Является ли явная нехватка ископаемых животных в докембрии – “затерянном мире” Дарвина – действительным явлением или “блефом”? Находятся ли недостающие карты пока в колоде (укрыты в геологической летописи), на руках у других игроков (возможно, в музейных хранилищах) или их вообще не существует?
Как мы видели, в качестве ответов были предложены три основных приема (“догадка Лайеля”, “уловка Дейли” и “маневр Солласа”). “Догадкой Лайеля” (отсутствие ископаемых остатков в докембрии связано с неполнотой летописи) воспользовался Дарвин в 1859 г. В последнее время некоторые ученые, например Ричард Форти, предсказывали, что большинство докембрийских животных окажется слишком мелкими и хрупкими, чтобы оставить “росчерк” в летописи. Но ничто из этого не соответствует вполне “цирку червей”. Следы животных замечательно сохраняются, к тому же, благодаря эрозии, их проще найти. Даже мельчайший из червей наверняка “оставил запись” в геологической летописи.
“Уловка Дейли” предполагает совершенно иной сценарий: взрыв разнообразия ископаемых остатков в начале кембрия должен был сопровождаться радикальным изменением химического состава океана и атмосферы. Но это не вполне соответствует имеющейся картине. Так, существа, которые создавали агглютинированные трубки платисолениты, оставляли русофикусы или норы гиролиты, по-видимому, чрезвычайно мало интересовались химией карбонатов. Пока нет доказательств того, что они нуждались в воде, обогащенной фосфором, кальцием или кислородом. Это оставляет нас наедине с “маневром Солласа”: геологическая летопись должна показать признаки эволюционных преобразований, возможно, целую их лавину, вызванную рядом инноваций. Пока мы лишь догадываемся, какими были эти эволюционные новшества.
Какой ни была бы основная причина кембрийского взрыва, его результат в эволюционном отношении оказался настолько значительным, что он не только сделал лучше видимыми определенные “карты” в игре (скелетные остатки), но и изменил правила самой игры. Больше нельзя было жить на морском дне безо всякой защиты. Времена изменились, явились новые (и пугающие) лица. И, как мы увидим, два новых решения для борьбы с челюстями (скелетная броня и норы) изменили облик нашей планеты.
Дорога от бухты Португал-Коув к маяку на мысе Кейп-Рейс может показаться самым пустынным местом в Северной Атлантике – целых 40 км вдоль цепочки телеграфных столбов. На плато с болотами и мхами деревья не растут: здесь всегда сильный ветер. В тот день в 1987 г., когда мы приехали, с моря накатил густой серый туман, превративший белый день в кельтские сумерки. И правильно: этот уголок Ньюфаундленда населен ирландцами.
Наша геологическая группа явилась сюда, чтобы осмотреть знаменитый обрыв Мистейкен-Пойнт. Своим названием – “мыс Заблуждения” – это место обязано трагедии. Сто лет назад в условиях плохой видимости капитан парохода “Джордж Вашингтон” километров на двенадцать раньше, чем следовало, заложил штурвал на правый борт, и корабль погиб со всеми пассажирами. Но серые скалы у Мистейкен-Пойнта “документируют” еще одну печальную историю конца “темного века” докембрия и кембрийской “зари”.
Чтобы взглянуть на окаменелости Мистейкен-Пойнт, нам пришлось примерно на полпути к Кейп-Рейсу оставить машину и спуститься по грязной тропинке к морю. Здесь мы нашли толстые слои темно-зеленой породы, выступающие из обрыва под лихими углами: одни погружены в пенные волны, другие устремлены к небу. Неудивительно, что мы интересовались вторыми: кому же охота упасть в соленую воду? Мы нашли с полдюжины слоев осадочных пород, каждый на добрых три метра выше бурунов, и до каждого можно долезть, лишь спустившись по скале.
Когда мы подобрались к окаменелостям, нашу болтовню прервал рев: еще одна волна закончила путешествие по Атлантике. Обдав солеными брызгами, она ударила в скалу у меня под ногами. Просто удивительно, как ископаемые уцелели под постоянным натиском волн, не говоря уже про зимний лед и снег. Но здесь могут произойти и более странные вещи. Когда садится солнце, скалы оживают.
Если на закате взглянуть на слои осадочных пород сверху, со склона, то покажется, будто плывешь над древним (ок. 563 млн лет) морским дном, покрытым сотнями окаменелостей (из самых впечатляющих на планете!), что сохранились в виде горельефов. Несомненно, это одно из самых грандиозных бесплатных шоу на Земле.
Этих существ можно уподобить (призвав на помощь фантазию, конечно) цветочным клумбам в английском загородном саду, засаженном оленьим языком (чарния), латуком (брадгатия) и гигантскими маргаритками (айвсхедия). Естественно, окаменелости никак не связаны с современными цветковыми растениями: их не существовало до конца эпохи динозавров (меловой период). Окаменелости, о которых идет речь, – древнейшие из известных кандидатов в наши предки – некоторые из недостающих звеньев “затерянного мира”. Но остатки ли это животных?
Возможно, самое удивительное и распространенное здесь ископаемое – это “веретенообразное животное”, недавно получившее название фрактофузус (Fractofusus). В осадочном слое появляется несколько сотен отпечатков таких “веретен” – некоторые достигают 30 см в длину (рис. 9). Эти остатки радуют глаз: кажется, будто гравер вырезал формы в твердой породе. Окаменелости такой сохранности выглядят как гемма или след ноги на песке и демонстрируют брюшную поверхность тела таинственного организма. Взглянув поближе, мы замечаем, что веретенообразное ископаемое состоит из десятков “кустов”, похожих на листья папоротника, от крупных (в центре тела организма) до мелких (у краев). Этим фрактофузус слегка напоминает викторианскую рамку с рядами листьев страусника. И, как и у папоротника, “листья” фрактофузуса похожи на знаменитые фракталы, изображающие множество Мандельброта, и его латинское название означает “фрактальное веретено”.
Рис. 13. Салатовидный отпечаток брадгатии. Рисунок выполнен мною с использованием лазерного сканирования высокого разрешения голотипа из Чарнвуд-Фореста (Англия). Ему около 565 млн лет. Видны плотно сгруппированные “листья”, каждый из множества крошечных элементов, напоминающих чарнию. Размер окаменелости – около 40 см.
Здесь и там среди “веретен” попадаются отпечатки брадгатии (Bradgatia; рис. 13). Эта окаменелость напоминает салат-латук, сбежавший из огорода в поисках лучшей жизни. Кое-какие из этих окаменелостей сохранили “товарный вид”. Иные же образцы, довольно крупные и довольно пышные, как будто пошли на семена. При рассматривании “кустов” становится понятно, что тело брадгатии (как и у фрактофузуса) сложено из частей, каждая из которых напоминает лист папоротника. Нечто наподобие этих листов сохранилось и отдельно: это существо назвали чарнией (Charnia; рис. 10). У чарнии, как и у распушенного страусиного пера, есть перемежающиеся жилки и сложная структура. Длина некоторых образцов из Англии достигает почти 1 м, но большая их доля не крупнее кулака.