11 Поражение и восстановление
1945–1970-е годы
Вторая мировая война закончилась для японцев трагедией и сокрушительными потерями. Инфраструктура и экономика страны были в значительной степени разрушены, а противник ввел военную оккупацию. В истории Японии годы оккупации (1945–1952) являются одной из величайших поворотных точек наряду с национальным воссоединением при Токугава и реставрацией Мэйдзи. В течение этих семи лет в Японии произошли не менее стремительные и глубокие изменения, чем те, что мы найдем в любом революционном периоде современной мировой истории: права человека стали гарантироваться конституцией, функции армии были ограничены обороной страны, а крупные земельные и трудовые реформы улучшили перспективы рабочего класса. Тем не менее оккупация также означала для многих японцев годы лишений и тягот. Превращение в людей второго сорта в собственной стране надолго оставило душевные шрамы.
В 1956 году правительство Японии широко объявило, что послевоенный период «завершен». Действительно, с конца 1950-х годов стали заметны улучшения жизни простых японцев, по мере того как экономический рост начал приносить пользу массам. Бытовые электроприборы, модная одежда, разнообразие еды, включающей больше мясных, молочных продуктов и бакалеи, — все это представляло «прекрасную новую жизнь» (акаруй сэйкацу), основанную на американском образе жизни из импортных фильмов и телепрограмм. Повсеместно распространилось представление (или миф) о том, что население Японии состоит из среднего класса, который ведет одинаковый образ жизни — покупает одни и те же товары, одинаково проводит досуг. Это общество «средних масс» стали прославлять как демонстрацию японских достижений в создании демократического общества, ориентированного на равенство. Однако этот образ игнорировал как неизменность консервативных гендерных норм, основанных на довоенных идеалах, так и голоса недовольных, которые несколько раз за эти десятилетия прорывались в массовых протестах по определенным поводам.
Политическое и социальное развитие
Битва за Мидуэй в июне 1942 года стоила Императорскому флоту Японии четырех незаменимых авианосцев. После этого кораблестроение и подготовка пилотов уже не успевали возмещать военные потери. И что более важно, американская промышленность уверенно справлялась с военными заказами, выпуская в десять раз больше оружия, чем японская.
Истощив свои ресурсы, японская армия перешла к отчаянной тактике, жертвуя собственными солдатами в героической, но печальной попытке замедлить наступление противника. Осенью 1944 года в рамках национальной стратегии последнего этапа обороны Японии были созданы специальные штурмовые эскадрильи (токкотай), широко известные как камикадзе. Слово «камикадзе», или «божественный ветер», отсылало к тайфунам, вызванным японскими божествами, чтобы рассеять флот монгольских захватчиков в XIII веке. В первой подобной атаке участвовали 23 добровольца, которые направляли свои начиненные бомбами истребители Zero на американские военные корабли, врезаясь в них. Им удалось потопить один авианосец и повредить несколько других. Вскоре набрали новые эскадрильи, а также создали новую атакующую технику, включая пилотируемые торпеды и катера со взрывчаткой, которым, однако, редко удавалось нанести какой-нибудь ущерб противнику. В последний период войны камикадзе стали основным средством обороны, но их самопожертвование уже не могло замедлить американцев. К концу войны почти 5000 молодых японцев погибло в этих миссиях.
Когда американцы достигли расстояния возможного удара по Японским островам, они жестоко атаковали население Японии. Высотные бомбардировщики B-29, предназначенные для уничтожения промышленных объектов, вместо этого сбрасывали зажигательные бомбы на гражданское население больших городов. Японские жилые районы были плотно застроены и крайне пожароопасны, поэтому ущерб был огромен. Американцы надеялись, что их новая стратегия — смерть и разрушение, летящие с небес на ни в чем не повинных, — сломит боевой дух японцев. Первый налет в феврале 1945 года уничтожил около 2,5 квадратных километра Токио. 9 и 10 марта более 300 B-29 сошлись над плотно населенным токийским районом Асакуса и сбросили около 1800 тонн зажигательных бомб, полностью разрушив около 40 квадратных километров территории города. За одну ночь перестала существовать пятая часть промышленности Токио, а без крова осталось более миллиона людей. Жар от зажигательных бомб был так велик, что закипали реки и плавились стальные балки. Генерал Кёртис Лемей позже описывал, как жертвы бомбардировки были «сожжены, сварены и запечены до смерти».
Затем B-29 продолжили свои удары по Осаке, Кобэ и Нагое. У японцев оставалось слишком мало оборонительных средств, чтобы остановить атаки. В течение лета 1945 года зажигательные бомбы сбросили на 66 городов и многие практически сровняли с землей. В общей сложности сгорела четверть жилья во всей стране. В огне бомбежек погибло около 250 000 японцев, а еще 300 000 было ранено или искалечено. Власти призывали тех, кто не работал на военном производстве, покинуть большие города; детей переселили в пустующие гостиницы и храмы сельской местности, оторвав их от семей и заставив помогать на близлежащих фермах.
В апреле 1945 года американские войска достигли Окинавы — отправной точки для вторжения на основную территорию страны. В битве за Окинаву прошли одни из самых жестоких боев этой войны, продолжавшиеся 82 дня. Потери американцев составили 49 000 человек — самое большое число за военную историю США. Впрочем, японские потери были еще больше: погибли более 120 000 человек, а 11 000 попали в плен. Сотни, если не тысячи людей предпочли самоубийство ужасам, которые принесут с собой американцы. Большая часть острова превратилась в выжженную пустошь; ценные исторические и культурные объекты, включая древний замок Сюри, были уничтожены.
Японский Кабинет министров решил обратиться к Советскому Союзу, чтобы с его помощью заключить соглашение с США, но глава СССР Иосиф Сталин уже встретился с британским премьер-министром Уинстоном Черчиллем и президентом США Гарри Трумэном для обсуждения японской капитуляции. 26 июля союзники выпустили Потсдамскую декларацию, требующую безоговорочной капитуляции Японии под угрозой полного уничтожения; о судьбе императора не было упомянуто. Хотя японцы с нетерпением ожидали конца войны, они не могли принять такую не связанную условиями сдачу, разрешив какой-нибудь иностранной армии оккупировать страну, уничтожить императорскую систему управления и, возможно, предъявить обвинение божественному монарху, словно обычному преступнику. Когда Япония не ответила на требования союзников, президент Трумэн санкционировал использование нового дорогого оружия Америки — атомной бомбы.
6 августа в 8:15 утра Энола Гэй (Enola Gay) — самолет B-29, названный так в честь матери пилота, — сбросил на Хиросиму трехметровую бомбу «Малыш». Ее мощность была эквивалентна 15 000–20 000 тонн динамита. Температура в эпицентре взрыва достигала почти 4000 °C, испепеляя все и вся в радиусе 2 километров. Ударная волна, распространяясь от места взрыва со скоростью звука, уничтожала бетонные здания; скорость ветра в эпицентре была в пять раз больше, чем при мощнейших ураганах. Не существует точных подсчетов погибших при взрыве, оценки варьируются от 140 000 до 200 000 человек. Спустя два дня СССР объявил войну Японии и вторгся в Маньчжурию и Корею. Чтобы укрепить продвижение советских войск в Азии, США сбросили вторую атомную бомбу, названную «Толстяк», на Нагасаки, убив еще 74 000 человек. Решение применить ядерное оружие во втором японском городе представляет собой один из первых залпов холодной войны между США и СССР. Всего в американских бомбардировках японских городов погибло около полумиллиона человек гражданского населения Японии. Стоит отметить, что сегодня ядерное оружие более чем в 1000 раз мощнее, чем бомбы, сброшенные в 1945 году.
Выжившие в атомных бомбардировках страдали острой лучевой болезнью. Симптомы начинались со рвоты, затем следовало выпадение волос, снижение количества клеток крови, временное бесплодие. Жертвы, получившие большие дозы радиации, умирали от болезней костного мозга через два месяца после взрыва или позже. Многие из тех, кто помогал пострадавшим на месте, а также те, кто попадал в пораженные города значительно позже бомбардировок, также страдали и умирали от лучевой болезни.
Хотя большая часть Кабинета министров хотела капитуляции, военное командование отказывалось от нее, поскольку миллионы японских солдат все еще успешно воевали в Китае. Наконец из тупика ситуацию вывел император, потребовав, чтобы военные капитулировали. Он записал обращение к нации, которое передали по радио на следующий день, — впервые император говорил со своими подданными напрямую. Когда страна собралась у радиоприемников, слова императора заглушало своим потрескиванием статическое электричество; его голос был высок, а говорил он в формальной, классической манере, которую многие не вполне понимали. Соседи перевели им плохие новости: Япония проиграла войну. Хирохито не говорил о капитуляции или о поражении напрямую, а представил капитуляцию Японии как действие, которое может спасти человечество: «Противник начал применять новую, самую жестокую бомбу неисчислимой разрушительной мощи, унесшую много ни в чем не повинных жизней. Если бы мы продолжили войну, это привело бы не только к полному краху и уничтожению японского народа, но и к гибели всей человеческой цивилизации». Император призвал подданных «вытерпеть нестерпимое и вынести невыносимое», имея в виду военную оккупацию иностранной державой.
Через две недели после радиообращения императора прибыли оккупационные силы союзников. Их возглавлял американский генерал Дуглас Макартур, назначенный главнокомандующим Штабом оккупационных войск (ШОС) в Японии. Макартура иногда называли «голубоглазым сёгуном»: он имел беспрецедентную власть, включая полномочия распускать парламент и политические партии, цензурировать прессу и выпускать указы, имеющие силу закона. В ШОС под началом Макартура работали 5000 американцев, а по всей Японии было дислоцировано более 350 000 американских солдат. Войска США сразу взяли под контроль центр Токио, захватив почти все еще не разрушенные здания.
Союзное командование хотело предотвратить возрождение милитаризма, а также воспрепятствовать коммунистическому влиянию в Японии — поскольку оккупация контролировалась США, план демократизации Макартура базировался на американской модели. Часто во время (и после) оккупации американские СМИ представляли отношения США и Японии с позиций гендера или степени зрелости. Япония была незрелой и ребяческой, она нуждалась в родительском воспитании со стороны Америки, чтобы вырасти в «настоящую», современную капиталистическую демократию. Или же Японию воображали экзотической «гейшей», обслуживающей маскулинные американские желания. Новую структуру власти в стране хорошо показывает фотография с первой встречи Макартура и императора Хирохито. По случаю важного события монарх одет официально, он кажется миниатюрным и напряженным в сравнении с генералом, который стоит в свободной позе и пристально смотрит в объектив. Макартур был одет в хаки — очевидно, он не считал встречу достаточно важной для парадной формы.
Во время первой фазы оккупации (с 1945 по 1947 г.) была принята широкая стратегия на основании «трех Д» — демилитаризации, демократизации и децентрализации власти и экономического влияния. Макартур начал с ликвидации японской колониальной империи и уничтожения ее военного потенциала. ШОС лишил Японию всех территориальных владений за пределами четырех главных островов. Он упразднил армию и флот страны и начал решать огромную задачу демобилизации более чем 5 миллионов солдат, из которых около половины все еще находились за границей.
Потеря колоний требовала также репатриации 3 миллионов гражданских лиц, расселившихся по всей империи в качестве управляющих, предпринимателей, фермеров и рабочих. В 1945 году около 9% населения главных островов находилось вне их пределов, в имперских форпостах. В свою очередь, в Японии жили несколько миллионов подданных из колоний — их депортировали обратно в страны происхождения. Одним из итогов программы репатриации и депортации ШОС стало воссоздание более этнически однородных стран Восточной Азии. Япония больше не была центром многонациональной восточноазиатской империи, вместо этого она сделалась моноэтнической страной на дальней периферии американской сферы влияния.
Демилитаризация влекла за собой чистку государственных учреждений, откуда нужно было изгнать воинствующих националистов. Более 200 000 полицейских, газетных издателей и корреспондентов, а также политических деятелей лишились работы. Около 6000 человек ШОС судила как военных преступников за их зверства, и более 900 человек по всей бывшей империи были казнены. Созванный в мае 1946 года Международный военный трибунал для Дальнего Востока привлек в качестве обвиняемых 28 высокопоставленных правительственных и военных чиновников, включая членов Кабинета министров. После двухлетнего рассмотрения дел трибунал отправил на виселицу семь человек, включая премьер-министра военного времени Хидэки Тодзё (1884–1948). Некоторые критики утверждали, что трибунал был только площадкой «правосудия победителей» (то есть мщения, взысканий и пропаганды), поскольку участие в принятии решения о вступлении страны в войну с точки зрения международного права технически не является военным преступлением. Индийский судья Радхабинод Пал счел именно так, выразив несогласие со всеми обвинительными приговорами и отказав в законности трибуналу как таковому. Беспорядочное уничтожение гражданских лиц и их имущества американскими зажигательными и атомными бомбами судья Пал полагал более гнусным военным преступлением. Император Хирохито и все члены императорской семьи были освобождены от всех обвинений, потому что Макартур надеялся, что император поможет наладить послевоенную стабильность и поощрит людей содействовать директивам ШОС.
Вторым «Д» в ранней стратегии оккупации была демократизация. Американское руководство решило: конституция Мэйдзи требует пересмотра, чтобы гарантировать гражданские свободы в Японии. Макартур собрал комитет из пары десятков американцев — военных, юристов, профессоров, журналистов и бизнесменов — с заданием подготовить проект новой конституции. Беспрецедентная задача — переделать основной закон поверженного противника — породила документ, который шокировал японское руководство. Первая статья проекта конституции лишала императора верховного владычества, превратив монарха в безвластный «символ государства и единства народа», чьи обязанности были ограничены церемониалом. Девятая статья, знаменитый пункт о мире, запрещала использовать военные действия, угрозы или применение силы в качестве способа разрешения международных споров. Никакое другое государство в современной истории не отказывалось от права вести войну. Другие статьи укрепляли гражданские права, предусматривая всеобщее избирательное право для взрослых, свободу собраний и прессы.
Третьим «Д» была децентрализация власти и экономического влияния. Она включала дробление дзайбацу (финансово-промышленных конгломератов, работавших вместе с военными на расширение империи), организацию профсоюзов, проведение земельной реформы. Во время войны дзайбацу контролировали три четверти всей промышленной и коммерческой деятельности в Японии. Гигантские компании вроде «Мицубиси» или «Мицуи» ШОС ликвидировал (позже они были воссозданы в новых формах). Возникновение мощного профсоюзного движения Макартур считал важным шагом к созданию крепкого среднего класса — опоры реформ ШОС. Новые законы о труде устанавливали размер минимальной заработной платы, максимально допустимую продолжительность рабочего дня, предусматривали оплачиваемые отпуска, регулировали обучение и технику безопасности на производстве. К 1948 году 6,7 миллиона человек, то есть почти половина рабочей силы страны, состояли в более чем 33 000 профсоюзов. До половины населения Японии все еще составляли сельские жители, и их жизнь глубоко изменила земельная реформа. Крестьяне-арендаторы обрабатывали более двух третей земли, отдавая землевладельцу около половины урожая. ШОС конфисковал поля заочных арендодателей и продал их бывшим арендаторам по низким ценам. Арендодателям, жившим на своей земле, оставили только участок, который они могли обрабатывать сами, и еще два гектара под сдачу. К 1950 году 3 миллиона бедных крестьян-арендаторов получили собственные участки, и это помогло уничтожить доминирование богатых землевладельцев в сельских структурах власти.
Несмотря на открытые обещания свободы слова и печати, цензура в оккупированной Японии имела обширные полномочия. Более 6000 сотрудников Отдела гражданской цензуры ШОС контролировали как газеты, журналы, радиопередачи, так и другие СМИ. В списки запретных тем входили: любая критика ШОС, США или их союзников; упоминания о преступлениях союзных войск; сообщения об атомных бомбах; обсуждения черного рынка, голода, отношений между союзными солдатами и японскими женщинами. СМИ не должны были касаться огромных затрат Японии на оккупацию, а также противоречий между американской риторикой свободы и демократии и обыденностью послевоенной Японии, где американцы жили в роскоши, а японцы переживали голод, лишения и поражение в правах. Наконец, было запрещено упоминать и о самом существовании цензуры.
К концу 1940-х призрак коммунизма вырос и приблизился: в гражданской войне в Китае победил Мао Цзэдун, в Восточной Европе были созданы страны — сателлиты СССР, а Северная и Южная Кореи сделались резко враждебны друг другу. Руководство США начало пересматривать приоритеты ШОС. Чтобы Япония была верным союзником в борьбе против коммунизма в Восточной Азии, ей нужны были политическая стабильность и экономическое возрождение, а это требовало новых подходов. Переориентация стратегии США была так отчетлива, что некоторые историки назвали ее «обратным курсом». «Три Д» 1945–1947 годов были заменены на «четыре R» 1948–1952 годов (reconstructing the economy, restraining labor, rehabilitating purged individuals, rearming the military — восстановление экономики, ограничение профсоюзов, реабилитация «вычищенных» и перевооружение армии).
Новая повестка дня устраивала консервативных японских политиков, включая скаредного Сигэру Ёсиду (1878–1967), бывшего посла в Великобритании, ставшего премьер-министром в 1946–1947 и 1948–1954 годах. Ёсида считал, что оккупационные власти должны провести лишь незначительные реформы, сфокусированные на экономическом оздоровлении Японии и восстановлении ее статуса в международном сообществе. Уже на раннем этапе оккупации он едко заметил, что GHQ (аббревиатура для General Headquarters, то есть Генерального штаба оккупационных войск) означает “Go Home Quickly” — «Быстро убирайтесь». Став премьер-министром, он сделал особый акцент на восстановлении экономики и опирался на военный протекционизм США, заплатив за это независимостью в иностранных делах. Эта позиция, известная как «доктрина Ёсиды», сильно влияла на внешнюю политику Японии как во времена холодной войны, так и позднее. При Ёсиде ранние законы ШОС, благоприятствовавшие сильным профсоюзам, были отменены. Новые же законы восстановили могущество управляющих и предоставили государству больше власти над профсоюзами.
Оккупация закончилась с подписанием 8 сентября 1951 года двух новых соглашений. Сан-Францисский мирный договор предусматривал вывод оккупационных сил, восстанавливал суверенитет Японии и формулировал ее права на самооборону, не ограничивая будущее экономическое развитие. В свою очередь Договор о безопасности между США и Японией разрешал американцам размещать войска в Японии на неопределенный срок. Договор также накладывал вето на подобные военные привилегии в отношении третьих стран. Большинство японцев поддержали мирный договор — но не Договор безопасности с США, опасаясь, что тот подчинит нужды национальной обороны стратегиям США и подорвет права Японии как суверенной страны. Критики обвинили Ёсиду в том, что он обрек Японию на «зависимую независимость», и общественность согласилась с ними. Опрос 1952 года показал: только 18% японцев сочли, что Договор безопасности дал стране подлинную независимость.
В 1955 году политическая партия Ёсиды, слившись с еще одной, образовала Либерально-демократическую партию Японии. ЛДП доминировала в политике страны почти четыре десятилетия, крепко удерживая власть: 15 японских премьер-министров подряд были членами этой партии. Втайне ЛДП получала от ЦРУ миллионы долларов финансовой помощи, направленной на поддержку консервативных проамериканских сил и на подрыв левых политических групп. Устойчивость правления ЛДП помогла послевоенному финансовому восстановлению. Поразительный экономический рост Японии с конца 1950-х по 1970-е годы часто называли «экономическим чудом». К началу 1960-х страна была пятой по величине ВВП в капиталистическом мире, но к концу десятилетия по выпуску продукции Япония уступала только Соединенным Штатам. Впрочем, чудом это быстрое восстановление называть не стоит. Япония медленнее вышла на довоенные уровни ВВП на душу населения, чем Германия и другие страны Западной Европы. Возвращение Японии в ряды великих держав не было чудесным — оно опиралось на наследие довоенных достижений коммерции, на прозорливое государственное планирование, на личное упорство многих японцев в достижении успеха и на непредвиденные события, которые простимулировали экономику.
И первым таким важным событием, помогшим восстановлению Японии, стала Корейская война (1950–1953). Японские компании получили контрактов почти на 2 миллиарда долларов, они поставляли войскам США и ООН на Корейском полуострове текстиль, пиломатериалы, бумагу, сталь и транспортные средства. Контракты простимулировали инвестиции в новые заводы и оборудование, запустив экономику на полную мощность. В середине 1960-х война во Вьетнаме повлекла новый раунд заказов из США, давший экономике еще один мощный стимул. Кроме того, из-за перехода на военное производство американские фирмы-производители не смогли удовлетворить потребительский спрос на электронику, автомобильные запчасти, химические препараты и машинное оборудование. Это дало компаниям Японии возможность увеличить экспорт.
Экономическому росту также поспособствовали тесные связи между ЛДП, государственной бюрократией и большим бизнесом — так называемый «железный треугольник». Три этих группы совместно работали на то, чтобы экономический рост стал высшим приоритетом страны. Экспертный совет на уровне Кабинета министров оценивал сильные стороны японской экономики и давал рекомендации, какие новые отрасли следует развивать и какие стратегии импорта/экспорта нужно принять. Государственные органы, политики и избранные корпорации претворяли эти рекомендации в действия. Под таким скоординированным руководством за семь лет с 1960 года национальный доход удвоился. В 1950-е годы отраслями целевого роста были судостроение и сталелитейная промышленность. В 1960-е годы в экономическом планировании особое значение получили автомобильная и электронная отрасли. Они были призваны увеличить экспорт Японии. Соответственно, Toyota, Nissan и другие автопроизводители автоматизировали заводы, наладили управление запасами и представили новые стильные модели машин. Нефтяной кризис 1970-х годов дал американским потребителям стимул попробовать меньшие по размеру и более экономичные японские автомобили. К 1980 году Япония выпускала больше автомашин, чем любая другая страна мира, а к 1989 году она контролировала почти четверть автомобильного рынка США. Фирмы электроники, такие как Matsushita и Sony, начали процветать в 1950-х годах. Matsushita объединилась с нидерландской Phillips и начала массовое производство огромной линейки электроприборов для дома под марками National и Panasonic. Они агрессивно продвигали на рынок холодильники, пылесосы, стиральные машины и прочую бытовую технику как внутри Японии, так и за рубежом. Основатель гигантской корпорации по производству электроники Sony Акио Морита (1921–1999) был назван журналом Time в числе 20 самых влиятельных гениев бизнеса XX века. Первым хитом Sony стал доступный по цене транзисторный радиоприемник. Затем на протяжении десятилетий компания продолжила выпускать высококачественное и инновационное видео- и аудиооборудование — от телевизоров и видеомагнитофонов до портативных плееров Walkman и игровых приставок.
Итак, послевоенный экономический рост Японии был не чудом, а результатом действия целого ряда факторов, включая расстановку национальных экономических приоритетов и творческие усилия крупных корпораций. Малый и средний бизнес также сыграл свою роль. В структуре промышленности он занял важную нишу субподрядчиков больших компаний, и те смогли рассчитывать на поставки высококачественных деталей без дополнительных собственных вложений. Международная среда, стимулирующая свободную торговлю, тоже помогла японской экономике, как и отношения Японии и США. В условиях действующих договоров о безопасности Япония тратила на оборону меньше 1% государственного бюджета. Кроме того, неоспоримо важным было наследие прошлого Японии. Быстрому послевоенному росту поспособствовали образованная и талантливая рабочая сила, а также довоенный коммерческий опыт. Наконец, решающим фактором успеха японского бизнеса стал внутренний потребительский рынок. С ростом доходов средний класс приобретал все больше бытовой техники и других потребительских товаров, считавшихся необходимыми для комфортной семейной жизни.
Протестные движения
Рост уровня жизни простых японцев в конце концов помог и росту движений народного протеста 1960-х годов против продления Договора безопасности и против войны во Вьетнаме. Когда парламент рассматривал ратификацию Договора безопасности, левые оппозиционные партии пытались оттянуть его утверждение всеми возможными способами, включая сидячие забастовки. Премьер-министр Нобусукэ Киси (в прошлом подозревавшийся в военных преступлениях) прибег к жесткой тактике, чтобы добиться ратификации. Он приказал полиции вытащить оппонентов из палат парламента и затем провел голосование среди оставшихся сторонников ЛДП. Многих рабочих разъярило это пренебрежение демократическими процедурами, по всей Японии начались забастовки, сотни тысяч студентов вышли на улицы. Они выработали оригинальный репертуар тактик протеста, включая скандирование лозунгов и «танец змеи» (особый покачивающийся стиль маршировки). Смерть молодой женщины, раздавленной во время столкновения между студентами и полицией, вызвала еще больше народного гнева.
Еще одно крупное протестное движение было антивоенным — против войны во Вьетнаме. Общенациональный митинг в июне 1965 года привлек больше 100 000 человек, и ежемесячные демонстрации продолжались потом до конца 1973 года, собирая каждая до 70 000 протестующих. С 1967 по 1969 год в антивоенных митингах и демонстрациях приняли участие около 19 миллионов человек. Один из самых масштабных митингов состоялся в январе 1968 года, когда в Японию прибыл американский атомный авианосец, задействованный в войне. В ответ премьер-министр Эйсаку Сато (1901–1975) (в основном настроенный проамерикански) выдвинул три безъядерных принципа Японии: не иметь ядерного оружия, не производить его и не позволять другим странам привозить его на территорию Японии. Эта позиция принесла Сато Нобелевскую премию мира.
Вторая, более ожесточенная волна выступлений против Договора безопасности поднялась в преддверии продления соглашения в 1970 году. Эти протесты были более обширными, более сложными по структуре и более склонными к насилию, а также глубоко проникли в японские университеты. Тактика включала тайно спланированный внезапный захват символически важных мест вроде Токийского аэропорта Ханэда или здания парламента. К концу 1960-х годов элитное подразделение полиции, насчитывающее 29 000 человек, уделяло большую часть времени сдерживанию студенческих беспорядков и сбору информации о студенческих организациях.
Граждане быстро объединялись, и уже сотни групп протестовали против усугубляющихся загрязнений окружающей среды. Экологический ущерб стал следствием того, что все усилия государства и бизнеса были направлены на быстрый экономический рост. Фабрикам позволялось безнаказанно загрязнять воздух и воду, и в результате население промышленных городов страдало респираторными заболеваниями, а те, кто жил у грязной воды, подвергались воздействию ядовитых химикалий. Ослабление экологического контроля привело к двум большим скандалам из-за испорченных пищевых продуктов. В 1955 году порошковое молоко компании «Моринага» оказалось загрязнено мышьяком. Оно вызывало диарею, лихорадку и лейкемию; пострадали около 12 000 человек, погибли более сотни новорожденных. А болезнь Минаматы, обнаруженная в 1956 году, была вызвана употреблением в пищу рыбы, которая накопила токсичные соединения ртути. Эта болезнь поразила более 10 000 японцев и вызвала тысячи смертей.
В заливе Минамата (Южный Кюсю), известном обилием и разнообразием рыбы, находился химический завод компании Chisso. После войны наивысшим приоритетом было производство продуктов питания, а удобрения и сельскохозяйственные химикаты компании Chisso сделали ее лидером отрасли. Химические отходы завода сливались в залив без переработки. В середине 1950-х годов местные рыбаки заметили резкое снижение количества и качества улова. В заливе плавала мертвая рыба, а местные кошки начали двигаться странно, в судорогах, — некоторые даже бросались в море. На людей тоже напала неизвестная болезнь, характеризующаяся сильными судорогами, которые перемежаются потерей сознания и приступами безумия, и заканчивающаяся комой и смертью. Все жертвы ели много рыбы из залива, и, хотя многие полагали, что проблема связана с Chisso, говорить вслух о вероятности этого было табу: местное сообщество находилось в экономической зависимости от компании. Работая в тесном сотрудничестве с японским правительством, Chisso десятилетиями отрицала свою ответственность. Когда доказательства умножились, компания согласилась выплатить небольшую компенсацию жертвам, чтобы они не выдвигали дальнейших исков. В 1971 году переговоры зашли в тупик, и группа пострадавших устроила сидячую забастовку продолжительностью в 18 месяцев — крупнейшую и самую долгую в истории Японии. Дело Минаматы, все еще не полностью завершившееся, стало трагическим примером ситуации, когда тесные связи между бизнесом и правительством могут навредить простым людям.
Дело Минаматы было не единственным случаем крупного промышленного загрязнения. В 1965 году аналогичный случай загрязнения ртутью был выявлен в префектуре Ниигата: в 1967 году серосодержащий дым с завода Mitsubishi в префектуре Миэ стал причиной множества случаев хронической астмы, а в 1968 году в префектуре Тояма загрязненная вода для полива рисовых полей вызывала отравления кадмием. Вместе с делом Минаматы эти три эпизода известны как «четыре больших иска о промышленном загрязнении». Они стали очень мощными стимулами для гражданских движений против загрязнения окружающей среды, а действия активистов привели к принятию одного из самых строгих в мире законодательств о борьбе с загрязнением. К 1980 году Япония тратила на эту борьбу самую большую долю ВВП среди всех стран планеты.
Другие гражданские движения были связаны с противостоянием сельских жителей промышленному развитию, а также с городским сопротивлением высотному строительству, которое угрожало «праву на солнечный свет». В 1960-х и 1970-х годах фермеры активно противостояли строительству нового международного аэропорта Токио в городе Нарита (ныне аэропорт Нарита). Когда власти стали принудительно отчуждать фермерские земли, некоторые приковали себя к своим домам, выстроили укрепленные лагеря и отказались уезжать. К ним присоединились студенты и участники протестов против войны во Вьетнаме, они вступали в жестокие схватки с полицией. В 1978 году (с семилетним отставанием от графика) строительство аэропорта Нарита было завершено. Однако его открытие пришлось отложить, поскольку в диспетчерскую вышку ворвалась группа, вооруженная «коктейлями Молотова». В день открытия более 6000 протестующих забросали службу безопасности аэропорта камнями и зажигательными бомбами, а полиция задействовала водометы. Долгий конфликт в Нарите стал важным фактором в решении о месте строительства международного аэропорта Кансай в Осаке. Вместо того чтоб опять пытаться изымать земли в густонаселенных районах, его построили на искусственном острове.
Культура эпохи оккупации
Материальная культура
Осенью 1945 года для большинства японцев все было в дефиците: жилье, продукты, медицина и даже надежда. Война стоила Японии трети национального богатства и четверти жилого фонда. В то же время со всей империи возвращалось около 6 миллионов военных и штатских, и в разрушенной экономике они создали жестокую конкуренцию за рабочие места. Люди выживали как могли, самыми разными способами. Одни стали бездомными пьяницами, другие присоединились к якудза — преступным синдикатам, которые, помимо прочего, занимались торговлей наркотиками, сутенерством, азартными играми и рэкетом. (Якудза и сегодня активны и широко известны своими замысловатыми татуировками на все тело, некоторые из которых дополняются в течение всей жизни.) Многие женщины стали заниматься секс-работой, обслуживая оккупационные войска, — одни были вдовами или сиротами войны, другие — старшими дочерьми семей, которые они пытались прокормить. Вместо прямого обмена секса на деньги многие брали сигареты или алкоголь, которые потом можно было обменять или продать на черном рынке (ямиити).
Случаи смерти от голода и истощения были обыденностью: за первые три месяца после капитуляции из-за этого погибли около 1000 токийцев. Нехватка продовольствия стала острой еще во время войны, когда американское наступление отрезало страну от импорта продуктов из колоний. Власти призвали население добывать углеводы из желудей и опилок, а недостаток белка восполнять, употребляя в пищу коконы тутового шелкопряда, насекомых и грызунов. После капитуляции ситуация стала еще хуже. Американские продовольственные пайки, состоявшие в основном из пшеницы, давали только от трети до половины суточной потребности в калориях. Из пшеницы обычно делали рамэн или заготовки для дамплингов, продававшиеся в продуктовых ларьках (часто принадлежавших тем, кто вернулся из Китая). Тем не менее жестокий голод постоянно присутствовал в жизни большинства японцев вплоть до 1949 года. Пайки можно было дополнять покупками на черном рынке, но они были непомерно дорогими и формально незаконными. В течение первых трех лет оккупации за сделки на черном рынке арестовывалось более миллиона человек в год. В 1947 году тяжесть продовольственного кризиса продемонстрировал шокирующий инцидент: 33-летний судья, в чьи обязанности входило судебное преследование правонарушителей за деятельность на черном рынке, поклялся есть не больше нормированного пайка и вскоре умер от голода. Горожане ездили в деревню менять вещи на рис и другие продукты. Их образ жизни называли «побегом бамбука» или «луковицей», потому что люди плакали, снимая слои одежды, украшения и другие ценные вещи, чтобы обменять их на еду.
Черный рынок зачастую был единственным местом, где можно было купить продукты, необходимые товары или заработать на жизнь. К октябрю 1945 года по всей стране (большей частью в крупных городах) работали 17 000 рынков под открытым небом, и общая стоимость товаров всего черного рынка превышала годовой национальный бюджет. В ларьках с едой и напитками продавалось все — от тушеного мяса (из отбросов военных баз США) до дешевых алкогольных смесей (касутори), которые могли привести к слепоте или даже смерти. В других палатках продавали или обменивали одежду и хозяйственные товары. Ловкие дельцы изготовляли кухонную утварь из товаров военного назначения: столовые приборы — из мечей, кастрюли — из касок. Бывшие офицеры и коррумпированные чиновники богатели, продавая краденый уголь, бензин, сигареты, цемент и сталь из военных запасов. В целом рынки находились под жестким контролем якудза.
Нехватка жилья больше всего затронула рабочих, потому что американские бомбардировки опустошали районы, где они жили, оставив нетронутыми многие самые богатые районы. Десятки тысяч бездомных семей поселились в трущобах, ютясь вместе в хлипких лачугах из обугленной древесины, гофрированной жести и другого мусора. Некоторые нашли приют в выгоревших трамваях и автобусах, в подземных переходах вокзалов и даже в пещерах, прорытых в кучах мусора на свалках. К 1950 году достойного жилья все еще не было у миллионов японцев.
Кроме того, людей убивали болезни. Нищета, последовавшая за поражением, привела к всплеску туберкулеза, холеры, дизентерии и полиомиелита, а система здравоохранения была уничтожена, лекарств было не достать. С 1945 по 1948 год жертвами этих болезней стали около 650 000 человек.
В первые недели и месяцы оккупации войска союзников терроризировали население Японии. В префектуре Канагава американские солдаты за первые десять недель оккупации совершили 1336 изнасилований. Преступники остались безнаказанными, газетные материалы об изнасилованиях и ограблениях, совершенных солдатами, подпадали под цензуру. Японские власти, встревоженные угрозой женскому целомудрию, быстро приняли меры, чтобы завоевателям были оказаны сексуальные услуги. Профессиональных проституток было недостаточно, поэтому вербовали обычных женщин через расплывчатые рекламные кампании, приглашавшие «современных японских женщин поучаствовать в великой задаче поддержки оккупационных сил. Жилье, одежда и еда предоставляются». Заявки подали многие женщины, не знавшие о системе «женщин для утешения» военных времен и отчаянно пытавшиеся выжить. Большинство ушли, когда узнали правду о том, что им нужно будет делать, но первоначально в то, чему предстояло сделаться Ассоциацией отдыха и развлечений (The Recreation and Amusement Association, RAA), завербовались 1360 женщин в Токио. Как и их соратницы во время войны, послевоенные «женщины для утешения» вынуждены были обслуживать от 15 до 60 мужчин в день и некоторые от отчаяния совершили самоубийство или бежали. Тем не менее в Токио вскоре открылось более 30 новых центров RAA и еще больше в 20 других городах. Всего в RAA, «развлекая» оккупационные войска, работало примерно 70 000 женщин.
RAA не прожила долго. В 1946 году, столкнувшись с антипроституционным давлением из США, а также с всплеском венерических заболеваний среди своих солдат, Макартур закрыл RAA и объявил проституцию незаконной. Но древнейшая профессия мира вряд ли исчезла бы в условиях военной оккупации. Публичные дома в так называемых кварталах красных фонарей вокруг военных баз продолжили работать полуподпольно, а на городских улицах появились проститутки, известные как девушки панпан. Проституция оплачивалась лучше, чем большинство других работ, доступных тогда женщинам, так что на улицы вышли десятки тысяч. Американская военная полиция считала всех японок потенциальными проститутками. Под ее периодические ночные облавы попадали любые женщины. Их заставляли проходить унизительные осмотры на предмет венерических заболеваний. Многие панпан были еще подростками. Их легко узнавали по ярким платьям и макияжу. Общество было напугано их появлением, СМИ проявляли к ним повышенный интерес, так же как это произошло с «современными девушками» 1920-х годов. Панпан осуждали и за то, что они водят компанию с американцами, и за их потворство собственным желаниям, эротизм и консюмеризм.
Считалось, что среди панпан выделялось два основных типа: батафурай (яп. чтение английского butterfly, «бабочка»), которые меняли клиентов беспорядочно, и онри (яп. чтение английского only, «единственный»), верные одному покровителю. Не было секретом, что многие американские солдаты, женатые или нет, держали любовниц, которых снабжали ценными для Японии того времени товарами — алкоголем, сигаретами и шоколадом, а также губной помадой и нейлоновыми чулками. Панпан отразились в образе Бэби-сан, персонаже карикатур из «Звезд и полос» (Stars & Stripes) — газеты для военнослужащих США в Японии. Бэби-сан изображалась лживой и алчной, выпрашивающей подачки на плохом английском, но она также была сексапильной, подобострастной — и неотразимой для американских солдат. Она была оккупационной версией Мадам Баттерфляй — игрушкой, которую оставят в Японии, тем более что во многих штатах США еще действовали законы против смешения рас, запрещающие межрасовые браки.
Черный рынок и панпан стали главными образами в общественном сознании времен оккупации. В своей монументальной, отмеченной Пулитцеровской премией книге «В объятьях победителя» (2000) Джон Дауэр отметил, как горько и трогательно детские игры тогда воспроизводили социальные ситуации. Собственно детских игрушек было мало, и дети подражали жизни взрослых. Самыми популярными играми были «солдат и проститутка» (панпан асоби), «черный рынок» (ямиити-гокко) и «левая политическая демонстрация» (дэмо асоби). В игре в поезд «кондуктор» выбирал тех, кто поедет на специальном поезде для оккупационного персонала. Остальные «ехали на обычном поезде», толкаясь, пихаясь и взывая о помощи.
В то время как японцам недоставало нормального жилья, питания и медицины, а многие, чтобы выжить, стали преступниками и проститутками, американские оккупанты и их семьи вели шикарную жизнь в домах, отобранных у прежней элиты, или в жилых комплексах, построенных по американским стандартам за счет японского правительства. Эти комплексы были оборудованы по последнему слову техники (в некоторых были даже бассейны), а рядом располагались школы, церкви, магазины, клубы и кинотеатры. Семьи военных жили в роскоши, какую не могли бы позволить себе дома. У них были слуги, а выходные они проводили в высококлассных отелях по всей Японии, реквизированных военными властями, где лакомились говядиной сукияки. Американцы покупали жемчуг, антиквариат и сувениры в магазинах, куда не было входа японцам. Рестораны, театры и другие заведения для оккупантов соблюдали сегрегацию по образцу расовой в некоторых штатах США. Их вывески гласили: «Японцам вход запрещен». Одни американцы жалели обнищавших японцев, другие относились к своему положению в Японии легкомысленно. Большинство твердо верило, что местные ниже их по рангу и должны быть благодарны за американскую благотворительность. Впрочем, американский дипломат Джордж Кеннан осудил своих сограждан как паразитов с их «колоссальной невосприимчивостью к страданиям и трудностям» японцев. Он обвинил оккупантов в том, что они монополизировали в стране «все, что пахнет комфортом, изяществом или роскошью», и противопоставил их «безделье и скуку» «усилиям и тяготам побежденной, опустошенной страны».
Религиозная жизнь времен оккупации
Через месяц после прибытия в Японию Макартур начал набор особого персонала. Целью было привезти в Японию 2000 американских миссионеров и проповедников, чтобы помочь заполнить «духовный вакуум» страны. Как и многие американцы, генерал верил военной пропаганде, утверждавшей, что японцы буквально поклонялись императору Хирохито как «живому божеству». Несмотря на приложенные серьезные усилия, христианство не добилось большого успеха в Японии. К концу оккупации христианами были 0,5% населения страны — не больше чем до Пёрл-Харбора. Однако послевоенная Япония не отвергала религию как таковую. Новая конституция гарантировала свободу религий, и тут же появилось множество новых религиозных движений, а некоторые быстро выросли, и в них состояли уже миллионы человек. Один писатель назвал этот феномен «часом пик для божеств». ШОС дал религиям усиленную правовую защиту — в противовес подавлениям «Оомото» и других групп в 1930-х и 1940-х годах. Японские власти опасались ошибиться в области, настолько важной для оккупационной администрации, и, как правило, занимали позицию невмешательства в дела религиозных групп. Те оставались в привилегированном статусе — свободными от налогов, даже будучи замешанными в сомнительных схемах сбора средств и в разного рода политической активности.
В центре новых послевоенных культов, как и прежних, обычно находились харизматические личности. Часто новые религиозные движения пытались исцелять людей или заниматься спиритуалистической деятельностью. Новых групп было много, и они жестко конкурировали, стараясь привлечь неофитов. Они проводили тщательно продуманные мероприятия, возводили впечатляющие штаб-квартиры и широко использовали СМИ, настойчиво вербуя сторонников. Официальная пресса и широкая публика в основном относились к новым культам с презрением, в частности потому, что некоторые из них были замешаны в скандалах с налогами и растратами. Члены новых религиозных групп подвергались дискриминации и насмешкам. Тем не менее несколько основных групп сумели после войны завербовать миллионы сторонников, потому что очень многие разочаровались в прежних идеалах, обнищали или потеряли семьи. Традиционные религии, центральные власти и местные органы не смогли оказать многим людям реальную социальную поддержку. В то же время новые культы предоставляли им неравнодушное сообщество с впечатляющими возможностями проводить время, комфортом, атмосферой энергии и успешности. Часто люди посещали тесные, хорошо им знакомые группы для саморефлексии и психологического консультирования, там они могли дать выход повседневной фрустрации. Так новые культы, пусть о них и часто злословили, помогли многим японцам найти себя в новой, сбивающей с толку эпохе истории Японии.
Одной из сект с дурной репутацией стала «Тэнсё Котай Дзингукё», широко известная как «Танцевальная религия». Ее основательница Китамура Саё (1900–1967), известная как Огамисама, была крестьянкой. Она утверждала, что в нее вселился абсолютный бог, и вела милленаристские проповеди. Они происходили на улицах, включали песни и экстатические танцы и в 1947 году стали привлекать внимание прессы. Огамисама была харизматична, носила мужские костюмы и открыто и грубо осуждала как императора, так и Макартура. Другие новые послевоенные культы были ответвлениями старых сект. Синтоистское «Оомото» после войны начало восстанавливаться после запрета своей деятельности в 1935 году, но его быстро обогнали группы, основанные бывшими членами и позаимствовавшие учения и практики «Оомото». Крупнейшими были «Сэкай Кюсэйкё», «Братство абсолютной свободы» (PL-Кёдан) и «Сэйхо-но Иэ», которые к концу 1950-х годов привлекли более 1,5 миллиона членов. Из буддийской школы «Нитирэн» (см. главу 4) выросло несколько новых больших культов, включая «Рэйюкай», «Риссё Косэйкай» и «Сока Гаккай».
«Сока Гаккай» основали в 1930 году педагоги Цунэсабуро Макигути (1871–1944) и Тода Дзёсэй (1900–1958). Они хотели преобразовать милитаристскую образовательную систему Японии в более гуманистическую. В 1943 году оба попали в тюрьму за отказ разместить в своих домах синтоистские талисманы. Макигути умер в тюрьме, а Тода в 1945 году освободился и отстроил организацию заново. «Сока Гаккай» имела агрессивную тактику вербовки новых членов, известную как сякубуку (буквально «сломать и раздавить»). Семьям и друзьям ее участников угрожали божественным наказанием — болезнями и несчастьями — в случае отказа также присоединиться к движению. К 1958 году, когда умер Тода, этот подход принес «Сока Гаккай» больше миллиона членов, но также и дурную репутацию в обществе. Икэда Дайсаку (род. 1928) стал главой группы в 1960 году и начал кампанию международной экспансии во имя мира, культуры и образования во всем мире. Под его руководством «Сока Гаккай» выросла до более чем 12 миллионов человек в 190 странах. Также она оказалась сильно вовлечена в японскую политику, основав в 1962 году партию «Комэйто» (Партия чистой политики). Для поддержки своих кандидатов она успешно мобилизовала свою большую членскую базу. Сначала «Комэйто» главным образом выступала против коррупции и ядерного оружия, в целом поддерживая позиции Социалистической партии Японии. В 1971 году религиозное движение и политическая партия юридически разделились, но сохранили тесные связи. Со временем «Комэйто» сдвинулась вправо, по направлению к социальному консерватизму, и стала частью правящих коалиций вместе с Либерально-демократической партией Японии.
Литература и кино в 1940-х и 1950-х годах
После войны в условиях оккупационной цензуры многие писатели обратились к пацифистским темам, и некоторые их романы были экранизированы. Роман Митио Такэямы «Бирманская арфа» (Бирума но татэгото, 1946) режиссер Кон Итикава экранизировал дважды: в черно-белом варианте в 1956 году и в цветном — в 1985-м. Роман и фильмы рассказывают о взводе японских солдат в Бирме, которые сдались британцам, когда узнали, что война закончилась. В отряде есть арфист Мидзусима, которому поручено доставить новости группе солдат, прячущихся в горной пещере, но те яростно отвергают его просьбы признать поражение. Пещеру атакуют; местный монах помогает Мидзусиме. Тот хочет вернуться к своим, крадет робу своего спасителя и сам маскируется под монаха, обрив голову. По пути он видит множество трупов японцев и принимает решение остаться в Бирме и посвятить жизнь захоронению погибших и изучению буддизма. Его товарищи из взвода подозревают, что арфист оставил их. Они тренируют попугая повторять фразу: «Мидзусима, давай вернемся в Японию вместе» — и просят деревенскую женщину доставить птицу местному монаху, который, как они надеются, и есть их замаскировавшийся товарищ. Женщина возвращается с другим попугаем, повторяющим: «Нет, я не могу вернуться», и с письмом, объясняющим новую мирную миссию Мидзусимы.
Итикава также экранизировал роман Сёхэя Ооки «Огни на равнине» (Ноби, 1951). Фильм «Ноби» (1959) без прикрас изображает бедствия отчаявшегося японского солдата в джунглях Филиппин. Главного героя, рядового Тамуру, предали его же сослуживцы как бесполезное бремя, потому что у него туберкулез. Он скитается в одиночку, похищает и убивает девочку-филиппинку, чтобы выжить, и в конечном счете присоединяется к группе голодающих солдат, которые пытаются достичь пункта эвакуации и ускользнуть от противника. Тамура встречает двух мужчин из своего отряда, которые утверждают, что живут на «мясе обезьян», но вскоре выясняется, что они стали людоедами. Финал фильма открыт: Тамура падает в обморок, двигаясь в сторону огней на далекой равнине, — он считает их знаком пункта эвакуации, который вернул бы его к «нормальной жизни». Безрадостный и жуткий отчет об ужасах, которые совершают люди ради выживания, несет незабываемый и тревожный антивоенный посыл.
Еще одним послевоенным жанром была «атомная литература» (гэмбаку бунгаку), написанная как выжившими в атомной бомбардировке (хибакуся), так и погибшими после этих катастроф. Оставшиеся в живых создавали мемуары и художественную литературу, поэзию. Автобиография поэта Тамики Хара под названием «Летние цветы» («Нацу-но хана»), написанная вскоре после бомбардировки Хиросимы, начинается с откровенного заявления: «Я спасся, потому что был в туалете». Самым значительным автором среди выживших стала Ёко Ота — автор четырех гневных повестей о Хиросиме. Первый из них, «Город трупов» («Сикабанэ-но мати»), был завершен уже к осени 1945 года, но попал под цензуру ШОС и был напечатан только тремя годами позже, да и то с многочисленными купюрами.
Однако наиболее известные работы «атомной литературы» создали именно те, кто сам не попал под бомбы. Получивший наибольшее признание критиков роман «Черный дождь» («Курой амэ», 1966) написал Масудзи Ибусэ. Роман рассказывает об опыте семьи из трех выживших в бомбардировке человек. Их дневниковые записи сплетены в историю о том, как молодая племянница японской сельской пары не может найти себе мужа, потому что она попала под радиоактивный черный дождь и семьи потенциальных женихов боятся его последствий. Экранизация 1989 года (реж. Сёхэй Имамура) получила несколько премий японской киноакадемии, в том числе за лучший фильм, лучшую режиссерскую работу и лучшую женскую роль. Книга очерков и рисунков «Хиросимские записки» («Хиросима ното», 1965) лауреата Нобелевской премии Кэндзабуро Оэ исследует человечность и героизм выживших. Медики пытались спасти других, хотя сами страдали от лучевой болезни. Некоторые жертвы бомбардировок стали публичным лицом трагедии ради кампании против распространения ядерного оружия. Международной аудитории больше всего стала известна работа Кэйдзи Накадзавы «Босоногий Гэн» («Хадаси-но Гэн»), сначала вышедшая в виде комикса манга (1973–1985), затем опубликованная в виде книги, распроданной в 6,5 миллиона экземпляров на 12 языках, и наконец адаптированная в анимационный фильм в 1983 году. Автобиографическая история начинается в Хиросиме в последние месяцы войны, когда семья шестилетнего Гэна пытается выжить. После бомбардировки Гэн видит ужасающие картины: люди умирают или изуродованы. Несмотря на это, в целом произведение пронизано надеждой. «Босоногий Гэн» выражает уверенную пацифистскую позицию: и японский милитаризм военного времени, и аморальные действия оккупационных войск изображены в негативном свете.
Антиядерные настроения вдохновили еще один популярный кинофильм, «Годзира» (режиссер Исиро Хонда, 1954), — первый фильм о чудовище, более известном как Годзилла. Фильм начинается с уничтожения рыбацкого судна древним существом, которое пробудили испытания водородной бомбы. Здесь в некотором смысле отражен эпизод, случившийся на самом деле. В марте 1954 года японское судно для ловли тунца «Счастливый дракон» попало под радиоактивные осадки от испытания американской термоядерной бомбы на атолле Бикини около Маршалловых островов. Двадцать три члена экипажа получили сильное радиоактивное облучение, некоторые из них погибли. США попытались скрыть инцидент, но трагедия вызвала массовые и ожесточенные антиядерные протесты. Более 30 миллионов японцев подписали петиции против ядерных испытаний, был создан Японский совет против атомных и водородных бомб (Гэнсуйкё). В фильме Годзира (чье имя скомбинировано из слов «горилла» и яп. кудзира, то есть «кит») — это метафора ужаса и разрушений, что несут атомные бомбы. Попытки людей остановить Годзиру тщетны, он прорывается сквозь высокий забор под напряжением, воздвигнутый Силами самообороны Японии, и яростно разрушает Токио. Виды разрушенного чудовищем города сильно напоминают фотографии последствий взрыва ядерной бомбы. Первый фильм о Годзире был задуман как мрачное размышление о войне и опасностях ядерного оружия. Но его сильно отредактировали и переработали для американского рынка, где он вышел как «Годзилла, король монстров!» (Godzilla, King of the Monsters!, 1956). Антиядерный и антивоенный посыл был сильно ослаблен. В последующих фильмах уже не он, а сам монстр занял центральное место — в серии безвкусных малобюджетных фильмов он дрался с другими чудовищами: Мотрой, Роданом и трехголовым Гидорой. Годзилла появился более чем в 30 японских и американских кинофильмах, включая «Годзилла: Возрождение» (Син Годзира), который стал самым кассовым фильмом в Японии в 2016 году.
