Культура чести

Год проведения эксперимента: 1996

Место проведения: США

Руководители: Дэвид Коэн, Ричард Нисбетт

Честь, культура чести, насилие, социология культуры – все эти слова применимы для выражения основной мысли этого эксперимента. Это образцовое, классическое исследование, сочетающее в себе совершенно разные методы социальных наук. Ученые рассказывают нам о том, что культура чести присуща не только европейскому обществу, но и регионам, жизнь которых тесно связана с повышенным уровнем насилия. Для того, чтобы понять, о чем именно идет речь, стоит обратиться к гипотезе ученых, к мысли, которая подтолкнула их на подобный эксперимент.

Основная гипотеза Нисбетта и Коэна состоит в том, что культура чести сохранилась до сих пор и что именно она объясняет известный факт повышенного уровня насилия, в частности уровня убийств, на Юге США в сравнении с Севером. Кажется, будто что-то не сходится. Честь – благородное чувство, оно не может влиять на повышение количества преступлений. В 1996 году наблюдалась значительная разница в статистике правонарушений между югом и севером страны.

Первая причина аргументации ученых была основана на статистике убийств. Если основная гипотеза верна, то отличия Севера и Юга должны быть наиболее сильными в сельских районах и небольших городках, поскольку именно там должна была сохраниться традиционная культура, и быть менее заметными в мегаполисах. Кроме того, эти различия должны прослеживаться только среди светлокожего населения. К тому же культура чести должна повышать количество «экспрессивных» убийств на почве личных конфликтов (любовные треугольники, пьяные ссоры), но не должна влиять на «инструментальные» убийства, совершенные в контексте уголовных преступлений (грабежей, изнасилований).

Статистический анализ, проведенный до начала эксперимента, полностью подтверждает эти предположения. Одно дело – найти повышенный уровень убийств, другое – связать его с большей терпимостью к насилию или с прямым его одобрением, как того требует теория культуры чести. Отсюда возникает вторая линия аргументации исследователей, берущая начало из данных опросов об отношении к разным видам насилия. Белые южане чаще, чем белые северяне, одобряют насилие, и это касается только насилия, связанного с защитой чести, в остальном отношение к насилию не отличается от отношения северян. Данные опросов не всегда соответствуют реальному отношению и фактическому поведению, поэтому желательно было экспериментально подтвердить готовность к применению насилия в ситуациях, когда репутация силы и решительности оказывается под угрозой.

Преследуя эту цель, Нисбетт и Коэн провели целую серию экспериментов, результаты которых стали настоящим открытием в мире социальной психологии. Общая часть всех экспериментов такова: испытуемый должен был заполнить анкету и отнести ее на стол в конце узкого коридора. Пока все безобидно. В коридоре стоял шкафчик с выдвижными ящиками, у которого находился «работник фотолаборатории» (сотрудник экспериментатора, подставное лицо). Чтобы пропустить испытуемого, ему надо было задвинуть ящик, в котором он что-то якобы «искал». Когда через несколько секунд испытуемый возвращался назад, его нужно было пропустить снова, и «лаборант», уходя, громко хлопал ящиком, сталкивался с испытуемым плечом, обзывал его «придурком» и уходил в «фотолабораторию» – образ человека, который и без того замучился на работе, а тут еще и «ходят туда-сюда непонятные личности» – был передан наилучшим образом. Еще двое сотрудников под видом студентов с разных сторон оценивали реакцию испытуемого. В контрольных группах в коридоре никого не было. Психологи организовали три пробы эксперимента. Рассмотрим, как они проходили.

В первом эксперименте сравнивали видимую реакцию северян и южан на оскорбление. Если две трети северян в большей степени были удивлены произошедшим, чем рассержены, то у 85 % южан реакция была обратной: гнев преобладал над недоумением. Актер-студент явно подвергал риску собственное здоровье, сталкиваясь с южанами. В дополнение к этому исследователи измеряли уровень враждебности северян и южан, заставляя их заполнять недостающие буквы в словах, содержащихся в анкете-опроснике. Эти слова были подобраны так, что в предложенных комбинациях букв можно было увидеть как нейтральное слово, так и слово, связанное с агрессией. Например, _ight можно превратить как в light – «свет», так и в fight – «драка».

Кроме того, с той же целью их просили угадать эмоции по выражению лица на фото и закончить две гипотетические истории. В одной истории «скорая помощь» спасла человека, и было необходимо придумать начало. В другой истории невеста на вечеринке жалуется жениху на приставания со стороны их общего знакомого Ларри, который знает, что они помолвлены. Жених следит за Ларри и видит, как тот пытается поцеловать невесту. Испытуемым следовало придумать конец истории.

В результате северяне и южане из экспериментальной и из контрольной групп одинаково дополняли слова и одинаково распознавали эмоции на фото. Еще одна проба – испытуемым предъявлялись фотографии человеческих лиц, изображающих разные эмоциональные реакции. Разница проявилась только в том, как заканчивали историю с женихом и невестой. Если среди северян из обеих групп примерно половина испытуемых придумывала какие-то насильственные действия со стороны жениха, а среди южан из контрольной группы – только каждый пятый, то среди южан, подвергшихся оскорблению злополучного студента, 75 % сочинили насильственный сценарий. Иными словами, обида ведет к росту агрессивных мыслей только у южан, и это касается только той агрессии, которая направлена на защиту чести.

Во втором эксперименте до и после хождения по коридору у испытуемых измерялся уровень гормонов кортизола и тестостерона в слюне. Известно, что уровень тестостерона повышается в предвидении борьбы за доминирование, а уровень кортизола повышается вообще при стрессе, тревоге или возбуждении. У оскорбленных южан уровень кортизола подскакивал вдвое сильнее, чем у остальных групп (то есть чем у южан из контрольной группы и у северян из обеих групп), а уровень тестостерона – в три раза сильнее.

В третьем эксперименте после оскорбления от «фотолаборанта», на другом конце коридора появлялся очень крупный студент-футболист и решительно направлялся в сторону испытуемого. Конечно, никто никому не угрожал, просто создавалось впечатление, что футболист очень занят и весьма торопится. Коридор был так заставлен столами, что избежать столкновения можно было только посторонившись. Футболист (сотрудник экспериментатора) должен был оценить расстояние, на котором испытуемый уступит ему дорогу. Обычно более вежливые южане из контрольной группы, уступавшие дорогу уже за три метра до футболиста, в экспериментальной группе отступали буквально в последний момент, в метре от столкновения. На северян обида влияла гораздо слабее: вместо двух они уступали дорогу в полутора метрах. Дополнительно после прохода по коридору испытуемый должен был предположить мнение другого «испытуемого» (помощника экспериментатора) о себе. Если этот помощник был свидетелем столкновения, то южане предполагали, что его мнение об их мужественности сильно пострадало, в отличие от северян, которые не связывали свою мужскую репутацию с произошедшим. При этом обиженные южане крепче пожимали ему руку и вели себя более вызывающе, чем южане из контрольной группы или северяне.

Но почему эти различия вообще существуют? Нисбетт и Коэн рассматривали различные объяснения повышенного уровня насилия на Юге, но настаивали, что объяснение насилия через культуру чести лучше всего соответствует эмпирическим фактам.

Первое из возможных альтернативных объяснений – это бедность. Известно, что южане в среднем беднее северян. Но Нисбетт и Коэн показывают, что южане совершают больше убийств даже при равном уровне дохода. Кроме того, отношение к насилию почти не зависит от дохода. И наконец, в ходе экспериментов реакции южан отличались от реакций северян несмотря на то, что южане, попавшие в выборку, в среднем были даже более обеспеченными.

Второе правдоподобное объяснение насилия – это наследие рабства. Рабов надо было держать в повиновении, насилие против них считалось легитимным, что могло распространиться на отношение к насилию вообще, как способу решения любых проблем. Тем не менее, согласно Нисбетту и Коэну, в южных округах наибольший уровень убийств фиксируется там, где в прошлом было меньше рабов. Для Запада США характерно сходное с Югом отношение к насилию, несмотря на отсутствие рабства. Южане терпимее относятся именно к насилию, связанному с защитой чести, а не к насилию вообще.

Наконец, известно, что в более жаркие дни и времена года повсюду совершается больше насильственных преступлений. Не может ли эта простая закономерность отвечать за разницу между более теплым Югом и холодным Севером? Согласно Нисбетту и Коэну, этим можно объяснить только часть этого различия: температура увеличивает насилие на проценты, а уровень насилия на Юге в разы выше, чем на Севере. Помимо этого, температура не объясняет повышения насилия именно в небольших городках и в сельской местности, и именно среди белых. Теплые летние лучи солнца не выбирают, какую землю им нагреть больше – сельскую или городскую.

Если более терпимое или даже положительное отношение к некоторым видам насилия – культурная особенность Юга, то отличия от Севера должны быть закреплены институционально, на уровне «коллективных репрезентаций». Проявления культуры чести должны быть частью явных или неявных «правил игры». Как оказалось, действительно, в южных и западных штатах втрое меньше законодательных ограничений на владение огнестрельным оружием, чем в северных. Конгрессмены от южных штатов реже поддерживают эти ограничения на федеральном уровне, они также получают больше пожертвований от оружейных ассоциаций. Отличаются и законы о необходимой самообороне: в южных и западных штатах убийство нападавшего чаще признается необходимой самообороной, даже когда была возможность избежать убийства ценой бегства или выполнения некоторых требований агрессора. Защита себя и своих близких выносится на первый план и ради нее можно сделать все что угодно. Конгрессмены от южных штатов чаще поддерживают военные решения и другие жесткие меры во внешней политике.

Самая любопытная часть объяснения феномена здесь снова связана с экспериментом. В ходе одного из полевых исследований работодателям по всей стране были разосланы сотни писем, к которым прилагалось хорошее во всех отношениях резюме с единственным изъяном. В половине случаев «кандидат» признавался, что отсидел срок за то, что убил в драке своего знакомого, который хвастался, что спал с его невестой. В другой половине случаев он признавался, что отсидел срок за кражу автомобиля. Ответы южных фирм характеризовались большей готовностью помочь кандидату, совершившему убийство чести (дать контакты нужных лиц, сообщить наиболее удобное время приезда и встречи), и более теплым общим тоном ответного письма. Ответы северных фирм были более благоприятны по отношению к угонщику, чем к убийце.

В ходе другого эксперимента в вузовские газеты по всей стране разослали два списка вымышленных фактов с просьбой за соответствующую плату написать на их основе связные истории таким образом, как они сделали бы это для себя. Первый список фактов описывал некоего Виктора, ударившего ножом Мартина, публично оскорблявшего сестру Виктора. Второй список фактов касался другого насильственного преступления, не связанного с честью. Контент-анализ 94 ответов показал, что в истории с защитой чести газеты южных и западных вузов чаще акцентировали тот факт, что Виктора спровоцировали. Северяне чаще подчеркивали отягчающие обстоятельства. В целом южане освещали преступника в более позитивном свете, смягчая его виновность.

Если культура чести возникает в условиях анархии и нехватки ресурсов, которые характерны для скотоводческих обществ, то почему этот феномен до сих пор сохраняется на юге США? Ведь эти проблемы ушли на второй план, начиная с 80-х годов. Нисбетт и Коэн считают, что причиной этого является значительная «культурная инерция» (объясняемая, например, передачей соответствующих ценностей в процессе социализации), и даже предполагают, что культура чести может сохраняться в более или менее неизменном виде еще достаточно долгое время. Работа Нисбетта и Коэна стимулировала и другие исследования чести. Р. Браун, отдавая долг Нисбетту и Коэну как своим вдохновителям, опираясь на их работу, занимается влиянием чести на другие аспекты социальной жизни, помимо уровней насилия (например, он выявил это влияние на имена, даваемые детям). Он же с коллегами разработал первый валидный инструмент для кросс-культурного измерения чести, что открывает новые возможности ее изучения.

Нисбетт и Коэн сделали существенный шаг вперед в понимании этого сложного явления. Честь невозможно потрогать, измерить с помощью ЭЭГ, проследить возникновение новых нейронных путей, связанных с проявлением этого чувства. Но благодаря ему, человечество может обратить внимание на корни возникновения агрессии и оценить ее необходимость в принципе.

Литература:

Brown R.P. Honor bound: How a cultural ideal has shaped the American psyche. – Oxford University Press, 2016. – 232 p. – ISBN: 0199399867

Nisbett R., Polly G., Lang S. Homicide and U.S. Regional Culture // Social and Cultural Aspects of Interpersonal Violent Behavior. – Springer Verlag, 1995. – 135–151 pp.

Nisbett R.E., Cohen D.Culture Of Honor: The Psychology Of Violence In The South. – Westview Press, 1996. – 140 pp. – (New Directions in Social Psychology). – ISBN: 0813319935

Васильев А.Ф. культура чести в концепции Р. Нисбетта и Д. Коэна / А.Ф. Васильев // Вестник Удмуртского университета. Социология. Политология. Международные отношения. – Ижевск, 2018. – 7–13 сс.