Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Илья Чердынцев
Я никогда не поверю, Теодор, что под высоким и звездным небом маленькие грызуны, похожие на белок, сводят концы с жизнью. Ты знаешь, Теодор, я плохо разбираюсь в небе, но, если посмотреть, не найти и крошечного кусочка без созвездия. И под этим небом они венчают дело, ныряя в умывальник с водой, по 5 штук разом. Кто они? И что они мне хотят сказать этим? Я, конечно, пожалел, что не взял с собой справочник натуралиста. Из чтива у меня с собой было два тома дипломатии и что-то из детского, вроде, «Мойдодыр». Я решил, что просто хорошенько изучу их повадки.
Так я проснулся одним утром, решил почистить зубы и почувствовал привкус мышиного дерьма во рту. Я поднял крышку умывальника и задумался. Относительно вечности, Теодор, эти смерти – ничто, и я уже давно не сентиментален и знаю: жизнь – это не пикник. Я привык к тому, что существование – это пустой осенний лес с сухим хрустом листьев под ногами. Я стал циничным и мне близок фатализм, но все это не выходило из моей головы, мысли постоянно возвращались к этим смертям. Возможно, все слишком просто и это всего лишь гармоничная природная аномалия или космический гипноз, которому, как ты хорошо знаешь, так подвержено семейство грызунов. Но, может быть, все намного сложнее?
В конце концов, цель моей поездки к крутым берегам была совершенно не в этом.
Меня до сих пор интересует тема НЛО, странные следы диких животных и необычные крики птиц, но больше того меня захватывают глубинные темы – темные ямы. Появляющиеся в тумане плавучие церкви на воде, например, либо же плот, на котором много лет подряд сплавляется один старик и 40 голых женщин. Ты знаешь, я видел этот плот, когда был слишком юным, к тому же, я был наивным. Просто подумал тогда, что в этом нет ничего странного, что так надо: плот и сорок голых женщин в компании старика. Проплывая мимо, девушки брызгались водой, а их смех разносился и, петляя руслом реки, на повороте срывался в лес, откуда возвращался глубоким эхо. Старик молча сидел, не предавая ничему значения.
Уже заходило солнце, и, как это свойственно наблюдательным людям, обладающим холодным рассудком и пытливым умом, я продолжал думать о зверьках. Теодор, я думал, что они совершенно ручные, хоть и привыкли жить в своем диком мире. Они спускались ко мне с ветвей кустарника, а я – стыдно признаться перед тобой сейчас – но я пытался накормить их дешевым сыром, подобно школьнице, пересмотревшей диснеевских мультфильмов про белок и принцесс, подумав, что они едят орехи и сыр. Мне и в голову не пришло предложить им, например, птенца или змеиное яйцо, выкопанное в крутом берегу, а их там много и надо было лишь знать повадки. Знаешь, я узнал все это позже от рыбака-сомятника, который ловит ночью на квок.
Вечером к моему берегу причалила лодка, в которой сидел старый, но очень крепкий мужчина, он запустил широкую руку в карман своей дубленки и вытащил мягкую пачку папирос. Несмотря на то, что было еще достаточно тепло, от его тяжелой куртки веяло ночной сырой рекой. Почему-то в этот момент я точно понял, что он не может не знать про этих зверей. Я принес трупик и показал. Он не спеша достал папиросу, постучал одним концом об железный борт и, ввинтив ее между седыми усами и нижней губой, сперва окрикнул пса, а затем медленно сказал: «Садовая соня, как не знать. Давай всех, что есть». Я подумал, что стоило заодно спросить, не видел ли он плот, либо же плавучую церковь, но, думаю, это слишком много для одного раза.
Я ему отдал трупики садовых сонь, чтобы он их использовал как наживку – ведь, как известно, сом очень любит птиц, особенно годовалых воробьев, мелких зверьков, мидию и лягушек.
Я взял с собой несколько книг, чтобы можно было периодически отвлекать себя от наблюдений и всех этих мыслей – два тома дипломатии и что-то детское, вроде, «Мойдодыр», я уже говорил тебе. Я вчитывался, а в темноте, когда в лесу шумели сушняком звери или с ветки поднималась птица, слышались подозрительные шорохи. Никто не обращал внимания на постороннего человека – лес жил и был звучен, а я был таков.
Мне надо идти, Теодор. Будет время, и я обязательно напишу тебе про плавучие церкви и про тот самый плот.
Читатель. На страницах этой книги мы рассказали тебе, как стать знаменитым в мире Постапокалипсиса, как вылечить болезни, найти себя и стать счастливым. Но все эти знания совершенно бесполезны, если тебе не удастся выжить в этом мире победившего абсурда. Наступило время для последней главы – возможно, стоило бы начать книгу именно с нее, но тогда ты, скорее всего, был к ней еще не готов. Теперь же сядь поудобнее и приготовься. Сейчас ты узнаешь, как люди живут в двух шагах от войны и пережидают катаклизмы в тесной комнате с гниющими бургерами. И как, не смотря ни на что, они все-таки выживают. А если и не выживают, то уходят с достоинством. Прочитав все это, ты наконец-то поймешь, зачем нам понадобилось создавать Орден исследователей Постапокаллипсиса и почему тебе нужно немедленно к нему присоединиться (как это сделать, ты узнаешь на нашем сайте). И, надеемся, именно тогда-то и начнется главное путешествие в твоей жизни – путешествие в страшное и парадоксальное будущее, которое на самом деле уже давно наступило. Давай же встретим его лицом к лицу. Поверь, это будет отличное приключение.
Петр Маняхин
Голову летчика отбросило взрывом на другую сторону дома. Двигатель упал на лестничную площадку третьего этажа. Хвост и фюзеляж сгорели около подъездной двери. Вспыхнула тонна бензина, пламя охватило несколько квартир, забрав с собой пятерых.
Воскресным утром 26 сентября 1976 года в Новосибирске летчик Владимир Серков протаранил пятиэтажку по адресу улица Степная, дом 43/1. Самолет Ан-2 врезался в первый подъезд, между третьим и четвертым этажами. Серков целился в квартиру номер девять, где должны были ночевать его тесть, теща, жена и сын, но промахнулся.
Панельная многоэтажка по адресу Степная, дом 43/1 до сих пор стоит на своем месте и ничем не отличается от всех других на левом берегу Оби. Нет ни мемориальной таблички, ни малейшего следа того, что произошло сорок лет назад. Стены не хранят в себе осколков и едва заметных пятен гари, среднеазиатский дворник в ужасе убегает от расспросов при слове «теракт».
– Что это вы тут делаете? – спрашивают из затянутого москитной сеткой приоткрытого окна на втором этаже.
– Это тот дом, в который самолет в семьдесят шестом году попал?
– Да, тот. Но мы ничего говорить не будем.
Из соседнего подъезда выходит пожилая женщина с пышной прической. Сорок лет назад в 8:20 утра Галина Николаевна проснулась от грохота и увидела в окне огромный столб черного дыма в квартале от своего дома. В больницу скорой помощи, где работал ее отец, пострадавшие начали поступать примерно через полчаса.
– Папа рассказывал, что людей было много, в основном с ожогами. Двое погибли сразу, еще трое – через день, потом насчитали еще одиннадцать пострадавших, – вспоминает Галина. – Отец видел тело самого летчика. Невысокий, щуплый, тридцать восьмой размер ноги – неказистый мужичок. Еще говорил, что лица было не разглядеть – оторванная взрывом голова обгорела.
Вместе с несколькими десятками человек Галина побежала к месту крушения и увидела, как люди прыгают из окон горящего дома на растянутые внизу одеяла.
– Да я больше особо и не знаю ничего, в этот дом уже после всего переехала. Вы лучше с Олей поговорите, она в четвертой квартире живет, вон там, – показывает Галина на недружелюбное окно на втором этаже.
– Она говорит, что не хочет ничего рассказывать.
– Странно, ну я сейчас позвоню, – удивляется Галина и набирает на домофоне цифру «4». – Алло, Оля? Тут журналисты пришли, расскажи им про того летчика-дурака. Не хочешь? Тяжело? Ну ладно.
По утрам Галина Николаевна, как и большинство ее ровесников, ходит в городскую поликлинику № 34. Перед тем как уехать с остановки, она еще раз звонит Ольге Леонидовне и пытается уговорить ее рассказать об авиакатастрофе:
– Оль, ну ты чего, поговори с ребятами. У нас с тобой внуки такого же возраста. Боишься, ну хоть по телефону поговори. Ну, все, даю твой номер.
Ольга поднимает трубку, медленно подходит к окну и, глубоко вздыхая, облокачивается на подоконник. Сквозь москитную сетку проступает фигура полной пожилой женщины с короткими волосами:
– Ой, елки-моталки, надоели уже, – начинает она разговор.
В то утро вся семья Ольги проснулась от взрыва. Домочадцы выскочили на кухню и увидели, как из вентиляционной решетки валит черный дым, он же полностью закрывает привычный вид из окна. С улицы были слышны только крики «Прыгайте вниз! Сейчас все рухнет!». В комнате оставалась бабушка Ольгиного мужа. Ее хозяйка квартиры бросать вниз не разрешила, побоявшись, что та может «помереть с перепугу», и вся семья осталась в постепенно наполнявшейся дымом квартире.
Ольга перешагнула через выбитую взрывом входную дверь и вышла на лестничную площадку. Вместо пролета там лежал догоравший цельнометаллический фюзеляж, преграждавший выход из подъезда. Отчаявшись, Ольга вернулась в квартиру и увидела, что с балкона другой квартиры, расположенной на третьем этаже, спускается незнакомая женщина в одной рубашке. Хозяйка дала гостье свое демисезонное пальто и сапоги, вместе они снова вышли в подъезд и стали по очереди прыгать через горящий самолет.
– На мне были туфли с каблуком сантиметров в шесть – нормальную обувь-то я отдала, – вспоминает Ольга. – Если б нога подвернулась, я бы поджарилась.
Больше всего погибших оказалось на четвертом этаже – горящие пары бензина поднимались наверх, охватывая пламенем несколько квартир. В одной из них жила молодая семья с пятилетним сыном и полугодовалой дочкой. Утром 26 сентября 1976 года они собирались ехать копать картошку. Отец усадил детей на диван и пошел в туалет. Прогремел взрыв, и жену на кухне моментально завалило обломками стены, через несколько секунд пламя перекинулось на диван. Мужчина успел схватить только дочку. По словам Ольги, он не мог понять, почему спас только девочку, и всю жизнь винил себя в смерти сына. В соседней квартире ночевали тетя с двумя маленькими племянниками. Погибли все, от женщины остался обгорелый труп с впаянными в череп бигуди.
– Меньше всего досталось той квартире, в которую он целился, – говорит Ольга. – Жены и ребенка там вообще не было – она у подруги в соседнем доме ночевала, теща, увидев самолет, вышла на улицу. Остался тесть, но у него, говорят, только лысина подгорела.
Наконец Ольга соглашается открыть подъездную дверь. Внутри поразительно тихо и пахнет пылью. На ручку того самого окна, в которое врезался Владимир Серков, намотана упаковка из-под Bounty. Дом восстановили быстро – власти боялись огласки; часть денег дал аэродром «Северный», с которого 26 сентября вылетел Ан-2 Серкова. Теперь здесь ничего не напоминает о катастрофе. Подозрения вызывает только небольшая выщербина на одной из ступенек между третьим и четвертым этажами. Хотя возможно, что кто-то просто уронил топор.
Из квартиры на третьем этаже выходит молодая пара. Они купили жилье недавно, сделали ремонт и собираются пожениться.
– Ну да, мы знаем, что тут какой-то идиот врезался в дом из-за ревности, – говорит мужчина с хипстерской бородой. – Правда, когда покупали квартиру, нам никто об этом не говорил. Ну и ладно, зато жилье относительно дешевое.
– Но у нас-то ничего подобного не случится, конечно, – продолжает девушка.
Она на секунду останавливается, смотрит на своего молодого человека и спрашивает:
– Правда ведь?
Летчик Владимир Серков прибыл на аэродром «Северный» в 07:15, за два часа сорок пять минут до назначенного вылета. По некоторым данным, он должен был распылять химикаты над полями в районе села Кочки. Серков беспрепятственно прошел медицинское освидетельствование, предъявив фельдшеру оперативное задание без времени вылета. Минуя предполетную подготовку, за два часа тридцать четыре минуты до назначенного вылета в штурманской комнате он получил необходимые документы. Спустя двадцать четыре минуты он взял ключи у дежурного, с которым был хорошо знаком, и подошел к своему самолету.
Сельскохозяйственный поршневой однодвигательный биплан Ан-2 в народе прозвали «Аннушкой» и «Кукурузником» и использовали не только в поле, но и на войне, в спорте и в пассажирских перевозках. Это простая и верная машина, успевшая попасть в Книгу рекордов Гиннеса как единственный в мире самолет, который выпускается больше шестидесяти лет. Корейская и третья индо-пакистанская войны, венгерское восстание 1956 года, война за независимость Эритреи и за Огаден, вторжение на Гренаду, конфликт в дельте Нигера и война на Юго-Востоке Украины – «Кукурзник» со своим неубирающимся шасси облетел всю планету. Он и сегодня продолжает воевать, и Ан-2 можно увидеть на торжественных боевых смотринах лидера Северной Кореи Ким Чен Ына. «Аннушке» нужно всего двести тридцать пять метров, чтобы разбежаться и взлететь.
Серков запросил разрешение перегнать самолет на стоянку сто шестнадцатого летного отряда. Диспетчер дал добро, Серков подъехал к стоянке, вырулил на взлетную полосу и в 08:06 взмыл в небо.
04:08 Диспетчерский пункт: «Где вы находитесь»
Борт 79868 КВС Серков: «Над затоном нахожусь»
Диспетчерский пункт: «А вы куда пошли?»
Борт 79868 КВС Серков: ………
04:11 Борт 79868 КВС Серков: «Ищите меня по улице Степная дом сорок три дробь один, прощайте, моя фамилия Серков»
Диспетчерский пункт: «Повторите»
Борт 79868 КВС Серков: «Ищите меня по улице Степная дом сорок три дробь один, прощайте, моя фамилия Серков»
В последний день перед тараном жильцы дома видели, как Владимир шагами мерил расстояние от окон квартиры тестя до большого тополя, растущего рядом. Именно из-за этого дерева летчик промахнулся мимо квартиры, где находились родители его жены. Подлетая к дому, Серков понял, что рискует врезаться в дерево, и зашел на второй круг, сбив по пути несколько телевизионных антенн на крышах соседних домов. Последняя попытка была более удачной, но самоубийце пришлось отклониться от курса и направить самолет в подъезд.
Тополь два года назад спилил на дрова и увез на дачу Борис, друг Николая, нынешнего хозяина квартиры номер девять. Он въехал сюда после капитального ремонта по приглашению своего начальника, тестя Серкова Самуила Котова.
Семья летчика сразу после происшествия переехала в центр города. Татьяна вышла замуж за милиционера Солнинова, родила дочь и через год развелась с ним. На этом следы семьи Серковых затерялись. В квартире, указанной в адресной книге Новосибирска, сын летчика Роман, которому на момент катастрофы было два года, не живет. Об этом сообщила проживающая в этом доме пожилая женщина, держа в руках ворона, завернутого в полотенце. Нет оснований ей не верить.
Николай постоянно посмеивается, обнажая железные зубы, когда рассказывает о произошедшем. Сам он в тот день был на рыбалке и не видел, как старушка с третьего этажа, стоя на балконе, отчаянно махала руками и кричала Серкову: «Отворачивай!». Зато Николай, несмотря на то, что не был очевидцем авиакатастрофы, любит разговаривать с журналистами.
До 2001 года разговаривать ему было не с кем – отечественная пресса не писала о происшествии, дом обтянули огромным куском брезента, людей расселили до окончания ремонта, а за расследование взялось КГБ, поставив на папку с делом гриф секретности. Единственные кадры происшествия – оперативная съемка органов госбезопасности. Областная газета «Советская Сибирь» от 27 сентября 1976 рапортовала об очередном заседании Политбюро, новых научных разработках и увеличении урожая зерновых на полях – тех самых, которые должен был опылять Серков. Пользуясь методом дадаистов, из заголовков этого номера «Совсибири» легко сложить вдохновенные стихи об ударном социалистическом труде:
Помощник пахаря на колхозной пашне
Мощные «кировцы» все работы ведут в комплексе
Чтобы зимовка была удачной
Годовой план – досрочно.
Если не считать радио «Голос Америки», сообщившего о таране дома через час после происшествия, первой про летчика Серкова написала газета «Комсомольская правда» в 2001 году. Журналисты пришли, когда Николай ждал товарища, высунувшись из окна. Его попросили показать, куда попал самолет, и фотография вышла с подписью «Каждый житель дома точно знает, куда врезался летчик-ревнивец».
– Вот та статья в «Комсомолке» – самая первая, до этого все засекречено было, – говорит Николай. – Потом Такменев прислал двух корреспондентов. У меня даже в телефоне его номер есть. Вот, смотри, написано: «Москва»! А недавно к нам НГС какие-то приходили. Писали про то, какие крепкие хрущевки были в советское время. Ну, с этим не поспоришь. Если б он в окно попал, насквозь бы вылетел. А так только пробил и развалился.
«Комсомольская правда» с текстом «25 лет назад летчик-камикадзе протаранил дом на Степной» вышла спустя две недели после терактов 11 сентября во Всемирном торговом центре. На первой полосе красуется заголовок «Анекдоты о терроризме», а расследование номера посвящено тому, что Бен Ладен пьет «Виагру». Понятно, что журналисты «Комсомолки» связывали Серкова и исламских террористов исключительно по внешним критериям – и тот, и другие протаранили здания самолетами. Однако тут есть и более глубокая параллель.
Пожарные приехали на место происшествия спустя примерно полчаса после первого звонка. В части считали, что их разыгрывают, и не хотели посылать бригаду. Когда в диспетчерскую поступило уже десять звонков, машину все же отправили, но с пустыми баками. Советская система не была готова к совершенному Серковым преступлению. Летчики, да еще и такие активные комсомольцы, как Владимир, считались лучшими образцами советского человека и точно не могли выкинуть чего-то подобного.
Но власти Новосибирска уже имели дело с похожим инцидентом, который произошел за двадцать два года до тарана дома на Степной, и удачно справились с ним. Тогда бортмеханик Владимир Поляков угнал Ил-12, чтобы направить его в окно собственного дома во время предполагаемого совокупления жены с любовником-грузином. Он кричал диспетчеру: «Я ЭТУ СУКУ ВМЕСТЕ С ЕЕ КОБЕЛЕМ БОРЬКОЙ ВСЕ РАВНО ПРИПЕЧАТАЮ!».
В результате жильцы дома были эвакуированы, а с военного аэродрома вызваны два истребителя, перед которыми ставилась задача отогнать Ил-12 в нежилой район и сбить. Поляков не поддавался на уговоры пилотов и, покружив четыре часа в воздухе, приземлился, когда у него кончилось горючее. Летчика арестовали, во время суда он сидел в камере смертников, а от расстрела его спас конструктор Ил-12, легендарный Сергей Ильюшин. Он заявил, что за такие маневры на этом самолете Полякова нужно наградить. Ревнивый пилот вышел из колонии через три года.
Серков вряд ли осознавал, что его последний полет – теракт, причем не только по внешним признакам, но и по сути. Это был очевидный выпад против тоталитарного общества, в котором не было ни секса, ни терроризма. Направив самолет в жилой дом (да еще и из ревности), Серков посягнул на одного из важнейших богов советского пантеона – отважного широкоплечего летчика, который еще недавно пачками отправлял нацистов на тот свет, а теперь готовился к полету в космос. Серков показал, что у советского летчика-комсорга тоже есть чувства. Он невольно деконструировал образ хладнокровной машины, не имеющей права на непрофессионализм, панику и любое проявление чувств в критической ситуации. Неудивительно, что жрецы советского интеграла засекретили этот позорный случай.
Психолог Дмитрий Ольшанский в книге «Психология терроризма» пишет, что одна из причин формирования личности террориста – фрустрация, вызванная невозможностью достичь определенных целей. У Владимира Серкова таких целей было две – сохранить разваливающиеся отношения с женой и пойти на повышение по службе. Во время последней встречи с Татьяной, за день до катастрофы, Владимир просил ее повременить с разводом, потому что его должны были перевести на ТУ-134, а неженатых летчиков в Советском Союзе до таких машин не допускали, считая их менее эмоционально стабильными.
По словам жены Серкова, летчик скрывал свое психологическое состояние от коллег, боясь, что его уволят. Владимир не раз резал вены на руках, симулируя самоубийство, а в 1971 году у него случился первый эпилептический припадок. Женщина рассказала следствию, что за два года до самоубийства у летчика начала болеть голова, и он постоянно пил таблетки. Сразу после последнего полета Серкова во всех летных училищах Союза было введено психологическое тестирование поступающих.
Любой терроризм – это в первую очередь попытка решения внутренних проблем самого террориста. Взрывать метро или аэропорт идут не за какие-то абстрактные идеи, а потому что у деформированной личности террориста нет другого выхода. Потом получившуюся лужу крови красят в нужные цвета совсем другие люди. История Владимира Серкова остается почти неизвестной. Потому что он просто не был никому нужен.
Войти с помощью соц. сетей: