10 Культура империи и войны
1900–1940-е годы
Правление императора Хирохито (1926–1989), известное под названием эпохи Сёва, было свидетелем резкого взлета и драматического падения японской военной мощи. Страна успешно вошла в число самых могущественных колониальных государств, когда эпоха империалистических колониальных захватов подходила к концу. Проводя экспансию, Япония вступила в конфликт с другими странами. Как и более ранние империалистические государства, Япония управляла своими колониями так, что развитие было смешано с подавлением, а взлеты — с жестокостью.
Империализм глубоко повлиял не только на оккупированные территории, но и на саму метрополию; на колонизатора этот опыт воздействовал не меньше, чем на колонии. Территории империи изменили японскую экономику и вскоре стали важной частью японской национальной гордости и представления о себе. Империя добавляла воодушевления в народную культуру, изображая жизнь и приключения в колониях в кино, литературе и средствах массовой информации, что способствовало развитию туризма на территориях, подконтрольных Японии. Также контроль над новыми землями обеспечил возможность массовой миграции, когда японские вербовщики ездили в поисках рабочей силы по всем уголкам империи, а колонизированное население переезжало, как добровольно, так и принудительно, чтобы удовлетворить потребность страны в рабочей силе.
Политическое и социальное развитие
Европейские и американские империалистические страны приветствовали неожиданную победу Японии в Японо-китайской войне (1894–1895), резко поднявшей статус Японии с полуколониальной до империалистической страны, у которой появилась первая большая колония — Тайвань. Война разворачивалась на территории Кореи. Японские лидеры долгое время были озабочены судьбой этой страны; они называли Корею «клинком, направленным в сердце Японии», поскольку ее близость к Кюсю означала, что если Россия или какая-либо иная страна возьмет Корею под свой контроль, то до нападения на Японию ей останется только небольшой шаг. В надежде направить своего восточноазиатского соседа на его собственный путь укрепления и модернизации, Япония разыграла пьесу по мотивам действий командора Перри. В 1876 году она применила «дипломатию канонерок», чтобы принудить Корею открыть международную торговлю на неравных условиях. В 1894 году корейской династии Чосон угрожало масштабное крестьянское восстание на религиозной почве — восстание Тонхак. И Китай, их традиционный защитник, и Япония вмешались, чтобы помочь подавить насилие, однако при этом сами вошли в конфликт. Весь мир ожидал, что великая империя Цин с легкостью одолеет молодую страну, однако Япония одержала победу менее чем за год благодаря огромным вливаниям в обучение и оснащение современной армии. Победители заключили с Цин жестокий договор, по которому получали огромную денежную контрибуцию и передачу Тайваня, Пескадорских островов и Ляодунского полуострова.
Все праздновали победу — и японские лидеры, и газеты, и жители страны. Однако им пришлось придержать свою гордость, когда другие страны вмешались, чтобы еще раз напомнить о том, что статус Японии не равен статусу других сильных держав. Поскольку Ляодунский полуостров считался стратегической военной территорией, Франция, Германия и Россия в рамках Тройственной интервенции заставили Японию вернуть полуостров под контроль Китая.
Тем не менее теперь, когда у Японии появился статус империалистической страны и современной военной силы, ее лидерам наконец-то удалось инициировать пересмотр старых несправедливых торговых соглашений, в процессе которого в 1899 году они добились прекращения действия принципа экстерриториальности с обещанием полной таможенной автономии к 1911 году. В 1900 году, когда иностранные дипломаты подверглись нападению в Пекине во время Ихэтуаньского (Боксёрского) восстания — народного религиозного восстания, протестовавшего против нашествия иностранцев в Китай, Япония была важным участником объединенных международных сил в борьбе против ихэтуаней. Благодаря этим усилиям Япония завоевала уважение Великобритании, что привело в 1902 году к заключению англо-японского союза, который гарантировал, что Королевский военный флот придет на помощь Японии в случае конфликта с третьей стороной. В качестве наиболее вероятного противника обе страны рассматривали Россию. После событий Тройственной интервенции Россия взяла под контроль Ляодунский полуостров, а после Ихэтуаньского восстания отказалась выводить огромную армию из Маньчжурии, угрожая независимости Кореи. В Японии начиналась военная лихорадка, подстрекаемая шовинистическими призывами высечь русского медведя.
Прикрыв свои тылы англо-японским соглашением, в феврале 1904 года Япония напала на русские корабли в Порт-Артуре и объявила войну. Бои были жестокими, с огромными потерями с обеих сторон. В маньчжурском городе Мукдене трупы русских и японских солдат лежали на улицах. К весне 1905 года погибло около 50 000 японских солдат. На пользу Японии ситуацию повернула большая морская победа. Адмирал Того Хэйхатиро (1848–1934) собрал корабли в Цусимском проливе между Кореей и Японией в ожидании русского флота, который ему удалось успешно уничтожить, потопив все эскадренные броненосцы и большинство крейсеров и потеряв при этом всего три миноносца.
Цусимское сражение изменило ход мировой истории. Это поражение оказалось серьезным ударом по правящей династии Романовых и способствовало социальным и политическим волнениям в России, приведшим к революции 1905 года. Поражение России серьезно дестабилизировало расклад сил в Европе, что поспособствовало началу Первой мировой войны. Более того, ослабление царя, по сути, стало причиной Русской революции 1917 года, которая привела к созданию Советского Союза. В глазах мировых держав победа Японии над Россией свидетельствовала о появлении новой влиятельной страны. Особенный интерес эта победа вызвала у националистов на территориях, колонизированных другими странами. Арабские, индийские и азиатские лидеры националистов, включая Сунь Ятсена (1866–1925), отца Китайской республики, основанной в 1911 году, и Хо Ши Мина (1890–1969), лидера вьетнамского движения за независимость, черпали вдохновение в японских успехах. Колонизированные народы всего мира праздновали первую азиатскую победу Нового времени над западной державой, воспринимая ее как удар по превосходству белой расы. Это давало националистам надежду на то, что им тоже удастся свергнуть своих колонизаторов.
В августе 1905 года в Портсмуте, Нью-Гэмпшир, президент Теодор Рузвельт стал посредником при заключении мирного договора между измотанными противниками, за что впоследствии получил Нобелевскую премию мира. Переговоры были непростыми. В конце концов Япония пошла на уступки, чтобы избежать продолжения войны, которую ни одна из двух стран не могла себе позволить. Портсмутский мирный договор передавал Японии право аренды Порт-Артура на Ляодунском полуострове, императорскую железную дорогу, права на разработку маньчжурских месторождений и власть над южной частью Сахалина — острова к северу от Хоккайдо, который японцы называли Карафуто. Японцы надеялись на большую военную контрибуцию, сопоставимую с полученной ими от китайцев, поскольку война заметно подорвала национальное благосостояние.
Простые японцы восприняли Портсмутское соглашение как несправедливое. Шовинистическая пресса трубила об ошеломительных японских победах, однако умалчивала о реальных цифрах потерь. Потоки визуальной пропаганды, включая ксилографии и все более распространявшуюся фотографию, не отставали от военных событий и поддерживали патриотические настроения. Фотоизображения войны массово распространялись газетами и журналами, а также в виде новостных кинохроник. Патриотически настроенные граждане скупали десятки миллионов открыток на военную тематику. Изображения войны появлялись не только в печати, но также на веерах, тортах, фонарях, тканях, игрушках и других вещах. Писатель Лафкадио Хёрн удивлялся, что даже на шелковых платьицах маленьких девочек могли появиться сцены морских сражений, горящие броненосцы и миноносцы.
Народ с энтузиазмом поддерживал войну: люди отпускали на смерть своих сыновей, вкладывали сбережения в военные облигации, делали для солдат оригами с пожеланиями удачи. Они чувствовали личную вовлеченность в эту войну и потому ожидали большой контрибуции или передачи значительных размеров территории, например Сибири. В результате население сочло договор несправедливым унижением, и в день его подписания в парке Хибия в Токио собралась огромная толпа. Вскоре разразился бунт, который распространился по Токио и другим городам и продолжался несколько дней. Для восстановления порядка было объявлено военное положение, но толпа в одном только Токио уже разрушила 250 зданий, включая резиденции министров, редакции проправительственных газет и полицейские участки. Бунты в Хибии бесспорно продемонстрировали, что японцы поддерживают захватническую политику.
После победы Япония занялась юридическим оформлением своей власти над Кореей, заставив делегатов подписать договор, превращавший страну в протекторат Японии, лишавший ее суверенности в международной дипломатии, внутренних делах и законодательстве. В 1910 году Япония полностью аннексировала Корею в качестве колонии, запустив масштабные трансформации ее политических, образовательных и социальных институтов, копирующие быстрые изменения, произошедшие в Японии в начале эпохи Мэйдзи. Колониальные управляющие строили дороги, железнодорожные пути, порты, телеграфную систему и современную почтовую службу, чтобы поддержать экономическое развитие Кореи, которое, в свою очередь, приносило плоды для метрополии. Они построили новые больницы и современную образовательную систему, заменившую традиционные школы: обучение в них было основано на конфуцианской классике. Теоретически корейцы как подданные японского императора пользовались тем же статусом, что и японцы, однако на самом деле к ним относились как к завоеванному народу, низшему классу, лишенному свободы слова, собраний и печати.
После поражения Германии в Первой мировой войне Япония получила некоторые ее территории и колонии, включая право на аренду китайской провинции Шаньдун, Маршалловых, Каролинских и Марианских островов в южной части Тихого океана — владений, которые японцы называли Нанъё (Южные моря). В конце 1910-х годов политическая либерализация в Японии под влиянием демократических движений Тайсё начала переформулировать политику и отношение к колониям. Политические партии боролись как за более демократичную внутреннюю политику, так и за смягчение отношения к колонизированным народам. Суровое подавление Японией мирных корейских демонстраций в 1919 году вызвало критику всего мира. В ответ премьер-министр Хара Такаси начал реформировать колониальную администрацию, делая акцент на ассимиляции корейцев как полноценных японцев. Политика ассимиляции принимала разные формы — от обучения в школах японскому языку до принудительного посещения синтоистских святилищ и требования сменить корейские имена на японские. Изменения шли медленно, их часто отвергали, поскольку их введение означало уничтожение традиционной корейской культуры.
В начале 1930-х годов Япония оказалась в кризисе, который породил новые сомнения в капитализме и способности политических партий или кабинетов министров, сформированных на их основе, решать застарелые социальные и экономические проблемы. Ощущение всеобщего кризиса имело два источника: Великую депрессию и Мукденский инцидент 1931 года, о котором речь пойдет ниже, когда японская Квантунская армия, расквартированная в Порт-Артуре, оккупировала китайскую территорию без одобрения военачальников в Токио. В начале 1930-х годов военные-ренегаты совершили еще несколько подобных действий, что бесповоротно поставило Японию на путь вторжения в Китай и постепенно привело обе страны к новой войне. Сражение в Маньчжурии разразилось, когда Япония испытывала на себе воздействие мировой экономической депрессии. С 1929 по 1931 год японский экспорт упал вполовину, а инвестиции в заводы и оборудование — на треть. В городах работу потеряли более миллиона человек, поскольку крупные корпорации сокращались в размерах, а средние и мелкие предприятия разорялись. Многие японцы вернулись в родные деревни, однако обнаружили, что сельские общины живут еще хуже. В 1930-х годах восприятие национальной катастрофы сопровождалось усилением авторитаризма и милитаризма в государственной политике.
Самыми несчастными жертвами депрессии считались фермы и деревни, пострадавшие от затяжного голода, длившегося несколько лет. По-видимому, потенциальным решением экономического кризиса на селе были программы массовой эмиграции; ранее Япония поддерживала подобные программы на Хоккайдо и в Корее. Многие молодые офицеры Квантунской армии происходили из деревенских семей и потому рассматривали экспансию на континент как решение проблем сельского населения. Контроль над богатыми природными ресурсами Маньчжурии обеспечил бы в дальнейшем Японии «страховочный трос».
Офицеры Квантунской армии представили в Токио план захвата Маньчжурии, однако получив ответ, что необходимо ждать провокации со стороны Китая, они решили создать предлог сами, подорвав 18 сентября 1931 года перегон Южно-Маньчжурской дороги близ города Мукден. Виновными в происшествии объявили китайцев, использовав этот ход, чтобы оккупировать Маньчжурию. Инцидент шокировал кабинет министров в Токио. Военный министр по телеграфу приказывал воздержаться от дальнейших враждебных действий, однако Квантунская армия продолжала расширять контроль над территорией, оправдывая свои поступки тем, что требовалось действовать самостоятельно и оперативно. И жители, и средства массовой информации приветствовали дерзкую политику армии и не ставили под сомнение утверждения о китайском подстрекательстве. Когда Лига Наций осудила Японию за маньчжурскую экспансию, Япония вышла из Лиги и начала расторгать договоры и соглашения, подписанные ранее с другими странами. В 1932 году для объединения захваченных территорий было создано прояпонское марионеточное государство под названием Маньчжоу-го, императором которого был провозглашен Пу И (1906–1967), монарх династии Цин, низложенный в 1911 году в ходе Китайской республиканской революции. К 1945 году в Маньчжоу-го жило около 300 000 японских иммигрантов.
В начале 1930-х годов появились тысячи небольших радикальных групп, в которые входили студенты, активисты и армейские офицеры, проклинавшие эгоизм партийных политиков и крупных корпораций. Они мечтали, что реставрация Сёва уничтожит коррупцию и некомпетентность правителей по образцу и духу реставрации Мэйдзи. Разнообразные общества, например «Общество цветущей сакуры» (Сакуракай) и «Кровное братство» (Кэцуданкай), готовили революцию и убийства политических и деловых лидеров, нажившихся на крестьянах и бедных рабочих. В числе прочего произошел так называемый инцидент 15 мая, когда 11 молодых флотских офицеров ворвались в резиденцию премьер-министра Цуёси Инукаи и застрелили его. Первоначальный план включал также убийство кинозвезды Чарли Чаплина, гостившего в это время в Японии, но сын Инукаи пригласил его в тот день посмотреть борьбу сумо, что спасло жизнь им обоим. Самым драматическим событием, устроенным активистами, был инцидент 26 февраля 1936 года — попытка государственного переворота, в которой 21 младший офицер повел 1400 солдат на низложение правительства. Террористические группы застрелили нескольких важных чиновников; премьер-министр Кэйсукэ Окада чудом спасся, бежав из собственного дома переодетым в женское платье. Солдаты захватили центр Токио и потребовали формирования кабинета, более сочувствующего их целям. Император, разозленный убийствами высокопоставленных чиновников, приказал армии подавить мятеж, и бунт быстро завершился. Этот инцидент отрезвил страну, и после 1936 года на государственную власть больше не было настолько масштабных и жестоких покушений.
Юкио Мисима (1925–1970) написал рассказ под названием «Патриотизм» (Юкоку, 1960), рассказывающий об этих событиях. Главному герою, молодому лейтенанту, приказано сражаться против бунтовщиков — его давних соратников, и ему приходится выбирать между верностью императору и старым друзьям. Он совершает сэппуку, призывая жену в качестве свидетельницы, но она решает умереть вместе с ним. В 1966 году Мисима выпустил по этому рассказу нарочито стилизованный фильм. Будучи сам ярым националистом, создавшим собственную дружину правого толка, Мисима тоже совершил сэппуку в 1970 году после провальной попытки государственного переворота.
Однако газеты и радио того периода создавали образ страны, сплотившейся вокруг своего правительства. Несколько диссидентов выразили несогласие с заморской экспансией, но говорить им становилось все сложнее — как из-за цензуры, так и из-за общественного давления. Центральные средства массовой информации призывали жителей объединять усилия ради войны и новых захватов. Мнение большинства все чаще требовало сохранения кокутай — уникальной сущности Японии. Этот довольно туманный термин обозначает связи почти семейного типа, которые объединяют божественного императора и его верноподданных. В 1937 году Министерство просвещения выпустило «Кокутай-но хонги» («Основы нашего государства») — официальную брошюру, направленную на дальнейшую индоктринацию японцев в патриотические ценности и на подавление общественных волнений. Консерваторы все менее были склонны терпеть любого, кто не укладывался в их идеологию. Одним из таких «не укладывающихся» был ученый Тацукити Минобэ, чья разработанная в эпоху Тайсё «теория органа» утверждала, что император — просто еще один «орган» в большом «теле» государства. Хотя в предыдущее десятилетие политики эту идею широко поддерживали, в 1935 году Минобэ был обвинен в оскорблении монарха, а его теории официально запрещены парламентом.
Особая тайная полиция (Токко) Министерства внутренних дел заметно усилила контроль и давление на политические и религиозные группы как правого, так и левого толка, поскольку правительство больше не собиралось терпеть каких бы то ни было диссидентов, угрожавших его власти. Арестовывали как коммунистов и социалистов, так и праворадикальные группы, после чего заставляли публично отречься от своих взглядов. Писателей, творивших в русле движения пролетарской литературы, подозревали в поддержке коммунизма, арестовывали и пытали. В 1933 году открытое письмо (тенко) заключенного лидера коммунистической партии Манабу Сано, который отрекся от преданности Коминтерну и поклялся в верности императору, привело к волне дальнейших отступничеств. Также правительство обрушилось на неофициальные религиозные группы, арестовывая лидеров некоторых самых популярных движений. Новая религия «Оомото», набравшая 8 миллионов последователей, учредила собственное патриотическое общество; в его ряды входили члены парламента и представители высшего военного командования. Полиция боялась, что «Оомото» в состоянии объединить разрозненное правое крыло. В декабре 1935 года власти начали массовую акцию против этой группы, арестовав более 500 ее членов и уничтожив собственности на миллионы долларов. После этого парламент принял закон о религиозных организациях, позволявший правительству распустить любую группу, которую оно считает несовместимой с идеологическими принципами кокутай. Согласно этому закону, в 1938 и 1939 годах были разгромлены еще два крупных неофициальных религиозных движения.
Летом 1937 года японская военная экспансия в Китай переросла в полноценную войну. Она началась в июле с боя на мосту Марко Поло у Пекина. Когда об этом узнали в Токио, генералы приказали местным военачальникам разработать соглашение об урегулировании. Они считали, что война в Китае создаст сложную ситуацию, высосав человеческие ресурсы и оставив страну в уязвимом положении для агрессии других империалистических стран. Лидер Китайской национальной партии (Гоминьдан) Чан Кайши (1887–1975) отверг предложенные переговоры. На Чан Кайши оказывала давление Коммунистическая партия Китая Мао Цзэдуна, призывавшая его выйти «совместным фронтом» против японской агрессии. Через десять дней после этого инцидента Чан Кайши выступил с воодушевляющей речью, заканчивавшейся так: «Если мы позволим себе потерять еще хоть сантиметр нашей территории, мы будем виноваты в непростительном преступлении против нашей расы». Так инцидент на мосту разросся в международный конфликт, требовавший урегулирования на уровне правительств. Япония ответила демонстрацией силы, надеясь, что это убедит Чан Кайши отступить, однако между двумя сторонами начались жестокие столкновения. К августу японская армия оккупировала Пекин. В Шанхае китайские националисты бомбили японские лагеря и военно-морские сооружения; японцы отвечали высадкой на континент новых корпусов, что привело к полноценной войне, которая продолжалась восемь лет, вплоть до поражения Японии союзными войсками. К концу 1938 года японцы оказались в патовой ситуации. Потери росли по мере того, как ситуация скатывалась в ожесточенную войну на истощение. К 1941 году было убито около 300 000 японцев и миллион китайцев; война действительно превращалась в трясину. Вторая Японо-китайская война была крупнейшим азиатским конфликтом ХХ века, приведшим к тому, что на азиатском театре Второй мировой войны более половины всех потерь — это потери в Китае.
Чан Кайши имел надежную поддержку США. Его жена Сун Мэйлин, дочь богатого миссионера, училась в Колледже Уэллсли, где завела множество влиятельных друзей. Мадам Чан несколько раз ездила по Соединенным Штатам, чтобы заручиться поддержкой китайских националистов, борющихся против Японии. В 1943 году она обратилась к обеим палатам Конгресса, став первой китаянкой и второй женщиной в истории, которые осмелились на это. Ее друг, издательский магнат Генри Люс, чьи родители были миссионерами в Китае, поддерживал ее усилия, публикуя целый поток прокитайских статей против Японии в журналах Time и Life.
Воинствующие массмедиа в Японии трубили о победах, в то время как населению оставались неизвестными зверства, совершаемые армией в Китае. Нанкинская резня — шестинедельный разгул поджогов, жестокости, изнасилований и убийств — началась в декабре 1937 года, после того как японцы захватили столицу националистов Нанкин, хотя Чан Кайши уже отступил, постепенно переводя столичные институты в Чунцин. Свидетельства и фотографии очевидцев — иностранных резидентов, выживших китайцев, журналистов — зафиксировали, как японские войска совершают свирепые акции насилия против мирных жителей. До сегодняшнего дня количество убитых и объемы разрушений остаются в японо-китайских отношениях очень болезненной темой и камнем преткновения. Иностранные наблюдатели оценивали потери в 40 000 человек, тогда как более поздние исторические книги — вплоть до 300 000. Небольшая, но заметная группа японских националистических ревизионистов истории даже полностью отрицает факт этой бойни, настаивая, что все китайцы, убитые в Нанкине, были военнослужащими.
Однако Нанкин был не единственным городом, в котором произошла подобная трагедия. По всему Китаю японским солдатам приказывали грабить, насиловать и убивать. На севере, где сельских жителей подозревали в симпатиях к коммунистам, солдаты пытали крестьян, поджигали их, кололи штыками беременных женщин, а детей заставляли ходить по полям, предположительно заминированным. Другие жестокости творились в Харбине в печально известном отряде 731, где на живых людях проводили эксперименты с биологическим оружием и химическими веществами. На опыты забирали не только пленных солдат и преступников, но и младенцев, стариков и беременных женщин. Заразив их болезнями — чумой, холерой, оспой, сифилисом или ботулизмом, ученые проводили вивисекции на живых подопытных, ампутируя конечности и удаляя органы, чтобы узнать о развитии заболевания. Здесь погибло от 10 000 до 40 000 жертв; в результате полевых испытаний умерло еще от 200 000 до 600 000 человек. Несмотря на ужасающую природу этих военных преступлений, генералу Дугласу Макартуру (1880–1964) во время послевоенной оккупации Японии удалось спасти от привлечения к ответственности руководителей отряда 731, потому что они были источником важной информации для разведки США.
В 1940 году Япония провозгласила создание Великой восточноазиатской сферы сопроцветания — территории с центром в Японии, Маньчжоу-го и Китае, однако включавшей в себя также Французский Индокитай и Голландскую Ост-Индию. Япония жаждала получить доступ к ресурсам этих колоний в Тихом океане и Юго-Восточной Азии, поскольку она все еще очень сильно зависела от импорта сырья, оборудования и особенно нефти из США, союзника Китая. В 1940 году Япония получала из Америки около 80% топлива. В Юго-Восточной Азии имелись богатые залежи сырья, которые позволили бы Японии стать независимой от американцев, становившихся все более враждебными. В сентябре того же года Япония подписала Тройственный пакт, став союзницей стран «оси» — Германии и Италии. Японские войска начали оккупацию Северного Индокитая. США ответили на эти действия экономическими санкциями, которые могли быть прекращены только в случае полного освобождения Китая от японского присутствия. Для японцев эти условия были неприемлемы, поскольку означали отказ от с таким трудом завоеванных территорий за последние 50 лет. Тогда США ввели полное эмбарго на экспорт нефти в Японию, причем их примеру последовали некоторые другие страны. Это означало конец японской экспансии в Китае, если только Японии не удастся получить доступ к еще большим запасам ресурсов Юго-Восточной Азии. Японские лидеры начали свыкаться с неизбежностью войны с Америкой, полагая, что если Япония полностью освободит Китай, то тот немедленно попадет в руки коммунистов, что поставит под угрозу Корею, Маньчжоу-го и затем саму Японию. Более того, они воображали, что американцам не хватит сил сражаться на два фронта — европейский и тихоокеанский. Если Японии удастся одним ударом разбить американский флот на Гавайях и получить доступ к нефти и ресурсам Юго-Восточной Азии, то она сможет вести оборонительную войну и в конце концов договорится о мире.
После того как США отвергли последнюю попытку Японии разрешить дело миром, что означало для нее уход из Индокитая и всего Китая, за исключением некоторых северных территорий, японцы объявили войну и выслали флот к Гавайям с приказом на рассвете 8 декабря 1941 года атаковать Пёрл-Харбор. Японские пилоты на своих проворных истребителях Zero оказались удивительно эффективны. Они потопили или вывели из строя восемь линкоров, уничтожили 200 самолетов и около 4000 человек, потеряв при этом всего пару десятков самолетов и 64 человека. Через несколько часов после атаки на Пёрл-Харбор японские бомбардировщики уничтожили большую часть американских самолетов на Филиппинах. Через два дня японские бомбардировщики потопили британский линкор и линейный крейсер у берегов Малайского полуострова. На Рождество войска оккупировали Гонконг и 2 января вошли в Манилу, где приняли капитуляцию американских и филиппинских войск. На протяжении нескольких месяцев японская армия казалась непобедимой; в феврале она взяла Сингапур — британскую «неприступную крепость». Японцы захватили нефтяные месторождения на Суматре и заняли голландскую колониальную столицу Батавию (ныне Джакарта) и британскую колониальную столицу Рангун в Бирме. Однако к концу 1942 года набрало силу американское контрнаступление.
Идея Великой восточноазиатской сферы сопроцветания представляла собой японское противопоставление англо-американской гегемонии. Частью этой идеи был паназиатский расовый идеализм, утверждавший, что азиатские страны должны объединяться и служить процветанию собственных народов, а не белых империалистов. Эту идею с радостью поддержали многие азиатские колониальные страны. Поначалу националистические активисты Бирмы, Индокитая и Индонезии приветствовали японцев как освободителей от ярма белых хозяев. Япония сыграла на этих надеждах, даровав оккупированным территориям, например Бирме и Филиппинам, «независимость». Однако вскоре многие националистические лидеры выяснили, что японцы не менее жестокие эксплуататоры, чем их прежние колонизаторы, особенно в суровых военных условиях. Военные контролировали экономику этих стран, в приоритетном порядке получая энергию и необходимую для войны продукцию. Японский дефицит бензина закрыла нефть из Голландских Ост-Индий. Филиппины и Бирма поставляли металлы и минеральное сырье. Из Таиланда и Индонезии поступали резина и олово. Все эти требования о поставках учитывали только потребности самой Японии и ее военных нужд, что привело к разочарованию многих из тех, кто первоначально поддерживал японцев.
Местные женщины особенно страдали от системы так называемых «женщин для утешения». Этим выражением японцы называли официально разрешенную проституцию в армии, установленную для того, чтобы одновременно и давать солдатам «отдых», и следить за венерическими болезнями. Первоначально для этих целей набирали японских проституток, однако их было слишком мало, чтобы удовлетворить потребности всей армии. На всех оккупированных территориях вербовщики убеждали и принуждали молодых женщин поработать «за границей на заводе», однако вместо этого отправляли их в примитивно устроенные бордели, где заставляли обслуживать до 50 солдат в день. Большинство таких «женщин для комфорта» составляли кореянки, однако к этой унизительной практике принуждали и китаянок, и филиппинок, и малайзиек, и жительниц Голландской Ост-Индии. В целом эта система перемолола 250 000 женщин. Автобиография филиппинки Марии Розы Хенсон свидетельствует о чудовищных условиях сексуального рабства, в котором оказались молодые женщины:
Быстро сменяя друг друга, меня насиловали 12 солдат, после чего мне дали полчаса передохнуть… Потом пришли еще 12… У меня так текла кровь и было так больно, что я даже не могла встать… Отказать солдатам я тоже не могла, потому что тогда они могли меня убить… К концу дня я просто закрыла глаза и заплакала. Мое изорванное платье было ломким от корки засохшей спермы. Я помылась горячей водой и обрывком тряпки, чтобы стать почище. Я прижимала этот обрывок к вагине как компресс, чтобы хоть немного облегчить боль и отек.
Японская военная оккупация приносила бесконечную резню и страдания. Филиппины лишились 125 000 человек, как гражданских, так и военных. В Индокитае сотни тысяч человек умерли от голода во время японского правления. По оценкам ООН, под японской оккупацией в Индонезии погибло 4 миллиона человек — они были убиты японцами или умерли от голода, болезней и недостатка медицинской помощи в оккупации. Количество погибших китайских солдат и гражданских лиц оценивается в почти непостижимые 9–12 миллионов. Такой оказалась жестокая реальность японского идеала паназиатского братства. Военная жестокость по отношению к мирным жителям и по сей день остается основной причиной напряжения в отношениях между Японией и ее азиатскими соседями, особенно Кореей и Китаем.
Японский колониализм
На протяжении периода Мэйдзи японские власти расширяли контроль над айнами — коренным населением острова Хоккайдо — и рюкюскими обитателями Окинавы, что являлось формой колонизации собственной территории. В 1869 году открылся Отдел по колонизации Хоккайдо, чтобы стимулировать переезд японцев на северный остров ради попытки ассимиляции местного айнского населения. Отдел поощрял переселения на северную окраину семейств бывших самураев, предоставляя им займы на покупку земли и выделяя переселенцам дома, утварь, сельскохозяйственные орудия и трехлетний запас еды, поскольку это помогло бы доказать окружающему миру, что Хоккайдо — неотъемлемая часть Японии. В результате туда переселилось около 8000 бывших самураев. В 1890-х годах Отдел расширил свою аудиторию до всего населения, предлагая освобожденные от арендной платы фермы сроком на 10 лет. Количество переселенцев заметно росло.
Японцы пытались ассимилировать коренное население айнов, запрещая им надевать серьги и делать татуировки и заставляя вместо этого носить японскую одежду и прически. Также айнов заставляли брать себе японские имена, говорить по-японски и молиться в синтоистских святилищах. Государство старалось искоренить их образ жизни, основанный на охоте и собирательстве, обучая айнов земледелию и выделяя небольшие участки земли, однако японские переселенцы зачастую обманом выгоняли айнов из их владений. Многие в результате оказались в рыболовецких артелях или в городских трущобах. К концу периода Мэйдзи Хоккайдо оказался без сомнения японским. В 1908 году айны составляли всего 1,25% населения острова из полутора миллионов человек. Хотя официальная политика государства была направлена на ассимиляцию, обычные японцы продолжали относиться к айнам как к экзотической диковинке, а айнские деревни часто становились своего рода экспонатами официальных антропологических выставок, которые были призваны продемонстрировать отличия традиций цивилизованных японцев от варварских обычаев других народов.
Острова Рюкю на юге были независимым королевством и государством, зависимым от Китая. В период Токугава эти острова контролировало княжество Сацума, которому была выгодна рюкюская торговля с Китаем и Юго-Восточной Азией. Рюкюский суверенитет поддерживали номинально, чтобы избежать конфликтов с Китаем, однако в 1871 году, когда отменили княжества даймё, правительство Мэйдзи предъявило права на эти острова. В 1879 году последнего короля заставили отречься, а острова Рюкю формально вошли в состав Японии в качестве префектуры Окинава. Как и в случае с айнами и другими позднее присоединенными колониями, коренной язык, культура и религия оказались под запретом, так как жителей Окинавы принудили к ассимиляции, но японцы все равно никогда не относились к ним как к равным.
Захватив свою первую заморскую колонию, Япония стала проводить колониальную политику по западным образцам. Тем не менее Японская империя отличалась от своих западных конкурентов в нескольких важных аспектах. Во-первых, она стала империей довольно поздно и сама оказалась жертвой полуколониального положения с несправедливыми торговыми договорами. Важнейшей заботой Японии была стратегическая безопасность государства. Зная о своей слабости по сравнению с другими империалистическими странами, Япония оправдывала принятие статуса империи как меру по сохранению государственной независимости в бурном море геополитики. Лидерам страны требовались «буферные зоны», чтобы защищать и территорию самой Японии, и новые колонии. Другие же империалистические страны, наоборот, имели в основном экономическую мотивацию, заботясь об открытии новых рынков и о новых инвестиционных возможностях в других странах. Европейские колонии часто устраивались для защиты растущих экономических интересов, как в случае Британской Индии и Голландской Ост-Индии. В отличие от них, Япония начала имперскую экспансию не из-за избытка, а из-за дефицита средств. Второе важное отличие состояло в небольшом размере Японской империи, особенно по сравнению с колониями Великобритании, Франции и Нидерландов, простирающихся по всему миру. Японская империя была сосредоточена в приграничных с Восточной Азией регионах, что позволяло максимально увеличить экономические и военные ресурсы. Наконец, последним ключевым отличием было чувство культурного родства с покоренными народами, особенно на Тайване и в Корее. Здесь сыграла роль идея того, что у них с японцами было одинаковое расовое происхождение, общие культурные и религиозные воззрения, ценности и практики. Эта уникальная для империалистических стран ситуация глубоко повлияла на отношение японцев к управлению колониями.
Жизнь в колониях часто описывают черно-белым противопоставлением сотрудничества и сопротивления, однако для многих жителей колонизированных стран это плохо отражает реальность: зачастую они шли на сотрудничество, вынужденные при этом ассимилироваться, чтобы спасти свою жизнь или получить какие-то блага, даже если им было горько из-за утраченной независимости своей страны. Любая успешная колонизация требует какой-то степени сотрудничества и поддержки со стороны колонизированных. Многие представители местных элит и богачи, то есть те, кому было что терять или кто обретал возможности продвижения себя или наживы, сотрудничали с японскими должностными лицами. Большинство из них при этом не считали, что они предают свой народ, однако восприятие сотрудничества с колониальными властями обычно становилось очень болезненным вопросом в период после обретения независимости.
Японские лидеры воспринимали обретение заморских колоний как доказательство высокого уровня цивилизованности своей страны. Как и другие поздние империи, скажем Германия или США, Япония поначалу изучала и зачастую копировала европейские колониальные приемы. Свои колонии они описывали в том же уничижительном духе — как грязные, шумные, варварские и нецивилизованные. Как и их предшественники, японцы обращались к международному праву для оправдания владычества своей страны над другими народами: у японцев была идея «цивилизационной миссии», в процессе которой они приносили блага цивилизации в темные и отсталые страны. Однако японский колониализм в нескольких важных аспектах отличался от своих западных конкурентов. В то время как европейские и американские колонизаторы проводили четкую границу между собой и теми, кем они правили, подчеркивая инаковость колонизированных народов, японская колониальная политика и пропаганда подчеркивала схожесть японцев и покоренных ими народов, по меньшей мере в дискурсе, если не в общественных представлениях или массовой культуре. Когда японцы колонизировали своих восточноазиатских соседей и острова Южных морей, они позиционировали себя как братьев по оружию с такими же расовыми и культурными корнями, которые точно так же страдали от западного империализма.
Новые научные дисциплины, например этнография и антропология, также помогали рационализировать имперскую экспансию. Японские ученые и интеллектуалы начали воспринимать свои родные острова не как изолированный архипелаг, а как часть целого, включавшего Азиатский континент и острова Тихого океана. Наследие, общее для японцев и народов на покоренных территориях, было более очевидным в случае Восточной Азии, чем Южных морей. Интеллектуалы начали предполагать, что острова Тихого океана были прародиной японского народа: в доисторические времена островитяне переплыли океан и стали первыми коренными жителями Японских островов. Тем самым объявлялось, что у японцев есть общие корни и с покоренными народами Нанъё, которым нужна была их помощь, чтобы развиваться и становиться цивилизованными. Это служило оправданием имперской экспансии.
Тайвань
Когда после Первой Японо-китайской войны Тайвань отошел к Японии, у правительства Мэйдзи совсем не было ни колонизаторского опыта, ни каких-либо долговременных планов и целей относительно этого острова. Судя по всему, китайские чиновники не считали остров большой потерей. Говорят, что государственный деятель по имени Ли Хунчжан пренебрежительно отнесся к передаче Тайваня Японии, заявив цинской императрице Цыси, что «на острове Тайвань не поют птицы, а цветы не пахнут. Мужчины и женщины не внемлют ни долгу, ни страсти».
Японские власти планировали перестроить Тайвань, особенно его столицу Тайхоку (ныне Тайбэй), в образцовую колонию, чтобы улучшить положение Японии среди империалистических стран в надежде на пересмотр несправедливых договоров. Чиновники активно изучали европейский колонизаторский опыт и начали реализовывать обширную программу модернизации, включавшую в себя учреждение системы образования, здравоохранения, транспортной инфраструктуры и связи, превращая отсталую территорию в современное колониальное владение. В Тайхоку появились бульвары с тремя рядами деревьев, парки и фонтаны. Колония оказалась тяжким бременем для молодой страны-колонизатора, поэтому требовалось как можно скорее перевести ее на самообеспечение. Достичь этой цели помогла государственная монополия на сахар, камфару и другие сельскохозяйственные продукты.
Японцы старались переиграть местных лидеров, оплачивая тайваньским представителям поездки на Японские острова и позволяя тем самым лично познакомиться с японским прогрессом. Тем не менее в период с 1895 по 1915 год местное население активно сопротивлялось японскому владычеству, а остальной мир задавался вопросом, может ли восточная страна, например Япония, успешно управлять своей колонией. В 1897 году японский парламент обсуждал вопрос продажи Тайваня Франции. Эмигранты из Китая на Тайване поначалу тоже сопротивлялись японцам, ведя партизанскую войну против колониальных властей. Подавив эти выступления, колониальный режим переключился на покорение коренного населения внутренних горных территорий. В 1909 году Япония начала пятилетний геноцид тайваньских аборигенов. В 1915 году случился инцидент в Тапани, в ходе которого китайцы и коренные жители, объединенные народным верованием в то, что они неуязвимы к современному оружию, напали на японские полицейские участки. В результате колониальные власти предприняли попытки облагородить свою стратегию управления, однако местные племена все равно продолжали сопротивление. В 1930 году произошел инцидент в Муше, когда шесть деревень, возмущенные принудительным трудом, напали на участников школьного спортивного мероприятия и убили 134 японца. Образованные тайваньские горожане также организовывали движения за самоуправление и равноправие, однако они были ненасильственными и никогда по-настоящему не угрожали колониальному порядку.
На то, как именно Япония должна управлять Тайванем, существовало две разные точки зрения. Первая, разделяемая главой министерства внутренних дел Симпэем Гото (1858–1929), предполагала, что китайцы и коренное населения Тайваня никогда не смогут полностью ассимилироваться, а значит, законы в колонии должны быть иными, чем на Японских островах. Вторая точка зрения предполагала возможность ассимиляции и равенства, и ее разделяли лидеры политических партий Хара Такаси и Итагаки Тайсукэ. Они полагали, что тайваньцы (а потом и корейцы) достаточно похожи на японцев, чтобы одинаковые законы равным образом работали в Японии и в колониях, и что у колонизированного населения должны быть те же права и обязанности, что и у коренных японцев.
Гото, врач по образованию, успел поработать на огромном количестве официальных постов: он был первым директором Южно-Маньчжурской железной дороги, седьмым мэром Токио, первым директором NHK (Государственной радиовещательной компании), министром внутренних дел, министром иностранных дел, главой бойскаутов Японии. Он полагал, что тайваньским обычаям и традициям нужны другие законы. Важной проблемой была опиумная зависимость, однако вместо того, чтобы запретить это вещество, Гото учредил систему лицензирования официальных поставщиков, что принесло колониальному правительству большие доходы. Тайваньским элитам, сотрудничавшим с режимом, выдавали эти лицензии в награду за верность. С 1898 по 1918 год колониальная политика в основном следовала подходу Гото. Японские власти издавали для Тайваня отдельные законы и обладали на его территории полнотой законодательной, исполнительной и судебной власти. Японские колонисты, поскольку как переселенцы имели большие привилегии, жестко противостояли любым попыткам уравнять тайваньцев в правах с ними. Однако после Первой мировой войны восприятие колониализма по всему миру радикально изменилось и началась поддержка национального самоопределения различных групп, а также движений за независимость колониальных стран. Большинству доминионов пришлось пойти на значительные уступки, чтобы успокоить население.
В 1918 году, когда Хара Такаси стал премьер-министром, он впервые назначил гражданского, а не военного генерал-губернатора Тайваня и настаивал на ассимиляции (дока), при которой Тайвань будет выступать как бы еще одним японским островом, а тайваньцам объяснят их роль и обязанности по отношению к вышестоящим японцам. На протяжении последующих 20 лет колониальные власти установили местное самоуправление, дали Тайваню места в Верхней палате парламента и запретили японцам-переселенцам бить палками или пороть коренных жителей. Предыдущее правительство больше было озабочено демонстрацией цивилизующего влияния Японии, строя железные дороги и канализационные системы. При этом их не волновало, что тайваньцы на собственной земле оказывались людьми второго сорта, которых притесняли японцы. Инициативы программы ассимиляции дока были направлены на уменьшение этого неравенства. Была учреждена новая система публичных школ для тайваньцев, в которых поощрялось использование японского языка. К 1941 году по-японски умели читать уже 57% населения. Когда в 1937 году разразилась Вторая Японо-китайская война, попытки еще более «японизировать» тайваньцев возобновились с новой силой. Местных жителей заставляли обращаться в синтоизм, брать себе японские имена и записываться в Японскую императорскую армию и флот.
Корея
Первым генеральным резидентом Корейского протектората в 1905 году был назначен олигарх эпохи Мэйдзи Ито Хиробуми. Это было последним назначением в долгой карьере государственного мужа из Тёсю, и он надеялся повторить в Корее те достижения, которым он и его соратники поспособствовали в Японии после реставрации Мэйдзи. С помощью нескольких тысяч японских чиновников он начал форсировать модернизацию Кореи, однако корейский двор был возмущен присутствием политика и сопротивлялся его попыткам. Король Коджон надеялся получить международную поддержку, чтобы вернуть себе контроль над страной, для чего в 1907 году послал делегатов на Гаагские мирные переговоры, прося помощи у иностранных правительств. Ито приказал Коджону отречься от престола в пользу его младшего слабовольного сына Сунджона (1874–1926). Попытки Японии построить корейское процветание и мощь вряд ли могли найти среди местного населения поддержку, сходную с той, которую оказывали японцы в период Мэйдзи, когда эти попытки были направлены на построение государственной независимости, а не на благополучие оккупированной страны.
Действия Японии в Корее не удивили и не раздосадовали другие империалистические страны. Наоборот, неравенство между корейскими и японскими силами сделало это почти неизбежным. По соглашению Кацура — Тафта 1905 года Япония признавала контроль США над Филиппинами в обмен на то, что Америка признает контроль Японии над Кореей. Как и на Тайване, колониальная администрация затеяла быстрые масштабные преобразования корейской политической, образовательной и социальной системы: она строила железные дороги, порты, дороги, современную почту и телеграф, чтобы способствовать экономическому развитию; вводила современную медицину и инфраструктуру, чтобы улучшить гигиенические условия жизни жителей; заменяла традиционные школы, базировавшиеся на изучении классики конфуцианства, на современную образовательную систему. Посещаемость начальной школы повысилась с 1% в 1910 году до 47% в 1943-м. Однако все эти улучшения шли на пользу скорее японским переселенцам, нежели самим корейцам. Например, к 1940 году доступ к электричеству имели все японские дома колонии, тогда как в корейских кварталах был электрифицирован один дом из десяти.
Помимо стратегических преимуществ, которые получала Япония вследствие контроля над Кореей, появились также некоторые экономические преимущества. Чтобы упростить импорт продовольствия и сырья в метрополию, японским фирмам дали права на рыболовство, добычу древесины и полезных ископаемых. В свою очередь, продукция японской легкой промышленности — хлопчатобумажные ткани, часы, пуговицы, очки, спички и керосиновые лампы — захватывали корейский рынок. Кроме того, колония предоставляла японцам новые рабочие места; к 1908 году туда переселилось 125 000 человек. Помимо чиновничества и военного дела японцы были вовлечены в широкий круг занятий: рабочие искали временное трудоустройство в строительстве или в качестве носильщиков в армии; мелкие торговцы продавали вразнос японские товары в военных лагерях, на сельских рынках или просто разносили их по домам. Некоторые японцы обосновывались в Корее надолго, открывая мелкие заводики по производству кожаных изделий и керамики. Земли, конфискованные у корейских элит, были переданы японским крестьянам, что заставило многих местных крестьян уйти в арендаторы или перебраться в Японию или Маньчжурию в качестве рабочих. В городах японские иммигранты открывали рестораны, чайные дома и бордели, рассчитанные на японские сообщества экспатов. Немного пользы было корейцам от экономического развития, учитывая, что почти все предприятия и заведения принадлежали японским корпорациям или частным лицам.
В отличие от многих западных колоний, где мощные государства контролировали разрозненные племена или этнические группы Африки, Индии, Юго-Восточной Азии и Южной Америки, Корея была единой страной в не меньшей степени, чем сама Япония. Более того, у нее со своим колониальным хозяином было много общих культурных, религиозных и языковых корней, происходивших из Китая. Когда одни корейские элиты приветствовали проекты модернизации и охотно сотрудничали с японцами, другие неистово сопротивлялись тому, что воспринимали как нелегитимный захват родной страны. Сопротивление принимало разнообразные формы. Например, когда Корея стала протекторатом, некоторые высшие чиновники совершили самоубийство. Многие бывшие военнослужащие корейской армии, распущенной Ито в 1907 году, перешли к партизанской войне, формируя «армии справедливости», которые устраивали столкновения с японской полицией, армией и вооруженными поселенцами. Эти столкновения стоили жизни 18 000 корейцев и 7000 японцев. В 1909 году молодой корейский патриот Ан Джунгын застрелил генерального резидента Ито на железнодорожной станции в Маньчжурии. Это убийство окончательно убедило Токио, что корейцы не будут сотрудничать с японцами, если не предпринять более жестких мер. Одним из последствий была полная аннексия 1910 года и назначение первым корейским генерал-губернатором безжалостного армейского генерала Масатакэ Тэраути (1852–1919).
После Первой мировой войны декларация американского президента Вудро Вильсона о праве наций на самоопределение спровоцировала протесты населения. 1 марта 1919 года в Парке Пагоды в Сеуле собралась большая толпа, чтобы послушать «Декларацию независимости». Эта декларация содержала список жалоб на дискриминацию корейцев, включая неравные образовательные и карьерные возможности, притеснения от поселенцев и чиновников, подавление корейского языка и культурного наследия. Толпа взорвалась, спровоцировав уличные беспорядки и демонстрации по всей стране, в которых участвовало, по оценкам, около двух миллионов корейцев. Японская военная полиция не могла сдержать эти беспорядки и призвала подкрепление в виде армии и флота, что привело к жестокому подавлению, унесшему тысячи корейских жизней.
Американских и европейских лидеров ужаснула жестокость этой военной операции, и они выразили глубокое порицание японской колониальной администрации. В ответ генерал-губернатор учредил серию реформ, известных под названием «культурного правления», которые поддерживали ассимиляцию, а не принуждение. Культурное правление разрешало некоторую свободу прессы, формирование рабочих и политических движений, обещая при этом корейцам лучшие возможности обучения и работы. Жестокую военную полицию заменила гражданская. Как и на Тайване, попытки улучшить жизнь колонизированного населения встретили упорное сопротивление японских переселенцев, желавших сохранить свои привилегии.
К концу 1920-х годов протесты сошли на нет, по мере того как корейские элиты и средний класс, получившие японское образование и привыкшие к контролируемым Японией СМИ, начали ассоциировать себя с культурой колониальной модерности, поскольку имели доступ к тем же городским развлечениям, что и метрополия, например к радио и кино. В 1930–1940-е годы война в Китае привела к усилению контроля как в Корее, так и на Тайване, и к активному развитию тяжелой промышленности. Ассимиляционная политика приняла более жесткие формы: запретили разговаривать на корейском языке в школах и публичных местах, корейцы были обязаны взять японские имена и посещать синтоистские святилища. Около четырех миллионов корейцев были завербованы, принуждены или похищены для работ в шахтах и на заводах Японии и Маньчжурии либо в качестве «женщин для утешения» в японскую армию.
Форсированная ассимиляция сопровождалась усилением дискурса о «похожести» корейцев и японцев — об общих предках и общих языковых корнях, который выражался в официальном лозунге «Япония и Корея — одно тело» («Найсэн иттай»). Утверждалось, что корейцы неотличимы от японцев по антропологическим признакам — строению и размерам тела и черепа и их соотношению. Таким образом, ученые утверждали, что японцы и корейцы были частью одной расовой и культурной группы, жившей на большей части территории Северной Азии и в древние времена возникшей на островах Тихого океана.
Страны Южных морей Нанъё
В Первой мировой войне Япония захватила несколько групп островов Тихого океана, включая Марианские, Каролинские, Маршалловы острова и Палау. До тех пор с конца XIX века они принадлежали Германии и были заманчивой целью из-за своего стратегического месторасположения. Эти острова в целом называли в Японии Нанъё. Их относительно покорное население почти не оказывало сопротивления японскому флоту, когда он пришел захватывать территории. Острова были бедны природными ресурсами, и любое заметное экономическое развитие казалось неосуществимым из-за отдаленности от метрополии.
Гражданская администрация островов вела себя гораздо менее репрессивно, чем на Тайване и в Корее. Были учреждены японские образовательные и языковые программы, что вызвало энтузиазм многих местных жителей, однако территориальная разбросанность островов означала также большой разброс в отношении к японцам. На Сайпане и Палау со временем нарастало глубокое возмущение. На Сайпане японцы создали плантации сахарного тростника и рыболовный промысел, что требовало больших трудовых ресурсов, однако при этом они не нанимали местных жителей, считая их плохими работниками и завозя вместо этого рабочих с Окинавы и из Кореи. За 30 лет японского присутствия переселенцы постепенно превзошли по численности местное население в пропорции десять к одному. Палау, будучи штаб-квартирой колониального правительства, также страдал от резкого наплыва японцев, что приводило к трениям на местном уровне. В 1943 году, когда война докатилась до островов Тихого океана, количество военных на острове резко увеличилось, что привело к ужесточению требований к местным жителям со стороны японцев.
Маньчжоу-го
В отличие от вышеозначенных примеров, Маньчжоу-го никогда не была официальной японской колонией; это было марионеточное государство, созданное, чтобы замаскировать японский контроль над северо-восточными китайскими провинциями. Чтобы создать подобие законности, последний цинский император по имени Пу И, низложенный во время китайской революции 1911 года, выступал главой государства, находящегося на исторической родине маньчжуров, основателей династии Цин. Тем не менее маньчжуры представляли в Маньчжоу-го меньшинство, а основной этнической группой были китайцы. Другими заметными этническими меньшинствами были корейцы, японцы, монголы и русские.
Японо-маньчжурский протокол 1932 года подтверждал государственный статус Маньчжоу-го и определял соглашение о взаимозащите, позволяя тем самым японским войскам беспрепятственно находиться на территории Маньчжоу-го. Японские организации вкладывали много денег в добычу богатых природных ресурсов Маньчжоу-го, и вскоре эта территория превратилась в мощный промышленный центр, «спасательный трос», который мог защитить Японию от экономических бедствий. Законодательный совет Маньчжоу-го был в основном церемониальным органом, созданным, чтобы подтверждать решения Квантунской армии. Главнокомандующий этой армии являлся «послом» Японии в Маньчжоу-го и имел право вето на решения Пу И и его министров. Фасад независимости пришлось строить в угоду международному общественному мнению, поскольку в этот период прямые аннексии уже не встречали одобрения. Япония хотела ввести в заблуждение остальные империалистические страны, убедив их, что не собирается захватывать китайские территории, а, наоборот, выполняет пожелания жителей территорий, оккупированных японцами, желавших отделиться от Китая и вернуть императора Пу И.
