Есть ли у наркоманов право на уважение?

Кейс

В декабре 2018 года на сайте «Батенька, да вы трансформер» вышла статья «Героин — собственность модели» про наркозависимую девушку Тэо. В статье она рассказывает, что сама зарабатывает на жизнь, следит за собой, держит зависимость под контролем и ведет обо всем этом блог в одной из социальных сетей. Статья провисела на сайте всего несколько дней — ее убрали по требованию Роскомнадзора. В конце января 2019 года Тэо задержали и обвинили в хранении и распространении наркотиков, но потом мера пресечения была изменена на подписку о невыезде. В феврале 2020 года ее приговорили к одному году и восьми месяцам колонии. На оглашение приговора Тэо не явилась и была объявлена в федеральный розыск.

Катя: Когда статья «Героин — собственность модели» вышла, ее много обсуждали. Одни говорили, что текст нельзя было печатать, потому что он однобокий и жизнь Тэо производит слишком радужное впечатление, другие — что такие тексты необходимы, потому что люди должны знать, как живут наркоманы. Но, когда статья была запрещена, те, кто выступал против нее, лишились своей позиции, потому что теперь независимо от их взглядов она совпадала с позицией Роскомнадзора. Мне кажется важным, отбросив обсуждение права Роскомнадзора запрещать публикации СМИ, вернуться к разговору о самой статье. Ты считаешь этот текст нормальным? Нужно было его публиковать?

Андрей: У меня есть к нему претензии, но в социальном смысле я считаю этот текст нормальным. Нет ничего плохого в том, что его опубликовали. Я не буду хвататься за голову и говорить: «Я не хочу, чтобы мои дети прочитали этот текст».

К: В обсуждениях этой статьи встречается слово «дестигматизация». И есть точка зрения, что этот текст — часть важного процесса по дестигматизации наркозависимых. Зачем менять негативный образ наркомана в глазах общества? Почему это важный процесс?

А: Потому что человеку сложно вести хотя бы относительно нормальную жизнь, когда он борется с общественным презрением. Тот, кто подсел на биоиды, и так прикладывает невероятные усилия, чтобы выживать.

К: Что значит нормальную жизнь? Возьмем дестигматизацию ВИЧ-инфицированных, которая до сих пор ведется в обществе. Людям говорят: «Не важно, виноват ли этот человек в том, что с ним произошло, он имеет точно такое же право на обычную жизнь — работать с вами на одной работе, пожимать вам руку и даже сидеть с вашими детьми. Это безопасно». Предположим, мы будем действовать по той же схеме и закроем глаза на то, каким образом человек подсел на наркотики. Но ведь он не хочет жить обычной жизнью. У героини статьи, которую мы обсуждаем, много ограничений, которые она сама себе поставила, чтобы комфортно и вовремя получать дозу, — Тэо работает из дома, не общается с ненаркоманами. К тому же она не готова бороться со своей зависимостью. А человек с ВИЧ, о котором мы говорим, что его не надо бояться, получает ретровирусную терапию — мы же не ВИЧ-диссидентов дестигматизируем.

А: ВИЧ-диссидент опасен для окружающих именно потому, что он готов во славу своих убеждений по-настоящему вредить людям. Ну, например, не лечить своего ребенка, который с рождения ВИЧ-положительный. Или заниматься сексом не предохраняясь. Здесь и проходит грань — человек либо пытается выстроить свою жизнь так, чтобы не наносить вред окружающим, либо ему на них плевать. Во втором случае у общества есть право его исключить. Но, если человек живет пусть даже деструктивной жизнью, но не наносит ради ее продолжения вреда другим, мы не можем отказать ему в человечности, в его праве жить своей жизнью.

К: Давай тогда определим, что такое «плевать на окружающих». Жизнь матери Тэо подчинена тому, чтобы доставать ей наркотики. Разве, когда ты вовлекаешь людей, это не говорит о том, что тебе на них плевать? Будем честны, много ли ты знаешь героиновых наркоманов, про которых не говорят, что они врут, выносят все из дома, ужасно мучают своих близких?

А: У людей часто бывают довольно дисфункциональные отношения с матерями. И кого-то родители много лет спасают и поддерживают. Было бы маме легче, если бы дочь от нее закрылась? А если она как раз ради матери надевает красивые платья, вымучивает из себя улыбку? Отвечая на твой второй вопрос — да, я понимаю, что, может быть, эта девушка Тэо нам врет. Возможно, она и себя обманывает, когда говорит, что все контролирует. И жизнь ее совсем не такая безобидная и безоблачная. Но это совершенно не значит, что даже в таких обстоятельствах человек не стремится к нормальной жизни.

К: Можно ли разрешить человеку делать с собой все что угодно? Безусловно, если это взрослый человек, мы не можем его ограничить. Но у тебя же начинают трястись руки, когда ты слышишь, что кто-то лечит рак гомеопатией или смузи, да еще и пропагандирует это. Он может согласиться на операцию или пройти курс химиотерапии, но он этого не делает, показывает тебе себя красивого и говорит: «Смотрите, я пью смузи, я буду работать из дома, потому что уже не могу передвигаться, но меня все абсолютно устраивает».

А: Про пропаганду у меня такое есть рассуждение. У любого текста есть адресат. Мы себе сразу представляем, что адресат статьи «Героин — собственность модели» — наш ребенок, и, когда он ее прочитает, он с большей (или меньшей) вероятностью станет наркоманом. С моей точки зрения, это так не работает, потому что обстоятельства, из-за которых люди становятся наркозависимыми, очень разнообразны и сложны и обычно подразумевают некую социальную дисфункциональность. Или невезение — я, честно говоря, думаю, что вокруг меня много людей, которым просто повезло не стать наркоманами. Так вот, адресатами текстов могут быть не только люди снаружи, но и люди изнутри, то есть сами наркозависимые. Если ты уже наркоман и все вокруг говорят только о том, как ты ужасен, это может убивать гораздо эффективнее наркотиков.

К: Веришь ли ты, что люди, которые избавились от зависимости и ушли в ремиссию, живут дольше, чем те, кто от нее не избавился? Зачем нам показывать, как хорошо человеку, который говорит: «Я выбираю короткий путь, я все контролирую, у меня все в порядке»?

А: Лечение от зависимости — огромная работа. И эту работу, как, вероятно, и лечение от рака, человек очень редко способен проделать самостоятельно. И это тоже вопрос везения. Если бы наркоманов с тяжелой опиоидной аддикцией было не так много, то, наверное, у нас хватило бы сил и ресурсов взять их всех за руки и вывести на свет. В России наркозависимых больше миллиона. В мире — много миллионов. Раз излечение для большинства из них — это недопустимая, невозможная роскошь, пусть будет хотя бы паллиатив. Пусть все хотя бы делают вид, что наркозависимые — нормальные люди с нормальной жизнью. Тем более если мы сможем создать такую среду, в которой они будут социализированы и им станет легче жить. Да, мы знаем больше опустившихся наркоманов, чем успешных. Но, может быть, дело не в том, что наркоманы не способны социализироваться, а в том, что успешные наркоманы лучше себя скрывают. И в этом тоже есть опасность — любая группа людей, которая долго скрывает свою природу и свой образ жизни, виктимизируется. Возможно, статьи, подобные той, которую мы сегодня обсуждаем, что-то изменят.

К: То есть тебе кажется, что эта статья про успешную жизнь? По моим меркам, это больше похоже на ад.

А: Тут я с тобой согласен, но, возможно, человек, который живет в худших условиях, воспримет такую жизнь как нормальную. Для него это будет большой шаг вверх.

К: Как же другие зависимости? Почему их не гламуризируют? Я не могу представить себе текст о тяжелом водочном алкоголике, вся жизнь которого построена вокруг того, чтобы с утра влить в себя две бутылки водки, а потом фрилансом заработать на следующую порцию.

А: А ведь тяжелый водочный алкоголик — это просто столп русской культуры. Все знают, как он выглядит, как он себя ведет. Что он все время врет и ворует ровно так же, как героиновый наркоман. В России миллионы таких людей. Я уверен, что позитивного представления о них тоже не хватает, и это делает их жизнь менее полноценной.

К: Многие считают, что алкоголики сами виноваты в том, что с ними происходит. Те, кто так думает, например, не жертвуют денег на лечение болезней, связанных с алкоголизмом.

А: Если ты не понимаешь, зачем давать деньги, — не давай, дай на что-нибудь, во что ты веришь. Вряд ли ты хочешь наказать человека за то, что он безответственно к себе относился. Ты просто не хочешь ему помочь. Но ты можешь помочь тем, кто с ним рядом. Между прочим, адресатами дестигматизирующих статей могут быть не только герои, но и их близкие. В случае Тэо — это ее мама, которая не выкинула дочь из своей жизни. Она же не может, в отличие от нас, сказать: «Не хочу всего этого знать». Если представить, что эта статья написана для таких людей, как она, — можно ли их оставить без такого текста?

К: Такие тексты очень слабое им утешение. Что дестигматизация по сравнению с горем, с которым они столкнулись? И какой эффект будет от всего этого? Люди в принципе сочувствуют родителю наркомана, но будут ли они сочувствовать, если родитель скажет «У меня ребенок наркоман, вот его наркотический блог, посмотрите, какой он здесь красивый»? Здесь, между прочим, есть еще одна проблема. Мама, которая говорит своему наркозависимому ребенку «Я хочу, чтобы ты бросил. Я тебе помогу — положу в больницу, отправлю на ферму с трудотерапией», получит от него такой ответ: «Посмотри на маму Тэо. Вот это настоящая поддержка! Вот как должно быть в современном мире».

А: Проблема в том, что мама — это последний человек, который может направить на путь истинный, потому что мама всегда начнет с борща, поддержки. Она по-другому не может.

К: Мне кажется, ты стигматизируешь матерей.

А: По моему опыту, если людям кто-то и помогает, то не их родители. Даже если они привяжут к кровати, это все равно не поможет, пока человек сам не примет решение.

К: Героиновая ломка, как и депрессия, не то состояние, в котором человек может принять решение. Первая задача — вывести его из мрака, чтобы он уже сам мог решать, как ему быть дальше. Когда тебе объясняют, что можно жить красиво и приятно в состоянии наркотической зависимости, очень сложно захотеть из него вылезти.

А: Мотивация, которая нужна, чтобы слезть с наркотиков, совершенно несравнима с мотивацией или демотивацией, которую создает одна маленькая статья, причем написанная совсем не розовыми красками. Завершая наш диалог, я готов допустить, что единственный человек, которому этот текст помог, — сама героиня Тэо, которая просто на пять минут почувствовала себя лучше, потому что стала звездой гламурной съемки. Может быть, пять минут ее жизнь была менее трудной и безысходной. Одно это уже стоило того, чтобы публиковать статью.

К: Действительно, как вышло — так вышло.