Глава восьмая

Европейская судебная медицина в XVII веке, или От «смерти от ядов и лекарств» до «исследования смертельных ран»

Амбруаз Паре внес большой, но далеко не единственный вклад в развитие европейской судебной медицины. Конец XVI и весь XVII век стали периодом интенсивного развития всей медицинской науки в целом и судебной медицины в частности.

Знакомство с важнейшими трудами судебно-медицинской направленности мы начнем с трактата итальянского Джованни Батисты Кодронки «О смерти от ядов и лекарств» («De morbis veneficis ac veneficiis»), опубликованном в 1595 году.

Трактат Кодронки своеобразный. Он выделяется из ряда научно-практических трудов своей выраженной мистической направленностью. Кодронки больше говорит о колдов-стве, нежели о ядах. На написание этого трактата автора сподвигла болезнь его годовалой дочери Франчески, которая едва не закончилась фатально. В самом начале Кодронки рассказывает, что его дочери Франческе было всего десять месяцев, когда она внезапно начала худеть и непрестанно плакать. Родители, в первую очередь жена Кодронки Ирина, заподозрили колдовство. Подозрения подтвердились, когда в колыбели Франчески были обнаружены «колдовские» предметы – горох, зерна кориандра, фрагмент человеческой кости и даже такой ужасный артефакт, как «кровавый ком, изготовленный из менструальной крови одержимой дьяволом женщины» (!). Спасти ребенка сумел некий экзорцист, отец-врач оказался не в состоянии сделать это. «Такое злорадство, – пишет Кодронки, имея в виду болезнь дочери, – вероятно, было позволено самим Богом, чтобы испытать в моей собственной дочери то, во что я вряд ли поверил бы другим, сочтя это неправдой».

Трактат Кодронки состоит из четырех томов. В первом автор обобщает известные ему сведения и теории, касающиеся сверхъестественного и магического. Второй и третий тома по-священы суевериям и их разоблачению. При всем своем расположении к демонологии и экзорцизму, Кодронки все же был врачом и потому критически относился к многим заклинаниям и заговорам. В четвертом томе Кодронки излагает свои собственные взгляды, касающиеся связи между магией, медициной и экзорцизмом. Попутно он рассматривает свойства различных ядов и ядовитых трав. По мнению Кодронки, многие болезни, вызванные колдовством, можно излечить с помощью лекарств, не прибегая к экзорцическим ритуалам.

Именно четвертый том трактата Кодронки и представляет интерес для судебных медиков. Можно сказать, что Кодронки написал первое в Европе пособие по токсикологии. Значение и ценность такого пособия невозможно преувеличить. Разные яды имели разное распространение. Если симптоматика отравления мышьяком (точнее – триоксидом мышьяка) была известна практически любому грамотному врачу или аптекарю, то о действии редких или относительно редких ядов знали далеко не все. Используя такие редкие яды, отравитель мог избежать ответственности, поскольку смерть жертвы выглядела естественной. Существует такой принцип: «если нет признаков действия яда или каких-либо по-вреждений на теле, то смерть естественна». Поэтому судебным экспертам непременно нужен справочник по ядам, как можно более полный. За неимением ничего лучшего (на безрыбье и рак рыба!) трактат «О смерти от ядов и лекарств» стал таким справочником на довольно длительный период времени.

Другой итальянец, уроженец сицилианского городка Сан-Филиппо-д’Аргиро по имени Фортунато Феделе, опубликовал в 1602 году в Палермо трактат «О заключениях врачей» («De Relationsibus medicorum»), имевший в истории судебной медицины такое же значение, что и «Трактат о заключениях [врачей] и бальзамировании трупов» Амбруаза Паре. В отличие от Паре, Фортунато Феделе был врачом с университетским образованием и профессором. Он окончил медицинский факультет Палермского университета и там же преподавал.

Посмертная слава Фортунато Феделе оказалась двойственной. С одной стороны, итальянские историки несколько (мягко говоря) преувеличивают вклад Феделе в развитие судебной медицины, совершенно игнорируя при этом трактат Амбруаза Паре, написанный почти на четверть века ранее. По содержанию два этих труда примерно равноценны, но отцом-основоположником всегда считается тот, кто внес свой вклад первым. С другой стороны, после того, как в библиотеке муниципалитета Палермо была обнаружена неопубликованная рукопись одного из современников Феделе под названием «Методы составления отчетов о увечьях, вызванных пытками и экзекуциями» («Methodus dandi relationes pro mutilatis torquendis, aut a tortura excusandis»), автора трактата «О заключениях врачей» обвинили в плагиате. Рукопись, о которой идет речь, датирована 1578 годом, а трактат Феделе, как уже было сказано, опубликован в 1602 году.

Это обвинение не снято по сегодняшний день (очернить легко, а обелить трудно), но все исследователи, которые сравнивали оба труда, сходятся во мнении относительно того, что в трактате Феделе материал излагается гораздо масштабнее, полнее и глубже, нежели в упомянутой рукописи. Да и те аргументы, которые приводит Феделе, свидетельствуют о наличии у автора богатого судебно-медицинского опыта.

В предисловии Феделе адресует свой труд врачам, которым приходится составлять отчеты о преступлениях и последствиях преступных действий, и юристам, испытывающим трудности при вынесении судебного решения из-за недостаточно полной оценки доказательств.

Трактат делится на четыре больших раздела, на четыре тома.

Первый том посвящен вопросам санитарии и пищевым продуктам. Ничего удивительного в этом нет, ведь врачам приходится давать заключения не только судебно-медицинского, но и санитарно-гигиенического характера. В XIV–XV веках по всей Европе врачам начали поручать контроль за качеством реализуемых продуктов и за состоянием торговых заведений и харчевен. Так что первый том был вполне к месту и по делу.

Во втором томе описываются телесные повреждения различного рода, а также их последствия. Уродливый шрам, уничтожающий былую красоту лица или тела, считался в итальянских государствах тяжелым увечьем и влек за собой соответствующее наказание. Количест-во шрамов тоже имело значение. Феделе подробно объясняет, как следует оценивать прогноз заживления ран и как считать и описывать шрамы. Справедливости ради надо заметить, что стиль Феделе более многословный, чем стиль Паре и потому воспринимается хуже. В некоторых местах через написанное надо в буквальном смысле «продираться», словно через густые заросли. У Паре ничего подобного нет. Также во втором томе рассматриваются методы разоблачения симулянтов, в первую очередь тех, кто симулирует психические заболевания. Хирург Паре об этом ничего не писал, поскольку душевными болезнями не занимался вовсе. И еще Паре не писал о пытках, а Феделе подробно рассматривает не только их последствия, но и их эффективность, а также рекомендует пределы, которые необходимо соблюдать при применении той или иной пытки.

Если отбросить санитарно-гигиенические и эстетические вопросы, а также симуляцию болезней и характеристику пыток, то во всем прочем трактаты Амбруаза Паре и Фортунато Феделе окажутся практически равноценными.

Третий том посвящен женщинам, начиная с установления девственности и заканчивая такой метафизикой, как монстры, рождающие-ся в результате спаривания людей с животными или дьяволами. Интересно, что бы сказал о монстрах опытный акушер Амбруаз Паре, если бы он дожил до выхода трактата своего сицилийского коллеги?

В четвертом томе Феделе рассматривает вопросы жизни и смерти, крепко смешивая медицинское с философским. Обилие философии обусловлено стремлением подражать античным авторам или, если сказать немного иначе, стремлением продолжать античные традиции. Во всех томах приводятся личные наблюдения автора, который предстает перед читателями обладателем острого ума, энциклопедических знаний и богатого профессионального опыта.

Трактат Фортунато Феделе переиздавался в 1617 году в Венеции и в 1674 году в Лейпциге, а также выходил под другими названиями, что было довольно распространенной практикой в те времена.

Португальский еврей Родриго де Кастро, в 1590 году бежавший от преследований сначала в Амстердам, а затем осевший в Гамбурге, издал там в 1614 году трактат под названием «Врач – государственный муж» («Medicus politicus»). Надо сказать, что этот трактат не стал главным трудом Кастро. Гораздо бо́льшую известность этому врачу принес трактат «Все о женской медицине» («De Universa Mulierum Medicina»), который вышел в 1603 году и затем пятикратно переиздавался в Гамбурге, Венеции и Кельне. Но нас интересует не все научное наследие Кастро, а его вклад в развитие судебной медицины.

Вклад этот довольно своеобразный, поскольку трактат «Врач – государственный муж» посвящен рассмотрению проблем медицинской этики и врачебной морали, а также оценке деятельности врачей с религиозной позиции (например – считать ли помощь пациенту кощунственным вмешательством в Божий промысел или благим деянием?). Но, говоря о положении, которое занимал в обществе врач, и о том, какими принципами врачу следует руководствоваться в своей деятельности, Кастро развивал тему, которую поднял Амбруаз Паре – тему ответственности и порядочности врача, дающего экспертные заключения (да и вообще любого врача). Разумеется, трактат Кастро нельзя, образно говоря, «ставить на одну полку», то есть сравнивать по значимости с трудами Амбруаза Паре и Фортунато Феделе, но кое-что Кастро для судебной медицины сделал и потому заслуживает упоминания в этой главе.

Был у судебной медицины и свой энциклопедист, которого звали Паоло Заккья (на русском его фамилию также пишут, как Закхиас). Он имел как медицинское, так и юридическое образование. Заккья был консультантом Римского апелляционного суда (самого высокого папского суда), главой системы здравоохранения в Папской области, а также личным врачом пап Иннокентия Десятого и Александра Седьмого.

Трактат Заккьи под названием «Судебно-медицинские вопросы» («Questiones medico-legales») публиковался отдельными книгами с 1621 по 1650 год, а затем был переиздан полностью в 1651 году.

Представляете ли вы особенности книгопечатания в те времена? Дело это было весьма и весьма трудоемким. Текст набирался вручную – буковка к буковке выстраивались на металлической основе, затем по готовым страницам «прокатывались» вручную листы бумаги или пергамента, которые так же вручную сшивались в книги. Никакого сравнения с нынешним «набрать в Word, сверстать в какой-либо из программ и отправить на печать одним кликом мыши». Поэтому издания удостаивались только особо важные, особо востребованные труды. Тот факт, что сразу же после завершения выхода по частям, трактат Паоло Заккьи был переиздан целиком, свидетельствует о его высокой ценности. Точнее – о невероятно высокой ценности, поскольку именно таковой она и была. Трактаты Амбруаза Паре и Фортунато Феделе не были столь масштабными. Эти полезные руководства по судебной медицине при всем желании нельзя назвать энциклопедическими, а вот «Судебно-медицинские вопросы» Паоло Заккьи – самая настоящая энциклопедия судебной медицины, поскольку в этом трактате собраны все-все-все судебно-медицинские знания того времени. Автор имел полное право дополнить заглавие своего труда подзаголовком «In quibus omnes eae materiae medicae, quae ad legales facultates videntur pertinere, proponuntur, petractantur, resolvuntur» – «В котором все эти медицинские материалы и аналогичные им документы приводятся для рассмотрения, оценки и обсуждения».

Помимо собственно судебно-медицинских вопросов, отражающих все аспекты, начиная с установления возраста и заканчивая экспертизой врачебных действий, Заккья включил в свой труд отдельный том, содержащий материалы более 80 так называемых «консультаций» – судебных решений Римского апелляционного суда. Наличие этих документов увеличивает историческую ценность трактата на порядок.

Консультации служат иллюстрациями к основному материалу. Они охватывают широкий спектр судебно-медицинских проблем, таких как установление факта насильственной смерти, экспертиза изнасилования, определение времени и причины смерти, установление отцовства, установление родов в анамнезе, экспертиза физических и умственных нарушений, определение половой состоятельности и т. п. Каждая консультация начинается с краткого изложения проблемы, за которым следует ее обсуждение с описанием подтверждающих и опровергающих доказательств.

Не все приведенные Заккья примеры представляют научную ценность. Трактат создавался в первой половине XVII века, поэтому среди примеров есть такие, как пример чудесного исцеления эпилепсии и гидроцефалии, подагры или же «онемения всех ее членов». Также приведены случаи рождения монстров от сношений с животными. Но помимо этого рассматриваются примеры отравлений, экспертизы половой состоятельности, абортов, врачебных ошибок, причинения телесных по-вреждений, определения отцовства и т. п. Есть даже такой «заковыристый» вопрос, как: «должен ли убийца понести наказание за убийство в том случае, когда вследствие некомпетентности и халатности хирурга пострадавший скончался от ранения в голову?»

О чудесах, магии и монстрах Заккья и Феделе упоминали в своих судебных медицинских трактатах неспроста. Судебным экспертам приходилось заниматься распознаванием и изучением всего «сверхъестественного», которое подлежало не мирскому, а церковному суду. Заккья в этом вопросе придерживался правила «сначала исключи все естественные причины, и только после этого думай о сверхъестественном». Иначе говоря, к чудесам он относился довольно скептически, но совсем отрицать их, разумеется, не мог, не то было время.

Кстати говоря, судебная психиатрия, являющаяся частью судебной медицины, причем – очень важной частью, «выросла» из этого отделения сверхъестественного от естественного, потому что наиболее частыми проявлениями «сверхъестественного» были психические заболевания – одержимость дьяволом и т. п. А в основе многих случаев «чудесных исцелений» лежали ипохондрические явления.

Раз уж речь зашла о судебной психиатрии, то надо вспомнить и не то голландского, не то немецкого врача Иоганна Вейера, также известного как Иоганн Вир, жившего в XVI столетии. В течение четверти века, с 1550 по 1575 год, Вейер был придворным врачом герцога Клевского Вильгельма Первого, владения которого входили в Священную Римскую империю германской нации.

Вейер занимался не только медициной, но и оккультными науками. Он приобрел известность своим выступлением против распространенной в то время охоты на ведьм. В трактате «Ухищрения демонов» («De praestigiis daemonum»), вышедшем в 1563 году, Вейер пишет о том, что женщины, обвиняемые в колдовстве и одержимости дьяволом, на самом деле являются душевнобольными и нуждаются в лечении. Он призывал прекратить практику сожжения «ведьм» на костре и жестокого испытания водой, во время которого многие из испытуемых тонули.

Не надо считать Вейера материалистом. Он был мистиком, но, если можно так выразиться, мистиком разумным, не склонным видеть мистическое повсюду и везде. Также из медицинских трудов Вейера (были у него и оккультные трактаты) заслуживает внимания «Сборник редких медицинских наблюдений» («Medicarum observationum rararum liber»), посвященный внутренним болезням. Этот трактат был опубликован в 1577 году. Вейер не выступал в судах, ни в церковных, ни в светских, в роли эксперта, но заслуга его перед судебной медициной состоит в том, что он с научных позиций заявил о необходимости экспертизы психического состояния женщин, обвиняемых в колдовстве, а также в том, что он пополнил копилку общемедицинских знаний, а это пополнение стимулировало развитие судебной медицины, которая в те времена сильно нуждалась в правильных, реалистичных знаниях. Кстати говоря, именно трактат Вейера дал толчок и прекращению «ведьминских» процессов в Нидерландах. Авторитет доктора Вейера среди его современников был весьма высоким.

В развитие судебной медицины внес вклад еще один французский королевский хирург – Николя де Бланьи, который с 1687 по 1693 год был хирургом самого влиятельного на то время монарха Европы – короля Людовика Четырна-дцатого (он же Людовик Великий и «король-солнце»). Правда, в отличие от Амбруаза Паре Бланьи был не первым, то есть не главным, а ординарным королевским хирургом.

Николя де Бланьи в первую очередь известен как основатель первого в истории медицинского журнала «Новые открытия во всех направлениях медицины» («Nouvelles découvertes sur toutes les party de la medecine»), который он начал выпускать в 1679 году. Первоначально в этом журнале публиковались только научные отчеты Академии новых медицинских открытий, также основанной Бланьи, а со временем добавились и другие корреспонденты.

В 1684 году Бланьи опубликовал трактат «Доктрина хирургических отчетов» («La doctrine des rapports de chirurgie»). Подобно Амбруазу Паре, Бланьи наряду с хирургическими вопросами рассмотрел ряд судебно-медицинских. Между двумя трактатами французских королевских хирургов – целое столетие. За это время накопились новые знания, а кое-что было пересмотрено или отвергнуто. В трактате Бланьи было много того, о чем не писал Паре, но в то же время «Доктрина» по масштабу охвата судебно-медицинских вопросов существенно уступает «Трактату о заключениях».

Современную Францию невозможно представить без кофе и шоколада, но в XVII веке эти продукты только-только начали входить в обиход. Бланьи активно пропагандировал употребление кофе, шоколада, а также и чая в оздоровительно-лечебных целях. Круг интересов Бланьи был весьма широким. Он занимался не только хирургией, но дерзал вторгаться в такие запретные для цирюльника-хирурга области, как лечение психических или, к примеру, венерических болезней. Дипломированные врачи публично называли Бланьи шарлатаном и невежей, он платил им той же монетой. Вся эта суета негативно сказывалась на репутации Бланьи, поэтому мало у кого вызвал удивление его арест по обвинению в мошенничестве, произошедший в 1693 году. Главным преступлением была незаконная постройка пансиона в деревне Попинкур близ Парижа (ныне это центр города, 11-й округ). Видимо Бланьи посчитал, что высокий придворный статус избавляет его от необходимости получать разрешение на постройку у местных властей. Припомнили ему и другие грешки, помельче. Наказанием стало восьмилетнее заключение в Анжерском замке. После освобождения Бланьи осел в Авиньоне и попытался заняться там практикой, но местные врачи ополчились против него и организовали травлю. Возраст у Бланьи был почтенный – семьдесят лет, здоровье было подорвано многолетним пребыванием в тюрьме, потому нет ничего удивительного в том, что травля привела к смерти от апоплексического удара. Это случилось в 1722 году.

Если Амбруаза Паре помнят как во Франции, так и во всем мире, то о Николя де Бланьи знают только историки. Слава авантюриста затмила славу выдающегося ученого. Недаром же говорится, что в любом разговоре запоминается только последняя фраза.

А теперь, пожалуйста, проникнитесь важностью момента и обязательно запомните имя человека, о котором сейчас пойдет речь. Звали его Иоганном Бонном и был он профессором анатомии и хирургии Лейпцигского университета, а заодно городским врачом Лейпцига. Лейпциг, к слову будь сказано, город особенный, с начала XV века и по середину века ХХ он считался немецкой научной столицей и был центром немецкого книгопечатания. А Лейпцигская школа судебной медицины (имеется в виду школа как систематизирующая категория, а не как учебное заведение) стала первой в истории.

Иоганн Бонн происходил из богатой купеческой семьи, врачей у него в роду не было. Отец ожидал, что Иоганн продолжит семейное дело, но Иоганн решил изучать медицину, сначала в Йенском университете, а затем в Лейпцигском, где и получил степень доктора медицины в 1665 году после завершения двухлетнего путешествия по Европе с целью пополнения своего образования.

Бонн написал один из важнейших трактатов в истории судебной медицины – «Первый образец судебной медицины» («Specimen primum medicinae forensic»). Этот трактат, опубликованный в 1690 году, пользовался огромной популярностью на протяжении двух столетий.

Обратите внимание на название. Бонн упо- требляет придуманный им самим термин «medicina forensic» – «судебная медицина». До того момента в ходу был другой термин «medicina legalis» – «юридическая медицина» или, если переводить не дословно, а по смыслу, то скорее «врачебное правоведение». К названию можно относиться как угодно, но факт замены одного названия науки другим относится к важным историческим событиям. Так что запомните Иоганна Бонна, «крестного отца» судебной медицины. Кстати говоря, недолгое время (в 1693–1694 годах) Бонн занимал должность в Лейпцигском университете.

Помимо «Первого образца» Бонн написал еще два трактата, имеющих отношение к судебной медицине. Трактат «Об исследовании смертельных ран» («De renunciatione vulnerum seu vulnerum lethalium examen»), опубликованный в 1689 году, имеет прямое отношение к судебной медицине. Многие положения этого труда пересекаются с тем, что изложено в «Первом образце», что неудивительно, ведь исследование телесных повреждений является одной из главных задач судебной медицины. Трактат «Об исследовании смертельных ран» особо интересен тем, что в нем разбираются различия между случайными и намеренно нанесенными смертельными ранами. Это очень важный судебно-медицинский вопрос, позволяющий точнее определять намерения, а значит, и степень вины обвиняемого. Помимо блестящего знания медицины автор демонстрирует столь же блестящее знание права, и это при отсутствии юридического образования.

Другим трактатом Бонна, имеющим косвенное отношение к судебной медицине, является сборник лекций по анатомии и физиологии под названием «Анатомо-физиологический круг, или Экономия животного организма» («Circulus anatomico physologicus seu Oeconomia corporis animalis»). Под «экономией», ясное дело, подразумевается «функционирование». В основу лекций легли многочисленные эксперименты над животными. Сборник лекций Бонна можно считать чем-то вроде «фундамента» для судебной медицины, поскольку основывается эта наука на общемедицинских знаниях.

Вот парочка показательных примеров. Бонн доказал, что в нервах не содержится «нервного сока». Этот сок, по мнению современников Бонна, содержал некие жизненные флюиды, управлявшие телом. Бонн отверг эту гипотезу. Пойди он чуть дальше, так мог бы стать отцом – основоположником современной неврологии, но этого не произошло.

Пример второй – Бонн был сторонником взглядов Парацельса. Он считал, что все происходящее в организме обусловлено химическими процессами, в том числе и пищеварение. Относительно пищеварения Бонн выдвинул ряд предположений, которые получили подтверждение в экспериментах. Например, он предположил, что слюна не только смачивает пищу, но и участвует в процессе переваривания пищи, или что желчь вырабатывается в печени, а не в желчном пузыре, как было принято считать в то время. Физиология важна для судебной медицины не меньше, чем анатомия, потому что без ее знания нельзя оценить степень причиненного ущерба здоровью, нельзя правильно определить время смерти и много что еще нельзя.

В XVII веке медицинские знания, разумеется, правильные медицинские знания, начали активно использоваться в интересах судебной медицины, легли в основу ряда методов и проб. Так, например, на основе того, о чем писал еще в Древнем Риме Гален, через тысячу с лишним лет была создана так называемая гидростатическая проба, которую также называют плавательной пробой. Она позволяет узнать, родился ребенок мертвым или же умер после рождения (вспомните, что об этой пробе говорилось в первой главе). Эту пробу назвали пробой Галена – Шрейера в честь Галена и Иоганна Шрейера, городского врача немецкого города Цайца. В 1681 году Шрейер применил гидростатическую пробу во время исследования трупа новорожденного младенца и составил об это заключение. Впрочем, пробу можно было назвать и пробой Галена – Раугера, поскольку впервые применил ее в 1670 году для решения вопроса о мертворожденности немецкий ученый Карл Раугер. Но Раугер был не врачом, а физиком и естествоиспытателем, и проводил пробу не официально, по поручению судебных властей, а в порядке частного научного эксперимента. Поэтому он и не вошел в историю как соавтор метода.

Надо отметить, что судебно-медицинские новшества вводились в употребление особым порядком. Если для внедрения в практику нового метода какой-нибудь операции достаточно было сделать научное сообщение, то гидростатическая проба после того, как Шрейер ее применил, рассматривалась на ученых советах трех германских университетов (в Лейпциге, Франкфурте-на-Одере и Виттенберге), прежде чем была рекомендована к использованию в 1684 году. Три года ушло на обсуждение, вот какой неторопливой была научная жизнь в то время, никакого сравнения с нашим стремительным веком.

Кстати говоря, Иоганн Шрейер при помощи гидростатической пробы спас жизнь молодой женщины, которая обвинялась в убийстве ее внебрачного ребенка, а за это полагалась смертная казнь. Но Шрейер доказал, что ребенок родился мертвым. Остается только пожалеть о том, что эта полезная проба не была внедрена в практику несколькими столетиями ранее. Вот наглядный пример того, что мало обладать знанием, нужно уметь им пользоваться. Пример этот можно развить, вспомнив о плавательной желудочно-кишечной пробе, помогающей определить наличие воздуха в желудке и кишках мертвого ребенка. Суть та же, что и при пробе Галлена – Шрейера – одновременно с началом дыхательных движений происходит заглатывание воздуха и проникновение его в пищеварительный тракт младенца. Если в желудке и кишках имеется воздух, то они всплывают в воде, если нет, то тонут. Эта проба называется «пробой Бреслау» по фамилии предложившего ее врача. Догадаться проверять на наличие воздуха желудок и кишечник можно было одновременно с началом использования легочной пробы, но это случилось на два столетия позже – лишь в 1865 году.

Обратите внимание на одно интересное обстоятельство. Образно говоря, родилась европейская судебная медицина во Франции, но вырастили ее в немцы. Почему так произошло? Почему французы, за исключением Николя де Бланьи, не развивали судебно-медицинского наследия, оставленного Амбруазом Паре?

Но при этом французы проявили себя в других медицинских науках. Можно хотя бы вспомнить Шарля де Лорма, который, как и Бланьи, служил при дворе Людовика Четырнадцатого, только не хирургом, а врачом. Бланьи придумал знаменитый костюм чумного доктора, состоявший из длинного плаща, доходившего до пят, брюк, перчаток и шляпы с широкими полями. Костюм шился из вощеной кожи, которую легко и удобно было мыть, впрочем, вместо кожи можно было использовать более дешевую холстину, пропитанную воском. К костюму прилагалась «птичья» маска с длинным, загнутым вниз клювом, который представлял собой примитивный респиратор. В клюв вставлялись мешочки, набитые ароматическими травами. Считалось, что благородные запахи уничтожают некие чумные миазмы, посредством которых якобы передавалось это ужасное заболевание. Надо сказать, что чумной палочке (так называется бактерия, вызывающая чуму) все эти ароматы были «до лампочки», но тем не менее клюв приносил большую пользу – он ослаблял смрад, исходивший от разлагавшихся трупов, которые во время чумных эпидемий лежали повсюду. Да, разумеется, современный противочумный костюм не идет ни в какое сравнение с изобретением Лорма, но для XVII века это изобретение было очень полезным. Как говорится – лучше хоть что-то, чем совсем ничего.

Или давайте вспомним другого французского врача – Рене Лаэннека, который в начале XIX века изобрел такой полезный метод обследования пациентов, как аускультация, или выслушивание, а заодно изобрел и специальный инструмент для этого дела под названием стетоскоп.

История изобретения стетоскопа немного анекдотична. Однажды Лаэннека пригласили к молодой светской даме, у которой были нелады с сердцем. Лаэннек постеснялся напрямую прикладывать ухо к ее груди, как обычно у него было принято, и свернул из бумажного листа трубку для выслушивания. И что же? Оказалось, что через бумажную трубку сердечные шумы слышны лучше, чем при непосредственном контакте уха с телом! Дело в физическом явлении, которое называется резонансом – стенки стетоскопа усиливают выслушиваемые звуки.

При желании можно вспомнить еще не меньше дюжины французских врачей, которые развивали медицинскую науку по различным направлениям в XVII и XVIII веках. Но развитие судебной медицины остановилось на Николя де Бланьи, да и он, честно говоря, никаких переворотов в этой науке не совершал, а просто немного дополнил то, о чем писал Амбруаз Паре.

Так в чем же причина?

Уточнение – законодательного «угнетения» судебной медицины во Франции не было. Французское законодательство давало судебной медицине тот же статус, которым эта наука обладала и в Священной Римской империи германской нации. Привлечение врачей в качестве судебных экспертов было закреплено в ряде французских законов.

Подсказка – обратите внимание на название науки, историю которой мы изучаем.

Какая у нас медицина? Су-деб-на-я! Развитие судебной медицины напрямую связано с состоянием судебной системы. Во Франции в XVI веке начался регресс судебной системы. Суды стали коррумпированными, судебные процессы – формальными. Исход определялся не доказательствами, а размерами взяток, которые получали судьи и эксперты. О каком развитии науки можно говорить в подобной ситуации? Разумеется, ни о каком. Французская судебная медицина начала развиваться только в ХIХ веке, и надо сказать, что темпы этого развития вплоть до настоящего времени оставляют желать лучшего. Да и само положение судебной медицины во Франции довольно удручающее.

Очень важное значение имеет трактат профессора Готфрида Велша «Обоснованное суждение о смертельных ранах» («Rationale vulnerum lethalium judicium»), опубликованный в Лейпциге в 1660 году. Важность его заключается в том, что автор призывает проводить вскрытия тела при всех случаях скоропостижной смерти, даже при отсутствии видимых внешних признаков насилия или отравления. «Сделай вскрытие и только потом говори, что смерть наступила от естественных причин», – пишет Велш. Кроме этого, Велш настаивал на том, чтобы судебные вскрытия проводились опытными врачами, сочетающими хорошее знание медицины со столь же хорошим знанием права. Только такие специалисты, по мнению Велша, могут решать сложные вопросы, касающиеся установления причины смерти, и обосновывать свои заключения в суде. Велш не говорил прямо о выделении судебно-медицинской экспертизы в отдельную специальность, но такой вывод напрашивается сам по себе. Подобно многим ученым, упомянутым в этой и следующих главах, Велш был не только профессором университета, но и городским врачом. Ученый-врач, хорошо разбирающийся в вопросах судебной экспертизы, просто не мог не занять эту должность, не имел шансов.

В «Обоснованном суждении» впервые в истории судебной медицины вводятся фундаментальные критерии оценки смертельных ран и отравлений. Приводить их здесь нет смысла, поскольку смысл будет понятен только врачам. Достаточно упомянуть о том, что наличие четких критериев имеет основополагающее значение для любой науки, для любой экспертизы. В судебной практике есть неформальное понятие «видеть ушами». Подразумевается, что правильное заключение эксперта должно быть составлено таким образом, чтобы, слушая его, судья или кто-то другой «видел» то, о чем идет речь. Разумеется, что для этого нужны критерии.

В 1690 году в том же Лейпциге был издан трактат университетского профессора Пауля Аммана «Практика смертельных ранений» («Praxis Vulnerum Lethalium ex Decadibus Historiarum Rariorum, ut Plurimum Traumaticarum cum Cribationibus Singularibus Adornata»), в котором подробно анализировались телесные повреждения, приводящие к смерти. Это было очень полезное руководство по судебной травматологии, основанное на практическом материале, можно сказать – настольная книга.

Любому специалисту, насколько знающим и компетентным он бы ни был, нужно иметь под рукой руководства и справочники. Постоянно же требуется что-то уточнить или освежить в памяти, особенно если речь идет о чем-то таком, что приходится делать эпизодически, от случая к случаю. Современные судебные медики постоянно загружены работой, порой даже чрезмерно загружены. В Средние века и в начальном периоде Нового времени дело обстояло иначе. Даже городские врачи, официальные чиновники магистратов, проводили судебно-медицинские вскрытия или освидетельствования живых лиц время от времени, а не в режиме нон-стоп. Вдобавок профессиональное обучение судебной медицине, то есть чтение лекций по ней, началось только в XVIII веке. Вот и представьте, насколько врачи того времени нуждались в практических руководствах по судебной медицине. Не следует забывать и о той ответ-ственности, которая лежит на судебных экспертах, ведь от их заключения зависит судьба обвиняемого, а нередко и его жизнь. Так что каждый трактат, подобный трактатам Бонна или Аммана, был в то время для врачей не просто полезной книгой, а бесценным даром.

Под занавес (эта длинная глава уже заканчивается) давайте вернемся к Иоганну Бонну и рассмотрим один факт, который можно интерпретировать двояко – и в позитивном, и в негативном ключе. Этот факт имеет прямое отношение к развитию судебной медицины, поскольку касается научного наследия Бонна.

Незадолго до смерти, когда стало ясно, что дни его сочтены, Бонн уничтожил все свои незавершенные, не готовые к публикации труды. Вне всякого сомнения, были среди них и работы судебно-медицинского характера, поскольку этому направлению Бонн всегда уделял много внимания. Такой поступок можно считать как примером заботы о своей научной репутации (ничего «сырого», не доведенного до полной готовности, оставлять после себя нельзя), так и примером «научной жадности», нежеланием позволять другим ученым пользоваться результатами своего труда. Выберите вариант, который вам больше нравится.

А теперь давайте подведем итоги.

Итог первый – в XVII веке было положено начало интенсивному развитию судебной медицины.

Итог второй – условный вектор этого развития сместился из Франции в Священную Римскую империю германской нации.

Итог третий – в конце XVII века судебная медицина получила то название, которое используется в большинстве языков по сей день.