Глава шестнадцатая
Неприятности с женщинами
Пинкус все еще руководил Вустерским фондом так, словно вел спортивную машину, построенную, чтобы стремительно преодолевать короткие дистанции. Осенью пятьдесят третьего года фонд процветал, получая сорок шесть грантов с общим доходом в шестьсот двадцать две тысячи долларов. Огромная сумма для сравнительно маленькой независимой лаборатории, но был нюанс. Пинкус и его партнер Хоагленд вливали почти каждый доллар в исследования, пренебрегая более обыденными материями вроде расходов на содержание здания и обслуживающий персонал.
Коммерческий директор фонда выдохся. Долгие годы он втолковывал Пинкусу, что на накладные расходы организации нужно отдавать двадцать пять процентов дохода, но тот не слушал. На накладные расходы шло одиннадцать процентов бюджета. Чердак и подвал кишели животными, а Пинкус продолжал заказывать все больше крыс и кроликов, не задаваясь вопросом, есть ли куда их поместить.
«Сейчас директорам потребовалось новое здание для животных, – писал коммерческий директор Брюс Кроуфорд финансовому комитету в пятьдесят третьем году. – И нужда в нем по-настоящему отчаянная, не только для новой работы, но и для уже идущей». Но денег на постройку не было, и ни на что не было, потому что Пинкус год за годом отказывался откладывать средства для новых проектов.
Если бы Пинкус строил свой фонд в расчете на века, имело бы смысл подумать о кампании сбора средств для создания финансовой базы – что для научных учреждений считается существенным. Можно было бы заключить договор с консалтинговой компанией, чтобы она помогала вести дела оптимальным образом, или нанять опытного в бизнес-менеджера на должность генерального или финансового директора. Ничего этого Пинкус не сделал. Он думал только о своих исследованиях, об очередном открытии. Хоагленд, больше Пинкуса занимавшийся финансовой стороной вопроса, никогда не пытался обуздать своего гениального партнера. Так что они не стали разрабатывать долгосрочный бизнес-план, а отправились к Катарине Мак-Кормик и попросили денег на постройку центра для испытаний на животных. Она немедленно согласилась, выделив пятьдесят тысяч долларов. Проблема была решена.
Пинкус написал Мак-Кормик, сказал, что благодарен за деньги, но еще больше благодарен за ее негаснущий интерес к его работе. Пока возводилось новое здание, Пинкус запросил еще финансирования – у фондов побольше, сообщая им, что скоро его исследовательские мощности вырастут. В одном письме в Фонд Джошуа Мэйси – младшего, который поддерживал его гарвардские эксперименты по оплодотворению in vitro, он сказал, что работает над системой, которая позволит женщинам замораживать свои яйцеклетки, как мужчины замораживают сперму. Не говоря конкретно о противозачаточных, он самонадеянно утверждал, что в этой области открывается множество новых возможностей. «Я всерьез думаю, что в этой области начинает развиваться наука, наука молодая, страстная и полная надежд», – писал он.
Тем временем он продолжал испытывать разные варианты прогестина и смотреть, что лучше работает, продолжал искать способы, как проверить его на женщинах. По его заметкам и бумагам трудно сказать, считал ли он противозачаточные величайшим приоритетом или одним из многих проектов с дальним прицелом. В последние месяцы пятьдесят третьего года он жонглировал более чем десятком проектов, включая исследования холестерина, адреналина, шизофрении и метаболизма стероидов. Его письма и заметки ничем не выдают, что противозачаточным он отдавал предпочтение. Даже в своих ежегодных отчетах для членов правления фонда он едва упоминает исследования противозачаточных, говоря только, что текущая работа включает «новые исследования по контролю размножения». Пинкус понимал перспективы противозачаточной пилюли. Он понимал, что она может не только изменить жизнь женщин, но и сдержать рост населения планеты. И тем не менее он все еще не стал ее апологетом: он был ученым, он разрабатывал перспективные идеи и искал грантовые деньги, так что если бы не настойчивость и не невероятная щедрость Катарины Мак-Кормик, то проект контроля рождаемости мог бы никуда не привести.
Мак-Кормик все больше брала управление в свои руки. Сэнгер подводило здоровье, сил было мало, да и характер не улучшался. Судя по ее дневникам, кучу времени она проводила, посещая врачей, учась живописи и помогая планировать местные фестивали в Тусоне. «Я не знаю, как идет проект Пинкуса», – признавалась она в письме Мак-Кормик от тринадцатого февраля пятьдесят четвертого года. Мак-Кормик в ответ выражала разочарование в действиях руководителей Фонда планирования семьи. Уильям Фогт, директор фонда, приехал в Бостон и не соизволил выкроить время, чтобы навестить Пинкуса в Шрусбери. Фогт встречался с Мак-Кормик, но не попросил денег. «…просто выразил надежду, что я все еще заинтересована в их работе!» – написала Мак-Кормик. Это было для нее загадкой.
Сразу после встречи в Бостоне она приехала в Нью-Йорк, чтобы посетить Фогта в правлении федерации. Но, хотя Мак-Кормик организовала свою поездку заранее, по приезде оказалось, что из медицинского или исследовательского комитетов никого нет на месте, чтобы с ней поговорить. «Я слегка потеряла терпение, – писала она, – и не удержалась от замечания, что, похоже, в оральных противозачаточных здесь заинтересована только я». В ответ Фогт открыл одну из причин своего прохладного обращения с ней: он считал, что Мак-Кормик зря тратит деньги на здание для животных Вустерского фонда. Фогт постепенно терял интерес к научным изысканиям, убежденный, что деньги «Планирования семьи» лучше тратить на просвещение и организацию клиник. Мак-Кормик это застало врасплох. Она сказала Фогту, что твердо верит: наилучшие шансы на изобретение противозачаточной таблетки дают исследования прогестерона, но вполне возможно, что «какой-нибудь родственный стероид», то есть нечто подобное прогестерону, окажется даже эффективнее. Поскольку Пинкус со своей командой единственные изучали противозачаточные перспективы прогестерона и их ранние результаты были многообещающими, она не хотела, чтобы эта работа пропала зря. Хотя уже начались испытания на людях, Мак-Кормик понимала, что продолжение испытаний на животных играет ключевую роль в поиске наиболее эффективного химического соединения. Она заключила, что никто в «Планировании семьи» не был «по-настоящему заинтересован в разработке перорального противозачаточного», и она «ошибалась, считая иначе».
Сэнгер в это время то отвлекалась, то болела, так что подталкивать работу приходилось Мак-Кормик. И в то время как «Планирование семьи» и даже сама Маргарет Сэнгер осторожничали, утверждая, что новые противозачаточные разрабатываются только для замужних женщин, одной лишь Мак-Кормик хватило смелости и независимости провозгласить, что доступ к ним должны иметь все женщины – и замужние, и незамужние.
Пинкус и Хоагленд полностью полагались на прямую поддержку Мак-Кормик, но предупредили ее, что было бы неумно полностью игнорировать Фогта и других руководителей «Планирования семьи». Хотя они часто конфликтовали с Сэнгер и неоднозначно относились к изысканиям Пинкуса, организация оставалась ценным союзником, от которого Пинкусу не хотелось отказываться.
Все чаще Мак-Кормик взаимодействовала с Пинкусом напрямую. В ноябре пятьдесят третьего она приехала в Шрусбери, чтобы узнать у Пинкуса, когда они с Роком смогут отчитаться о результатах своих первых испытаний на людях. Пинкус объяснил, что с июля в испытании участвовали семьдесят женщин – большинство из них пациентки Рока или доктора Киркендалла, плюс несколько медсестер из Вустерской больницы штата, – но около половины участниц вышло из эксперимента с жалобами, что процедуры требуют слишком тщательного соблюдения или что препараты вызывают тошноту.
«Человеческих самок не так легко исследовать, как крольчих в клетках, – написала Мак-Кормик Сэнгер в ноябре пятьдесят третьего года, описывая разговор с Пинкусом. – Последних можно все время тщательно контролировать, а самки человека неожиданно покидают город и пропускают обследования; а иногда они забывают принимать препараты». И это были не единственные сложности. В отличие от крольчих, женщинам приходилось объяснять мужьям, почему они принимают экспериментальные лекарства, которые предотвращают беременность. В отличие от крольчих, женщины задавали вопросы. И, в отличие от крольчих, женщины жаловались, когда чувствовали себя плохо.
Испытывать противозачаточные труднее, чем другие лекарства. Одно дело – тестировать новые средства для больных людей. Больные хотят выздороветь. Больные часто находятся под медицинским присмотром, в клинике или больнице. Больные добровольно принимают риски и побочные эффекты, потому что альтернатива хуже. Но в этих экспериментах участвовали здоровые женщины – здоровые молодые женщины. Что, если они заболеют из-за того, что принимали таблетки? Что, если она их стерилизует насовсем? Что, если она вызовет отклонения у их будущих детей? Что, если она как-то не так повлияет на гормоны женщины и у нее будут рождаться исключительно девочки?
Пинкус сказал Мак-Кормик, что ему понадобятся еще сотни, если не тысячи женщин, чтобы убедиться в безопасности препарата. А чтобы вести испытания на большем количестве женщин, нужны сотрудники – врачи, медсестры, технические работники – и дополнительные кабинеты. Прошлый опыт подсказывал, что Мак-Кормик может выделить на все это деньги, но кое-что на ее деньги купить невозможно: пациенток. После года работы, во время которого около половины испытуемых вышли из эксперимента, Пинкус с Роком провели испытания всего где-то на тридцати женщинах.
Психиатрических и гинекологических клиник всегда будет мало. Но Пинкус знал одно место, где женщины не стали бы задавать лишних вопросов (или так ему казалось), место, где контроль рождаемости был легален и широко принят.
«Мы с миссис Пинкус недавно вернулись из поездки в Пуэрто-Рико», – написал он Мак-Кормик пятого марта тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года. Пинкус читал в Пуэрто-Рико лекции студентам медицинских школ и врачам, и на него произвело впечатление качество проведенной на острове работы. Он также очень заинтересовался тем фактом, что в Пуэрто-Рико действуют десятки клиник контроля рождаемости. «Я пришел к выводу, что в Пуэрто-Рико можно провести сравнительно масштабные эксперименты», – написал он. Он думал, что нужно просто найти от ста до трехсот женщин «достаточного ума», чтобы они участвовали в серии экспериментов. Он отмечал, что произвести те же эксперименты в США было бы «чрезвычайно затруднительно».
Пинкус приехал в Сан-Хуан, чтобы прочесть группе ученых курс лекций «Биологический синтез и метаболизм стероидных гормонов», но воспользовался шансом, чтобы остаться и позагорать. Он давно работал на износ и чувствовал себя вымотанным. Его это настолько озаботило, что он посетил врача, который обследовал его и установил «несколько повышенное» содержание лейкоцитов в крови. В свободное от отдыха время он успел обсудить с несколькими врачами состояние контроля рождаемости на острове. В Пуэрто-Рико его принимал доктор Дэвид Тайлер. Во время Второй мировой войны они с Пинкусом вместе проводили исследование функции надпочечников при усталости организма. Тайлер теперь был главой Департамента фармакологии в Университете Пуэрто-Рико. Пинкусу пришло в голову, что под руководством такого квалифицированного ученого, каким был Тайлер, можно проводить высококачественные исследования на населении, отчаянно жаждавшем более эффективных средств контроля рождаемости.
Мак-Кормик отнеслась к идее скептически – по причинам, наводящим на мысль о расовых, а также классовых предубеждениях. Она сомневалась, что пуэрториканки смогут следовать жесткому режиму испытаний, и не была уверена, что врачи и медсестры в Пуэрто-Рико достаточно квалифицированы, чтобы проводить испытания и записывать результаты. С другой стороны, она верила в Пинкуса и хотела, чтобы его работа продвигалась быстрее.
• • •
Пинкус не просто так упомянул Пуэрто-Рико. Он остановился на Карибском острове, неподконтрольной США территории, перебрав Индию, Японию, Гавайи, Мексику, Нью-Йорк и Провиденс в Род-Айленде. Тайлер был не единственным американцем, работавшим на острове, – были многие другие. Это означало, что языковой барьер низок, а профессионализм высок. Самолеты между Штатами и Пуэрто-Рико летали часто и нередко напрямую. А лучше всего – что контроль рождаемости был в Пуэрто-Рико узаконен в тридцать седьмом году.
Пинкус был готов двигаться дальше.
Но Джон Рок сомневался, как и Мак-Кормик. Ему нужны были «интеллигентные овулирующие женщины», на которых можно положиться в исполнении инструкций, которые могли бы сами сообщать, как они откликаются на эксперименты. Но даже если бы в Пуэрто-Рико набралось достаточное количество женщин, желающих участвовать в эксперименте, Рок сомневался, что испытание удастся довести до конца. Единственными, кто доселе примерно следовал тягостным процедурам, были его бесплодные пациентки, которым надежда забеременеть давала достаточно мотивации подчиняться предписаниям врача. Рок был уверен, что работающие женщины с детьми никогда не найдут необходимого времени на все анализы мочи, цитологические мазки и эндометриальные биопсии.
Пинкус считал иначе. Женщины в Бостоне, может, и понадежней, и бесплодные женщины обладают высокой мотивацией, но им с Роком никогда не найти их столько, сколько нужно. Пуэрториканцы, с другой стороны, ценили дары, приносимые американцами – или так хотелось думать его поколению американцев. Остров долго был полигоном для социологов, особенно в годы после Второй мировой войны. Перенаселение и бедность давно создавали здесь серьезные трудности. Пуэрто-Рико был беден и заполнен людьми, и семьи тут были большими. Между сороковым и пятидесятым годами двадцатого века население острова выросло на восемнадцать процентов, достигнув 2,2 миллиона, а объем городского населения подпрыгнул до пятидесяти восьми процентов. Рождаемость в Пуэрто-Рико была на семнадцать процентов выше, чем в семи других странах Латинской Америки, и на тридцать четыре процента выше, чем в Соединенных Штатах. К своим пятидесяти пяти годам средняя мать Пуэрто-Рико рожала 6,8 детей. Стремительный рост населения вызывал ощущение катастрофы, и хотя большинство пуэрториканцев были католиками, они уже знали о контроле рождаемости. Лидеры евгенического движения давно проводили среди пуэрториканок кампании по добровольной стерилизации, которые в основном финансировал друг Сэнгер – Кларенс Гэмбл. Он пропагандировал контроль рождаемости почти так же долго, как Сэнгер, но делал это тише.
Гэмбл родился в одна тысяча восемьсот девяносто четвертом году в Цинциннати. Его отец, Дэвид Берри Гэмбл, был одним из последних в семье руководителей семейной компании «Проктер энд Гэмбл». Кларенс окончил Гарвардскую медицинскую школу, стал профессором фармакологии и решил отдать свое огромное состояние на дело контроля рождаемости. Гэмбл и Сэнгер, хотя часто работали вместе, соглашались друг с другом не во всем. Сэнгер хотела основой движения за контроль рождаемости сделать врачей, считая, что они придадут делу легитимность, а Гэмбл понимал, что у большинства женщин нет личного врача и в клинику контроля рождаемости они не пойдут. Он хотел, чтобы каждый ребенок рождался желанным, у ответственных и квалифицированных родителей, и он верил, что единственный способ для этого – найти дешевые, простые противозачаточные, которые можно распространять без участия врачей и медсестер. Его цель отличалась от цели Сэнгер. Гэмбл хотел перестроить мир. Он хотел сделать мир безопаснее для своего круга людей – белых, состоятельных и усердно работающих, – уменьшив плодовитость тех, кого считал менее необходимыми. Но у них с Сэнгер было достаточно общего, чтобы они с интересом работали вместе, а его достижения в Пуэрто-Рико помогли к тому времени, как туда прибыл Пинкус, сделать остров более гостеприимным.
В Пуэрто-Рико, благодаря усилиям Гэмбла и других, женщины, рожавшие в больницах, часто просили их стерилизовать перед выпиской. Одна американская женщина-врач, работавшая на острове, была «в ужасе» от того, насколько обычной считалась там стерилизация в пятидесятых. «Это стало обычаем, – говорила она. – То есть именно это они и делали… и женщины были твердо намерены больше не рожать». Чем больше порицала стерилизацию католическая церковь, тем чаще о ней просили пуэрториканки. Церковь только помогала распространить весть о том, что так можно. Для Пинкуса это стало знаком, что пуэрториканки могут отвергнуть или игнорировать указания церкви и приветливо встретить противозачаточную таблетку – если, конечно, она будет действовать. В конце концов, и Рок, и Мак-Кормик согласились проверить идею Пинкуса.
Они готовились начать одно из самых ярких и неоднозначных испытаний в истории современных лекарств.
