Глава седьмая

Пудреж мозгов

Среда, 18 октября

20.00. Моя квартира.

– Нет, ну надо же быть такой идиоткой. Я сама во всем виновата. Он никогда меня не простит.

– На минуточку, Бриджит, он тоже к этому причастен, – сказала Миранда.

– Он, мать его, с тобой переспал, а наутро – в кусты, козлина этакий! – взвизгнула Шэз.

– С его стороны это подло.

– Милая, ты же знаешь, какой психопатологией страдает Марк, – завел Том. – Он – замкнутый, склонный к эмоциональному эскапизму при первых намеках на возможные страдания. Он одумается, вот увидишь.

– Вряд ли, – сказала я. – Вспомни мою помолвку. В голове не укладывается, как я могла настолько сглупить.

Мобильник прожужжал эсэмэской. «ДЭНИЕЛ ПУДРЕЖМОЗГОВ НЕ ОТВЕЧАТЬ» (я недавно внесла некоторые изменения в адресную книгу).

Все трое моих друзей так и подпрыгнули. Уставились на экранчик, будто со мной контактировало египетское божество, светя на некий амулет единственным предрассветным лучом сквозь отверстие в потолке пирамиды.

ДЭНИЕЛ ПУДРЕЖМОЗГОВ НЕ ОТВЕЧАТЬ

«Джонс, извини, что бросил трубку. Можно к тебе прийти?»

За первым сообщением последовало второе.

ДЭНИЕЛ ПУДРЕЖМОЗГОВ НЕ ОТВЕЧАТЬ

«Разумеется, я надену бахилы и марлевую повязку».

– НЕ ВЗДУМАЙ С НИМ ВСТРЕЧАТЬСЯ, – распорядилась Миранда. – А что, вино кончилось?

– Нет, тебе надо повидать Дэниела, – раздумчиво проговорил Том.

– Главное, не спи с ним.

– А то снова залетишь.

– Тройняшек родишь, – съязвила Шэз.

– Крапчатых тройняшек, – уточнила Миранда.

Четверг, 19 октября

19.00. Моя квартира.

Дэниел явился с пафосным букетом, завернутым в бумагу ручной работы и перевязанным пучком соломы.

– Джонс, можешь не париться. Все расходы беру на себя.

– Что, правда? – спросила я подозрительно, впуская Дэниела в квартиру.

– Конечно. Может, в прошлом я и был далек от идеала, но вот настал решающий момент – и ты, Джонс, наблюдаешь перед собой истинного джентльмена.

– Предположим, – сказала я.

Дэниел, в своем безупречном костюме, плюхнулся на диван, но в следующую секунду подскочил и принялся счищать с брюк некую субстанцию.

– Господи, Джонс, это что, шоколад?

– Вообще-то да. Извини.

– Короче, я чего приходил? Сообщи, где это все будет. Я прилечу и оплачу.

– ЧТО ты оплатишь, Дэниел?

– Ты ведь не собираешься оставлять ребенка, Джонс? Боже! Извини. Я просто подумал, в заданных обстоятельствах…

– Все с тобой ясно. Проваливай! – отрезала я, толкая Дэниела к двери. – Да, кстати, особо не обольщайся. Может, это вовсе и не твоя дочь.

– Не понял.

– Я говорю, может, это не твоя дочь, а Марка Дарси.

Несколько мгновений Дэниел переваривал информацию, затем подмигнул и осведомился:

– А кто был первым, он или я?

– Дэниел! Все серьезно. Это тебе не в школе с Марком соперничать.

– Джонс, Джонс, Джонс. Извини. Ты права.

Он шагнул обратно в комнату, завздыхал театрально, целый спектакль устроил из вздохов.

– Мне самому этого хочется – на УЗИ с тобой пойти, помогать во всем. Новый человек в мир приходит как-никак.

– Про УЗИ даже не думай. Тебе там не место.

– Место.

– Не место.

– МЕСТО.

– Нет, Дэниел. У тебя в этот день обязательно наметится свидание с какой-нибудь моделькой восемнадцати лет от роду, из тех, что белье рекламируют, и ты меня пробросишь.

– А вот и не проброшу. Я пойду с тобой на УЗИ, и точка.

– Я тебе не верю, и точка.

– Зря не веришь. Я надежен, как скала. Я буду присутствовать на УЗИ, я увижу своего ребенка, и тебе меня не остановить. Все, Джонс, мне пора. На это, как его…

– Свидание?

– Нет, нет, нет. На встречу с издателем. Скинь эсэмэску, когда и где будет УЗИ, и я прилечу туда в белом халате и резиновых перчатках.

20.10. Долго сидела, тупо уставившись в пространство одним глазом. Второй был закрыт. Вот что происходит, а? Дэниелу неймется даже в ЭТОМ задвинуть Марка Дарси – или Дэниел и впрямь хочет стать отцом? Вспомнились времена, когда я встречалась (точнее, теряла время) с Дэниелом, а моя давняя подруга Джуд (ныне – нью-йоркская финансовая акула) теряла время с Подлецом Ричардом – тогда-то Шэззер и начала трындеть о мужском манипулировании женщинами. Шэззер употребляла более емкий термин – «пудреж мозгов»; по ее мнению, этот самый пудреж широко практикуют мужчины «за тридцать»; явление уже приобрело характеристики лесного пожара.

20.20. Заглянула в дневник того периода. По Шэззер, выходит следующее:

«Как только женщина разменивает четвертый десяток, наблюдается изменение баланса сил. Даже стервы из стерв – и те начинают напрягаться; даже их постигают первые приступы экзистенциальной тревоги, вроде навязчивой идеи умереть в полном одиночестве и быть найденной три недели спустя, наполовину обглоданной собственной восточно-европейской овчаркой. Такие персонажи, как Подлец Ричард и Дэниел, используют эту слабину для уклонения от ответственности. Им удается оставаться вечными мальчиками, которым все дозволено; им удается уворачиваться от отцовства и вообще от естественного развития отношений между мужчиной и женщиной».

Конечно, сказанное Дэниелом вряд ли тянет на «естественное развитие отношений». Но что, если даже закоренелые плейбои вроде него порой мечтают о счастье отцовства? Вдруг принять зрелое, мужское решение таким персонажам мешает привычка пудрить женщинам мозги?

Вот что самое странное: чуть ли не с двадцати лет я была уверена, что мужчину придется уговаривать завести ребенка. Типа, решила удержать мужчину – прикидывайся, будто никаких детей не хочешь, не то он от тебя сбежит.

Наверное, тут-то и скрывается разница между Одиночками вроде меня, Миранды и Шэззер и Самодовольными Наседками вроде Магды. Самодовольные Наседки не знают ни терзаний, ни сомнений; они сразу переходят к делу, устраивают жизнь по своему усмотрению, «как у людей». Неужели их не посещает мысль, которая гнездится в наших умах: вдруг мужчина не захочет ребенка?

20.30. Расхрабрившись от собственного открытия (хотя и не уверенная в том, что оно – не заблуждение), отправила сообщение Марку.

БРИДЖИТ ДЖОНС

«Марк, я понимаю, как все сложно. В понедельник, 23 октября, в пять вечера у меня УЗИ. Если придешь – буду очень рада».

20.32. Гипнотизирую телефон.

20.33. Ответа нет.

20.34. До сих пор.

20.35. А вдруг Марк согласится? Что тогда делать с Дэниелом? Если сказать Марку, что Дэниел решил присутствовать на УЗИ, а Марк и после такого все равно захочет прийти? А если не говорить про Дэниела в расчете, что Дэниел не придет, а Дэниел возьмет да и заявится?

20.45. Вдруг поняла, сколько раз мечтала, как пойду на УЗИ с Марком или с Дэниелом; но не с обоими разом.

21.00. Да. Брокколи. Именно брокколи. Потому что мы едим слишком много картошки с сыром. Нам надо переключиться на другую группу продуктов питания. Брокколи содержит сразу и белки, и углеводы, и клетчатку. Питаться брокколи – все равно что есть продукты сразу из нескольких групп. То же самое относится к гранатам.

21.30. Деточка терпеть не может брокколи. Пойду разогрею для нас картошечку с сыром.

22.00. Марк до сих пор не ответил.

Пятница, 20 октября

18.00. Студия передачи «Удивись, Британия!».

– В эфире – «Удивись, Британия!» – выдала на камеру Миранда своим телерепортерским голосом. – Самое отвязное новостное шоу, которое вытрясет из вас все дерьмо!

БЛЯМС!

– Я что, сказала «дерьмо»? – удивилась Миранда при виде нашей заставки – репортеров, с решительными минами шагающих по глобусу.

– Да, – прошептала я Миранде в наушник, косясь по сторонам – не смотрит ли на нас Пери Кампос.

– Все равно заголовок непроизносимый, – заключила Миранда и подняла глаза на бегущую строку. – Я говорю, это каким же надо быть ВЫРОДКОМ, чтобы не отвечать на сообщение, в котором тебя на УЗИ зовут?

– Может, у него деловая встреча?

– ЧЕТВЕРО СУТОК ПОДРЯД? Плюнь на него. Итак, новый аксессуар! Что бы это могло быть? Сережки?

БЛЯМС!

– Что за хрень? – буркнула Миранда. – Кто это написал? Какая дура станет носить шляпку-таблетку?

– Это Пери Кампос написала, – прошипела я. На экране замелькали фото – Камилла, герцогиня Кейт, принцессы Беатрис и Евгения – все в шляпках-таблетках. – Пери Кампос в соавторстве с бородачом с самурайской прической, который говорит «вау» и «брателло».

– Понятно, – отозвалась Миранда. – Держись за Дэниела, и все будет вау.

– Но он же хотел, чтоб я аборт сделала!

– Хотел и перехотел. Пересмотрел свои взгляды. Не забывай, брателло, что вероятность его отцовства – пятьдесят процентов. Протестные явления в Магрибе выплеснулись на посольство в Лондоне.

БЛЯМС!

– Боже, Бриджит! Ты только посмотри!

По экрану, на фоне дворца из красного шлама, шествовала толпа в длинных белых одеждах. В первых рядах стреляли, а на заднем плане расталкивал повстанцев Марк Дарси в компании своего ассистента Фреддо – выпускника не то Оксфорда, не то Кембриджа.

* * *

21.00. Моя квартира.

Теперь, когда я знаю, почему Марк не отвечает, мне гораздо легче. Читала «Чего ожидать, когда вы в ожидании» и «Нам нужно больше мультифункциональных продуктов». Сейчас готовлю мультифункциональные маф-фины с брокколи. Нашла рецепт в поваренной книге, авторы которой по-всякому изощряются, лишь бы накормить ребенка овощами. Следующим номером пойдет шоколадный мусс с авокадо.

21.15. Р-р-р-р! Полезла в шкаф за стаканом. Уронила стакан. Один большущий осколок угодил в тесто для маффинов, но я его выловила. Порядок. Не выбрасывать же продукт, тем более – мультифункциональный.

22.00. Марк до сих пор не ответил. Видимо, самоустранился. В сухом остатке, похоже, – Дэниел. Точнее, в сухом остатке – я. Одна. Боже. Эсэмэс.

ДЭНИЕЛ ПУДРЕЖМОЗГОВ НЕ ОТВЕЧАТЬ

«Думаю о грандиозном дне, Джонс. До завтра».

Понедельник, 23 октября

16.00. Кабинет доктора Роулингс.

– А вот и наш папочка! Это ведь папочка?

Доктор Роулингс ворвалась в кабинет, лукаво взглянула на нас с Дэниелом.

– Рада наконец-то познакомиться с вами. Ну что, начнем?

Она подняла мой свитер, обнажив живот. Дэниел так и охнул.

– Боже, Джонс. Ты словно удав, который козу целиком проглотил.

– Погодите-ка! – доктор Роулингс застыла с датчиком в руках, уставилась на Дэниела. Заулыбалась, как бы не веря собственным глазам. – Знакомый голос! Вы на телевидении работаете, да? Вспомнила – вы вели шоу о путешествиях!

– Совершенно верно. «Злачный гид», – пробормотал Дэниел.

Доктор Роулингс захихикала, зарделась.

– Дэниел Кливер! Ну конечно! Знаете, мы обожаем вашу передачу. Каждую неделю смотрели. Чего стоит выпуск, где вы с тайскими девушками в грязи валялись!

– Может, взглянем на ребенка? Если вас не затруднит, – произнесла я.

Неужто помешательство на селебрити проникло во все до единой сферы жизни?

– Боже! Нет, я должна немедленно рассказать нашим! – повизгивала доктор Роулингс. – Автограф дадите?

Она наконец положила датчик и стала оглядываться в поисках листка бумаги.

– О! Рецептурный бланк! Отлично! Напишите что-нибудь этакое.

У Дэниела глаз загорелся. Господи. Он что, пенис решил нарисовать в качестве автографа?

– А чем вы сейчас занимаетесь, Дэниел? Работаете над каким-нибудь сногсшибательным новым шоу?

– Нет, я пишу роман.

Дэниел черкнул что-то на рецептурном бланке.

– Супер! Наверно, эротический роман, а, Дэниел?

– Нет, вовсе нет. Это будет серьезное литературное произведение. Называется «Поэтика времени». Видите ли, мой роман представляет собой экзистенциальное исследование феномена, который…

– Конечно. Приступим, – отрезала доктор Роулингс, поразительно быстро заскучав от «Поэтики времени»; даже быстрее, чем я. Затем она покосилась на рецептурный бланк, захихикала. Долго не могла успокоиться.

– Ах, боже мой! Боже мой! – повторяла доктор Роулингс, вытирая слезы смеха, пытаясь мазать мне живот и одновременно производя странные движения ногой.

– Дин-дон! – сказал Дэниел. – Доктор Роулингс, не могли бы вы потом и мне то же самое сделать? Видите ли, в последнее время мне стал тесен ремень. Я всерьез опасаюсь, что нечто начало расти и у меня.

– Это твой пенис, Дэниел, – процедила я, а доктор Роулингс опять принялась хихикать.

– Ладно, хватит. Успокойтесь, Бриджит, прошу вас. Успокойтесь.

– Это вы МНЕ говорите?

– Тсс. Послушаем маленькое сердечко.

Она нажала какую-то кнопку, и мы услышали почти оглушительное биение сердца. Дэниел изменился в лице.

– Там все нормально, доктор? Грохочет, как Восточный экспресс.

– Все в ажуре. Сами посмотрите. Сюда, сюда, на экран. Видите? Это наша ручка! А это что у нас такое? А это у нас пенис!

Я резко подскочила.

– Какой еще пенис? Откуда у моей доченьки мог взяться пенис?

Почему-то я не сомневалась, что ношу под сердцем девочку. Материнская интуиция – вот как это называется.

– Да вы сами приглядитесь, Бриджит. Кстати, он, пенис, довольно-таки большой.

– Сынуля! Весь в меня, – промурлыкал Дэниел.

– Не хочу, чтоб внутри меня был большой пенис!

– Это что-то новенькое, Джонс. Раньше я за тобой такого не замечал… Смотри, смотри – он ручонками носишко чешет!

– Наверное, машет нам. Привет, сы́ночка! Узнаешь мамочку? Я твоя мамочка! Привет!

Совершенно растаяла. Никогда в жизни ничего лучше не видела – если, конечно, не считать картинки с первого УЗИ.

Покосилась на Дэниела. У него тоже эмоции через край перехлестывали – того и гляди прослезится.

– Джонс, – Дэниел на ощупь нашел мою руку, – подумать только, это наш малыш. Наш с тобой сыночек.

С УЗИ мы ехали в Дэниеловом новом «Мерседесе» (жемчужно-серый интерьер все еще пованивал рвотными массами). Дэниел тащился на минимальной скорости – нам в спины сигналили, мимо нас проносились с перекошенными физиономиями.

– Может, чуть побыстрее поедем? – произнесла я и тотчас почувствовала, как из героини шоу Джерри Спрингера превратилась в Самодовольную Наседку, проявляющую пассивную агрессию посредством указаний мужу, как нужно водить машину.

Дэниел было газанул, однако резко затормозил.

– Господи боже мой! Что мы наделали! Мы же его раздавили! Господи, Джонс! Оттяни ремень! Скорее, оттяни ремень безопасности, а не то он нашему мальчику голову расплющит!

– Боже! Нет! Сейчас! – охала я, хватаясь за ремень. – Думаешь, он пострадал? Но как же ехать, если без ремней не разрешают? Как нам отвезти домой нашего мальчика?

Мы в ужасе смотрели друг на друга, будто семилетки-несмышленыши. До дома кое-как добрались – я отчаянно оттягивала ремень от живота, Дэниел молчал, что для него нехарактерно. Когда он заруливал к дому, я утроила усилия – упаси бог, проклятый ремень безопасности надавит-таки и размозжит маленькую, беззащитную головку.

– Ты давай домой, а я машину поставлю. Включи телефон, а то мало ли.

Я вспомнила, что перед входом в кабинет УЗИ действительно отключила сотовый. Ввела пин-код под рев газанувшего «Мерседеса» – и увидела кучу сообщений от Марка.

МАРК ДАРСИ

«Бриджит, я садился в самолет, чтобы лететь в Хитроу, и обнаружил твое сообщение. Выходит, УЗИ назначено на сегодня? Постараюсь не опоздать».

МАРК ДАРСИ

«Мы только что приземлились. Бегу. Где будет УЗИ?»

МАРК ДАРСИ

«Ты в какой больнице?»

МАРК ДАРСИ

«Бриджит! Пожалуйста, не дуйся. Я четверо суток провел в Северной Африке. Там наши операторы не ловят».

С величайшими предосторожностями, держась за живот и прогоняя из сознания слово «выкидыш», я шла к дверям. С противоположной стороны к моему дому приближалась знакомая фигура в темном пальто.

– Марк!

Я бросилась к нему. Он широко, от души улыбнулся.

– Бриджит, я тебя обыскался. Ты получила мои сообщения? Как прошло УЗИ?

Сзади послышались шаги.

– Дарси! Какого дьявола ты здесь делаешь? Мы с Бриджит только что с УЗИ, верно, Бридж?

И Дэниел предпринял попытку обнять меня за плечи. Я увернулась, и тогда он, к моему ужасу, достал снимок и продемонстрировал Марку.

– Каков парень! Красавчик! Верно, Дарси?

Марк даже не взглянул на снимок.

– Я бы поехал с тобой, Бриджит, но я не мог. Я был в Магрибе.

– Понимаю, Дарси, понимаю. Клуб на Олд-Комптон-стрит всегда славился танцем живота.

Марк шагнул к Дэниелу.

– Спокойно, спокойно, миссис Дарси, вам вредно волноваться.

– Прекратите, – велела я. – Не вздумайте драку затеять. Один ребенок у меня уже есть, не хватало еще двоих оболтусов.

– Ты права, – сказал Марк. – Необходимо все обсудить. Мы же взрослые люди. Поднимемся к тебе, Бриджит?

– Гениальная мысль, – съязвил Дэниел. – Как это мы сразу не додумались?

Моя квартира.

– Может, чаю? – спросила я бодрым голосом, точь-в-точь как мама в Графтоне при викарии, который заглянул полакомиться кексами-бабочками да пропустить рюмочку хересу.

Марк и Дэниел глядели друг на друга исподлобья, точно кандидаты в президенты США, что приготовились к публичной стирке, небрежно замаскированной под предвыборные теледебаты.

– Дарс, – вкрадчиво начал Дэниел, – я все понимаю. Я понимаю, это вдвойне тяжело после столь продолжительных пересудов о том, что ты стреляешь холостыми.

Марк стал теснить Дэниела к балкону.

– У Дарси все солдатики стреляют холостыми, стреляют холостыми, стреляют холостыми! – пропел Дэниел.

– Ты что делаешь? – воскликнула я. – Ты зачем его на балконе запер?

– Пускай прыгает, если духу достанет, – процедил Марк.

– Вы оба! Прекратите выяснять отношения! Когда вы уже повзрослеете? Честное слово, как мальчишки! Марк, впусти Дэниела в квартиру! Сейчас будем пить чай.

Черт, откуда взялись Магдины интонации? «Вот сейчас мамочка кое-кого отшлепает! А-та-та! А-та-та!»

– Кто бы говорил о взрослении! – усмехнулся Дэниел, входя с балкона в гостиную. – А не ты ли переспала с нами обоими в неприлично короткий промежуток времени, словно типичная представительница поколения Зет?

Я присела за кухонный стол. Притомили они меня. Неужели это и значит быть матерью – стряпать да ворчать, пока отпрыски препираются и тузят друг друга? Господи, я же чайник забыла поставить! Скормлю-ка я этим двоим свои мультифункциональные маффины; ну, хоть попытаюсь.

– Итак, ситуация оставляет желать лучшего, – произнес Марк. – Но, во всяком случае, мы все трое имеем возможность пересмотреть свое поведение и обязанности, а также проявить свои лучшие качества…

Замечательно. Браво, мать игуменья. Осталось затянуть «Подниматься на каждую гору» – кто из нас троих рискнет?

– А вот и чай! – произнесла я с интригующими интонациями. – А к чаю есть домашние маффины!

Дэниел с Марком переглянулись. За весь вечер я ни у одного, ни у другого столько ужаса в глазах не видела.

Мы все трое сидели в кухне и пытались есть мультифункциональные маффины с брокколи (должна признать – омерзительные). Вдруг Марк поперхнулся, закашлялся и извлек из-за щеки изрядный осколок стекла.

– Это еще что?

– Черт! Да я стакан расколотила, когда тесто готовила. Мне казалось, я все осколки достала. Марк, ты не поранился?

Дэниел вскочил, метнулся к раковине и ВЫПЛЮНУЛ все, что было у него во рту. Да, прямо в мою раковину. После чего продемонстрировал еще один осколок.

– Жизнь на глазах рушится. Это что, и есть отцовство? Рвота в «Мерседесе». Шоколад на брюках. Маффины с брокколи и стеклянной стружкой в животе. Что дальше, Джонс?

– Прости, прости, пожалуйста. Мне казалось, я все осколки извлекла, честно. Я запуталась, в этом все дело. Я просто не гожусь в матери.

И я сгорбилась за столом, уронив лицо в ладони. Хоть бы все это прекратилось. Все. Только малыш чтобы остался.

Марк шагнул ко мне, обнял.

– Не переживай. Ты отлично справляешься. Ты молодчина.

– Ничего страшного. Ты же нас не убила все-таки, – подхватил Дэниел и принялся неумело чистить раковину. – Если, конечно, в этот самый миг более мелкие осколки не производят необратимые изменения в наших кишках…

– И впрямь, для всех нас это могло закончиться весьма плачевно, – констатировал Марк – и рассмеялся.

– Может, теперь уже как-то сплотимся? – с надеждой проговорила я.

– Все-таки у нас больше факторов притягивания, нежели факторов отталкивания, – согласился Дэниел.

* * *

И мы пили чай, и все шло гладко, словно в фильмах пятидесятых, а не в каком-нибудь современном телешоу, когда дети прохаживаются в адрес своих однополых родителей фразочками, над которыми долго пыхтели искушенные голливудские сценаристы.

– Ой, а как же родители?

От этой мысли я буквально подпрыгнула.

– Придется им сказать, ничего не поделаешь, – произнес Марк.

Боже! Графтон-Андервуд! Адмирал и Элейн Дарси! Мама, Юна и Мейвис Эндербери!

– Родители? – переспросил Дэниел.

– Да, они самые. У тебя есть родители, Кливер?

– От меня они ничего не узнают.

– Занятный подход. Кстати, Бриджит, в следующую субботу репетиция королевского визита. Ты вроде собиралась приехать?

– В смысле, Марк, ты считаешь, мы должны рассказать родителям уже в следующую субботу?

Вот ужас.

– Да. Только, разумеется, по отдельности и в приватной обстановке.

– По мне ведь еще не видно, что я беременна, правда? Если видно – я не поеду. Не хватало, чтобы в деревне заметили.

Последовала короткая пауза.

– Нет.

– Не-а.

– Совершенно незаметно.

– У меня, Джонс, вообще впечатление, что ребенок – плоский.