Тула – обессилевший тайфун

После окончания боев за Мценск 2-я танковая армия несколько неожиданно оказалась на две недели прикованной к месту. Причин здесь было две. Во-первых, пошли проливные дожди, которые превратили дороги в сплошное болото, парализовав движение колесного транспорта. А во-вторых и главных – у дивизий Гудериана в очередной раз закончился бензин. Еще 8 октября в ЖБД генерал-квартирмейстер танковой группы отметил: «Состояние дорог делает нормальное снабжение просто невозможным. Отдельные машины могут двигаться лишь с помощью тракторов. В результате боеприпасы и топливо в XXIV корпусе на критически низком уровне». Квартирмейстер 3-й танковой дивизии писал, что «положение в Крупишино просто катастрофическое. Сотни машин увязли в бездонной трясине, раскинувшейся на 30 километров. Топливо приходится доставлять по воздуху из Орла». Но возможности германской авиации тоже были небезграничны. Это вам не американцы, которые без проблем наладили снабжение 14-й Воздушной армии в Китае самолетами, да еще через Гималаи. 2-й Воздушный флот генерала Кессельринга имел всего три транспортные группы самолетов Ju-52, которые могли доставить не более 200 тонн грузов в день. Генерал Кемпф, чей XLVIII корпус действовал южнее, тоже требовал наладить снабжение по воздуху, предупреждая, что иначе почти весь корпус потеряет боеспособность. Командир 9-й танковой дивизии генерал-лейтенант фон Хубицки сообщал, что движение по проселочным дорогам просто невозможно. Даже XLVII корпус генерала Лемельсена, который в это время действовал в оцеплении Брянского котла и никуда не двигался, страдал от нехватки топлива.

Эта задержка дала возможность 26-й армии Брянского фронта подготовить оборону севернее Мценска. Гудериан и Лемельсен со своей стороны назначили начало наступления на 22 октября. Вдобавок у Гудериана осталось так мало танков, что он сформировал Боевую группу «Эбербах», собрав 35-й танковый полк 4-й дивизии, 6-й танковый полк 3-й дивизии и I батальон 18-го танкового полка 18-й дивизии в один кулак. Но в результате набралось всего около 150 танков, что было меньше штата одной дивизии.

После того как лобовая попытка вырваться с плацдарма у Мценска не удалась, Гудериан прибег к излюбленному приему – обходу с фланга. В ночь на 21/22 октября несколько рот стрелков на резиновых лодках переправились через реку Зуша, после чего саперы начали строить 16-тонный мост. Мост был закончен только к 09.30, а через 3 часа первый немецкий танк пересек реку. В авангарде двигался III батальон 6-го танкового полка капитана Шнейдер-Костальски (3 Т-II, 16 Т-III и 5 Т-IV) вместе с 1-й ротой 3-го стрелкового полка на бронетранспортерах. Русские обстреливали плацдарм, однако упустили возможность нанести контрудар 11-й танковой бригадой, пока немцы находились в крайне уязвимом положении. Немецкий авангард продвинулся вперед и захватил деревню Шелямово, и лишь около 13.00 рота из 7 Т-34 атаковала его. В последовавшем бою были подбиты два Т-34 и два Т-III, но совершенно неожиданно русские танки отошли. Это позволило немцам закрепиться в деревне.

Диспозиция Группы армий «Центр» 20 октября 1941 г.

Ночью по мосту прошли остальные силы Боевой группы «Эбербах», в том числе оба танковых полка. Утром Эбербах начал разворачивать силы, чтобы атаковать с тыла советские войска, блокирующие Мценск. Потребовался целый день, чтобы сломить сопротивление 6-й гвардейской дивизии, однако вечером 24 октября Эбербах начал наступать по шоссе Мценск – Тула и настиг отходящую советскую колонну. В безумном ночном бою она была уничтожена, причем были подбиты и два танка КВ. Так как проблемы с топливом оставались, Эбербах приказал забрать у пехоты гусеничные транспортеры и запрячь их в цистерны с бензином.

Утром 25 октября Эбербах собрал весь имевшийся бензин и сформировал передовой отряд (Vorausabteilung) из батальона Шнейдера-Костальски, 1-й роты 3-го стрелкового полка, придав им часть 521-го батальона истребителей танков и дивизионной артиллерии. Отряд получил приказ наступать на Тулу. Потрепанная 26-я армия была застигнута врасплох и побежала, но все-таки в районе Черни русские саперы успели поставить большое минное заграждение. Однако в панике русские просто забыли прикрыть его огнем, и немецкий авангард просто обошел мины и в сумерках ворвался в Чернь. Шнейдер-Костальски столкнулся еще с одной группой Т-34, однако в ночном бою на малых дистанциях советские танки не имели никакого преимущества. При стрельбе в упор 50-мм снаряды пробивали их броню.

Впрочем, иногда события приобретали слегка юмористический характер, как рассказывает один из танкистов 5-й танковой бригады. Кстати, этот эпизод показывает, как танки выходят из строя, даже не попав на поле боя, и немецкие машины оказываются ничуть не надежнее советских. «Это произошло 25 октября. Мы пересекли Зушу вместе с танками бригады, по широкой дуге обошли минные поля к северу от Мценска и вышли в тыл противнику на дорогу в Чернь. Внезапно наш танк остановился на ничейной земле. Наш топливный насос тек. Где мы найдем запасные части для ремонта? Сможет наш ремонтный взвод двигаться за нами на своих гусеничных транспортерах? Кто знает?! Появился мотоцикл с коляской, который скользил по чавкающей грязи. «Стой! Ты из ремонтного взвода? Парень, нам срочно нужна сальниковая набивка!» Заляпанный грязью унтер-офицер залез под брезент и вытащил коробку ЗИП и открыл ее. «Так… вам повезло… есть одна… последняя».

Ну, теперь все заработало. Наш водитель – действительно везунчик! – получил нужное с единственного мотоцикла, сумевшего переплыть это ужасное болото. Этот день станет красным днем нашего календаря! Он бросился на моторную решетку позади башни. Кое-что открутить, кое-что прикрутить, и все в порядке. Он полностью заслужил свой глоток горячего кофе. Кофе помогал поднять дух, несмотря на холод и непрерывный дождь. Мы сразу двинулись за остальными. Мы даже вовремя прибыли к мосту и присоединились к нашей стальной колонне.

Это нужно почувствовать – начинается атака. Вы также можете видеть две бронированные машины, которые катят обратно в тыл. На одном отстрелены две трети ведущей звездочки, на другом перекосило башню. Для этих танков бой уже закончился, для нас он только начинается. Грязь позади танка взлетает высокими фонтанами, жидкие пятна заляпали машину до самой башни. Вся колонна медленно ползет вверх по склону. Суглинок такая почва, на которой самый быстрый танк движется медленно. На танке перед нами вдруг отказал мотор. Экипаж лихорадочно засуетился, они не хотят отставать. «Что у вас?» – «Масло попало на свечи… не удивительно в таком месте». Мы обошли остановившуюся машину, и наш водитель крикнул: «Наш сундук сейчас ползет на шести цилиндрах!» (На немецких танках того времени стояли 12-цилиндровые двигатели.) На какое-то время это сработало. На склон танк поднялся без проблем. Мы подумали, что можем заняться свечами позднее. Однако «позднее» наступило довольно быстро, и не только из-за свечей. Нет, случилось кое-что еще. Под решеткой мотора что-то засвистело и зашумело, как на паровозе. Водитель поспешно откинул решетку и залез в потроха мотора, пока тот не успел загореться. Колонна прошла мимо нас, и мы остались совершенно одни. Командир танка недовольно хмурился. Ему эта непредвиденная остановка совсем не нравилась. В конце концов, механик-водитель – не специалист по двигателям. В Германии он владел кинотеатром. Однако он был изобретательным парнем. К этому времени он открутил панель на днище корпуса. Слух его не обманул: оттуда закапало масло. Мы заливали масло сверху, а оно вытекало снизу. Сомнений не осталось – пробило маслопровод.

Все надежды на продолжение марша сразу улетучились, но как нам добраться назад? Мы не можем это сделать своим ходом, так как мотор быстро заклинит. Рядом нет никаких тягачей. Водитель и радист отправились в соседнюю деревню. Там находился промежуточный командный пункт бригады. Оттуда мы могли связаться со штабом по радио. Мы заползли в танк, так как снаружи дул холодный, пронизывающий ветер. Дождь барабанил по броне. Через боковой люк башни и смотровые щели мы могли видеть фонтаны земли там, где рвались вражеские снаряды. К счастью, с нашей парочкой по пути к деревне ничего не случилось!

Затем мы услышали знакомый звук. Мы увидели русский Т-34, который шел прямо на нас. Проклятье, откуда он возник? Мы с облегчением перевели дух, когда увидели нашего радиста. Он сидел перед башней оливково-зеленого колосса и махал нам рукой. Однако мы успели перепугаться не на шутку. Затем мы увидели нашего водителя. Он сидел внизу за рычагами, и в люке маячило его смеющееся лицо.

Этот парень мог добыть что угодно. Он вылез из Т-34, и мы побежали к нему. «Что ты намерен делать с этим сундуком, Вернер?» – «Т-34 влегкую отбуксирует нас назад. Он прекрасно ходит. Правда, его слегка подстрелили и заклинили башню. Но я не нашел бензина. Давайте, вот буксирный трос. Это не займет много времени».

И странная парочка медленно поползла по жидкой глинистой каше. Два человека устроились снаружи на брызговиках, чтобы предупредить наших зенитчиков, которые могли нас обстрелять. Все работало отлично. Через 4 часа мы добрались до реки и вышли из зоны артиллерийского обстрела. Т-34 оказался не так уж плох».

Заправив танки, чем бог послал, группа Эбербаха продолжила движение к Туле, она даже ухитрилась обогнать советскую 11-ю танковую бригаду. Однако темп продвижения снизился, немцы проходили не более 20 километров в день. Рано утром 30 октября Эбербах подошел к Туле. В 05.30 он приказал атаковать с ходу, хотя имел теперь всего 60 танков и пару пехотных батальонов. А вот здесь произошло то, чего немцы никак не ожидали, – советская пехота отбила танковую атаку и нанесла тяжелые потери пехоте. Погибли три командира пехотных рот. Советские зенитки, стреляя прямой наводкой, подбили несколько танков.

Не желая штурмовать город без крупных сил артиллерии и пехоты, Эбербах отошел для перегруппировки сил. Но драгоценное время было потеряно. Ночью в Тулу прибыла 32-я танковая бригада (5 КВ, 7 Т-34, 22 Т-60), которая на рассвете 31 октября попыталась контратаковать. Однако немецкая артиллерия отбила эту попытку и сожгла два КВ и 5 Т-34. Рисковать своими танками в открытом бою Эбербах не стал.

Топлива по-прежнему не хватало, поэтому самолеты Ju-52 сбрасывали контейнеры со снабжением, пролетая на высоте всего 15 метров, но часто контейнеры разлетались вдребезги, потому что земля все-таки подмерзла. В этот день Гитлер отдал приказ начать операцию по окружению Москвы, хотя сил у Группы армий «Центр» не осталось никаких. Гудериан должен был обойти Москву с юго-востока через Каширу, чтобы встретиться с 3-й танковой армией где-то около Ногинска. Однако 2-я танковая армия не могла сдвинуться с места, пока у нее как кость в горле стояла Тула.

Вот что происходило в этот период в I батальоне полка «Гроссдойчланд»: «30 октября. Мы должны были атаковать в 05.30. 2-я рота развернулась справа от дороги, 3-я – слева и чуть сзади. Противник не двигался. Наша атака снова была задержана. Прежде требовалось собрать танки, артиллерию, наблюдателей, тяжелое оружие. Командир 5-й танковой бригады полковник Эбербах бегал от дома к дому на линии фронта, чтобы лично провести разведку.

Командир полка полковник Хернлейн уверенно пожелал нам: «Вы найдете в Туле самых симпатичных девушек!» Он еще мог шутить.

Рабочие поселки состояли из однообразных домов, тесно стоящих вдоль улиц. Дома и несколько дощатых сараев были единственными укрытиями. Колонна 2-й роты во главе с лейтенантом фон Оппельном пробиралась через сады. Вместе с ними шел взвод 4-й (пулеметной) роты и минометы. Танки гремели по улице левее. Артиллерийские наблюдатели шли вместе с гренадерами. Позади нас длинными колоннами шел III батальон во главе со своим командиром майором Крюгером. Огромная военная машина заработала.

Открыл огонь первый вражеский пулемет. Звук был крайне неприятным. Затем из ближайших домов начали стрелять винтовки. Битва разгоралась. Картина переменилась мгновенно: солдаты собрались кучками за каждым домом. Чаще всего они прятались за каменными домами. Затем два или три человека бежали вперед, чтобы укрыться за новым домом. Каждый раз пулемет открывал огонь с некоторым запозданием.

Перебежки от одного дома к другому требовали решительности и сил. После десятка таких бросков ты чувствуешь себя совсем не здорово. Ветераны внимательно прислушивались к шуму боя, прежде чем решить, бежать или нет. Молодежь, неопытные солдаты, еще не приобрела такого умения. Старики шли первыми – стреляли, бежали и наблюдали. Молодежь следовала за ними, неся ручные гранаты и патроны. Все были полны энтузиазма: молодежь просто потому, что попала в настоящий бой, старики радовались удачному выстрелу, успешной перебежке, храбрости товарищей.

Характер боя был несколько необычным. Собственно, на линии огня располагалось лишь несколько человек, а основные силы роты находились в глубине. Впереди были самые отважные: лейтенант, фельдфебель и еще несколько солдат. Они действовали очень быстро, можно сказать, автоматически. Энтузиазму добровольцев можно было лишь удивляться при каждой новой атаке. Каждый из этих смельчаков действовал так, словно обязан был захватить Тулу лично.

Диспозиция Группы армий «Центр» 27 октября 1941 г.

Раненые отходили в тыл. Они шли спокойно, несмотря на стрельбу. Их больше это не волновало, и они даже перешучивались: «Эй, Эмиль! Передавай от меня привет дома». – «Не говори глупостей. Я завтра вернусь». Они поддерживали наш дух. В целом, как ни странно, раненые не подрывали наш боевой дух, а, наоборот, повышали.

Шлем на спине, длинные волосы, щетина, сигарета в уголке рта, одна рука на перевязи, сапоги и брюки покрыты грязью – так выглядели солдаты Тулы.

III батальон попытался зайти справа. Фронт атаки следовало расширить. Но попытка провалилась, и батальон понес потери. Сначала он с боем пробивался вдоль каменной стены слева от дороги, а затем уткнулся в квартал каменных домов на окраине города в 500 метрах от стены.

Продвижение было медленным. Внезапно впереди возник противотанковый ров, за которым находилось открытое пространство. Два ряда домов по дуге уходили влево. Большой жилой дом красного кирпича стоял в нескольких сотнях метров впереди нас. Решиться на такую перебежку было гораздо сложнее. Несколько человек попытались, но остальные добежали только до противотанкового рва. Раненые собрались на дне рва. Красное здание было прекрасно видно отовсюду. Вражеский огонь, судя по всему, велся именно оттуда.

Наши танки не могли нам помочь. Передовой артиллерийский наблюдатель, решительный Вахтмейстер, находился в передовой цепи, однако он не имел связи с батареями.

Шума боя как такового слышно не было, лишь трещали многочисленные винтовочные выстрелы. Нужно было только поднять руку, чтобы началась стрельба, причем пули летели именно из этого красного здания.

Унтер-офицер Вихман из 4-й (пулеметной) роты попытался пробраться вперед. Он передвигался бросками от дома к дому. Этот белобрысый сорвиголова заслужил Железный крест 1-го класса во Франции и был известен всему батальону. Его расчет, запыхавшись, бежал следом. Держась впереди, он кричал, куда следует стрелять. Этот неугомонный парень был просто влюблен в битву. Расчет собрал пулемет, а Вихман со всех ног бросился к противотанковому рву. На открытом месте вражеские пули опрокинули его на землю. Но пулемет выдвинулся на передовую и открыл огонь. Его второй номер пробрался еще на несколько домов вперед.

Ближе к вечеру атака выдохлась. 2-я рота оказалась слишком слабой. Она не смогла захватить красное здание. Русские противотанковые орудия стреляли из окон, зенитки бессмысленно палили в воздух, и винтовочная стрельба также не утихала. Рота не смогла по радио получить полную картину обстановки.

В темноте мы организовали тонкую линию постов охранения, расположившихся в домах, сараях, кучах мусора и колючей проволоки. Красное здание находилось в 150 метрах от нас. Лейтенант обошел одного за другим всех солдат, проверяя, что кому требуется. Он был совершенно бодр, бой, похоже, его ничуть не утомил. Это вселяло уверенность в гренадеров. Они видели положение дел по выражению его лица.

31 октября. Огонь русских реактивных минометов. Мы называем их «Стреляющий Элиас». На других фронтах они известны как «Сталинский орган». От 30 до 40 ракет одновременно падают на маленький участок. Вой и грохот на полминуты, дома просто трясутся. Оконные рамы влетают в комнату. «Стреляющий Элиас» не для слабых нервов.

Погода резко изменилась. Земля размокла и стала скользкой. Идет слабый дождь.

Утром на рассвете началась ружейная и пулеметная стрельба со всех сторон. Мы пробили новый вход в задней стене нашего дома и заложили старый. Несколько посыльных сунулись было к старому входу в передней стене и привлекли на себя пулеметный огонь. Мы стояли за толстой кирпичной стеной в полной боевой готовности и курили.

Вражеские солдаты в сумерках начали подбираться ко 2-й роте. Мы не могли их видеть, пока они не оказались совсем рядом. Трассирующие пули из красного здания. Гренадеры лежат в грязи и обстреливают любую подозрительную тень. Очень часто усталые глаза видят призраков. Психическая нагрузка на солдат становится очень тяжелой. Бой ужался до действия самых примитивных основных инстинктов: не слишком бдительный солдат стреляет слишком поздно и становится жертвой противника, так же как и тот, кто не услышал, как к нему подкрадывается враг. Грязь, холод, кучи мусора, проволочные заграждения, дом из красного кирпича – все это тяжким грузом давит на сознание защитников. Эта битва совсем не похожа на героическую атаку по полю, покрытому цветами.

Стало светлее. Позади красного здания раздался шум моторов. Вскоре первые снаряды русских танков обрушились на наши дома. Стены рушились, крыши слетали прочь. Раненые звали на помощь, и их уносили в тыл. Повсюду трещали винтовочные выстрелы. Враг метался от дома к дому, похоже, не имея никакого плана. Количество солдат, получивших ранения от стрелкового оружия, росло. Ползком и бегом наш лейтенант метался туда и сюда среди гренадеров. Он и его фельдфебель были сердцем позиции и душой обороны.

В холоде и грязи, после многих серьезных испытаний, день наконец подошел к вечеру. Роты ослабли, но фронт держали, каждый солдат лежал кучей коричневого тряпья. Резервов никаких не осталось, и подкреплений ждать не приходилось. Всем приходилось ночевать на открытом воздухе.

7 ноября. Идет снег. Видимость плохая. 4-я (пулеметная) рота собралась в деревне. Командир роты обер-лейтенант Рихтер вручал награжденным Железные кресты, когда раздалась стрельба часовых. На большой скорости примчался один из наших разведывательных броневиков: русские идут!

Сверкая новенькими крестами на груди, гренадеры похватали пулеметы и побежали на позиции. Позиции не были подготовлены и оборона не организована, так как никто не подозревал, что русские могут появиться здесь.

Охватив деревню полукругом, черно-коричневые фигуры приближались по открытому полю. Несколько тяжелых снарядов взорвалось в деревне. Черное на белом снегу. Пулеметная рота расстреливала их, как на полигоне. Тем не менее противник приближался. Противник также открыл огонь из винтовок и пулеметов. Низкие снеговые валы практически не давали защиты. Гауптфельдфебель Шперлинг решил проявить инициативу. Он побежал по улице, держа в руках пулеметные ленты и гранаты, но был убит метким выстрелом из винтовки. Шперлинг так и не узнал, что пришел приказ о присвоении ему звания фенриха.

2-я рота обер-лейтенанта фон Оппельна так же была атакована в своей деревне. Несколько дозорных с пулеметами заметили сквозь метель приближающегося противника. С каждого поста отправили человека назад в деревню, чтобы поднять тревогу. Рота поспешно вылетела из домов – некоторые солдаты были без ремней и шинелей, развернулась, залегла в снегу и открыла огонь. 3-я рота получала пайки, когда пришел приказ отправляться на помощь 4-й (пулеметной) роте. Рота тяжелого орудия затыкала бреши в обороне. За одну ночь район отдыха превратился в линию фронта.

Почти весь I батальон провел эту ночь прямо на снегу. Становилось все холоднее. Вдали мы могли слышать разрывы снарядов в расположении 1-й роты».

После этого дожди усилились, и положение с доставкой снабжения стало просто отчаянным. Лишь к 11 ноября XXIV корпус фон Швеппенбурга восстановил некоторую подвижность. Хотя в любом случае проблемы снабжения окончательно так и не были решены, ближайшая железнодорожная станция находилась в 130 километрах, и дальше грузы приходилось везти на машинах и телегах. Вдобавок за это время русские значительно укрепили оборону Тулы и подвели новые подкрепления. Теперь 50-я армия генерал-лейтенанта Болдина имела 6 стрелковых дивизий плюс 11-ю и 32-ю танковые бригады. Интересно, что под Тулой в бою участвовали английские танки «Валентайн» 131-го отдельного танкового батальона.

13 ноября в Орше состоялась встреча начальника штаба ОКХ Гальдера со всеми командующими Группы армий «Центр». Фон Бок традиционно жаловался на проблемы со снабжением – в сутки прибывало 23 состава, что было совершенно недостаточно для снабжения группы армий. Зато Гальдер предложил начать масштабную операцию с выходом на линию Рязань – Владимир – Калязин, то есть 250 километров к востоку от тогдашних немецких позиций. Степень оторванности Гальдера от реальности просто поражает!

Непонятно, какими соображениями оно руководствовалось, когда рассуждало о возможной победе, потому что к середине ноября все стало окончательно ясно. Вермахт полностью выдохся, и ни о каком захвате Москвы или ее окружении не могло быть речи. Все это напоминает действия мотоциклиста, который не может остановиться, чтобы не упасть, но при этом не видит, что впереди обрыв и бездонная пропасть.

Фон Бок вообще полагал, что никакие стратегические операции его группа армий сейчас проводить не в состоянии, а тут еще начался нажим советских войск на 2-ю танковую армию Гудериана, что могло поставить под угрозу правый фланг фон Бока. В ходе совещания полковник Кинцель выдал очередную порцию утешительных «сведений» разведки. Вот, кстати, интересный вопрос: а не был ли Кинцель завербован кем-нибудь, если до самого последнего дня Fremde Heere Ost под его руководством кормило ОКХ откровенными сказками относительно состояния Красной Армии. Весной 1942 года Кинцеля сменил Рейнхард Гелен, но работа разведки от этого не улучшилась. В общем, совещание закончилось ничем. Генералы решили: пусть все идет, как шло раньше, а Группа армий «Центр» попытается продвинуться на восток так далеко, как получится.

Именно после совещания в Орше 18 ноября в 05.00 Гудериан начинает свое последнее наступление, направление – Коломна. Его правому флангу даже удается прорвать советскую оборону на стыке Западного и Юго-Западного фронтов. Но так как Тула упрямо держится, 2-я танковая армия вынуждена «вращаться» вокруг нее, растягивая свой фронт сверх всяких пределов.

Вот что рассказывает обер-лейтенант Пауль, командир роты 18-го стрелкового полка 18-й танковой дивизии, которая действовала в стороне от направления главного удара: «16 ноября 1941 года. Лето загнало нас на бескрайние восточные равнины, осень задержала нас там своей непреодолимой, немыслимой грязью, а зима вознамерилась выгнать нас оттуда. Так думали мы все, столкнувшись с миром, о существовании которого раньше даже не подозревали.

Все вокруг было холодным, негостеприимным и настроенным против нас.

В ноябре 1941 года мы наступали от Орла к реке Красная Меча, которая была одним из притоков Верхнего Дона. Наш 52-й стрелковый полк двигался по обледеневшим дорогам на немецких танках, французских грузовиках и русских пожарных машинах. Повсюду лежал глубокий слой снега, и мы оставляли на целине глубокие колеи, по которым за нами следовали волки. Перед нами бежал противник, который был способен, как мы полагали, на все, что только один человек может сделать с другим.

Во второй половине дня мы прибыли в деревню, расположенную недалеко от реки. Мы все страшно устали, как было вчера, позавчера и далее. Нашему полку приказали ночью форсировать реку и создать плацдарм. Саперы должны были построить мост… танки должны были перейти по нему… наступление не позволяло никаких задержек. По крайней мере, на картах Генерального штаба все выглядело красиво.

Я командовал ротой мотострелков.

Я шел на несколько шагов впереди солдат, которым предстояло идти вместе со мной всю ночь и которых я специально отобрал для этого. Я шел не слишком быстро и не слишком медленно, так как особой спешки не было. Впереди у нас была длинная ноябрьская ночь, чтобы обустроиться, где намечено, перед противником.

Было достаточно холодно. Полевые кухни о нас позаботились. Мы были сыты и думали, что вскоре получим кое-что еще. Затем мы увидели реку. На нашем берегу стояла деревня, а еще одна деревня на противоположном. Впереди из темноты возник узкий деревянный мост. Мы быстро пробежали по нему. Было очень темно, само небо укрывало нас.

Русские начали стрелять, лишь когда мы оказались на другом берегу. Однако это было уже слишком поздно, мы успели зацепиться за плацдарм. Как и мы, русские страдали от холода и потому смогли выставить лишь нескольких часовых. Поэтому мы сумели застигнуть противника врасплох. Некоторые из них были сразу убиты, другие сдались в плен, но большинство успело удрать. Только утром мы выяснили точно, сколько противников было против нас.

Диспозиция Группы армий «Центр» 2 ноября 1941 г.

Я расставил посты. Постоянно происходили мелкие стычки, но я отправился в хаты поспать.

Ближе к полудню поднялся легкий ветер, который донес до нас звуки далекой стрельбы. Мы решили, что русские собираются отбить плацдарм. Позади нас на реке саперы лихорадочно строили мост для танков. Перед нами стояло несколько домов, которые мы не сумели занять прошлой ночью. Я решил все-таки занять их, чтобы выгнать русских на мороз. Я полагал, что таким образом мы сумеем отогнать их подальше, так как в сильный мороз никто не захочет лежать на снегу.

Я взял с собой несколько человек, а пулеметчикам приказал вести огонь по указанным целям. Затем мы поползли по снегу к домам. Русские вскоре заметили нас. Они явно не хотели отдавать последние теплые убежища в этом районе, поэтому вскоре вспыхнула схватка.

Мы сумели поджечь первые хаты факелами. Лишь самая последняя на окраине села никак не желала загораться. Наконец где-то около 14.00 мы подобрались к ней на расстояние около 15 метров. Несколько человек у нас были ранены, но санитары занялись ими.

Солдат оттачивает свои умения в постоянной игре со смертью и настолько к ней привыкает, что перестает воспринимать происходящее слишком серьезно. Он часто начинает думать, что на самом деле охотится на каких-то животных, а совсем не на людей. Скажем, на оленей. Кроме того, было ужасно холодно, и нам совсем не хотелось затягивать дело. Я назвал по именам солдат, которые лежали на снегу ближе других ко мне и кто еще не был ранен. Я приказал им подготовить ручные гранаты, чтобы мы могли вскочить и одним броском захватить дом. Они это сделали и после заминки в несколько секунд сообщили мне, что готовы. Но затем произошло нечто, что будет сниться мне в кошмарных снах.

Прошло несколько минут после того, как я решил вскочить и поставить точку в бою. За эти минуты я пережил нечто особенно важное для меня. Я вот что хочу сказать. Лежа на заснеженном поле на берегу речки с непроизносимым названием, я пережил то, что можно назвать войной.

До этого я уже участвовал в нескольких рукопашных и даже получил медаль за них. Но я не слишком хорошо помнил эти опасные моменты, когда в гуще схватки решалось, жить мне или умереть. Но я не подозревал, что приближается нечто, ранее мной не испытанное.

Местность, на которой мы жили и умирали – обычно совершенно внезапно, даже не подозревая, что смерть схватит тебя в следующую секунду, – мне оставалась практически чужой.

Я даже не знал слов, которыми можно было назвать эту местность, но я всегда старался взять все, что там имелось и что помогло бы мне выжить. Я даже не пытался размышлять на тему, что там главное, а что нет.

Я полагаю, примерно так же думали и чувствовали все остальные, что и объясняет наши успехи.

Решив покончить с солдатами в доме, я осторожно подтянул к себе колено, еще раз оглянулся на своих солдат. Рядом витало чувство ложной безопасности, из которого может вынырнуть внезапная смерть, которую не способны уловить человеческие органы чувств.

В этот момент я еще не знал, останусь ли целым, единственное, в чем я был твердо уверен, – мне надо вскочить. Лишь от меня самого, лейтенанта роты мотострелков, зависело, кем я буду – смельчаком или трусом.

Я вскочил, чтобы бросить свою ручную гранату. Снег полетел с моей шинели. Я встряхнулся и попытался переставить закоченевшие ноги вперед, чтобы оказаться рядом с домом. Я сжал гранату и швырнул ее вперед, стоя прямо напротив входной двери.

Пока граната летела по высокой дуге к двери, та открылась, и на пороге появился солдат. Он был нашим противником, русским, который в это же мгновение сделал то же самое, что и я, – выдернул чеку и швырнул гранату в меня.

Вот так мы и стояли друг против друга: он там, я здесь, а между нами кувыркались смертоносные снаряды. Сначала я увидел его шапку, затем лицо – бледное, небритое, замерзшее лицо, точно такое же, как у моих солдат. Я увидел ярость на этом лице и лютую ненависть и одновременно уверенность, что если кто и вывернется из этой опасной ситуации, так это он. Я увидел его сопливый нос и сжатые губы, пухлые щеки и уши под ушанкой.

Я увидел человека, которого убью в следующее мгновение, и только ждал взрывов двух гранат.

Я не стал падать обратно в снег, чтобы по возможности укрыться от взрыва. Я не прыгнул в сторону, чтобы убраться с траектории русской гранаты.

Я смотрел на русского, русский смотрел на меня, словно тоже увидел загробный мир.

Затем он слегка наклонил голову, словно хотел приветствовать меня. А потом у него под ногами вспухло серое облако, взрывом ему оторвало обе ноги и вообще разорвало пополам выше пояса.

Он рухнул, словно подрубленное дерево, испустив дикий вопль, после которого снова все стихло.

Несколько осколков ручной гранаты, которую он бросил, впились мне в тело, и мир исчез для меня».

У Гудериана сил оставалось совсем немного, и все-таки он решил совершить последнюю попытку, бросив в наступление 3, 4 и 17-ю танковые дивизии. Не надеясь на свои силы, он решил атаковать совместно с XLIII корпусом 4-й армии фон Клюге. 18 ноября в 05.30 немцы пошли в атаку, собрав все имеющиеся 102 исправных танка. Удар пришелся по 413-й стрелковой дивизии, одной из так называемых «сибирских», которая занимала позиции в районе Болохово. Бой был очень упорным, но ценой серьезных потерь немцы прорвали оборону. После этого 3-я танковая дивизия со своими 50 танками повернула в сторону Тулы, 17-я танковая дивизия, имевшая всего 15 танков, пошла на Венев, а 4-я танковая дивизия, у которой остались 35 танков, двинулась на Сталиногорск. В очередной раз немцы распылили и без того невеликие силы.

Вот как проходил бой за деревню Болохово в 24 километрах от Тулы. Для этого командир 3-й танковой дивизии (теперь ею командовал генерал-майор Брейт, Вальтер Модель получил звание генерала танковых войск и принял XLI корпус) собрал все, что было можно: 3-й стрелковый полк, 6-й танковый полк, I батальон 394-го стрелкового полка, почти всю оставшуюся у него артиллерию, саперов и истребителей танков. Саперы 18 ноября начали наводить переправу через реку Упа, разведка двинулась вдоль реки Шат. В результате был построен мост длиной 32 метра и шириной 3,5 метра, способный выдержать нагрузку 16 тонн. Вот здесь следует отдать должное немецким саперам, не забывайте – середина ноября.

Атака началась 20 ноября. Артиллерийская подготовка оказалась неэффективной, но I батальон 3-го полка пошел при поддержке своих бронетранспортеров. Однако он встретил упорное сопротивление и был вынужден отойти. С юга Болохово атаковал II батальон 3-го полка при 3-й танковой роте лейтенанта Мюллера-Гауффа. И здесь после первоначального успеха, когда были заняты фермы на окраине села, немцы были остановлены. Не помогли даже подведенные пехотные орудия батальона и противотанковый взвод. Русские прочно держали оборону. Немцы до сих пор уверены, что сражались с так называемыми сибиряками. Это заблуждение можно простить: 413-я стрелковая дивизия генерал-майора Терешкова, остановившая XXIV корпус, была сформирована в июне 1941 года в Амурской области. Действительно, из Европы никакой разницы между Енисеем и Амуром не видно.

В бой был брошен I батальон 394-го полка. Чтобы отогнать советские танки Т-34, фактически остановившие противника, пришлось подтянуть 88-м зенитки, которые подожгли три или четыре танка. Лишь после этого немцам удалось ворваться в деревню, причем буквально каждый дом они были вынуждены брать в рукопашной. Бой продолжался и после наступления темноты. Каменные дома, в которых забаррикадировались советские бойцы, саперы взрывали. Бой за небольшую деревню длился целые сутки и стоил немцам больших потерь, погибло несколько командиров рот. Похороны погибших были проведены с большой помпой, присутствовали прибывшие в Болохово командир корпуса генерал Гейр фон Швеппенбург, командир дивизии генерал Брейт и командир стрелковой бригады полковник Клееман. И так было везде, немцам пришлось забыть и приятную прогулку по Франции, и успех лета 1941 года.

Москва, ноябрь – декабрь 1941 года

1. 15–18 ноября начинается наступление на Москву северной группировки немцев.

2. 18 ноября XXIV танковый корпус группы Гудериана атакует Тулу с востока силами 3-й и 4-й танковых дивизий.

3. LIII корпус наступает на правом фланге группы Гудериана. Наступление остановлено, но после прибытия 10-й моторизованной дивизии немцам удается форсировать Дон и захватить плацдарм.

4. Последнее наступление Гудериана начинается 24 ноября. 4-я танковая дивизия захватывает Венев, XXIV танковый корпус готовится атаковать Тулу.

5. XLIII корпус начинает наступление 27 ноября, но 30 ноября оно остановлено.

6. 30 ноября 29-я моторизованная дивизия выходит на железную дорогу Кашира – Михайлов, но сразу вынуждена перейти к обороне.

7. Наступление 17-й танковой дивизии севернее Каширы остановлено 30 ноября, дивизия начала отступление.

8. 2– декабря 4-я танковая дивизия атакует Тулу с востока, но не может прорвать оборону.

4– декабря по приказу Гудериана XXIV танковый корпус занимает оборонительные позиции на берегах реки Дон.

3-я танковая дивизия подошла ближе других к Туле и потому встретила самое ожесточенное сопротивление. 4-я и 17-я танковые дивизии наступали южнее. И если они еще добивались каких-то успехов, это было результатом чрезвычайного напряжения сил. Зато, как ни странно, Гудериан нашел помощников в рядах советского командования.

Знаменитые немецкие «ахт-ахт» давно считались эффективным средством борьбы с танками, хотя их значение было заметно преувеличено. Хотя определенное влияние на ход последних боев они тоже оказали. Зато вот какую интересную историю рассказывает командующий советской 50-й армией генерал Болдин: «В один из самых горячих дней, когда гудериановские танки вплотную подошли к Туле и развили активность вдоль шоссе Вязьма – Тула, я решил для борьбы с ними применить 732-й зенитный полк ПВО, которым командовал майор М. Бондаренко. В первом же бою зенитчики блестяще проявили себя и уничтожили немало немецких танков.

85-миллиметровые пушки оказались действенным средством борьбы с танками. Стреляя болванками, они легко пробивали даже лобовую броню.

Эффект от применения зенитных орудий был таким, что гитлеровские танковые атаки стали значительно реже, а на некоторых участках обороны Тулы и вовсе прекратились.

Между тем в лице командира зенитно-артиллерийской дивизии генерал-майора Овчинникова я встретил ярого противника использования зенитных средств против гудериановских танков. Ни мои доводы, ни убедительные факты, опровергавшие его взгляды, ни к чему не приводили.

Как-то, вернувшись из района Косой Горы в штаб и находясь еще под свежим впечатлением от действий зенитной артиллерии во время танковых атак гитлеровцев, я застал у себя генерала Овчинникова.

– Товарищ командующий, – обратился он, – снова вынужден вас предупредить, что считаю совершенно неправильным использование зенитных средств для борьбы с танками. Я несу полную ответственность за благополучие в воздухе и не могу допустить, чтобы ваша армия и город оставались без защиты от воздушного противника. Прошу отдать приказ об использовании зенитной артиллерии лишь по ее прямому назначению.

Я сдержал себя, хотя все во мне кипело от негодования.

Ответил Овчинникову, не повышая голоса:

– Прошу, товарищ генерал, помнить, что армией командую я. А вообще-то ваши суждения считаю глубоко консервативными. Они в корне ошибочны и даже вредны.

– Каждый обязан следить за тем, что ему доверено, – заметно нервничая, возразил он. – Меня, товарищ командующий, учили так: любое оружие должно использоваться только по своему назначению.

– Я не хуже вас понимаю, что зенитки призваны бороться с вражеской авиацией. Поэтому не все орудия направляю на борьбу с танками, а только часть их. Кстати, товарищ Овчинников, вам бы следовало шире смотреть на свои обязанности и понять, что в настоящее время для нас опаснее не столько авиация, сколько танки врага. Если танки прорвутся в город, а без помощи зенитчиков это вполне возможно, то вам нечего будет оборонять от нападения с воздуха. К тому же у меня имеются сведения, что гитлеровское командование не думает бомбить Тулу. Оно рассчитывает взять город целым, чтобы использовать его промышленность в своих целях.

Овчинников молчит.

– Учтите, – говорю я ему, – и впредь буду, когда найду нужным, использовать зенитчиков против вражеских танков. Если не согласны, можете на меня жаловаться в штаб фронта.

– Я не подчинен штабу фронта, – замечает Овчинников.

– Жалуйтесь куда хотите, даже в Москву.

И Овчинников пожаловался». (Стоит ли после этого удивляться успехам Вермахта? Для справки: генерал-майор М. Овчинников командовал Тульским бригадным районом ПВО, позднее командовал 7-м стрелковым корпусом, за неоправданные потери в 1944 году снят с командования. Но самое интересное еще впереди. Сборник «Войска противовоздушной обороны страны», изданный в 1968 году, утверждает прямо противоположное! «Когда 22 октября наша воздушная разведка установила движение до 40 немецких танков по направлению к Титово (45 км западнее Тулы), генерал-майор М. Овчинников дал указание командиру 732-го зенитного артполка майору М. Бондаренко организовать противотанковую оборону города силами полка». – Прим. пер.)

Вечером 22 ноября Гудериан отдает приказ XXIV корпусу наступать на север, чтобы захватить Каширу и Венев. В этот период стоят вполне умеренные морозы, температура не опускается ниже минус 10 градусов.

22 ноября 35-й танковый полк занял Сталиногорск. Гудериан рассчитывал, что этот город прикроет фланг атакующих Тулу войск, однако мощной контратакой 26 ноября немцы были выбиты оттуда. Генерал фон Швеппенбург отправил батальон Шнейдера-Костальски восстановить положение, однако немцы с треском проиграли завязавшийся танковый бой. Капитан Шнейдер-Костальски был ранен, а его 1-я рота была просто уничтожена, потеряв 5 Т-III и 3 Т-IV.

23 ноября Боевая группа «Куно» 17-й танковой дивизии начала штурмовать Венев примерно в 50 километрах северо-восточнее Тулы. 24 ноября после уличных боев город был захвачен, и дивизия двинулась дальше к Кашире. У Гудериана появилась надежда взять Тулу в кольцо. Но это была самая рискованная авантюра Гудериана. Фронт и коммуникации 2-й танковой армии растянулись сверх всякого предела. Топлива не хватало, вдобавок его приходилось доставлять машинами на расстояние до 150 километров от железной дороги. Да и фронта, собственно, не было, немцы создали лишь жиденькую цепочку отдельных опорных пунктов. В этот день Гудериан встречается с фон Боком и говорит, что его армия окончательно выдохлась и ничего больше предпринять не может. Фон Бок с ним согласился, но сделать ничего не мог, так как ни резервов, ни припасов у него не было.

Вот что вспоминает унтер-офицер Хагер из 6-й роты 39-го танкового полка: «Началось самое смешное – горит КВ. Приятно смотреть. Чуть подальше подбиты еще два. Мы атакуем 13 танками. Один подбит. Горит грузовик. Уничтожено много русской пехоты. Раздавлены танками. Затем небольшой бой. Мы атаковали два КВ, и началась охота на зайцев. Он не мог быстро повернуть башню и получил попадание, после чего начал отходить. Мы гнались за ним 20 метров. Эта погоня продолжалась полчаса, пока он не потерял в канаве гусеницу. Мы выпустили по нему 30 снарядов. Никакого результата. В этот день мы расстреляла 110 снарядов. Не осталось ни одного».

Отчаянное положение немцев показывает то, что, когда на танке Хагера сломалась рессора, его сочли «ограниченно пригодным» и оставили в строю. Тем временем навстречу ей двигалась 112-я танковая дивизия, имевшая около 200 танков Т-26. Да, старые, да, слабые, но в нынешнем состоянии 17-я танковая дивизия с ним справиться вряд ли сумела бы.

25 ноября 17-я танковая дивизия проходит 40 километров за один день и подходит к Кашире; она достигла совхоза Зендиково – 3 километра от города. Однако закрепиться там немцы не сумели, в город прибыл 2-й кавалерийский корпус генерала П. Белова, усиленный 112-й танковой и 173-й стрелковой дивизиями. 26 ноября Белов нанес контрудар, и немцы были вынуждены отступить к поселку Мордвес. Это было начало конца. Кстати, именно в этот день 2-й кавкорпус был преобразован в 1-й гвардейский кавкорпус.

Тем не менее Гудериан продолжал гонку в никуда. 26 ноября он приказал 10-й моторизованной дивизии выслать разведывательный батальон в направлении Рязани, а специальная подрывная партия получила приказ перерезать железную дорогу Москва – Рязань. Однако на следующий день разведка Люфтваффе сообщила о крупных советских силах в районе Рязани, и батальон был отозван. Ну а подрывная группа просто пропала без вести. При этом Гудериан в очередной раз обвинил Клюге, который, по мнению панцер-генерала, бездействовал, что позволило Красной Армии сосредоточить превосходящие силы против него.

17-я танковая дивизия к этому времени осталась без топлива. Наступать она не могла, под вопросом было даже отступление. Поэтому дивизия получила приказ разрушить артиллерией электростанцию и промышленные объекты в Кашире. О захвате города речь уже не шла, а запасы артиллерийских снарядов оказались настолько малы, что даже поставленная задача не была выполнена. Единственным светлым пятном оказались бои в Сталиногорске, где была ликвидирована окруженная советская группировка, причем было взято около 1000 пленных. Кстати, оккупация города продлилась 17 дней.

Германское командование решило сосредоточить оставшиеся силы и все-таки попытаться переломить неудачный ход битвы. 2-я танковая армия должна была нанести удар с востока, а 2-я армия – с запада, чтобы отрезать Тулу от Москвы. После этого планировалось, как обычно, ликвидировать котел с помощью пехоты, освободив танки для последующих операций. Вот только этих самых танков оставалось слишком мало. К началу декабря 3-я танковая дивизия имела 28 машин, 4-я – 34 машины, 17-я – всего 10.

Ночь на 2 декабря была ясной и лунной. Температура упала до минус 20 градусов, но это было еще не самым страшным. Вместе с 3-й и 4-й танковыми дивизиями должны были атаковать остатки полка «Гроссдойчланд».

Рано утром артиллерия, сосредоточенная на флангах атакующих боевых групп, открыла огонь. Вскоре после 04.00 пехота обеих танковых дивизий пошла в наступление. I батальон 3-го стрелкового полка после короткого, но упорного боя взял штурмом деревню Дубки. Зато 394-й стрелковый полк успеха не добился и потерял при этом почти все свои бронетранспортеры. В конце концов немцам удалось выйти на шоссе между Тулой и Веневом, но это был их единственный успех.

Попытки штурмовать Тулу превратились в позиционную «мясорубку», напоминавшую германским генералам Верден. Повторилась Ельня, только с более скверным результатом для немцев. Вот что происходило в I батальоне полка «Гроссдойчланд» 2 декабря: «Луна медленно тонула за горизонтом. Становилось все холоднее. Кто-то сказал, что уже минус 30 градусов.

Мы медленно двигались по речной долине. Мы ничего не знали о противнике. Мы намеревались захватить его врасплох. Раздалось несколько выстрелов, и пара русских побежала перед нами по льду. Это настораживало. Вскоре показались силуэты домов – деревня. Она тоже находилась в долине. Река проходила прямо через нее. Взвод 2-й роты повернул направо. Мы скрестили пальцы за их удачу. Неожиданно они бросились на землю. Взрыв! Сразу после него раздалась жаркая стрельба. Что-то пошло не так. Командир роты обер-лейтенант Грундман спустился вниз на лед вместе с двумя взводами.

Теперь настала наша очередь. «Вторая – вперед!»

Когда мы добрались до первых домов, перестрелка стала очень оживленной. Яркие вспышки выстрелов резали темноту. Появились раненые. Унтер-офицер пулеметной роты Калиновский притащил на позиции два миномета. Он клал мины аккуратно перед фронтом 2-й роты. Калиновский был большим мастером своего дела. Зенитки вели огонь по крышам. Тяжелые пулеметы стреляли прямо через головы атакующих, которые были видны как темные силуэты. Каждый взятый дом горел. Наш медик доктор Альбертс был на линии огня вместе с нами. Он собрал раненых в нескольких домах, которые еще уцелели. Они полностью доверяли своему доктору. Его задача во многом была психологической. Те, кто получил пулю и сейчас лежал на полу, нуждались в словах ободрения, а не пустых разговорах.

Вернулся командир 2-й роты. Его поддерживал ординарец. Рана в живот. Однако он держался прямо. Он был железным человеком, обер-лейтенант Грундман.

Мы не смогли продвинуться дальше центра деревни. Русский огонь был слишком плотным. Кроме того, противник находился в темноте, а нас освещали огни пожаров. Хуже того, русские вели огонь с высот справа и слева.

Прибежал посыльный. На ярко освещенной улице он поймал пулю. Сидевший рядом со мной минометчик унтер-офицер сказал двоим солдатам: «Вытащите его». Они нерешительно посмотрели друг на друга. Затем вскочил унтер-офицер Калиновский. Он подобрал раненого и утащил его за наш дом.

Наша 1-я рота под командованием обер-лейтенанта Дербена поднялась. Дербен собрал своих солдат за домами и спокойно построил их для атаки. Тяжелые пулеметы и минометы были выдвинуты на позиции. Пулеметчики несколько раз передернули затворы. Все приготовились.

«Первая рота – вперед!» Громогласное «Ур-ра!» раскатилось по деревне. Выхватить пистолет – и за ними! Мы видели, как бегут русские. Повсюду пылали дома. Это был запах войны. Такую атаку остановить было невозможно.

Неожиданно по нам открыли огонь «Сталинские органы». Мы попадали на землю. Я лежал прямо на нескольких гренадерах. Рядом с нами обер-лейтенант Дербен получил большой осколок в бедро. Мы посадили его. Настояв на формальной процедуре, он передал командование ротой лейтенанту. Затем он сообщил солдатам, что убывает. И снова можно было слышать знакомое: «Рота будет исполнять мои приказы».

Тем временем 4-я танковая дивизия и полк «Гроссдойчланд» обошли Тулу и 2 декабря перерезали шоссе и железную дорогу, ведущие в Москву. Однако это было их последнее достижение, тем более что корпус Хейнрици так и не сумел прорвать советскую оборону. Тульский котел не получился. 3 декабря Гудериан был вынужден признать, что наступление захлебнулось и пора переходить к обороне.

И в этот самый момент к Гудериану вдруг прибывает комиссия ОКХ с целью выяснить подробности боя под Мценском. В составе комиссии были начальник Управления вооружений (Heereswaffenamt), конструкторы и представители основных фирм-производителей. Гудериан позволил им осмотреть захваченные Т-34 и заявил, что армии нужен танк, способный драться с Т-34. Танку требуются более мощная пушка, толстая броня и улучшенная проходимость. Комиссия согласилась с прославленным панцер-генералом и в конце ноября вернулась в Берлин. После этого были выданы задания на проектирование нового 30-тонного танка с 60-мм наклонной броней, но в результате получилась 45-тонная «Пантера».