНДАЛЫ КОСНУЛИСЬ И НОРВЕГИИ: ВЫСЫЛКА НОРВЕЖСКИХ ДИПЛОМАТОВ».
Началось все неделей ранее, когда датская полиция после многомесячного расследования арестовала двух дипломатов северокорейского посольства в Копенгагене, когда они «выгружали 147 килограммов гашиша из дипломатической машины в машину с датскими номерами».
Но эта партия оказалась лишь вершиной айсберга. Выяснилось, что северокорейские дипломаты уже давно занимаются контрабандой. Датская полиция доказала, что сотрудники посольства за последние восемь месяцев купили без уплаты пошлин 4 миллиона сигарет, «а кроме того, 30 сентября сделали заказ еще на 2,5 миллиона сигарет».
Норвежская газета сухо прокомментировала: «Едва ли они сами смогли бы выкурить все эти сигареты».
Все расследование, включая арест, проводилось совместно с норвежской и шведской полицией, которые предъявили северокорейским посольствам в своих странах похожие, хотя и менее тяжкие обвинения. Норвежская полиция установила, что посольство Северной Кореи в Осло «продало около 4000 бутылок самогона и 140 000 сигарет». Послы имели дипломатическую неприкосновенность, так что они вышли сухими из воды, но один из восьми норвежских подельников, которых удалось арестовать, «заявил, что заплатил сотрудникам посольства около 150 000 крон» . Взамен высланных дипломатов Пхеньян вскоре прислал новых, но дипломатические отношения между Норвегией и Северной Кореей так и не оправились от удара. Обе стороны считали, что лучше всего будет сохранять вежливую дистанцию.
В конце концов Северная Корея вместе со своими спонсорами в СССР и Восточном блоке вошли в десятилетний период стагнации и упадка. КНДР всегда зависела от «социалистической братской помощи» — в форме кредитов, субсидий и «дружественных цен» на горючее и предметы первой необходимости, которые обеспечивали разваливающийся Советский Союз и его марионеточные государства в Восточной Европе. В отношениях между Северной Кореей и Норвегией в то время наступило затишье, продолжавшееся вплоть до загадочного эпизода, случившегося в Осло в конце 1980-х.
Шведская поддержка: Мортен Второй
Одна из самых отчаянных попыток спасти стагнирующую северокорейскую экономику — а заодно и честь Экспортно-кредитного агентства Швеции — началась с кровавого следа в подъезде дома в одном из самых респектабельных районов норвежской столицы. Со времен великого гашишного скандала прошло уже двенадцать лет. Архитектор Мортен Йёлле, чей офис расположен по адресу Вестхеймгата, 4Б, с опаской поднимается по лестнице по цепочке из капель крови. В конце концов не остается никаких сомнений: след ведет к запертой двери таинственного корейского посольства — и исчезает за ней. Следуя сиюминутному порыву, Мортен делает глубокий вдох и стучит в дверь. За ней слышатся шаги. Дверь открывается, и на него с некоторым недоумением, но без враждебности смотрит дипломат, с которым он пару раз здоровался на ходу, встретившись на лестнице. В прихожей за его спиной виднеется полиэтиленовый пакет, в котором лежит что-то мягкое и влажное. Мортен прочищает горло. Тут такое дело, он увидел кровь на лестнице и просто хотел спросить, все ли в порядке. Вдруг кто-то, ну, знаете, получил травму? На несколько бесконечных секунд становится очень тихо, а потом мужчина разражается добродушным смехом. Выясняется, что в прохудившемся полиэтиленовом пакете лежит паратройка выпотрошенных макрелей, которых северокорейские дипломаты поймали на набережной Филипстадкайа.
Между Мортеном и северокорейскими любителями рыбалки устанавливается отличное взаимопонимание. В следующие десять лет Мортен совершает с десяток поездок в Северную Корею. Он становится главным инициатором и посредником более или менее реализованных бизнес-идей и совместных предприятий с руководством КНДР. Мортен был не только прирожденным жизнелюбом, авантюристом и энтузиастом, но и испытывал своего рода нежность к своенравному упрямству этой страны.
Кроме того, у него была обширная сеть контактов среди норвежских промышленников, и он с ходу принял предложение своих соседей сверху стать чем-то вроде единоличной норвежско-северокорейской торговой палаты. Многие промышленные гиганты, к которым обратился Мортен, включая Det Norske Veritas, с опаской, но и любопытством подключились к его энергичным поискам партнеров в Северной Корее. Специально для сотрудничества с КНДР он даже обзавелся собственным агентством по перевозке грузов, в правлении которого сидел не кто иной, как Рейдар Лангму, заработавший миллиарды на энергии солнца. Теперь, когда наступили сумерки коммунистического мира, стагнация становилась все более заметной повсюду, включая и Северную Корею: неудивительно, что страна обеими руками хваталась за любой шанс получить доход в твердой валюте. С другой стороны, бедные шведы и их Экспортно-кредитное агентство уже практически отказались от надежды когда-нибудь получить назад свои деньги. Обеим странам было нечего терять, поэтому, когда на сцене появился воодушевленный норвежский архитектор, который видел возможности там, где все остальные видели лишь проблемы, они оказались гораздо сговорчивее, чем могли бы в других обстоятельствах.
Промышленный шведский городок Гётеборг по праву гордился своей верфью, когда-то крупнейшей в мире. Еще в 1975 году там работало 15 000 человек. В 1989 году верфь объявила о банкротстве, и два года спустя у нее все еще не было нового владельца . План Мортена был столь же отчаянным, сколь и масштабным: он собрался купить эту верфь у шведов в счет северокорейского долга. Приобретя верфь, Мортен планировал демонтировать ее и силами собственного агентства грузоперевозок переправить ее в порт Вонсан на восточном побережье Северной Кореи, где корейцы должны были использовать подержанное, но очень качественное и технически продвинутое шведское оборудование для строительства кораблей, чтобы затем продавать их за границу. Управлять доходами должно было агентство грузоперевозок Мортена в соответствии с утвержденным планом, согласно которому большая часть отходила норвежцам, но северокорейцы и шведское Экспортно-кредитное агентство тоже получали по несколько процентов. Мортен зарабатывает деньги, Северная Корея выводит свое судостроение на международный уровень, заполучив необходимые технологии и систему классификации, а шведы получают назад хотя бы часть своих денег. Все довольны!
В 1991–1992 годах между агентством Мортена, «Кореа Сонбак Трейдинг Труп», посольством Северной Кореи в Швеции и Экспортно-кредитным агентством было подписано несколько соглашений о конвертации северокорейского долга в соответствии с трехсторонним планом Мортена . Но в последний момент сделку отменили шведские власти, которые были связаны обязательством оставить верфь в Швеции. От демонтажа и переезда в Северную Корею гётеборгскую верфь отделяло буквально несколько часов.
Возможно, у кого-то в верхах неумеренный оптимизм Мортена вызвал слишком сильное дежавю, чтобы подписать очередной договор с Северной Кореей. Едва ли его можно в этом винить. Но кто знает, чем все закончилось бы, если бы Мортену с его умением убеждать действительно удалось бы реализовать этот проект? Впрочем, он был не из тех, кто опускает руки. Он невозмутимо продолжал работать над другими северокорейскими проектами еще по крайней мере несколько лет. Из большинства ничего не вышло. В 1990-х обнищавшая Северная Корея вынуждена была закрыть все посольства, кроме самых необходимых. Первым скандинавским посольством, которое попало под раздачу в 1992 году, были как раз соседи Мортена. А потом наступил 1994 год и великое солнечное затмение.
Назад: 10 Страна счастья (МОРТЕН ПЕРВЫЙ)
Дальше: 12. Апокалипсис сегодня: трудный поход