Глава 5
Кабинет декана.
— Валери, кофе будешь?
— Спасибо. Да.
— Держи, — декан разливает их большого блестящего кофейника в две чашки. — Твой опять учудил?
— Лайонел, ты же знаешь всё и без меня? Неужели тебе не доложили из спецотдела?
— Ну мне же интересно узнать, как ты лично использовал ситуацию, чтоб натянуть Бажей? — весело отвечает декан.
— Мой ничего не чудил. Шёл себе из ремзоны на обед. Бажи откуда-то навстречу вышел. Надо ещё разобраться, почему он у нас по расположению, как у себя дома! Бажи его пытался застроить, но вышло в итоге ты знаешь как.
— Ты же понимаешь, что всё семейство Бажи тебе не простит такого позора и наглого использования ситуации? — веселится декан.
— Отношения между домами давно вышли за рамки диалога, Лай. У нас сейчас кто подставится — туда и лупят… Он — подставился. Да и, знаешь, это в конце концов — неуважение. Если ему позволить на нашей территории так себя вести, с нашими людьми, что скажут другие дома?
— Это понятно. Я же не возражаю.
— Хавилдар, конечно, как нельзя лучше пришёлся: и по закону всё чисто, и все козыри у меня. Оскорбление Стяга коронного погранотряда, причём погибшего в полном составе при исполнении… Эту ситуацию стоило бы выдумать, если б она не создалась сама. Да! — Валери в возбуждении отхлёбывает кофе.
— А тебя не смущает, что со стороны это будет выглядеть как классическое сведение счётов?
— Да пусть выглядит как угодно. Когда их семейство с нашей Лю так поступило, кто-то хоть что-то сказал? Когда она «не дала», после гибели мужа, кому-то из них, и потом не могла пенсию по гибели кормильцы три месяца оформить? С грудными детьми на руках?
— Да уж… — соглашается декан. — Да моё дело — сторона. Ну и Устав. По уставу вы молодцы, быстро сориентировались, — весёлое настроение быстро возвращается к декану.
— Да это не мы. Совпало просто. Оказывается, прокурорские давно искали выход призвать к порядку Главное Управление Тыла. Но не получалось — прокурорские в финансах и бухгалтерии не сильны. А тут — сам Бажи. Они и примчались быстрее ветра. Ну и, не знаю, но говорят что у Юста сын незаконнорожденный в Южном Ужуме служил до оккупации, так что… а тут — живой хавилдар оттуда. Ещё и с такой предъявой. Тыловой крысе. — Валери не может скрыть хорошего настроения.
— А кто этот Бажи Начальнику Главного Управления?
— Да родной племянник.
— А его самого племянник, внук стало быть, учится у нас?
— Да.
— Это его твой заставил говно чистить? — смеётся декан, с удовольствием отпивая кофе.
— Ну, не чистить, а руководить, но да, его. И их группу.
— Какой молодец, — продолжает смеяться декан. — Знаешь, признаюсь. Я вначале был очень расстроен. Что он у нас появился. Но сейчас всё складывается так, что у меня даже закрадываются крамольные мысли.
— Это какие, Лай?! Только не говори, что о реорганизации учебного процесса! — тревожится Валери.
— Ну почему не говорить… — смущённо парирует декан. — Ты ж знаешь, «…у меня есть мечта…».
— Да я уже понял. Что надумал? — обречённо кивает Валери.
— Помнишь программу, которую нам не утвердили в Генштабе? Вот её хочу вернуть на доработку. Нам сейчас что угодно подпишут, если ты через Бажам пообещаешь спустить на тормозах. И не будешь впутывать свою личную вендетту. — Декан отставляет кофе в сторону, складывает руки в замок и пристально смотрит на Валери.
— Лай, только не говори, что ты сейчас хочешь… нет, только не это! Когда я столько лет ждал — тут шанс посчитаться — и ты хочешь благородно пропихнуть новую программу обучения! — Валери обречённо ударяет себя раскрытой ладонью по лбу.
— Я тебя не неволю, — сдаёт назад декан. — Но знаешь, для дела было бы полезнее, если б наши придурки выходили отсюда хоть чуть-чуть, но подготовленнее. А ты хочешь государственное дело уступить личным интересам.
— Да я согласен, прав ты… Хоть помечтать можно было? Но знаешь, Лай, а мы не боимся, что, если я спущу всё Бажам, то их отпрыск тут почувствует себя гоголем и может попытаться отыграться на Атени?
— Мы-то боимся. Но ты недооцениваешь Атени. Нам с тобой, кабинетным крысам, не нужно бояться за него. Кстати, у него свой круг — все нижние чины за него горой. Видел? И одели, и обули, и канцелярия у него вся по штату, при том что денег у него ни пенни.
— Да, я даже думал как-то подбросить ему, но не смог придумать, как.
— Не вздумай! Не возьмёт.
— Да оно понятно… я потому и не стал.
— Ты лучше, отпуская Бажи, кроме прочего, намекни ему, что хавилдара нужно отблагодарить штатной выплатой за крест! Которая задержалась по причине пертурбаций в погранокруге! Ибо хавилдар снял претензии к оскорблению Стяга части.
— Не подумал. Вариант. Мне застили глаза возможности за своё отыграться… Но ведь решения о дополнительных поощрениях принимает только канцелярия отряда, нет?
— Это если все живы — то да. А в условиях боевых действий и в случае выбытия — любой другой штаб, который правопреемник либо который принимает выживший личный состав в штат.
— Ну, мы как раз и приняли. Весь выживший личный состав… из одного человека…
— А я о чем. Для Бажи это — мелочь. Тем более, Атени реально может доставит массу неприятностей. Если упрётся. А мы хоть что-то хорошее сделаем. Кроме вечной дрессировки зажравшихся дебилов.
* * *
После обеда — физкультура. Преподаватель — субедар в возрасте, более подходящем майору — строит нас в колонну по одному и заставляет бежать полчаса. Однокурсники по одному сходят с дистанции. Я добегаю без особых проблем — у Атени это стандартная часть подготовки. Тем более, он долго жил в условиях высокогорья и отлично бегает от природы. Ещё и если налегке.
Субедар командует построиться и ведёт нас в спортгородок. Там большинство сосисками качается на турниках, не в состоянии даже подтянуться, не говоря уж по подъём-перевороте: падает с доски, по которой преодолевается яма, соскальзывает с «пеньков» на «болоте», в общем, веселится, как может. Я быстро прохожу все снаряды и жду на траве остальных, которых субедар возвращает в начало дистанции после каждой неудачи.
— Хавилдар, ко мне! — кричит субедар с противоположной стороны площадки.
— Господин субедар, хав… — Подбегаю к нем.
— Вольно. Южный Ужум?
— Так точно.
— Я — с Восточно-Океанского. — И он протягивает мне руку. Жму, под удивлённые косые взгляды однокурсников. Но им объяснять я ничего не собираюсь. Южный Ужум — крайний юг. Жара и горы в основном. Восточно-Океанский округ — наоборот, степи и бураны зимой. И очень неспокойная граница с Рыбной Империей. — Ты там кем был?
— Замком второго ВПБСа в отряде. Зимой — на усилении на заставах.
— Я — замкомом заставы. В общем, ко мне на занятия можешь не ходить. Считай, имеешь зачёт до конца семестра. У тебя есть предметы, по которым не успеваешь?
— Так точно. Медицина.
— Вот ходи учи медицину. Ближайшие полгода тебе тут делать нечего. Свободен!
— Спасибо.
— Не за что. Сам же всё понимаешь.
Понимаю. Расспрашивать не будешь, но понятно, что из погранвойск перевестись преподом физкультуры сюда можно только в результате ограничений по здоровью. Что автоматически означает ранение. А на границе это редко происходит по бытовым причинам.
Мне этого уже хватает, чтоб примерно предположить варианты прошлого субедара. Он обо мне, Атени, всё понимает аналогичным образом.
Вечером на ужине ко мне снова прибегает посыльный. В этот раз просят прибыть в деканат.
В деканате Валери и какой-то тип из интендантской службы о чём-то переругиваются, но затихают при моём появлении. Интендант встаёт, принимает подобие строевой стойки, и смотрит на Валери, встающего рядом.
— Курсант-хавилдар Атени! — Начинает Валери. — За мужество и героизм, в приложение к КРЕСТУ ЗА ДОБЛЕСТЬ, согласно Приказа по последнему месту службы, вам начислена сумма в 50 империлов. В процессе эвакуации, часть документации была утеряна. Относящиеся к личному составу документы признаны неактуальными. Мы поздно получили уведомление о Вас. Приношу извинения от лица Командования и Её Августейшества!
— Jai Mahakali! — Отвечаю.
— Пожалуйста, распишитесь в ведомости! — портит пафосный момент интендант, на вытянутых руках подавая ведомость, как большую ценность.
С другой стороны, за пятьдесят империалов я сейчас его даже расцеловать готов, не то что расписаться. Они очень кстати. Расписываюсь в ведомости, отмечая удовлетворённый взгляд Валери. Вероятно, это как-то связано с делегированием мной ему права подачи жалобы против дневного тыловика. Но ведомость — самая настоящая, к тому же мне остаётся копия приказа о выплате, подписанная начальником финслужбы, а это уже серьёзно. Неужели обо мне вспомнили.
Тыловик быстро исчезает с видом человека, исполнившего неприятную обязанность, а я обращаюсь к Валери:
— Господин подполковник, кого я ставлю в известность, если в неучебное время планирую покинуть территорию колледжа?
Валери вначале не может сообразить, потом удивляется:
— Вы не там! — говорит он. Потом, правда, поясняет, — Вы в учебном заведении. Казарменный режим на курсантов учебных заведений не распространяется. После вечернего построения можете быть свободны.
— Господин подполковник, так я сейчас могу быть свободным?
Валери смотрит на меня, как на убогого:
— До утреннего построения — свободны, как ветер, Атени.
И я понимаю, что зря тормозил. Впрочем, меня сдерживало ещё и отсутствие денег, которые сегодня так кстати, можно сказать, упали с неба.
* * *
На складе нахожу уоррента.
— Батя, вопрос… Здесь есть касса взаимопомощи нижних чинов? Или это только у нас там было?
— Есть, как не быть, — степенно отвечает уоррент.
— Тогда вот с меня, — передаю ему пять империалов. — Мне тут за крест с предыдущей части дослали.
— Ты смотри, обычно ж если забыли — пиши пропало, — неподдельно удивляется уоррент. — Видать, не зря ты пузана придавил.
— Ну. В общем, батя, мне выдали пятьдесят. Пять сдаю — церковная десятина. Нормально? Или тут иначе?
— Также, десятина. Принял. Сам куда?
— В кабак, известно куда… сто лет не был.
— Тоже нужное дело. Может, именно тебе и правда есть смысл… Совет хочешь?
— Конечно.
— Не таскай все сорок пять с собой. Возьми один, много два. Остальные закрой вон в ящике, код один один один. Утром заберешь. Никто не возьмет. Лучше пусть в ящике полежат, чем с годовым довольствием в кабак переть.
— Я как раз хотел спросить, можно ли тут подержать.
— Можно. Только тогда код на ящике смени, и никому не говори. Считай, я тебе этот ящик в аренду дал, он только твой. К полу намертво приварен, утащить — только со зданием. Храни. За пять импов — от всех спасибо. Наику с техслужбы детей к целителю надо. Как раз будет, с чего оплачивать.
— Батя, а к нашей что, нельзя? — удивляюсь.
— К Лю, что ли?
— К ней.
— А ты с ней на короткой ноге? — оживляется уоррент.
— Ну как сказать… первое занятие сегодня было. Я по её предмету — ни в зуб ногой. Она прикрыла. Из-за меня одного, контрольный опрос проводить не стала — я б его не написал. Записала на подготовительные курсы с абитуриентами следующего года — но мне это самое оно, я как раз этой программы и не знаю. Ещё по плечу хлопнула, когда прощались — у нас в Ужуме так не принято. Чтоб женщина чужого мужчину касалась… — честно всё выкладываю уорренту.
— Ты смотри… — задумчиво тянет уоррент. — Может, и вправду поговорить?
— Батя, хочешь — я поговорю, если вам недосуг или невместно. Я её каждый день же вижу. Она у нас прикладную медицину, реанимацию ведет и магические плетения до кучи.
— Давай так. Если я к тебе до завтра не подойду — попроси её помочь? А если мы сами момент улучим — то тебе сразу знать дадим.
— Замётано, — жму ему руку и, вспомнив, на выходе спрашиваю, — Батя, порекомендуй кабак?
— Тебе чтоб с девочками за деньги? С порядочными, но уже дороже и без гарантий? Или — для поминальной тризны? — проницательно схватывает уоррент.
— Какие девочки, батя… третий пункт.
— Ну тогда и вариантов нет. Тебе в «ЗЕЛЁНОЕ КЕПИ», иди до сенатской Площади по главной дороге от КПП, там спросишь.
— Здесь наши есть? — очень сильно удивляюсь.
— А то… Бывший начштаба главного управления погранвойск на пенсии кабак открыл. С вас, по предъявлению формы либо жетона — половина оплаты. Только ваших там мало — всё же центр страны, до границ далеко. Но уж когда есть кто с оказией в городе из ваших — туда точно зайдёт.
— Спасибо!
* * *
«ЗЕЛЁНОЕ КЕПИ» оказывается чем-то средним между дорогим трактиром и этническим, как сказали бы там, рестораном. Двухэтажное здание, добротная дорогая мебель натурального дерева. У входа встречает портье. С лёту мазнув взглядом по моему штату, говорит:
— Поминки?
— Да.
— Предлагаю второй этаж, вы сейчас увидите, почему.
Следую за ним на второй этаж, где попадаю в круглый зал, центр которого свободен и пуст а по краям находятся отдельные кабинки, открытые с одной стороны из четырёх — в сторону зала. И видно всех, и уединение. Два в одном. Действительно, уютно.
Выбираю кабинку, открываю меню. Я один на втором этаже. Что меня вполне устраивает. С опозданием замечаю табличку на лестнице у входа на второй этаж: «Без штата погранвойск вход на второй этаж строго запрещён».
Понятно.
Через пять минут заказываю подавальщику солянку, мясо на углях и печёный батат, плюс самого дорогого алкоголя из списка. Судя по цене в меню, можно не бояться, один империал — это чертовски много. Плюс — с меня только половина оплаты по счёту.
Графин с чем-то вроде рома подают через три минуты. Еду начинают подавать через пяти минут. Подавальщик ставит на стол две стопки и задёргивает, выходя, полупрозрачные шторки. Теперь из зала видно только мой силуэт.
Мне есть о чём подумать. И что вспомнить. И о своих. И об этих. И о жене Атени с детьми.
И его ощущения не было возможности полностью осмыслить и переварить.
* * *
Наливаю себе маленькую стопку раз в пятнадцать минут. Заедаю сыром. И снова замираю на пятнадцать минут, перебирая картинки из прошлого. Частью — свои тамошние. Частью — тоже свои, но уже здешние.
В зал входит группа людей, подробностей не вижу сквозь занавесь, только силуэты на фоне света. Вижу, что они замечают занятую мной кабину, и с их стороны звучит:
— Jai Mahakali!
— Ayo Gorkhali! — отвечаю, вставая из-за стола и выходя в зал.
Трое. Субедар, наик и хавилдар-майор. Со штатом Приаргынского отряда. Байкульский округ.
— Атени. — Жму предплечья с каждым из троих по очереди.
— Пун. — Хавилдар-майор.
— Чанд, — это наик.
— Гурунг, — субедар.
— Пойдёмте ко мне? — приглашаю. — Я уже давно сижу. У меня ждать не нужно будет ни еды, ни…
Проходим ко мне, задёргиваем шторку, из шкафа у стены берём ещё стопки. Тянусь было к графину, но вовремя спохватываюсь: разливает теперь наик, как самый младший. От субедара не укрывается этот мой жест, и он, ухмыляясь, говорит:
— Давно сидишь?
— Второй графин, в городе третий день. Никого не знаю. Помянуть своих давно пора, но раньше не было возможности.
— Да мы наслышаны. Что тебя в одном халате из госпиталя выпнули, — невесело бросает Чанд, заканчивая разливать.
— Как? — поражаюсь. — Откуда?
— Известно откуда. «Зелёный телеграф». Ты ж последний из отряда. Живой, как оказалось. Тебе крест должна была Её Августейшество лично вручить. Но её в зону риска не пустили — у вас же там чуть не боевые.
— Да боевые ж не в округе! — отмахиваюсь. — Я-то в госпитале в округе валялся.
— Ну, из столицы того не видать. А вообще, в «Вестнике погранвойск» было — на все погранвойска. И про то, что вы там держались, как кобель за кость. Отрядом против второй ударной Кименистана чуть не неделю. И что один хавилдар из отряда выжил. Потом по солдатскому телеграфу из округа дошла информация, что ты без денег, с одним крестом в руках на базаре одежду покупал. В общем, прославился, — хлопает меня по плечу субедар.
— Уволили задним числом, — хмуро поясняю. — Денег нет. Семья и дом — на той стороне остались… Вышел из госпиталя — узнал, что всех наглухо… Из госпиталя вытурили, хотя, спасибо, что подлатали. В округе — никого не знаю. Из отряда — я последний. Плюс — я ж из Северного Полесья, кого мне в Ужуме просить? Пошёл на базар, продал крест. На эти деньги оделся и сюда приехал. В магическом колледже теперь учусь.
— Ну молоток, чего, — бьёт меня по плечу Пун. — Жив — и слава Великой.
— Слава, — синхронно отвечаем втроём.
— Хотя мне оно уже и не зачем, — добавляю.
— На всё — Её Воля. — отсекает Пун. — Чанд, наливай. Не торопись на тот свет, Атени. Без веской причины.
Молча указываю пальцем на чёрные петлицы.
— А мы домой джемадара отвозили, — рассказывает Гурунг. — обстрел заставы с той стороны, его сразу.
— Снова провокация? Или..? — спрашиваю.
— Не понятно. Уже полгода усиленный режим. Может быть, что рыбники решили нас тоже на зуб проверить, раз у Кименистана получилось. Только на своём участке. У них ведь тоже народу — жуть. А селиться негде. Только к нам. — поясняет Пун. — а как тебя в колледж занесло?
— А что мне ещё делать? Может, хоть «черепом» кому пригожусь. Моего-то отряда больше нет.
— А перевестись куда-то не думал? Задним числом? Ты бы мог, ты знаменитость.
— Уже поздно дёргаться. Что знаменитость — только от вас узнал. До этого, даже на носки денег не было. Выдать «КРЕСТ ЗА ДОБЛЕСТЬ» голому человеку в госпитале, когда ему даже одеть нечего — мне этого хватило. В колледже учусь. За вступительные зачли результаты прошлогодней аттестации на замкома ВПБСа, эти результаты, оказывается, в Главный Штаб пересылаются. Так что, сохранились. Пока так.
— Твоё здоровье!
Сидим ещё часа два. Обмениваемся новостями со своих участков, обсуждаем интересные случаи, в общем, как дома.
Расстаёмся на крыльце, обменявшись адресами. Жму по очереди всем предплечья:
— Ну, мне обратно, на базу. То есть тьфу, в колледж. — Все смеются.
— Jai Mahakali!
— Ayo Gorkhali! Жги в колледже за всех нас, Атени!
