Глава восьмая

Семейные ценности

Суббота, 28 октября

Графтон-Андервуд, репетиция королевского визита.

– Семейные ценности! – провозгласил в микрофон адмирал Дарси, отец Марка.

Весь приход собрался. Приехали даже лорд-мэр и представители Ее Величества, чтобы все проверить на месте.

– Семейные ценности и деревенская жизнь – вот наши сегодняшние темы, – грохотал адмирал Дарси. – Ибо впервые за свою полуторатысячелетнюю историю Этельредов камень и прилегающая к нему деревня Графтон-Андервуд замерли в ожидании визита правящей монархини, благосклонный взгляд коей вот-вот осияет наши соломенные крыши!

– Соломенные крыши! – несколько громче, чем следовало, произнес дядя Джеффри. – Он что, уже под мухой?

Марк стоял поодаль, еле сдерживая смех. Прибыли мы на его машине, с его шофером, но я вышла, не доезжая до родительского дома, за углом. Не хватало, чтобы нас вместе засекли.

– И вот сегодня, – продолжал адмирал Дарси, – мы с наслаждением приветствуем у себя под соломенными крышами представителя лорда-лейтенанта Нортгемптоншира, дабы он одобрил наш сценарий визита Ее Королевского Величества и ознакомил нас с протоколом Приемного комитета, а также с планом, согласно которому надлежит рассаживаться гостям.

– Адмирал, – вскинула руку Мейвис Эндербери, – с вашего позволения, я бы подробнее остановилась на торжественном обеде.

– Хочет сказать, что намерена рядом с Королевой усесться, – шепнула мама на ухо Юне.

Речь закончилась, толпа начала рассеиваться. И тут мама заметила меня. Ее взгляд устремился прямиком к моим бюсту и животу.

– Бриджит, ты что, беременна?

Р-р-р-р! Неужели так заметно? Но ведь и Марк, и Дэниел, и Том, и Миранда, и даже Шэззер в один голос уверяли: никаких внешних признаков нет.

– Точно, Пэм! Она беременна! – взвизгнула Юна.

Все уставились на меня.

– А что, кричать было обязательно? – промямлила я.

– О, Бриджит! – засияла мама. – Наконец-то! – Она внезапно вроде как смутилась и спросила: – Ребеночек от Марка, да? Марк – он ведь здесь. А мы как раз говорили: теперь, когда он свободен от этой кошмарной интеллектуалки, может, вы с ним одумаетесь и снова сойдетесь? Ты же помнишь, как мило вы когда-то вместе плескались в детском бассейне? Так ты от Марка беременна, да, Бриджит?

– Может быть. В смысле, вероятность – пятьдесят процентов.

Во взгляде Мейвис Эндербери мелькнул триумф.

– Пятьдесят процентов? – опешила мама. – Бриджит, ты что, в групповом сексе участвовала?

Настоящий скандал – со слезами и заламыванием рук – ждал меня в родительском доме.

– Подумать только! Я добрых двадцать лет мечтаю о внуке, а ты какой сюрприз мне преподносишь, а? Да еще перед всем нашим приходским бомондом, да еще перед Мейвис Эндербери! В жизни такого унижения не испытывала!

– Послушай, Пэм, – урезонивал папа, – главное здесь что? Главное – у нас появится внук. Сбудется наша давняя мечта.

– Хороша мечта! – стонала мама. – Не так, ох не так я себе все это представляла!

– А ты на ДНК проверилась? – Юна подлила масла в огонь. – В твоем возрасте, знаешь ли, очень велик риск родить дауненка.

– Юна! Культурные люди уже давно не употребляют этот кошмарный термин! Мама, я вовсе не хотела ставить тебя в неловкое положение. Надежные источники уверяли меня, что живот не заметен… по крайней мере, для неискушенного глаза. Я приехала, чтобы поддержать тебя – как ты и просила. Собиралась сообщить потихоньку – только тебе и папе. В конце концов, беременность – не преступление. И в жизни всякое случается. И речь идет о твоем родном внуке. Я думала, ты обрадуешься. Но раз ты недовольна, раз ты меня нервируешь – все, я уезжаю.

Решительным шагом я направилась к машине Марка. Путь лежал мимо высокой изгороди из бирючины, за которой скрывался особняк Дарси. Там, в особняке, разговаривали на повышенных тонах.

– И ты еще спрашиваешь, из-за чего сыр-бор? Да из-за того, что это тебе не какой-нибудь портовый городишко на Карибах! По твоей милости теперь вся эта суета с Королевой под большим и жирным знаком вопроса, а мы, Дарси, выглядим круглыми идиотами!

– Мой милый адмирал… – попыталась встрять Элейн Дарси.

– На меня смотри, когда я с тобой разговариваю. На меня – на своего отца!

– Отец, я тебе все рассказал, как было; боюсь, мне нечего добавить. До свидания.

Последовала пауза. Раздались Марковы шаги по хрусткому гравию, сопровождаемые громогласным:

– Какого черта он всю дорогу разводится? Что, так трудно жить с какой-никакой женой и размножаться, как все люди? Он у нас ненормальный, как думаешь?

– Милый, это ведь твоя идея была – в Итон его отправить.

– О чем ты, черт подери?

– Никогда себе не прощу, что согласилась.

– На что согласилась? На что конкретно ты согласилась, женщина?!

– Да на все на это: на нянек, на закрытую школу с полным пансионом; на отказ от воспитания собственного единственного сына.

Повисло молчание.

– Ладно, – выдал адмирал. – Пусть его. Живем дальше, сохраняем присутствие духа.

Папа подкрался незаметно, застукал меня, спрятавшуюся за изгородью.

– Давай-ка присядем, милая.

Мы немного отошли от дома Дарси и уселись на траве над рекой.

– Не переживай из-за мамы. Ты же ее знаешь: уж если заведется – не остановишь, а заводится с полоборота. Она успокоится, когда переварит новость.

Мы помолчали. Шумела речка, чирикали птицы, слышались смягченные расстоянием голоса. Милая, привычная обстановка.

– Все дело в ожиданиях, это они людей нервируют. Должно было быть так – а вышло иначе. Вот и досадно. Надо учиться принимать реальность. Ты же всегда мечтала о ребенке, верно?

– В общей сложности пара часов за три года набежит, – скромно согласилась я. – Но сейчас я понимаю – да, я всегда мечтала о ребенке.

– Вот видишь! Скоро твоя мечта сбудется. Твой сын станет самым счастливым мальчиком в мире, потому что у него такая мама. Более любящей, более доброй и нежной матери просто не сыскать. Ты только подумай, как хорошо тебе будет с твоим малышом, а ему – с тобой. А сейчас уезжай, береги себя и никого не слушай. Все уладится, даю слово.

Папа проводил меня до машины, пообещал не рассказывать маме. Вскоре появился вконец расстроенный Марк. Папа хлопнул его по плечу, заговорщицки улыбнулся, но ничего не сказал. Очень тактичный, очень мудрый у меня папа. Просек, что слова Марку сейчас не нужны, и обошелся без них.

Машина тронулась. Я вырвала листок из папиного блокнота, запросто пристроила голову на мужественном Марковом плече и закрыла глаза. Уже засыпая, я отчетливо расслышала, как Марк прошептал:

– Даже если биологическим отцом окажется Дэниел, я все равно хочу воспитывать этого мальчика.

Суббота, 4 ноября

17.00. Только что вернулась. Ходила в «Джон Льюис», покупала вещички для сынули. Со мной были Марк и Дэниел. Оба утверждают: случилось что-то реально плохое – иди в «Джон Льюис», потому что в «Джон Льюис» реально плохого не случается.

* * *

Марк набрал детских книжек и целую кипу муслиновых пеленок-коконов с надписью «Обнимулька».

– Ты что, пеленать его собираешься? – скептически буркнул Дэниел. Сам он решил купить крохотную, но совсем как настоящую форму футбольного клуба «Челси».

– Не вижу в пеленании ничего предосудительного, – отвечал Марк тоном свидетеля-эксперта, вызванного растолковать «за» и «против» военного вмешательства и посылания миротворцев. – Главное – не пеленать слишком туго.

– Честное слово, Дарси, ты будто египетский крестьянин из четвертого века до нашей эры.

– Пеленание способствует засыпанию ребенка, – бормотал Марк, ставя на тележку подогреватель для влажных салфеток. Дэниела он будто вовсе не замечал.

– Уснешь тут, когда тебя по рукам и ногам связали, будто узника Абу-Грейб!

– Ты просто представления не имеешь о том, что полезно для младенцев, а что вредно. Тебе бы только хохмить. У тебя малыш будет всю ночь плакать-надрываться, а уснет, когда ты его виски с ложечки напоишь.

– Немедленно возьми свои слова обратно!

Обоих выдворила охрана. Потому что в «Джон Льюис» реально плохого не случается. Жаль, что оно случается в других местах.

Воскресенье, 12 ноября

17.00. Моя квартира.

Только что вернулась с занятий для будущих родителей. Марк опоздал, влетел в последний момент – возле уха мобильник, под мышкой кейс. Кивнул нам с Дэниелом, продолжая деловой разговор.

– Отключи мобильник, Дарс, будь хорошим мальчиком, – бросил Дэниел.

Мы расписались на рецепции, распахнули двойные двери, торопливо вошли в класс. На инструкторском столе красовался резиновый муляж – нижняя часть женского тела в разрезе. Семейные пары, каждая за своим столом, пытались надеть подгузники на пластиковых кукол.

– Добро пожаловать! – воскликнула инструкторша. – Выбирайте себе куклу и садитесь!

В корзине остался только пластиковый негритенок.

– Если бы кое-кто не опоздал, мы бы практиковались на белом малыше! – прошипел Дэниел.

На нас стали коситься.

– Дэниел, помолччччи! – прошипела я.

– Чудесно! – Инструкторша попыталась сгладить ситуацию. – Кто к нам пришел? Марк? Дэниел? Вы у нас – вторая гомосексуальная пара за день.

Раздались аплодисменты – вежливые и жидкие. Дэниел скривился. Марк поджал губы.

– А вы, Бриджит, вероятно, суррогатная мать? Чувствуйте себя как дома!

Я решила не вдаваться в подробности и вяло улыбнулась инструкторше. Вокруг началась возня, перестановка стульев.

– Нет, – внезапно выдал Марк. – Мы вовсе не гомосексуальная пара.

На миг воцарилась тишина. Все взгляды были устремлены на нас.

– Значит, вы… Вы, Марк, и Бриджит – будущие родители?

– Нет.

– Тогда, получается, Дэниел и Бриджит – пара?

– Никто из нас не пара, – ляпнула я. – Просто я спала с ними обоими и теперь не знаю, от кого…

– Вот как! То есть вы оба решились на половой акт с суррогатной матерью! Очень, очень редкий случай! Впрочем, мы на наших занятиях рады приветствовать абсолютно всех желающих!

– Точнее, могущих, – пробормотал Дэниел.

– Что ж, продолжим.

Инструкторша взяла в руки резиновый гинекологический муляж.

– Кто знает, как называется орган, в который открывается матка?

Дэниел поднял руку:

– Вагина!

– Гм… нет, не совсем так.

– Шейка матки, – сказал Марк.

– Совершенно верно! Шейка матки. А в какой орган открывается шейка матки?

– В вагину! – с видом триумфатора объявил Дэниел.

– Точно! Также вагину называют родовым каналом, а мы используем и другой термин, ведь с точки зрения Младенца это не что иное, как выход в новый мир.

– Прежде выхода всегда бывает вход, – заметил Дэниел.

Инструкторша теперь держала в руках не только разрезанную вдоль резиновую полуженщину, но и пластикового младенца. Вот интересно, хоть одна нормальная пара сохранила отношения после таких занятий?

– Итак, друзья, давайте посмотрим, что же происходит, когда Младенец начинает путь к выходу. Вероятно, родовой канал должен расшириться, чтобы выпустить Младенца, не так ли?

Инструкторша сунула ме́ньшую куклу в бо́льшую и развернула к шейке матки головой вперед.

– Кто хочет сыграть роль доктора-акушера? Может быть, вы, Дэниел?

– …раз уж твое призвание – раскрытие вагин, – буркнул Марк.

– Смелее, доктор! Руку вот сюда…

Инструкторша взяла Дэниелову руку и стала пихать в резиновый «родовой канал», приговаривая:

– Младенец направляется с противоположной стороны. Вы нащупали головку Младенца, доктор?

– К огромному сожалению, – бормотал Дэниел, шуруя в «родовом канале», – я, кажется, до нее не достаю.

Марк усмехался. Дэниел тщился засунуть руку поглубже, инструкторша изо всех сил толкала куклу вниз.

– Черт возьми! – Инструкторша внезапно перестала источать елей. – И так все время! Сколько раз просила другой муляж! Вот оно, Здоровье нации, во всей красе. Таких маленьких вагин просто не бывает.

– Вероятно, вы не видели бангкокское пинг-понг-шоу, – предположил Дэниел.

– Боже! – взвизгнула инструкторша и уставилась на Дэниела, словно не веря собственным глазам. – Боже мой! Вы – тот самый ведущий! Я угадала? Я же смотрела выпуск из Бангкока! Это было грандиозно! Дэниел Кливер!

Теперь уже все пялились на Дэниела.

– Вы сейчас какое-то другое шоу ведете, да, Дэниел?

– Вообще-то нет, – произнес Дэниел, пытаясь извлечь руку из «родового канала». – Я только что закончил писать роман. Называется «Поэтика вре…».

– Все, с меня хватит, – сказал Марк. – Это невыносимо. Я ухожу.

Мы втроем стояли на улице под противной моросью. Мимо с ревом проезжали грузовики и автобусы.

– Ты кретин. Ты вел себя как малый ребенок, – рычал Марк на Дэниела.

– Она же сама сказала: задавайте вопросы.

– Я очень сожалею, что позволил себя втянуть в это и оказался в идиотской ситуации с таким нелепым, абсурдным…

– Ладно, расслабься, миссис Дарси. Все равно каждому известно, что у тебя солдатики полуживые. Столько лет холостыми стрелял.

– Немедленно возьми свои слова обратно.

– А если и не совсем холостыми, все равно, доминирующая сперма – она доминирует.

Марк стал надвигаться на Дэниела.

– Марк, прекрати! – велела я.

Оба застыли в боксерских стойках. Больше не могу. Честно. Ни Марк, ни Дэниел не заметили, как я стала махать такси, что катило в нашу сторону с зажженными фарами.

– Пока, – бросила я, когда такси подрулило к тротуару. – После поговорим.

– Бриджит! Подожди! – крикнул Марк.

– Я очень устала. Спасибо, что пришли. Разговоры потом.

Такси везло меня домой. В заднее стекло я видела: Марк и Дэниел вроде раздумали драться, Дэниел что-то втолковывал Марку. Марк выслушал, резко, по-военному, развернулся и зашагал прочь.

22.00. Моя квартира.

Господи! В дверь звонят. Может, это Марк!

Это оказался не Марк, а курьер с письмом от Марка. Потому что Марк у нас этакий реликт – письма до сих пор пишет. По старинке – чернилами и на гербовой бумаге.

«Дорогая Бриджит!

Сложившаяся ситуация продолжаться не может. Я успел разобраться со своими чувствами к тебе и ребенку, но теперь стало совершенно ясно, что в данном сценарии мне нет места, ибо он абсурден и разнуздан. По здравом размышлении я пришел к выводу, что, будь ты честна со мной с самого начала, это избавило бы меня от многих огорчений и щекотливых ситуаций, в которые я оказался втянутым по причине беспокойства о твоем здоровье и благополучии.

В настоящее время твоим приоритетом должно стать избегание всякой эксцентрики. Тебе следует побольше отдыхать и создавать максимально благоприятные условия для ребенка. Буду рад предложить тебе финансовое содействие или предоставить полное обеспечение. Только дай мне знать о своих нуждах, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы сдержать это обещание.

Искренне твой,

Марк».