Глава 16. Хелена
Полёт над горами в Ню-Олесунн на небольшом самолёте занял не более получаса. Через маленький овальный иллюминатор Кнут смотрел вниз, на величественный ледник Конгсбреен, размышляя, по какой именно дороге можно проехать от Лонгиера до Ню-Олесунна. Однако он так и не смог разглядеть старые следы от снегоходов. Казалось, найти безопасный маршрут по бескрайним просторам ледника с огромным количеством трещин и обрывов вообще не представлялось возможным. «Голландец ни в жизни сюда бы не сунулся», – подумал он.
Выходя в Ню-Олесунне из самолёта, он удивился тому, как здесь, несмотря на середину августа, по-летнему тепло. У столовой «Кингс Бей» местные жители вынесли на солнце стулья и ящики и теперь в футболках и солнечных очках наслаждались обеденным перерывом. Они радушно кивали Кнуту и звали выпить пивка, чтобы отметить его возвращение. Как будто бы он пробыл в Лонгиере не несколько дней.
Турбьёрн дожидался его в избушке. После того как следователи криминальной полиции вернулись в Лонгиер, делать ему стало нечего, и он в тот же вечер решил поехать на север.
– Можно, по крайней мере, выехать из Ню-Олесунна и заночевать в одной из избушек на полуострове Блумстрандойя прямо над фьордом, – сказал он.
Но оба не представляли себе, сколько времени потребуется для подготовки резиновой лодки к такому долгому путешествию. Лишь поздним вечером они отшвартовались и под рёв двух моторов мощностью в семьдесят пять лошадиных сил отчалили от пристани в Ню-Олесунне. Они проложили курс через фьорд к краю ледника. Несмотря на то что все домики в окрестностях Конгс-фьорда были осмотрены следователями криминальной полиции вдоль и поперёк, Кнут все-таки решил проехать вдоль берега вокруг фьорда на загруженной под завязку резиновой лодке.
– Не помешает лучше узнать местность, – сказал Кнут. Внезапно он вспомнил гостевую книгу из «Райского уголка». На небольшом холме неподалёку от Ню-Олесунна стояла почти развалившаяся хижина без крыши. Кнут замедлил ход и указал на неё, но Турбьёрн покачал головой и махнул рукой – это явно означало, что им нужно идти дальше. Приближаясь к мраморному руднику на полуострове Блумстрандойя, они завернули на пляж, спрятанный между высокими крутыми холмами. Выезжая из Ню-Олесунна, они планировали заночевать в губернаторском домике, одном из четырёх старых запираемых на ключ и оставшихся со времён работы рудника.
Домик располагался на возвышенности над пляжем. Рядом стояли несколько старых лавок и стол из грубой древесины, потемневший за много лет, проведённых под открытым небом. Дорожка поросла мягким зелёным мхом. Некоторые камни покрылись слоем красно-оранжевых лишайников. Раскрытые белые бутоны полярного мака на хрупких тонких стеблях едва заметно трепетали на ветру. Жители Ню-Олесунна любили приезжать в домики Блумстрандойя, но сегодня вечером они пустовали.
Кнут отпер навесной замок, открыл низкую узкую дверь и вошёл внутрь. Там было гораздо холоднее и пахло парафином и влажной древесиной. Было заметно, что ставни уже очень долго никто не трогал.
– А ты разве не заезжал сюда с полицейскими из Осло? – Кнут повернулся к Турбьёрну. Тот взял ружьё и, выпрыгнув из надувной лодки, направился к нему.
– Нет, у нас не было с собой ключей. Ну, как ты видишь, сюда никто и не пытался проникнуть.
Внутри царил полумрак. Тем не менее, слабого света от двери было достаточно для того, чтобы Кнут смог пробраться на кухню. Он зажёг свечу, вставленную в стоявшую на лавке бутылку. Турбьёрн в это время пытался открыть ставни. Вечерний свет залил комнату.
– Да, похоже, тут уже давно никого не было, – крикнул Кнут через дверь Турбьёрну, который продолжал копошиться снаружи.
Тот подошёл к двери и пристально взглянул на напарника.
– Ты что, надеешься найти что-нибудь, связанное с тем убийством? Мне казалось, что губернатор сообщил, что расследование прекращено?
Кнут выглядел немного встревоженным. Это его состояние было прекрасно знакомо Турбьёрну.
– Лишний раз не помешает.
Они стояли на кухне. И в маленькой спальне слева, и в гостиной справа виднелись узкие кровати с заправленным бельём. Поездка на лодке заняла всего пару часов, и поэтому ложиться спать ещё не хотелось.
– Ну, что будем делать?
– Я совсем не устал. А ты?
– И я.
– Может, переночуем тут?
– А знаешь что? Я видел отсюда обогатительную фабрику и причал Ню-Олесунна на другой стороне фьорда. Это значит, что мы с тобой проехали всего ничего. Давай проедем ещё немного по Кроссфьорду, а там уже и заночуем.
Когда их резиновая лодка вышла из маленькой бухты, был почти штиль. Стаи морских птиц летали совершенно беззвучно, едва касаясь воды.
Кроме них во фьорде не было никого. Сначала они живо обсуждали возможность доплыть до самого Сигнехамна в Лиллехоог-фьорде, а там разбить лагерь для ночлега. Но когда они обогнули мыс Гиссе, на них вдруг навалилась усталость. У ледника Четырнадцатого июля Кнут повернул лодку к берегу.
Скромная хижина располагалась на самом верху холма, неподалёку от которого возвышался ледник. Маленький домик, построенный из досок и плавника, находился в тени ледника. Несмотря на то что ночь была тёплой, со стороны ледяных масс дул пронизывающий порывистый ветер. Кнут удивился, что какому-то охотнику пришло в голову построить домик именно в таком неудобном месте.
– Мы не можем остаться здесь на ночёвку, – сказал Турбьёрн и шагнул из лодки. Он чуть было не набрал воды в резиновые сапоги, когда наконец схватился за канат и потащил лодку ближе к каменистому берегу.
– Вот это – домик губернатора. Он получил его в наследство от своего деда. Но ключей от него в Ню-Олесунне нет, да и губернатор ничего не передавал.
Дом сохранил на себе чёткий отпечаток старины. Видно было, что пользовались им крайне редко. Грубые деревянные доски постепенно превращались в труху и темнели, возможно, из-за того, что в своё время они были просмолены. Чтобы хоть как-то защитить дом от постоянного северного ветра, по всему периметру двери и окон были прибиты картонные листы и доски. Ставни на двух маленьких окошках на задней стене домика тоже были заколочены грубыми, заржавевшими гвоздями. Выходившее на фьорд большое окно и дверь на передней стене были забиты досками, на которых висели большие амбарные замки.
– Мне казалось, ты говорил, что губернатор частенько пользовался этим домом, – Кнут поглядел на дорогу. Галька и камни были покрыты слоем сухого серо-коричневого мха. Больше возле дома не было ничего – ни лопаты, ни скамейки, чтобы присесть, ни обычной для зимовок Шпицбергена поленницы со сложенными штабелем дровами для топки, которые, как правило, хранились у торцевой стены дома.
– Это он сам сказал. Только не говори, что ты ни разу не слышал его байки про путешествия на Птичий мыс.
Кнут осмотрелся. Он указал наверх, где виднелся ледник Четырнадцатого июля, возвышающийся, словно стена изо льда, между вершинами высоких гор.
– А на снегоходе туда так просто не доберёшься…
Турбьёрн проследил за взглядом Кнута.
– Я слышал, что единственному, кому удалось проехаться по обрыву, – это Хуго Халворсен.
– Что? Мальчишка? Тот дохлик?
– В Ню-Олесунне ходит множество историй о преступниках, и больше половины из них всего лишь выдумка. Наверняка и он тоже рассказывает, что дорога из Лонгиера в Ню-Олесунн заняла у него всего три с половиной часа. Но я отказываюсь верить в это.
Он развернулся и начал потихоньку пробираться к берегу между камней.
– Нам бы лучше пройти чуть дальше по берегу. Там есть ещё одна избушка – в ней и переночуем.
Но Кнут замешкался. Он остановился у двери и слегка потянул за доску, приколоченную к двери и закрывавшую вход.
– А может, нам стоит проверить дом изнутри? – спросил наконец он. – Ведь с тех пор, как нашли голову, здесь больше никого не было.
– Совсем чокнулся? – Турбьёрн почти сорвался на крик. – Нельзя же просто так вламываться в дом губернатора. Ты что, не слышал, что я сказал? Это его частная собственность. Видишь же – здесь никого не было! И ни ставни, ни дверь никто не взламывал – ты что, не видишь? Ну, всё, поехали!
Последнюю фразу он кинул из-за плеча, шагая к резиновой лодке.
«Кэмп Зоэ», старая зимняя станция, находилась гораздо дальше, чем они думали. Её построили ещё в конце прошлого века, и принадлежала она охотнику Хенри Руди. На часах было уже пять утра, когда оба полевых инспектора наконец взобрались по крутой дорожке, с двух сторон красиво обрамлённой белыми камнями, подобранными охотником внизу, на берегу. Домик стоял высоко и словно смотрел на солнце. Засовов на двери не было, да и на окнах не видно цепей с навесными замками. Только посеревшая от времени деревянная скамейка под окном кухни будто звала присесть на неё.
Отпереть входную дверь оказалось совсем просто. Вскоре домик наполнился запахом кофе, исходящим от кипящего на печке-буржуйке кофейника. Оба инспектора заснули в спальных мешках на деревянных кроватях. Косые лучи солнца проникали внутрь, заставляя блестеть облупившийся пол.
Спустя час на берегу появился белый медведь. Он с любопытством приблизился к привязанной резиновой лодке, осторожно ступая среди мокрых камней. На минуту он остановился и замер. Затем начал раскачиваться из стороны в сторону, как будто размышляя над тем, есть ли в лодке что-нибудь интересное. В конце концов он решил, что содержимое лодки не стоит того, чтобы лезть в холодную воду. Неожиданный звук, доносящийся из хижины, заставил медведя поднять голову вверх и принюхаться. Он подёрнул чёрным носом, а через пару минут сделал резкий прыжок в сторону берега и почти беззвучно исчез в воде фьорда.
Мужчины в хижине крепко спали и ничего этого не слышали.
В последние летние дни Кнут и Турбьёрн неоднократно заезжали в Ню-Олесунн. Объехав с инспекцией всё западное побережье вплоть до Моффена – крохотного песчаного островка с огромным количеством моржей, – всё оставшееся время заканчивающегося летнего сезона они посвятили изучению отчётов по различным нарушениям природоохранного законодательства в национальном парке.
Много раз они встречали судно «Белый медведь», идущее то на север, то на юг. Они даже завели привычку подниматься на борт судна, чтобы перекинуться парой фраз с Анеттой. За лето она набралась опыта и стала более уверенной в себе. Больше её туристы не нарушали покоя голландских могил на острове Амстердам.
Впрочем, туристическое судно не часто заходило на Птичий мыс. Полиция на всякий случай держала кладбище закрытым для посещений. В середине сентября выпал первый снег. Внезапно и удивительно, как это обычно бывает из года в год. Сезон полевой работы подходил к концу.
Кнут и Турбьёрн работали в Ню-Олесунне, промывая, просушивая и развешивая оборудование перед тем, как его упаковать и оставить на зиму в домике для полевых инспекторов, которые приедут следующим летом.
В те выходные местные жители устроили прощальную вечеринку в «Кингс Бей» для сотрудников, отработавших два года. Кнут напился и начал оскорблять тех немногочисленных научных сотрудников, кто ещё не разъехался. Он осыпал их грубостями и всячески пытался преуменьшить значение выполняемой ими работы. Турбьёрн ужасно расчувствовался и без конца требовал поставить одну и ту же композицию из сборника романтических песен «Greatest Love Themes».
– Это ведь было незадолго до твоей женитьбы, – дразнил его Кнут, когда они сидели в самолёте на обратном пути в Лонгиер.
Но Турбьёрн не отвечал. Его лицо было зеленоватым. Прошло уже двое суток, но он, похоже, ещё не протрезвел. Он выглядывал из иллюминатора и очень надеялся, что во время полета над ледниками они не попадут в зону турбулентности.
Кнут подал своё резюме и был принят на должность, освободившуюся после Хеннинга My. Именно поэтому он и не собирался покидать Шпицберген вместе с другими полевыми инспекторами, хотя теперь уже начал немного сожалеть о своём порыве. Зачем ему, собственно говоря, ещё одна зима на Шпицбергене? Однако на все его попытки обсудить это Турбьёрн лишь отмалчивался.
Перед возвращением домой Турбьёрн ещё неделю пробыл в Лонгиере. В дневное время они с Кнутом участвовали во встречах в управлении губернатора вместе с другими инспекторами, а вечера проводили в баре «Хюсет» или пабе.
– А народ здесь очень даже ничего, милые, – сказал Кнут и посмотрел на маленькие круглые столы в пабе. Был четверг, однако посетителей было много. Турбьёрн, держа в руке кружку, на дне которой ещё оставалось немного пива, огляделся вокруг и поймал взгляд Кнута.
– Да, скучно не будет. Ты ведь никого здесь не знаешь? И работы наверняка будет не много. Они же всегда хвастаются низкой преступностью на Шпицбергене.
Кнут ответил не сразу. Он думал о том же.
Турбьёрн медленно покачал головой. Он знал, что Кнут уже всё для себя решил, и очень надеялся на то, что это никак не было связано с делом об убийстве.
– Знаешь, а ведь я-то думал, что ты хотел получить должность в Энгердале, – сказал он с грустью в голосе. – Мне там предложили место лесника в лесничестве, и я уже представлял, как мы с тобой сидим у Сёленшёен и ловим гольца.
По случайному стечению обстоятельств губернатор Берг возвращался из отпуска тем же самолётом, на котором инспекторы должны были лететь на материк. Он радовался, что возвращается на Шпицберген, и прекрасно выглядел. Серость его вытянутого лица сменилась здоровым золотистым загаром. Увидев в зале прибытия группу инспекторов, он подошёл к ним и с улыбкой поблагодарил за выполненную работу, пожал им руки и похлопал по плечам.
Кнут и Турбьёрн попытались ускользнуть от него, но им это не удалось.
– Ну что ж, Турбьёрн, пора домой? А вот Кнут с нами остаётся. Но мы всегда будем тебя ждать. И, если получится, можешь на следующий год опять приехать полевым инспектором.
– Спасибо вам! – Турбьёрн никак не мог придумать, что же ему ещё сказать. – Жаль, что мы так и не нашли останки того голландца, – в конце концов выдавил он.
Губернатор Берг опять посмотрел на него – пристально, будто ему нужно было время, чтобы ещё раз хорошенько всё обдумать. Затем он улыбнулся. Это была улыбка, полная сожаления, но вместе с тем и несколько высокомерная.
– Это дело останется нераскрытой тайной, следы которой исчезли во мраке зимы, так сказать. И мы никогда не узнаем, что же произошло на самом деле. Но у нас нет никаких оснований тратить наше время и силы на дальнейшее расследование, – губернатор зажмурился, а потом открыл глаза и устремил свой взгляд в пустоту.
Настало время инспекторам подняться на борт самолёта. Народ толкался из стороны в сторону. Турбьёрн похлопал Кнута по плечу и прокричал, чтобы тот был осторожным. Не успев больше ничего сказать, он исчез за стойкой регистрации.
– Слушай, Кнут, ты же на машине? Не подкинешь меня в город? – спросил губернатор Берг, протиснувшись вперёд.
Письмо от Хелены Йоост на имя губернатора пришло в первые дни сентября. По какой-то ошибке оно пролежало среди прочей корреспонденции, которая была отложена в сторону, чтобы губернатор лично ознакомился с ней. Поэтому письмо прочитали только накануне приезда Хелены Йоост на Шпицберген.
Прочитав письмо, губернатор ещё долго сидел за письменным столом. Хелена Йоост писала, что известие о смерти брата было для её небольшой семьи в Схевенингене будто гром среди ясного неба. Несмотря на то что отец снова вернулся к своей аудиторской работе, он был сам не свой. Мать все ещё находилась на больничном и почти всё время проводила, лежа на кровати и даже не думая вставать. Дальние родственники приезжали их утешить, однако в скором времени, когда бесполезность их пребывания стала очевидной, поспешили вернуться обратно. Как будто бы ужасная смерть её брата и его необычные похороны легли на семью позором, который у них не хватало сил пережить.
Она захотела увидеть то место, где обнаружили голову брата. Конечно же, не для того, чтобы искать его тело. Она полностью верила в то, что сотрудники криминальной полиции сделали всё возможное, разыскивая останки её брата. Хелена не надеялась на чудо, ей очень хотелось найти объяснение произошедшему. Покой, который она могла привезти своей убитой горем семье. И, по возможности, исцеление и утешение.
Губернатор признался, что новость о её приезде привела его в ужас. С этим он поделился с Анной Лизой Исаксен, которой рассказал о письме.
– Что мы ей скажем? По-моему, это вообще плохая идея. Надо было оберегать эту семью и скрыть от них ужасные подробности его смерти.
Анна Лиза видела, что предстоящий приезд Хелены Йоост действительно напугал губернатора, и попыталась подобрать нужные слова. Но у неё не возникло ни малейшего желания вызваться сопровождать гостью. Все-таки самопожертвование должно иметь определённые границы.
– А кстати, может, Кнут? Почему бы ему с ней не съездить? Они с ней почти ровесники. Да и место преступления он прекрасно знает.
Выглядела Хелена Йоост ужасно. При виде худого, измученного существа в тёмно-синей парке и отвратительной вязаной шапке серого цвета, натянутой на глаза, Кнут испугался. В аэропорту, среди людей и багажных тележек, она казалась совершенно беспомощной.
Кнут подошёл к ней и представился. Как и большинство голландцев, она очень хорошо говорила по-английски. Её лицо озарила благодарная улыбка. На какое-то мгновение Кнуту показалось, что она даже хотела обнять его, но он тут же поспешно сказал, что ему надо быстрее пригнать с парковки машину. И тогда он мог бы отвезти Хелену в гостиницу. Кнут пулей вылетел из зала прилёта.
По дороге в Лонгиер она без умолку говорила, отчего на её щеках выступили крупные красные пятна. Кнут ненадолго прервал её монолог и рассказал, что губернатор предоставил вертолёт и что на следующее утро они летят на Птичий мыс. Больше они ничего для неё не запланировали. Скоро Кнуту стало ясно, что оставлять её в гостинице в полном одиночестве нельзя. Они вместе поужинали в ресторане. Эта придумал Кнут, которому не хотелось оставлять её на растерзание зевакам из паба.
Хелена попыталась принарядиться. Она собрала светлые вьющиеся волосы в хвост и слегка накрасилась, отчего её истощенное лицо выглядело ещё более странно, а тёмные круги под глазами стали заметнее.
Кнут пытался говорить на отвлечённые темы, но девушка постоянно возвращалась к смерти брата. Она спросила, есть ли у полиции предположения, почему её брата убили, и Кнут признался, что они не знают, что же на самом деле произошло. Он не хотел рассказывать Хелене, что расследование практически прекращено. Но вскоре она сама это поняла.
Блюда полярной кухни она запивала вином. Постепенно вина оказалось чересчур много, и речь её стала слишком быстрой и невнятной. Однако Кнут даже и не думал останавливать её. Внезапно она замолчала.
– Мы с братом очень хорошо ладили, – сказала она, как-то странно посмотрев на Кнута. – Когда мы были маленькими, он так хорошо относился ко мне. А уж поверьте мне, я была не лучшей в мире младшей сестрой. Потом мы выросли, и пришла моя очередь заботиться о нём. Во взрослой жизни он был очень непрактичным, – она отхлебнула ещё вина, – но одно я знаю наверняка. У него не было врагов на Шпицбергене. Он же никого здесь и не знал. Для него эта земля была загадкой.
Они немного помолчали. Кнут подумал, что пора бы пожелать ей спокойной ночи и попрощаться.
– Что же это за люди-то такие? Как можно убить человека, не оставив следов? Как же можно совершить такое и не сожалеть об этом? Не мучиться угрызениями совести?
У Кнута не было на это ответа.
– Где он? Где Мартен? Ты, может, думаешь, что человек – это только его голова? Но это не так. Голова – всего лишь ужасный предмет, который теперь закопан на кладбище в Схевенингене. Если вы не найдете останки моего брата, покоя нам не знать! Мне кажется, это их окончательно добьёт. И отца, и мать…
В конце концов Хелене захотелось пойти в номер и немного поспать. Но одной оставаться она не хотела.
– С того самого момента, как мы узнали, я не могу спать одна, – сказала она, а в глазах её читалась паника, – и сегодня ночью тоже не хочу. Не здесь!
Кнут смущённо огляделся. На кухню через распашные двери прошёл официант. Никто из посетителей ресторана не обращал на них внимания. Он решил, что удобнее всего будет проводить её до номера и побыть рядом, пока она не заснёт. Но всё вышло совершенно иначе. По дороге в номер она принялась рыдать, громко всхлипывая. На середине пути ему пришлось взять её на руки и отнести на кровать. Стянув с неё джинсы и свитер, он накрыл её одеялом.
Примерно в пять утра она наконец-то заснула, а он выскользнул из номера, прошёл по тихому коридору и спустился вниз по лестнице. Сонный портье у стойки регистрации скользнул по нему безучастным взглядом. Но на следующий день весь Лонгиер узнает, что эту ночь он провёл в гостинице, – это Кнут понимал.
Утром они сели на вертолёт и отправились на Птичий мыс. Вместе с ними полетел и священник из Лонгиера, который и сам собирался провести выходные в Ню-Олесунне, однако Хелена Йоост об этом не знала и поэтому горячо поблагодарила Кнута за заботу.
Полёт на северную оконечность Земли Принца Карла занял чуть больше часа. Пилот посадил вертолёт на берег, заглушил мотор, и они словно утонули в тишине арктического пейзажа. Они вышли на берег, и галька неестественно громко заскрипела под ногами. Вышедший вместе с ними священник заговорил о природе. Хелена настороженно, будто боясь чего-то, осматривалась вокруг.
С того момента, как Кнут вместе со следователями побывали на месте преступления в последний раз, прошло чуть больше трёх месяцев. Тогда они тщательно прочесали окрестности, поэтому Кнут считал, что прекрасно знает это место, и теперь показывал, куда идти. Сзади с оружием в руках шли пилоты.
Было раннее утро, и солнце ещё не встало. На дороге тонкой серебристо-белой полоской лежал недавно выпавший снег. На море был привычный туман, время от времени серой пеленой наползавший на берег.
Прежде Кнут не задумывался, каким предстанет это место перед Хеленой. «Интересно, они убрали остатки оградительной ленты?» К своему облегчению, Кнут увидел, что ленты убраны. Гробы словно прижимались друг к другу. Некоторые стояли открытыми, а некоторые были заколочены. Деревянные обломки, доски, кости, черепа покрылись тонким слоем измороси и теперь поблескивали в утреннем свете. Могила, где нашли голову, выглядела совершенно нетронутой.
Хелена осторожными шагами приблизилась к могиле, на которую ей указал Кнут. Священник тоже сделал шаг вперёд и тихо спросил, не хочет ли она, чтобы он прочитал несколько слов там, где обнаружили её брата. Ритуал отпевания он провёл на английском, и когда священник произносил последние слова, низко над могилой внезапно закружилась птица. Кажется, это был глупыш. Серая птица почти не взмахивала крыльями и летала совершенно беззвучно.
После этого все будто онемели. Хелена удержалась от слёз, и её лицо казалось умиротворённым и спокойным.
Прежде чем вернуться в Лонгиер, они на пару часов заехали в Ню-Олесунн. Хелена сказала, что съездить на Птичий мыс было для неё особенно важно. Теперь она может вернуться домой к родителям и рассказать, что брат, кажется, наконец обрёл покой.
В этот вечер Хелена с Кнутом опять ужинали в ресторане отеля «Полар». Подсчитывая, во сколько это ему обойдётся, Кнут занервничал. Он даже и не надеялся, что управление возьмёт на себя расходы за два дорогих ужина. Хелена пила ещё больше, чем накануне.
Плакать Хелена начала не сразу. Она сказала, что история с птицей всего лишь случайность. Поездка на Шпицберген оказалась бесполезной. Что-то бормоча себе под нос, девушка начала всхлипывать прямо там, в ресторане.
Кнут понимал, что выбора нет, поэтому снова отвел её в номер. Сидеть всю ночь на стуле ему не хотелось, и он прилёг на кровать рядом с Хеленой.
Они позавтракали вместе – прятаться было бессмысленно. Потом он отвёз Хелену в управление губернатора. Губернатор казался совершенно сбитым с толку, и, глядя на него, Кнут тихо злорадствовал.
Хелена вернулась на самолёте в Голландию в тот же день. Перед отъездом она выглядела так же безутешно и жалко, как и в первые минуты на Шпицбергене. Но перед тем, как подойти к стойке регистрации, она повернулась и пристально посмотрела на Кнута:
– Пожалуйста, не прекращайте поиски. Найдите тело Мартена. Нам не будет покоя, пока вы не найдёте его и пока мы его не похороним.
