Как и Соединенные Штаты, СССР тоже готовился к полномасштабной войне. Соотечественники, решившие не возвращаться в Советский Союз после Второй мировой, стали новой мишенью сталинской разведки. Лидеров и активистов антисоветской эмиграции убивали ликвидаторы, а радиостанции и НТС жили в постоянном страхе перед угрозой проникновения советских агентов. В советских радиопередачах из Восточной Германии, адресованных беженцам из СССР в Западной Германии, последних призывали вернуться на родину и запугивали, отговаривая от участия в какой бы то ни было антисоветской деятельности.

Но все же времена менялись. После смерти Сталина советский режим, хотя и незначительно, ослабил хватку. Советские граждане стали больше выезжать, число невозвращенцев росло, а органам госбезопасности было все труднее справиться с этой проблемой.

Однако самую важную роль среди «перебежчиков» на Запад сыграли не советские генералы и офицеры, как прогнозировал Фишер, а то, что казалось вполне безобидным, — книги.

Сталин умер в марте 1953 г., и Зарубин, Горская и Эйтингон вдруг снова понадобились руководству. Лаврентий Берия вернул на службу давно вышедших в отставку Зарубина и Горскую и выпустил Эйтингона из тюрьмы. Им троим и еще одному офицеру разведки, причастному к убийству Троцкого, было дано новое задание — сформировать особую бригаду, которая должна будет взорвать американские авиабазы в Европе, если между СССР и США начнется военный конфликт. В первый и последний раз эти трое должны были работать вместе.

Когда Эйтингон освоился в новом кабинете на Лубянке, он снова пригласил свою падчерицу Зою Зарубину. Но она отказалась, поскольку уже преподавала в Институте иностранных языков. Это решение, вероятно, спасло Зою от тюрьмы: несколько месяцев спустя Берию арестовали и расстреляли. Эйтингон, как соучастник Берии, снова оказался в тюрьме, теперь на 11 лет. Вместе со своим начальником он был осужден за то, что «они по указанию Берии и его соучастников Абакумова и Меркулова возглавили… специальную группу, на которую возлагались разработка и осуществление планов уничтожения и избиения советских граждан». «…Установлено непосредственное участие Эйтингона в умерщвлении людей путем инъекции яда», — гласил приговор.

Однако после ареста Эйтингона советские спецслужбы не отказались от старых методов. На тайные операции Запада они ответили серией политических убийств. Германия, особенно Мюнхен, стали полигоном для советских ликвидаций. В 1957 г. выстрелом из заряженного ядом газового пистолета был убит известный украинский писатель-эмигрант Лев Ребет, через два года жертвой отравления цианидом стал создатель Украинской повстанческой армии Степан Бандера. Председателя НТС планировали отравить в 1954 г., но его потенциальный убийца переметнулся на Запад. Три года спустя сам перебежчик едва пережил отравление таллием. Яд, проверенное средство избавления от врагов, по-прежнему был в моде.

В эфире эмигрантов обрабатывала советская радиопропаганда. В программе одной из радиостанций, вещавшей на Мюнхен из Восточного Берлина под эгидой Советского комитета по репатриации, дикторы зачитывали письма советских граждан, в которых те по именам обращались к своим родным и друзьям и звали их вернуться домой. Эти радиопередачи вряд ли могли склонить к возвращению на родину, но письма в эфире показывали эмигрантам, что им стоит хорошо подумать, прежде чем участвовать в какой бы то ни было антисоветской деятельности, поскольку их близкие уже находятся в заложниках у советских спецслужб.

В середине 1950-х гг. эту тактику шантажа начали использовать и в Соединенных Штатах. Графиня Александра Толстая, дочь Льва Толстого, бежала из Советского Союза еще в 1929 г. и через два года переехала в США. Она жила на ферме на севере штата Нью-Йорк и занималась оказанием помощи прибывающим в Америку новым эмигрантам. Выступая на слушаниях в сенате, графиня сообщила, что многие эмигранты из СССР подвергаются давлению со стороны советских спецслужб. В частности, переселенцам приходят письма, «в которых указаны их настоящие русские имена, в то время как они живут по этим адресам под вымышленными именами». Советские спецслужбы посылали эмигрантам недвусмысленный сигнал: они не спускают глаз со своих бывших соотечественников, как бы те ни прятались.

Между тем амбициозные планы Джорджа Фишера и Кеннана в отношении фонда «Свободная Россия» окончательно провалились. Фонд не нашел среди советских политических эмигрантов того, на кого можно было бы сделать ставку, — ни одного нового Троцкого, у которого бы был реальный шанс свергнуть режим в Москве. Не удалось Фонду обнаружить и подходящие для продвижения исследования русских эмигрантов о советской системе.

Американские военные нашли русским эмигрантам лучшее применение: они создали в маленьком курортном городке Гармиш в Баварских Альпах неподалеку от Мюнхена Русский институт. С 1950-х гг. все американские дипломаты, военнослужащие и шпионы, которым предстояло работать в СССР, проходили здесь годичную программу подготовки. Обучение велось только на русском языке, преподавателями были русские эмигранты первой и второй волны.

В то же время Фонд «Свободная Россия» помогал советским эмигрантам переселяться в США и поддерживал грантами эмигрантские организации, такие как Фонд Толстого, которым руководила Александра Толстая.

Было очевидно, что никакого серьезного прорыва не произойдет до тех пор, пока из СССР не сбежит писатель, ученый или партийный бонза — словом, тот, кто хорошо известен на родине.

26 апреля 1967 г. десятки журналистов собрались в роскошном отеле Plaza на углу Пятой авеню и Центрального парка в Нью-Йорке, монументальном 19-этажном здании с башнями — архитектор которого явно вдохновлялся французского шато, но решил увеличить размеры. Они пришли послушать единственную дочь Сталина, 41-летнюю Светлану Аллилуеву, которая вот уже неделю находилась в Нью-Йорке. Ее побег вызвал сенсацию в мировых СМИ, как и ее трагическая история любви. Аллилуева влюбилась в индийского коммуниста, приехавшего в Москву на лечение, но старые товарищи отца не разрешали им пожениться. Через год ее возлюбленный умер, и Светлана с большим трудом добилась разрешения вылететь в Индию, чтобы отвезти туда и развеять над Гангом его прах. В Нью-Дели она отправилась в посольство США, показала свой паспорт и попросила политического убежища.

И вот теперь дочь Сталина вошла в большой приемный зал Plaza. Рыжеволосая, в скромном темно-синем платье, она подошла к столу на сцене и села перед микрофоном. Справа от Светланы стоял Джордж Кеннан и с гордостью смотрел на нее.

Для дипломата это было едва ли не важнейшим событием его жизни. Когда посольство США в Нью-Дели телеграфировало в Вашингтон о побеге дочери Сталина, госдепартамент немедленно связался с Кеннаном, который к тому времени уже вышел в отставку. У него спросили, сможет ли он вылететь в Женеву, чтобы встретиться там со Светланой Аллилуевой. Она сама попросила об этой встрече, поскольку знала Кеннана еще со времен, когда тот был послом США в Москве. Кеннан поспешил на самолет. Ему нравилась Светлана. Но что гораздо важнее, ее бегство на Запад было тем самым, чего так долго ждали они с Фишером: побег дочери Сталина мог наделать много шума и изменить отношение американской общественности к СССР.

Пресс-конференцию Светлана начала с ответов на письменные вопросы журналистов. По-английски она говорила чуть нерешительно, но правильно. На вопрос репортера NBC: «Какова ваша политическая философия?» — Аллилуева ответила, что у нее нет политической философии. Молодое советское поколение смотрит на происходящее все более критически, сказала Светлана, но лично на нее повлияла религия. Именно отношения с Браджешем Сингхом изменили ее взгляд на Советский Союз. Однако, добавила она, это была не единственная проблема, с которой ей пришлось столкнуться на родине:

 

«Среди других событий я хочу также упомянуть о процессе над Синявским и Даниэлем, который произвел угнетающее впечатление на всех интеллектуалов в России и на меня тоже. Могу сказать, что после него я окончательно лишилась надежды, что мы можем стать либеральной страной. То, как обращались с этими двумя писателями, какой им вынесли приговор, заставило меня полностью разувериться в нашем правосудии».

 

Советских писателей Андрея Синявского и Юлия Даниэля осудили за год до ее побега за антисоветскую пропаганду после того, как во Франции были опубликованы их сатирические произведения. Суд приговорил обоих к нескольким годам исправительно-трудовых лагерей. Светлана подчеркнула, что она тоже писательница и почти завершила работу над книгой, которую нелегально вывезла из СССР. «Надеюсь, что вы сможете прочитать ее уже этой осенью», — сказала она.

Речь шла о книге воспоминаний «Двадцать писем к другу». Мемуары увидели свет даже быстрее, чем рассчитывала Светлана: после пресс-конференции издательство Harper & Row ускорило публикацию, так что книга появилась на полках магазинов уже в июне. Она мгновенно стала бестселлером по версии The New York Times.

Кеннан помог Светлане заключить хорошую сделку с издательством. Он также предложил ей поселиться на его ферме в Пенсильвании, которая по иронии судьбы находилась вблизи небольшого городка под названием Ист-Берлин — Восточный Берлин.

Книга Аллилуевой была далеко не первой из тех, что были опубликованы на Западе беглецами из СССР. Но одно дело, когда книга написана никому не известным шпионом и интересна лишь узкому кругу людей, связанных с разведкой и контрразведкой. И совсем другое дело — книга, написанная дочерью Сталина, и к тому же хорошая.

Благодаря побегу Светланы Кеннан наконец-то получил то, о чем они с Джорджем Фишером мечтали больше пятнадцати лет назад: советскую эмигрантку самого высокого уровня, которая могла обращаться к широкой американской аудитории.

Кеннан останется верным другом Светланы на все время ее пребывания в Америке. Всегда готовый прийти на помощь, он перевез ее в Принстон, где жил вместе с семьей. Он видел в дочери Сталина нового Троцкого и был уверен, что КГБ готовит ее похищение. Поэтому он старался не спускать с нее глаз и убедил членов своей семьи также присматривать за ней. Кеннан поддерживал ее даже тогда, когда она отдавалась на волю эмоций и вела себя безрассудно — например, когда она завела роман с Луисом Фишером, своим соседом. На тот момент отцу Джорджа было уже за 70. Страстные отношения Аллилуевой и Фишера продлились недолго и окончательно закончились, когда Светлана разнесла стеклянную дверь в доме Фишера, требуя вернуть ее письма.

Между тем у сына Фишера, Джорджа, его так хорошо начавшаяся карьера дала сбой, после которого он никогда не смог оправиться.

Его подвела его принципиальность. Джордж был убежденным противником войны во Вьетнаме — в конце концов, идеология антивоенного движения 1960-х во многом опиралась на учение «новых левых», в свое время разработанное Паулем Массингом, наставником Джорджа, и его коллегами по Франкфуртской школе. Весной 1968 г., когда в Колумбийском университете вспыхнули антивоенные студенческие протесты, Фишер — тогда 45-летний адъюнкт-профессор социологии и сотрудник Русского института Колумбийского университета — встал на сторону студентов. После того как он подписал опубликованную в Columbia Spectator петицию с требованием «отменить иски и уголовное преследование в отношении арестованных во время недавних демонстраций», его контракт в Колумбийском университете не продлили. После этого Фишер навсегда порвал с советологией. Нет никаких свидетельств, что он общался с Кеннаном после этого.

Кеннан же продолжал опекать Аллилуеву. Но его надежды сделать ее политическим голосом русского зарубежья так и не оправдались. Ни одна из эмигрантских организаций, созданных по инициативе Кеннана в начале 1950-х гг., ничего не сделала, чтобы развить успех ее книги в нечто большее. Кроме того, сама Светлана отказалась стать новым Троцким — мобилизующей и организующей фигурой для русской эмиграции. Не захотела она и консультировать американских политиков по связанным с СССР вопросам. Дочь Сталина твердо придерживалась обещания, которое дала на пресс-конференции в отеле Plaza: «Я не буду агитировать ни за коммунизм, ни против него».

Хотя Светлана Аллилуева отказалась играть политическую роль в холодной войне, ее побег на Запад все-таки вызвал в СССР серьезные политические изменения — причем на самом высоком уровне.

Через три недели после пресс-конференции Аллилуевой председателя КГБ Владимира Семичастного вызвали в Кремль. На заседании Политбюро советский лидер Леонид Брежнев объявил Семичастному, что отправляет его в отставку, так как органы госбезопасности не смогли помешать дочери Сталина бежать на Запад. Падение могущественного шефа всесильного КГБ — это совсем немаленький результат для отставного американского дипломата, 41-летней женщины и ее 272-страничной книги.

К концу 1960-х гг. и другие идеи Кеннана наконец-то начали приносить плоды. В апреле 1968 г. на московских кухнях вполголоса обсуждали первый номер «Хроники текущих событий» — подпольного бюллетеня по правам человека, который начал печататься в СССР. В качестве эпиграфа издатели использовали 19-ю статью из принятой в 1948 г. Всеобщей декларации прав человека: «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ». На протяжении 15 лет бюллетень «Хроника текущих событий» печатал новости о преследованиях и арестах диссидентов в СССР — ни одно другое самиздатовское издание в стране не просуществовало так долго.

В августе 1968 г. советские войска вторглись в Чехословакию. Восемь человек, включая редактора «Хроники», вышли на Красную площадь с самодельными плакатами и устроили акцию протеста. Уже через несколько минут всех арестовали. «Хроника» подробно освещала судебный процесс над ними. Все выпуски «Хроники» начиная с первого нелегально переправлялись на Запад, перепечатывались и распространялись, а опубликованные в них материалы зачитывались в эфире «Свободы» — одной из радиостанций, созданных по инициативе Кеннана. К тому времени тысячи советских граждан находили способы обойти радиоглушилки и слушали «вражеские голоса».

В декабре на книжных полках американских магазинов появилась еще одна книга советского автора — роман «В круге первом» Александра Солженицына, изданный в Harper & Row, сюжет которого разворачивается в шарашке — секретном исследовательском институте, где работал Солженицын и другие заключенные ГУЛАГа. В СССР книгу запретили, но ее удалось переправить на Запад.

Вскоре из Советского Союза хлынул поток антисоветских рукописей. Началась новая эпоха.