Глава двадцать девятая
На следующий день Вера поехала в Пойнт. В дюнах была парковка. Она оставила машину перед рекой и прошлась пешком к пристани. Было девять утра, светило яркое утреннее солнце, отбрасывавшее острые тени и отблески на воде. Она была рада оказаться вдали от деревни, от подозрительных взглядов местных жителей и вечных журналистов, подглядывавших из-за каждого угла. Они как-то раз заметили ее в булочной и прочно там обосновались.
Она отправила Эшворта проверить Беннетта – тот ли он, за кого себя выдает. Свидетельство о рождении, номер государственного страхования, паспортные данные. Это займет время, но он справится. Он уже выяснил, что в момент убийства Эбигейл Ник Лайнэм рыдал в крематории Сандерленда на похоронах бабушки. Вера предложила Эшворту работать из штаб-квартиры. Ей хотелось узнать, как идет расследование гибели Уинтера, а Холнесс не стал бы делиться с ней информацией – особенно после того, как она с ним общалась во время их последней встречи. Люди любили Эшворта. Куда бы он ни шел, ему доверяли, говорили с ним. Она знала, что неправильно общается с людьми. Она надеялась, что Эшворт вернется с информацией о том, как продвигается расследование по делу Уинтера. Если бы она спросила о конкретных деталях, местные копы, может, и сказали бы ей, но ей нужно было больше. Ей нужны были безумные теории, вечерние сплетни из паба. Кроме того, ей не хотелось терять достоинство и просить о чем-либо.
Она была рада оказаться на улице, прочистить мозги. Каждый вечер она обещала себе, что сегодня не будет пить, но сдержать обещание не получалось. Она никогда не напивалась – в том идиотском смысле, как это делают студенты, – но иногда она знала, что без выпивки не заснет. Ей нужно было дойти до того состояния, когда мысли становятся невесомыми и размытыми, а детали расследования перестают быть такими уж важными. Наутро она просыпалась с похмельем, с ощущением отстраненности от всего. Именно так она и чувствовала себя сегодня утром. Накануне она продолжила пить, вернувшись в отель.
Из одного из домиков спасателей доносился запах жарящегося бекона, и она быстро прошла мимо. Лучше было вдыхать запах соли и водорослей. За современными домами стояли два квадратных белых домика, в которых когда-то жили служащие береговой охраны, а теперь – рулевые катеров. В одном из них выросла Джини Лонг, и там же Майкл ухаживал за больной женой до самой ее смерти.
Из домика, стоявшего ближе к морю, вышла женщина. На ней была форма рулевого, но рубашка на шее была расстегнута, и пошла она не в сторону пристани, где был пришвартован катер. Она обошла дом, держа в руке белую эмалированную миску, подошла к сараю за домом и вернулась с миской, наполовину полной грязного картофеля.
– Рановато для обеда, – сказала Вера.
Женщина остановилась. Кажется, она была не против поболтать.
– Я буду работать весь день. Лучше начистить сейчас. На ужин зайдет друг. – Она подмигнула. – У моего отца свой участок. Снабжает меня овощами, – добавила она.
– Свое с огорода лучше всего.
– Именно так он мне и говорит.
Вера вытащила удостоверение.
– Я занимаюсь убийством Эбигейл Мэнтел. У вас найдется пара минут? Можете заняться картошкой, пока будем говорить.
– Да нет, – ответила та, – я буду рада прерваться на кофе. Заходите. Я поставлю чайник.
Ее звали Венди Джоуэл. Первая женщина-рулевой на Хамбере, сказала она. Не то чтобы она была настоящим рулевым. Всего лишь подгоняла катер, чтобы забрать лоцмана после того, как тот выведет корабль в море. Или доставить его к кораблю.
– Лоцманы, они же все мужчины, да? – спросила Вера.
– Конечно. Здесь же все деньги.
Они рассмеялись.
– Когда-то среди детективов тоже не было женщин, – сказала Вера. – Не выше сержанта. Все меняется.
– В любом случае не уверена, что хотела бы этим заниматься. Слишком большая ответственность. Слишком много давления. Я довольна тем, чем занимаюсь.
– Вы знаете Майкла Лонга?
– Он пару раз приглашал меня, когда я проходила обучение. Не то чтобы ему это нравилось. Идиот несчастный. Не мог понять, как это – взяли женщину. Потом я заняла его место, когда он ушел на пенсию. Давно его не видела. После смерти Пег он не появлялся на людях.
– Вы жили где-то здесь в то время, когда убили Эбигейл?
– В Элвете, в одном из муниципальных домов. Еще была замужем. Но вскоре прозрела.
– Вы знали Джини?
– В таком маленьком местечке знаешь почти всех. По крайней мере, шапочно. Она иногда работала в «Якоре». Мы вроде бы даже вместе ходили в школу, но я не помню. Она была младше меня.
– Как вы к ней относились?
– Она мне нравилась. Некоторые называли ее высокомерной, потому что она хорошо сдала все экзамены и уехала поступать в университет. Думаю, она была застенчивой, вот и все. Вы бы посмотрели на нее в пабе. Мужики отпускают грязные шуточки, извращенец Барри осматривает с головы до ног. Она это терпеть не могла. Но держалась хорошо. Я ею за это восхищалась. Но она к такому не привыкла. Она училась в колледже, но выглядела, как ребенок. Да и с Майклом Лонгом жизнь, поди, невеселая.
– Почему?
– Не особенно-то он внимательный. Типичный неотесанный йоркширец, да еще гордится этим. И довольно задиристый, когда никто не видит.
– Жестокий?
– Об этом я не слышала, но агрессивный. Особенно после пары кружек. Теперь он всем рассказывает, что они с Пег жили душа в душу, но так было не всегда. До ее болезни он частенько на ней срывался. Иногда на публике. Как-то раз они были в «Якоре», и она пыталась убедить его идти домой, а он начал на нее кричать, обзывать по-всякому. Я бы такое не спустила.
– Так унизительно, – ответила Вера. – Когда это происходит на людях.
– Точно. – На мгновение воцарилась тишина. Обе, казалось, погрузились в воспоминания.
– А Эмма Беннетт? – спросила Вера. – Тогда она была Эмма Уинтер. Вы ее знали?
– Она была исключением, подтверждающим правило. Я бы ее не узнала, даже если бы столкнулась с ней на улице. Она намного младше меня, и тогда они только въехали в Спрингхед. После убийства на нее стали обращать внимание. Знаете, как люди болтают: «Видишь ту девочку, это она нашла тело дочери Мэнтела». Но до этого я о ней понятия не имела.
– А теперь она замужем за одним из лоцманов.
– Ага, за Джеймсом, – протянула она, и в словах явно звучало восхищение. Вера ничего не ответила, надеясь, что та продолжит. – Да, Джеймс Беннетт, – сказала наконец Венди. – Слишком хорош, чтобы быть правдой.
– Что вы имеете в виду? – Вера старалась, чтобы голос звучал ровно и не выдавал ее заинтересованности.
– Ну, он не похож на остальных, да? Хорошо выглядит, деликатный. И чертовски хороший лоцман.
– Так все говорят.
– Некоторые лоцманы не считаются с нами. Как будто заказали такси в пятницу вечером, чтобы добраться до дома. Дай бог, чтобы хоть поздоровались. А Джеймс не такой. Даже когда видно, что он вымотан, он все равно ведет себя вежливо.
– Эмма понимает, как ей повезло?
– Джеймс от нее без ума, это точно.
– А Эмма?
– Не поймешь ее. Она немного похожа на Джини Лонг. Отстраненная и замкнутая. С подавленной волей. Еще одна дочь властного отца.
– Откуда вы знаете Роберта Уинтера? – удивилась Вера. Ей не показалось, чтобы они были из одного круга общения. Но, может, как и говорила Венди, в таких маленьких деревнях, как Элвет, все друг друга знают. Или думают, что знают.
Венди молчала, и на мгновение Вера подумала, что та избегает ответа.
– Я вышла замуж за неудачника, – сказала она наконец. – Он был настоящим показушником, постоянно у него была куча планов и фантазий, обещаний богатства, но он просто пускал пыль в глаза. В итоге кончилось все судом с обвинением в мошенничестве и подделке кредитных карт.
– Он получил условное.
– Да, и всегда находил, чем заняться, вместо того чтобы являться на встречи с инспектором. Так что Роберт Уинтер вечно таскался сюда, разнюхивал, где его найти.
– Вам не нравился мистер Уинтер?
– Он вел себя очень покровительственно. Словно он идеален, а все остальные слишком тупы, чтобы устроить свою собственную жизнь. Джед, мой мужик, не был ангелом. Он ввязывался в такие дела, о которых я ничего не знала. И не хотела знать. И он становился отвратным после пары стаканов. Как Майкл Лонг. Такой же типаж. Но мне не нужно было, чтобы Роберт Уинтер мне об этом рассказывал. Я бы бросила его раньше, если бы Уинтер не настаивал на этом. – Она улыбнулась. – Я всегда была упрямой, как коза. Никогда не любила, когда кто-то мне говорит, что делать.
– Да, – сказала Вера. – Я тоже. Поэтому я и пробилась повыше. Чтобы самой указывать другим. Впрочем, я бы не сказала, что это похоже на мистера Уинтера. Я бы скорее решила, что он будет ратовать за священный ритуал брачной церемонии. Он ведь набожный?
– Он урод. – Но Венди, кажется, потеряла интерес. – В любом случае потом я его почти не встречала. Джед снова попался, и его отправили в тюрьму. Когда он вышел, у меня уже была работа на пароме. Я заболела этим делом и в итоге оказалась здесь.
– А как Джеймс оказался здесь? – спросила Вера, словно это было самым естественным продолжением разговора, словно лично ей было все равно. – Какое у него прошлое?
– Я не знаю, – сказала Венди. – Это одно из его потрясающих качеств. Он не говорит о себе. Большинство мужиков вечно твердят – я, я, я. Но не Джеймс. Ему больше интересны другие.
Вера вышла на улицу, залитую солнцем. Пожалуй, звучало и впрямь слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она присела на одну из деревянных скамеек перед кафе, попивая кофе с молоком, не совсем понимая, чего она, собственно, ждет. Пара орнитологов в нелепых шляпах жевали сэндвичи с сосиской. С набитыми ртами они обсуждали, каких птиц видели, каких упустили. Вера, чей отец тоже был в каком-то смысле орнитологом, почувствовала странную ностальгию. По подбородку одного из мужчин потек жир от сэндвича, но он успел его вытереть, не дав стечь на бинокль, висевший на шее. Венди Джоуэл вышла из своего домика и отправилась к катеру на пристани. Вера смотрела, как он отплыл от берега в открытые воды и закачался на волнах, а потом исчез за Пойнтом. Орнитологи ушли, и она почувствовала, что замерзает, но все еще не могла заставить себя подняться.
Катер снова показался вдали, и у Веры зазвонил телефон. Эшворт.
– Я подумал, вам захочется узнать, как тут у нас дела.
У нас. Значит, он уже пустил в ход свою магию, вербуя сторонников, наводя мосты. Местные наверняка сочувствовали, что им руководит такая жирная корова.
– Давай.
– Я проверил Джеймса Беннетта в Центре лицензирования водителей и в паспортном столе. Все в порядке. Джеймс Ричард Беннетт. Дата рождения – шестнадцатое июня 1966 года. Место рождения – Крилл, Восточный Йоркшир.
– Значит, местный. Наверное, Мэнтел ошибся, решив, что это не его настоящее имя. Или соврал. Если верить Майклу Лонгу, они выросли в одном городе. Может, сводит старые счеты. – Она была разочарована. Ей показалось, что что-то в этом было. Она не могла поверить в этого человека. Как и говорила Венди, слишком хорош, чтобы быть правдой.
– Необязательно.
– Да?
– В свидетельствах о рождении такого имени не было зарегистрировано. И государственной страховки нет, никаких записей о его существовании до 1987 года.
– Тогда ему был двадцать один год. Значит, если Мэнтел знал его под другим именем, он был совсем юным. Но они могли встречаться. Оба жили в Крилле. Не удивлюсь, если Мэнтел вовлекал молодежь в свои грязные дела. К тому же молодежь продается по дешевке.
– Я проверил в Государственном архиве. Он сменил имя в 1987-м, официально. Все сделал по правилам. Нашел старого учителя, который поддержал его заявление. Нужно найти человека, который знает тебя как минимум десять лет. Дал объявление в правительственном вестнике «Лондон Газетт», как положено. Подписал заявление старым и новым именем.
– Как его звали раньше?
– Шоу. Джеймс Ричард Шоу.
– Зачем менять такое имя, – сказала Вера. – В смысле, бывают фамилии, которые хочется сменить. Но не «Шоу». Зачем проходить через столько трудностей? От кого он хотел спрятаться?
– От Мэнтела? – предположил Эшворт.
– Возможно. Беннетт ушел работать на море. По мне это выглядит как побег. Потом, возможно, когда он почувствовал себя в безопасности, он вернулся.
– В деревню, где живет Мэнтел? Какая-то бессмыслица.
– Возможно, ситуация изменилась. Возможно, он был готов рискнуть ради Эммы, чтобы она жила ближе к родителям. За пятнадцать лет внешность может сильно измениться. Думаешь, жена знает, что он сменил фамилию?
– Необязательно. Если ты уже женат, супругу нужно уведомить о смене фамилии, но объявление о свадьбе можно публиковать и с новой.
– Все равно, – ответила Вера. – Слишком серьезно, чтобы скрывать. Должна быть веская причина, чтобы не сообщать жене о том, что ты вырос под другой фамилией. И разве она не узнала бы об этом при знакомстве с родственниками?
– Может, она с ними и не знакомилась.
– Не думаю, что у Джеймса Ричарда Шоу было криминальное прошлое. Не может же быть, что до 1987-го он проходил по делам несовершеннолетних, а потом сменил фамилию, чтобы оставить все в прошлом?
– Я проверил, – ответил Эшворт. – Я об этом сразу подумал.
Вот умник, подумала она.
– И?
– Ничего. Он ни во что не впутывался под старым именем. Даже штрафов за превышение скорости нет.
Вера помедлила. Катер приближался к пристани. Она увидела два темных силуэта на палубе, ярко выделяющихся над сверкающей поверхностью воды. Они начали спускаться с катера по веревочной лестнице.
– Чем мне теперь прикажете заняться? – спросил Эшворт.
Двое высадились на пристань. Один из них был Джеймс Беннетт.
– Ничем, – с сожалением ответила она. – Покопай еще. Если в прошлом Беннетта есть что-то странное, нельзя, чтобы он узнал, что мы наводим о нем справки. По крайней мере, пока не поймем, о чем речь.
Она все еще сидела перед кафе, когда лоцман проехал мимо нее. Скорее всего, он ее не заметил.