Киев – бесполезная победа

Киевская операция является самой эффектной и самой непонятной операцией Вермахта в кампании 1941 года. Начать можно с того, что она не была предусмотрена никакими довоенными планами. Судя по всему, это было одно из «озарений» Гитлера, внезапно посетивших его где-то в июле. К началу августа Группа армий «Центр» прочно увязла под Ельней, и прямое наступление на Москву застопорилось. Перед немцами встал сложный вопрос: что же делать дальше?

В результате споры в Ставке Гитлера завершились решением фюрера обеспечить фланги Группы армий «Центр» перед последним броском на Москву (директива № 33 от 19 июля). Для этого основные силы 3-й танковой группы Гота поворачивали на север, а Гудериан отправлялся в прямо противоположном направлении. Собственно, группа Гудериана уже была сориентирована в этом направлении после боев за Рославль, и теперь ей предстояла операция, которая завершилась величайшим в истории котлом. В принципе этот удар соответствовал теории блицкрига, так как был нанесен по самому уязвимому участку фронта. 2-я армия фон Вейхса получила приказ взять Гомель, но по ряду причин его наступление развивалось очень вяло. Чтобы помочь наступлению, Гудериан отправил испытанный XXIV корпус в обход этого города с востока. К 17 августа советская 17-я армия начала отступать, однако немецкие танки двигались быстрее. Армии фон Вейхса и Гудериана взяли еще 50 тысяч пленных, фактически уничтожив вновь созданный Центральный фронт.

Впрочем, выпущенная 30 июля директива № 34 отменяла предыдущую, предписывая Группе армий «Центр» перейти к обороне, а Группе армий «Юг» уничтожить советские войска западнее Днепра и подготовить переправу 1-й танковой группы за восточный берег реки. Но поток сознания фюрера продолжался. 21 августа он выпускает меморандум (Denkschrift), в котором определяет дальнейший ход кампании. На следующий день ОКХ отдает приказ Гудериану продолжать наступление на юг. В этот момент Гальдер совершает иезуитский ход, 24 августа он вылетает в штаб Группы армий «Центр» и на совещании с фон Боком, Гудерианом и другими генералами договаривается, что следующей целью будет все-таки Москва. На следующий день Гудериан прилетает в Ставку Гитлера в Растенбурге, где встречается с Гитлером, Кейтелем и Йодлем (фон Браухича и Гальдера не было). В обмен на обещание Гитлера не раздергивать по частям его танковую группу Гудериан отбрасывает вчерашнюю договоренность с Гальдером. Когда начальник ОКХ узнает об этом, он приходит в бешенство. Подковерные интриги продолжают раздирать германское Верховное командование, при таких противоречиях между Гитлером, ОКВ и ОКХ вообще странно, как немцам удается чего-то добиваться.

Однако им помогает советское командование, Сталин и его генералы никак не могут поверить в рывок 2-й танковой группы на юг и ожидают наступления на Москву. Гудериан поворачивает на юг XXIV корпус (3-я и 4-я танковые, 10-я моторизованная дивизии), прикрываясь с востока XLVII корпусом: 17-я и 18-я танковые, 29-я моторизованная дивизии, каждой из которых приходится держать фронт протяженностью до 90 километров. Это хорошо показывает, насколько ничтожными были ресурсы немцев. Тем не менее они добились успеха. (Следует также сказать несколько слов об измышлениях диванных маршалов вроде С. Переслегина и В. Гончарова, обожающих разглагольствовать на темы большой стратегии. Они уверенно рассуждают о некоем «нависании Юго-Западного фронта», «стратегической тени» и прочих фантастических конструкциях. Суровая правда жизни не для них, ведь витать в эмпиреях войны по глобусу куда как приятно и легко, но главное – оно не требует никакого знания предмета в принципе. Зато сразу чувствуешь себя Юлием Цезарем и Наполеоном в одном флаконе. – Прим. пер.)

События августа – сентября 1941 года продемонстрировали, что советское командование впало в некий ступор и было совершенно неспособно ни к каким конструктивным действиям. Скорее всего, это было результатом катастрофических провалов контрударов в конце июня и июле 1941 года, когда были задействованы огромные силы, но результаты оказались хуже, чем нулевыми, – темп наступления немцев лишь увеличивался. Так или иначе, но немецкие танки прошли 280 километров между Кременчугом и Коропом, не встретив практически никакого сопротивления. Поведение советских генералов на всех уровнях, от Ставки до штаба дивизии, в этот период больше всего напоминает поведение кролика, замороженного леденящим взглядом питона-Гудериана: стоять неподвижно и ждать, когда съедят. «У них не хватило мужества ни для боя, ни даже для бегства», поэтому совершенно никакой угрозы для Группы армий «Центр» в случае ее наступления на Москву Юго-Западный фронт не представлял.

Эта операция стала первой, где к действиям группы Гудериана нет никаких претензий, хотя, вероятно, в этом большая заслуга командира XXIV корпуса Гейр фон Швеппенбурга, потому что именно его дивизии нанесли главный удар с севера. Судя по всему, именно с этого момента начала восходить звезда командира 3-й танковой дивизии Вальтера Моделя, который из генерал-лейтенанта превратился в фельдмаршала. Главный удар наносил именно Модель, 4-я танковая дивизия фон Лангермана и 10-я моторизованная дивизия фон Лёпера прикрывали ее фланги. Первой целью Моделя стал мост через реку Десна в Новгороде-Северском. 25 августа немцы подошли к мосту.

«Еще стоит!» – крикнул Бутекирх. Водитель, радист и наводчик радостно улыбаются. «Противотанковое орудие за мостом! Прямо на него!» – приказывает лейтенант. Русские бегут. Лейтенант Штёрк со своими солдатами спрыгивает с бронетранспортера. Они расправляются с русской охраной и видят протянутые провода, идущие к подрывным зарядам. Перерезать их. Теперь очередь самих зарядов, они летят в воду. К опорам моста по обе стороны привязаны бочки с бензином. Солдаты перерезают веревки, и бочки с плеском падают в реку. Солдаты бегут дальше, и Штёрк впереди всех.

Внезапно он останавливается. Прямо посреди моста лежит тяжелая советская бомба с таймерным взрывателем. Штёрк спокойно вывинчивает его, это бег наперегонки со смертью. Успеет? Получилось! Пять человек сдвигают безвредную бомбу в сторону.

Затем они бегут дальше, лишь теперь поняв, как это много – 800 метров. Конец моста просто не виден. Наконец они добираются до противоположного берега и выпускают сигнальную ракету, чтобы дать знать танковому авангарду.

Тем временем Бутекирх на своем танке осторожно спустился по береговому откосу и въехал под мост. Фопель с остальными танками прикрывал его сверху. Это было сделано очень вовремя. Как только русские поняли, что немцы захватили мост, они послали подрывные команды. Большие группы в 30–40 человек несли с собой канистры с бензином, взрывчатку и «коктейли Молотова».

Немцы пулеметным огнем рассеяли их, и важнейший мост полностью перешел в руки Моделя. Генерал заявил: «Этот мост стоит целой дивизии». Переправившись на другой берег, Модель отправил боевую группу к Шосткам, чтобы захватить железнодорожный узел и отрезать Киев от Москвы. К началу сентября войска вырвались на оперативный простор.

Вот что вспоминает лейтенант Фессман, командир взвода 7-го разведывательного батальона 4-й танковой дивизии: «4-я танковая дивизия наступала в направлении Бахмача. Русские взорвали мосты через реку Сейм у Батурина, поэтому атака застопорилась. В результате противник выиграл время, чтобы подтянуть подкрепления по железной дороге с юга. Поэтому дивизия получила приказ перерезать эту линию в тылу противника. Командир дивизии лично поставил нам задачу на переправе восточнее Батурина: «Взорвите двухпутную линию возле Бахмача. Если получится, взорвите стык двух линий южнее». Фельдфебель Лиммер получил приказ взорвать рельсы на юго-восточной окраине Бахмача, я, соответственно, на западной.

Мы переправились через реку на резиновых лодках, чтобы найти подходящий маршрут, так как намеревались проникнуть за линию фронта на следующее утро в сумерках. Мы присоединились к дозору мотопехоты. Мы решили, что есть лишь один пригодный путь на этой болотистой местности, однако он вел прямо в занятое противником село Митченки.

Когда мы вернулись из разведки, 6 бронеавтомобилей уже пересекли реку. Мы обрисовали солдатам задачу и планы ее выполнения. Благодаря охранению мотопехоты мы смогли поспать несколько часов.

В 03.45 мы двинулись в направлении Митченок, сначала дозоры шли вместе с нами. В 04.00 мы оказались на окраине села. Мы остановились и прислушались. Видимость не превышала 20 метров. Было все еще темно. Примерно в 04.15 мы осторожно вошли в деревню. К этому времени слегка развиднелось, и мы могли видеть на 80 метров. Мы шли по улице через деревню на юго-запад. До этого все было спокойно, деревня казалась вымершей. Затем мы пересекли дорогу, сверились с картой и направились на юго-запад.

Внезапно справа от дороги я заметил русские грузовики. На дороге стоял часовой. Сначала мой водитель снял ногу с педали газа, но, так как я молчал, он снова дал ход. Остальные пять броневиков следовали за нами. Проехав около 2 километров, мы увидели в поле стадо коров, а рядом с ними гражданских. Я подозвал их и уточнил, правильно ли мы едем. В совершенно неразборчивой тарабарщине я различил только слово «Бахмач». Неплохо. Примерно в 5 километрах от Митченок мы увидели несколько телег. Мы не смогли определить, гражданские или солдаты сопровождают эти повозки. Когда выяснилось, что это все-таки солдаты, поворачивать было уже поздно. Я остановился рядом с ними и крикнул: «Ruki Wjerh!» Когда я указал на броневики позади меня, они все поняли. Лиммер разоружил их и отправил толпой в сторону. Тем временем мой пушечный бронеавтомобиль подъехал к следующей повозке. Русские помчались в разные стороны. Мой фельдфебель, который имел приказ не стрелять ни в коем случае, позволил им удрать. Лишь один русский выстрелил. Это был дурной знак – нас опознали. Следовало убираться отсюда поскорее. Лиммер повернул на восток, а я на запад, и мы помчались по бездорожью.

Слева я увидел длинный ряд деревьев. Когда мы подъехали поближе, я различил, что за ними скрывается деревня, которая не отмечена на моей карте. Несколько человек верхом приблизились, но проехали мимо, не узнав нас. Это было здорово, так как уже рассвело. До сих пор нам приходилось проявлять исключительную осторожность, чтобы не влететь в канаву, глубокую лужу или вообще в болото. Мы проехали через деревню. Под деревьями я увидел закамуфлированную тушу и предположил, что это русский танк. Я понадеялся, что он нас не заметил!

Перед нами появилось шоссе между Бахмачем и Батурином. По нему непрерывно шли машины в обоих направлениях. Я остановился, осмотрелся и связался по радио с батальоном. Я также увидел машины, выезжающие из деревни, которую мы оставили позади. Мы просто ничего не могли сделать в этом месте. Мы подали немного назад. Теперь я безошибочно видел танк в деревне. Слава богу, он нас не видел! Мы исчезли в большом поле подсолнухов. Оттуда я смог получше разглядеть шоссе. Обо всем я немедленно докладывал по радио в батальон. Пересечь дорогу при таком движении мы не могли никак. Я увидел, как тяжелая русская батарея занимает позицию возле Городища. Она открывала огонь по всему, что только появлялось на севере. Телеги, танки и грузовики катили по дороге, которую нам нужно было пересечь. В движении не было ни малейшего просвета, но мы должны были пересечь эту чертову дорогу.

Внезапно мой радист в панике доложил: «Герр лейтенант! Герр лейтенант! Лиммер заложил заряды!» Это означало, что у нас больше не осталось времени. Убираться отсюда любой ценой! Мы позволили пройти нескольким грузовикам, после чего двинулись к дороге. Черт! Тысяча чертей! Вдоль полотна шел глубокий кювет. Нам пришлось проехать вперед, пока не появился маленький пешеходный мостик. Дерево треснуло, когда машина с рацией переезжала через него. Колеса ухнули в канаву, и машина застряла. С севера подъехали два грузовика с русскими солдатами. Мы выпрыгнули наружу. Пушечный броневик приблизился и подал трос. Мы подцепили наш броневик и рывком вытащили его. Мы поспешно заехали обратно на поле, сняли шлемы и кепи и демонстративно закурили. Хотя русские смотрели на нас с подозрением, они проехали мимо. Даже танк на краю деревни не обращал внимания на происходящее.

Теперь мы стали более осторожными. Мы ехали вдоль дороги, пока не добрались до перекрестка. Мы аккуратно проехали по нему, и русские пропустили нас.

Немецкие самолеты бомбили Бахмач. В этом нам повезло, так как они отвлекли внимание русских. На западе наконец-то показалась железнодорожная линия.

В 08.45 мы подъехали к западной окраине Бахмача, примерно в 2 километрах впереди была видна будка сторожа на переезде. Я решил подорвать линию между Бахмачом и переездом. Подошел грузовой поезд и остановился на окраине города. Грузовики двинулись по дороге к нему. Я поставил пулеметные броневики и машину с рацией позади стогов сена и приказал замаскировать их.

Дальше я двинулся на пушечном броневике. Унтер-офицер Швейкль, сапер, которого нам придали, сидел рядом со мной на броне. Черт! Прямо вперед и примерно в 500 метрах от нас возникло пулеметное гнездо. Русские охраняли железную дорогу. Что же делать? Когда взорвутся заряды, поставленные Лиммером, нас не подпустят к полотну. Русские уже нас заметили. Канава и заболоченное поле позволяли двигаться только по дороге. Мы спустились на землю и двинулись пешком.

Движение по дороге не ослабевало. Охрана линии смотрела на нас с подозрением. Мы со Швейклем тащили 3 килограмма взрывчатки, бикфордов шнур и подрывную машинку. На всякий случай мы сняли головные уборы и куртки танкистов. Наше вооружение состояло из единственного пистолета. Изображая скуку, мы продирались между бороздами свеклы и картошки. Не лучше ли было ошарашить этих пятерых русских, подъехав прямо на броневике? А что еще оставалось? Все зависело от того, что сделает мой добрый Энгельхардт, сидевший за рулем машины. Действительно, что?! Я не имел понятия. Если он начнет стрелять, нас тут же прикончат, всего в 150 метрах от насыпи, совсем рядом с целью. А если он не выстрелит? Что он будет делать потом? Мы обливались холодным потом. Но фельдфебель Энгельхардт доказал, что он человек хладнокровный и сообразительный. Совершенно невозмутимо он подал броневик назад, оставив русских в полном недоумении. У меня отлегло на сердце, но я никак не мог понять, почему русские не опознали немецкий броневик. Пять русских солдат медленно пошли в направлении Бахмача.

Тем временем мы добрались до кустов вдоль насыпи. Мимо нас прошел гражданский, не обратив никакого внимания. По другую сторону насыпи маршировала длинная колонна русской пехоты. Они, вероятно, выгрузились из поезда, который остановился на переезде, опасаясь попасть под воздушный налет.

Швейкль остался позади в кустах, чтобы наблюдать за русскими. Я пополз вперед к насыпи. Рельсы были впереди, всего в 10 метрах от меня. На другой стороне насыпи виднелась еще одна полоска кустов, это означало, что мы хоть немного, но укрыты. Подошел Швейкль со взрывчаткой. Внезапно справа появились три красноармейца, которые шли к нам. Это как раз в тот момент, когда нам оставалось только уложить заряд! Дрезина начала трещать.

Русские приближались. Мы поспешили укрыться. Ничего не произошло. Я установил два подрывных заряда, но затем услышал справа какие-то голоса. Русские были всего в 10 метрах от нас и приближались, хотя до сих пор нас не видели. Риск был страшный. Швейкль сделал единственную подходящую вещь. Он пополз по насыпи, я пополз следом. Мы замерли между двумя линиями рельсов, когда русские подошли к месту, где были установлены заряды. Мы попытались сделаться как можно меньше и вжались носом прямо в вонючий гравий. Позади раздались глухие удары и удивленные крики. Вероятно, русские обнаружили заряды и били по ним прикладами винтовок и сапогами. Наши сердца перестали биться, и кровь застыла в жилах.

Я не знаю, что они подумали. Вероятно, только не о том, что это немецкая мина, которая через пять минут отправит в небо железную дорогу, так как они ушли, и их голоса постепенно стихли. А по другую сторону насыпи мы по-прежнему слышали топот марширующей пехоты.

Мы сползли вниз и достали свой груз, торопливо оглядываясь кругом. Мы установили наши заряды на опоры рельсов, каждый взял по два рельса. Установив взрывчатку, мы со всех ног бросились прочь. Когда мы были уже на картофельном поле в 200 метрах от насыпи, они взорвались: бух-бух-бух-бух! В воздухе засвистели обломки железа. Сначала мы подумали, что это мог быть артиллерийский обстрел, но выяснилось, что это осколки рельсов.

Немедленно вокруг началась ружейная стрельба. Мы бежали изо всех сил, задыхаясь. Но потом выдохлись и последние 100 метров прошли шагом, хотя вокруг так и свистело.

Наши товарищи затащили нас в машину, и мы полным ходом помчались прочь. Пулеметные броневики и радио присоединились к нам, и мы ринулись прямо по целине. Радист отправил короткое сообщение: «10.00. Подрыв успешный».

Там же и тогда же пережил интересное приключение Герман Бикс, обер-фельдфебель 7-й роты 35-го танкового полка: «Это произошло в начале сентября. Мы сражались в районе Бахмача. II батальон стремительно наступал, когда вдруг попал под плотный огонь противотанковых орудий из деревни. Несколько танков были подбиты. Два ветерана-командира были убиты прямыми попаданиями в командирские башенки. Их буквально разорвало пополам. Мы стояли позади склона, практически беспомощные, и я был в ярости. Рота Лекшата, моя рота, находилась на левом фланге. Я со своим танком стоял крайним левым. Я отлично видел противотанковые орудия в деревне, которые расстреливали наш правый фланг. Внезапно я подумал: а не совершить ли мне одиночный рейд, так как я уже забыл, как мне всыпали в последний раз за такую авантюру.

Слева от меня дорога вела к деревне через низину. Я на своем танке прокрался через эту низину, не замеченный как русскими, так и нашими танками. Мы въехали в сад при доме. По нам никто не стрелял, поэтому я решил пробраться дальше. Затем внезапно вокруг все ожило. Первые несколько русских так и брызнули в разные стороны. Позиция противотанковых орудий была справа прямо перед моим носом. Водитель и наводчик указывали мне цели, но времени стрелять просто не было. Русских было столько, что все висело буквально на волоске. У нас оставался единственный выход – давить их. Изгородь разлетелась в щепки, а мы покатили вверх по склону, танк даже грозил перевернуться. Мы увидели перед собой дорогу и несколько русских машин одна за другой. Нервы у нашего водителя были крепкими, и он врезался в первую. Затем мы прокатились по противотанковым орудиям и пулеметам и оказались на дороге среди повозок, противотанковых орудий и пушек. Радист завопил, что нам не прорваться. Однако пути назад не было. Мы должны были спасаться, двигаясь вперед, никаких других вариантов не оставалось. Справа, насколько видел глаз, были русские, и слева были русские, позади нас вообще были вражеские позиции – а впереди ждал командир роты, который снова выдерет меня… Значит, надо совершить что-нибудь отчаянное.

Мы помчались вдоль колонны. Русские разбегались по домам, чтобы укрыться. Это было неплохо. Радист что-то кричал, но отключив микрофон передатчика. Это означало, что командир роты слышит весь этот бред и ругань.

В этот момент несколько русских спохватились и обстреляли нас. Ящик с запасной одеждой вспыхнул. Заряжающий попытался погасить пламя. Мы стреляли по колонне, не целясь. Огромное облако дыма окутало нас и скрыло от русских. Затем я попытался связаться по радио с ротой и запросить помощи. Радио не работало. Я слышал только, как Лекшат вызывает меня: «Гарпун, какого хрена вы делаете?» Наконец радист заметил, что надо переключиться на передачу. Тогда я смог доложить о ситуации: «Нахожусь в центре вражеской деревни во вражеской колонне с пушками. Прошу следовать за мной».

«Черт побери, кто тебя туда послал?!» – завопил угрожающе Лекшат. Но у меня не было времени отвечать, мы были заняты по горло, спасая свои шкуры. Командир роты все прекрасно слышал, так как снова включился передатчик. Я услышал, как Лекшат приказал роте следовать за мной. Но я также слышал, что никто не знал пути, по которому я попал в деревню.

Тем временем мы добрались до противоположного края деревни. Мы не могли двигаться дальше, так как русские поставили машины поперек дороги, чтобы преградить нам путь. Мой водитель не колебался долго. Он опрокинул телеги, перемолов их гусеницами. Мы могли лишь молиться, чтобы ни на одной из телег не оказалось мин!

Командир роты запросил у меня позицию, и я выпустил зеленую и белую ракеты. «Что… позади деревни… это невозможно!» – откликнулся он растерянно. Я снова выпустил ракеты.

Теперь командир роты понял, где я нахожусь, одновременно он оценил мою возможность атаковать русских с тыла. Он провел роту через лощину и потребовал, чтобы мотопехота сопровождала его. Я попытался укрыться в садах и дождаться подхода роты. В каком направлении двигаться? Куда стрелять? Фронт был повсюду. Поэтому я решил сделаться как можно меньше и незаметнее и стрелять, только если обстреляют меня. Ожидание казалось бесконечным. Наконец рядом со мной появился первый из наших танков. Это был сам Лекшат, мой командир роты. Он покачал головой и сказал: «Я должен задать тебе заслуженную порку, но у меня нет времени». Затем он рассмеялся, и мы все вместе вломились в деревню, где взяли около 800 пленных, 60 машин, 12 противотанковых орудий и 10 тяжелых пушек. Винтовки и минометы никто даже не считал.

Командир роты мог поздравить себя с успехом, который обошелся без потерь. «Но я едва не обгадился, герр Бикс!» – рявкнул он. Я не ослышался? Он действительно сказал «герр Бикс»? Это означало, что очередной раунд остался за мной».

Для отражения немецкого наступления был создан Брянский фронт генерала Еременко, а южное направление прикрывает 40-я армия генерала Подласа. Маршал Василевский в своих воспоминаниях рассказывает, как все это происходило. Еременко заявил Сталину: «Я очень благодарен Вам, товарищ Сталин, за то, что Вы укрепляете меня танками и самолетами. Прошу только ускорить их отправку, они нам очень и очень нужны. А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно, постараемся разбить, задачу, поставленную Вами, выполнить, то есть разбить его. У меня к Вам больше вопросов нет…»

Боеготовность танковых дивизий Гудериана на 4 сентября 1941 г.

(Уничтоженные и поврежденные/боеготовые танки)

1 сентября последовала директива Ставки ВГК № 001502: «Верховный главнокомандующий приказал обязательно разделаться с группой Гудериана и разбить её». Однако этот приказ не был исполнен. Войска Еременко не смогли ни разгромить группу Гудериана, ни продвинуться вперед.

При этом немцы имели свою собственную точку зрения на происходящее. Обер-лейтенант Волльшлагер, командир 6-й роты 35-го танкового полка: «Тяжелые бои и выматывающие нервы марши остались позади. Рано утром 1 сентября мы перешли к преследованию отступающего противника. В течение дня мы должны были добраться до Рудни. Нашей задачей было захватить там мосты, причем желательно неповрежденными. Это означало безостановочное преследование, не думая о силах, которые за нами следуют. Мы должны были с ходу прорывать оборонительные позиции, второпях сооруженные русскими, и удерживать важные пункты в тылу у них, чтобы обеспечить продвижение частей, которым предстояло развивать наш успех. Вот такие задания танкисты особенно любят.

Мы расположились на открытой местности позади небольших возвышенностей. Танки были замаскированы снопами ржи и едва отличались от окружающих стогов. Танкисты в черных куртках сидели в тени этих искусственных стогов и ждали приказа на выступление. В это время мотоциклисты и мотопехота пробирались через занятые противником леса. Звуки боя становились все громче, русские упорно сопротивлялись.

Судя по звукам стрельбы, бой все-таки помаленьку начал стихать. Это было так – отчаянная пехота больше не продвигалась. Широкое поле все еще отделяло их от леса. Русские пулеметы взяли верх, и не имело смысла бросаться на них. Теперь с обеих сторон стреляли только пулеметы. Пехота окапывалась. Настало время ввести в бой танки.

Полк двинулся вперед. Зарычали танковые моторы, гусеницы подняли облака пыли и грязи высотой с дом. Пехотинцы прижались к земле, ожидая нас, все запыленные и вспотевшие. Вздох облегчения пролетел по рядам: «Танки идут!» Они указывали на позиции русских, размахивая руками и пуская ракеты. Мы атаковали широким фронтом. Совершенно внезапно русская пехота умолкла. Деревья стояли перед нами, темные и угрожающие. Командиры танков осторожно выглядывали из башенок и рассматривали местность в бинокли. Но в этот момент они не могли заметить никаких движений противника.

Имеется ли у русских противотанковая оборона? Танцы могли начаться в любую секунду. Мы напрягали глаза, пока они буквально не начали вылезать из орбит, чтобы не пропустить вспышку выстрела, так как от этого зависела наша жизнь. Русские по-прежнему молчали. Нас отделяло от опушки несколько сот метров. На дороге, где находилась 5-я рота, прогремел взрыв – мина. Мы двинулись вперед и достигли края леса, не встретив противотанковых орудий. Был ли противник настолько слаб, что не имел никакого оружия, способного пробить броню? У нас не было времени во всем этом разбираться, потому что откуда-то слева открыла огонь противотанковая пушка. Она была спрятана среди деревьев, и русские надеялись застигнуть нас врасплох огнем во фланг. Наша атака застопорилась. Сначала один, а потом и второй танк получил попадание. Повсюду мелькали яркие вспышки. Непрерывно меняя позицию, мы поливали огнем рощицу, где стояли противотанковые пушки. В танке было невыносимо жарко. Сизый пороховой дым медленно вытекал через открытый люк. Мы никак не могли справиться с противником. Но затем мы неожиданно получили помощь. Рвущиеся артиллерийские снаряды подожгли лесную посадку. Следующий залп лег просто идеально. Затем последовали третий и четвертый. А потом повсюду воцарилась тишина, и мы покатили по узкой тропе в соседнюю деревню.

Противник удирал без оглядки. Повсюду валялось брошенное оружие и снаряжение. Среди деревьев мелькали отдельные русские. Перед нами открылся широкий луг. Его пересекал заболоченный ручей, который тек перпендикулярно направлению атаки, через ручей был перекинут деревянный мостик. Танк с трудом мог протиснуться по нему. Но выдержит ли он вес танка?

Русские начали оживать. Они попытались выкатить орудия на позицию, чтобы встретить атаку огнем. Теперь некогда было рассуждать! Вперед и по мосту! Мы осторожно ехали по скрипящим и стонущим бревнам и уже на другой стороне давали полный газ. Русские просто не успели открыть огонь, мы оказались быстрее. Лошади из артиллерийских запряжек паслись в соседнем фруктовом саду.

У нас не было времени останавливаться надолго. Цель была все еще далеко. Возможно, противник все еще прятался среди деревьев, скорее всего там, где тропа изгибалась. Используя тени, каждую складку местности, мы осторожно ползли вперед. Широкая разбитая дорога вела к деревне. В бинокли мы разглядели еще один мост перед поселением. Но нет ли там мин? Подготовлен ли мост к взрыву? Мы сошли с дороги и покатили по целине. Нигде не было видно никакого движения. Такое всегда подозрительно. Внезапно что-то мелькнуло на окраине деревни. Взлетели клубы пыли. Мы приготовились к бою. Серая колонна вылетела из деревни, окутанная большим облаком пыли. Расстояние 400 метров. Все оружие готово открыть огонь! Но что это? Стадо из сотни овец протопало через мост, за ним следовала группа мирных пастухов. Мы нервно рассмеялись.

Ну вот и отлично! Мост не подготовлен к взрыву, дорога не заминирована.

* * *

Совершенно успокоившись, мы въехали в деревню. Там царила тишина, словно в церкви. Но куда делись вражеские солдаты, которых мы видели? К нам подошли несколько любопытных ребятишек. Они стояли рядом с нашими танками, не выказывая страха, и лишь удивленно глазели на нас. Вокруг собрались мужчины и женщины. Мы почувствовали ужасную жажду. «Млеко!» – сказал я. Вскоре они принесли то, что нам требовалось, в чистых кувшинах. Они отпили немного, чтобы показать, что молоко не отравлено. Можно было почти забыть про войну. Чистенькие украинские деревни напоминали нам родину.

Вся наша группа втянулась в деревню. Постепенно начало смеркаться. Как нам проехать в Рудню? Хотя уже начало темнеть, мы должны были добраться до цели. Война вечером не заканчивается. Наша 6-я рота снова вышла в голову колонны. Я попытался определить направление с помощью карты и компаса. Затем Яков, бывший русский солдат, который служил у нас переводчиком, привел русского старика. «Герр обер-лейтенант, этот человек хочет показать нам дорогу». «Хорошо, приятель, но нужно быть настороже». Он заверил нас, что хотел сделать как лучше.

Мы посадили эту парочку на танк позади башни и покатили в сгущающуюся темноту. На фоне ночного неба были видны лишь силуэты холмов и отдельные деревни. Другими словами, вокруг стояла непроглядная чернота. Наши глаза устали от постоянного напряжения. Куда мы направляемся? Русский указал вперед. Но там были лишь канавы и болото. Нам часто приходилось останавливаться и пешком идти вперед, чтобы проверить почву.

Постепенно начало светлеть. Похоже, начала всходить луна. Сразу стало легче. Рота, полк и вся дивизия следовали за головным танком. Ночь была полна неожиданностей и тайн. Крытые соломой хаты жались к дороге и казались призраками. Кто там может быть внутри?

Мы въехали в очередную рощу. Низкая ветка хлестнула меня по лицу. Черт, прямо по глазу! Моя фуражка улетела. Ничего… только бы добраться до мостов. Скоро мы должны быть у цели. Интересно, они в порядке? Их кто-то защищает?

Мы проехали сквозь рощу. Дальше на горизонте задвигались какие-то тени. Телеги и солдаты – их видно на фоне ночного неба. Короткая остановка, рота подтянулась. Я приказал: «Не стрелять. Мы их обманем». Мы перестроились полукругом. Я медленно повел свой танк навстречу русским. Наверняка что-то случится, потому что трое русских в защитной форме стояли всего в нескольких метрах от меня. Я подозвал: «Яков, ко мне!» – и объяснил ему свой план. После этого мы подошли к ближайшему красноармейцу. «Кто вы?» – спросил Яков по-русски. «Обоз артиллерийского полка», – последовал ответ. «Тогда бросайте винтовки. Это немецкие танки!» Лицо русского под шлемом стало смертельно бледным. Мы не могли видеть его глаза, однако он буквально оцепенел от страха. Затем он решил поднять свою винтовку и выстрелить. Ну нет, друг, так не делают. Я ткнул стволом пистолета ему в живот. «Давай, иди. Скажи своим товарищам, что они окружены, вы можете сесть перекурить. Видишь эти темные силуэты? Это немецкие танки».

Огонек спички осветил его бородатое лицо. Он походил на медведя. Огромного, жестокого, но в то же время какого-то по-детски потешного. Ему понравилась сигарета, и он решил сделать именно то, что ему советовали. Русские действительно без колебаний побросали винтовки и начали выпрашивать сигареты. Они столпились вокруг нас, курили и болтали. Яков стал важной персоной. Я не понимал его, но русские кивали в знак согласия, что успокаивало мои нервы.

Нам нужно было двигаться дальше. Где мосты? Русские указали на деревья – вон там! В ту сторону шла узкая насыпь. Русские телеги стояли бок о бок двумя колоннами. Там требовалось место, чтобы провести свои танки. С помощью Якова я приказал русским возвращаться. Они повиновались. Медленно телеги начали выбираться из затора. Они расчистили нам дорогу и покатили в тыл. Они могли сохранить оружие, иначе их могли встретить слишком тепло, когда они выберутся из рощи. Безумная ситуация. На насыпи был слышен лишь треск колес телег, фырканье лошадей, бряканье оружия и редкие русские ругательства. Вдали мы могли слышать рев танковых моторов и лязганье траков в ночи. Но не раздалось ни единого выстрела. Нигде никакой спешки, ни малейшего признака нетерпения. Тем не менее ощущалось заметное напряжение. Мое сердце едва не выскакивало из груди. Сработает ли наша уловка?

* * *

Первый танк появился перед мостом. Русский грузовик повернул назад. Было слишком рискованно пускать тяжелый танк, и мы решили попробовать с легкого. Это тоже был риск, так как, по нашему мнению, русские на том берегу поставили несколько артиллерийских орудий. Лейтенант Вильер повел свой танк вперед. Мост выдержал, танк прошел.

Время уже подошло к полуночи. Призрачный свет луны освещал редкую картину. Мы обошли марширующих русских. Они нас не заметили. Солдаты дремали, сидя на своих телегах. Иногда Яков окликал их самым дружелюбным тоном. Мы постепенно становились легкомысленными. Ехать километр за километром вдоль вражеских колонн – и никто нас не узнает. Это был очень смелый ход! Мы продолжали ехать через лес. Но где же орудия? Внезапно перед нами возникла деревня. Мы переехали длинный деревянный мост и оказались посреди нее. Остановились и сверились с картой. Судя по всему, это было Добротово. Русский часовой дремал на деревенской площади. Его винтовка болталась на плече. Я остановил танк в тени дерева и выбрался наружу вместе с Яковом и лейтенантом Вильером. Мы пожелали часовому спокойной ночи и предложили ему сигарету, которую он охотно принял. Осмотревшись, мы увидели, что вся деревня забита повозками. Один за другим из темноты появлялись солдаты. Вскоре нас троих окружили 30 или 40 вооруженных русских, которые несли винтовки. Они не желали сдаваться и хотели сначала спросить своего комиссара. Мы попытались убедить русских, что сопротивление бесполезно. Некоторые из русских начали рассаживаться по телегам, чтобы ехать с нами.

Затем внезапно подошел еще один русский и заговорил на беглом немецком: «Что вам здесь надо?» Мы поняли, что наступил критический момент. Несмотря на волнение, я нахально ответил: «Мы хотим взять вас в плен». Однако он не поддался и схватил свою винтовку. «Чушь! Перед вами стоят 40 вооруженных красноармейцев, а вас всего трое. Да мы вас на куски порвем». Я вытащил из кармана свой пистолет и прикинул, кого застрелить первым и как далеко мой танк. Но это было неправильно. Я смело посмотрел парню прямо в лицо и постарался успокоиться. Я предложил ему сигарету, однако он отказался. Подошли несколько русских, перешептываясь. Их намерения явно не были добрыми.

Я предложил пройти к танку, где у меня есть еще сигареты. Эти 40 шагов показались мне целым километром. Может, мы попали в засаду? Вся толпа потащилась за мной. Будут ли они стрелять нам в спину или нет? Спокойно, сказал я сам себе, чувствуя, как по спине ползут мурашки. Но даже эти 40 шагов наконец закончились, и я почувствовал себя много лучше. Я снова сидел в своем танке и раздавал сигареты.

«Следите за ручными гранатами!» – предупредил один из русских переводчика. Стараясь не привлекать внимания, я положил на колени автомат. Я хотел лишь одного: поскорее выбраться отсюда! Я прервал бессмысленный спор, сказав, что собираюсь на танке прокатиться до комиссара и вернуться. Рявкнув, мотор заработал. У меня просто гора с плеч упала, когда мы завернули за угол и исчезли в ночи. Мы гуляли по лезвию! Но все хорошо, что хорошо кончается.

По пути мы подбирали одну машину за другой. Мы останавливали машины и посылали их назад в Рудню. Начала формироваться длинная колонна. Прибыв в Рудню, мы даже сами удивились. Оказалось, что мы привели весь обоз артиллерийского полка: 110 машин, 280 лошадей и 300 человек. Там было все – от полкового оркестра до грузовиков с боеприпасами. Причем по ходу дела мы не сделали ни одного выстрела».

А теперь вспомните рассказ лейтенанта Фессмана. Выясняется, что крошечные немецкие группы в тылу Юго-Западного фронта вели себя как на собственной кухне. Спокойно, уверенно, ничего не боясь, делали, что им вздумается. И советские войска никак не могли им помешать. (А вот этого немецкий автор, видимо, уже не знал. Дело в том, что подлец Гудериан упрямо не желал разбиваться, и тогда Еременко изобретает радикальное средство. 4 сентября 1941 года он отправил докладную записку Ставке ВГК. Сталин оценил свежую идею, и 5 сентября последовала директива № 001650: «Ставка ознакомилась с Вашей докладной запиской и разрешает Вам создать заградительные отряды в тех дивизиях, которые зарекомендовали себя как неустойчивые. Цель заградительных отрядов – не допускать самовольного отхода частей, а в случае бегства – остановить, применяя при необходимости оружие».

Таким образом, 5 сентября 1941 года стало началом создания заградотрядов в Красной Армии. Генерал-лейтенанту Еременко принадлежит заслуженная честь автора этой идеи. Увы, заградотряды не помогли, и контрудары Еременко завершились провалом, а вот танки фон Швеппенбурга прорвались на юг. – Прим. пер.)

Во время наступления Гудериана на юг полк «Гроссдойчланд» был переведен в XXIV корпус и прикрывал восточный фланг наступающих дивизий. Полк форсировал Десну в районе Новгорода-Северского следом за танками и занял оборону на плацдарме. Но русских атак не последовало, и полк двинулся дальше на Шостку и Глухов вместе с 17-й танковой дивизий из XLVII корпуса. 8 сентября авангард полка форсировал реку Сейм возле Путивля, и здесь впервые ему пришлось отбивать контратаки русских. В ходе тяжелых боев немцам удалось удержать плацдармы, и хотя в линии фронта в очередной раз возникло несколько разрывов, русские не сумели их использовать.

Именно здесь проявился откровенный авантюризм немецкого командования, хотя, может быть, это был точный расчет. Фланговую завесу Гудериана составляли дивизии XLVII корпуса – 17-я и 18-я. Первая держала фронт протяженностью 80 километров, вторая – даже 90 километров, а против них стояли две армии Брянского фронта генерала Еременко – 3-я и 13-я: 11 стрелковых и две кавалерийские дивизии, две воздушно-десантные бригады. И в этот момент подлец Гудериан переводит полк «Гроссдойчланд» на запад к Конотопу. Ему поставлена задача перерезать железную дорогу Москва – Курск – Киев и отрезать пути отхода киевской группировке. Это хорошо показывает, насколько беспокоило Гудериана так называемое «наступление Еременко».

Вот как это происходило в III батальоне полка «Гроссдойчланд»: «17 сентября примерно в 05.00 получен приказ атаковать Свечкино. Справа наступает II батальон, слева – III, оба в пешем строю. Сопротивления никакого до высот перед самым Свечкино. Противник окопался на окраине деревни. Стрелковые роты следовали за штурмовыми орудиями: справа 11-я, слева 9-я, а позади них 10-я. В ходе боя штурмовые орудия и противотанковые пушки подбили 8 вражеских танков и 9 противотанковых орудий. Было также уничтожено одно скорострельное 76-мм орудие. После упорного боя противник был отброшен, и головные роты достигли окраины деревни. Русские бежали в панике. Вскоре была прочно захвачена вся деревня.

Штурмовые орудия продолжали двигаться дальше и сумели уничтожить и захватить большое число вражеских машин с различными припасами. В наши руки попали грузовики, боеприпасы и документы. Среди убитых и пленных русских оказались женщины-солдаты. Приказ продолжать наступление пришел в 15.00, мы двинулись вдоль дороги. Разведка обнаружила зону, свободную от неприятеля. Мы сели на бронетранспортеры и направились в Конотоп, где должны были остановиться».

Однако при взгляде на карты возникает странное ощущение. Успех операции определили вовсе не лихие рейды танковых дивизий Моделя и фон Лангермана, а планомерное наступление пехотных корпусов 2-й армии, двигавшейся западнее, – XXXV и XLIII. Именно они смяли и отбросили на запад дивизии советской 21-й армии, прикрыв авантюрный рывок танкистов.

На юге 1-я танковая группа фон Клейста выскочила с плацдарма у Кременчуга, две бронированные лавины покатились навстречу друг другу. Создалась смертельная угроза Южному и Юго-Западному фронтам, и 4 сентября маршал Буденный спешно запросил подкрепления. 7 сентября авангард Гудериана занял Конотоп и пошел на Ромны. Положение советских войск в районе Киева стало безнадежным, так как они физически не успевали выйти из формирующегося котла. Однако не было попыток ни отвести войска, ни помешать немцам замкнуть кольцо.

Во всяком случае, для дивизии СС «Дас Райх» эта операция стала одним длинным маршем с редкими стычками, которые нельзя назвать боями. Главными врагами снова стали погода и отвратительное снабжение.

«7 сентября. 06.15. Продукты, которые доставили ночью, роздали личному составу. Меньше трех буханок на двенадцать человек – это означало четыре кусочка хлеба в качестве дневного рациона. Это немного, но все же лучше, чем ничего…

8 сентября. К 16.00 мы подошли к Десне… позднее мы выгрузились и оставили машины позади. Мы пересекли реку по железнодорожному мосту, который наш мотоциклетный батальон захватил накануне.

9 сентября. В 02.00 прибыло питание. Наконец-то кое-что горячее и вдоволь хлеба. Мы двигались вдоль железнодорожной насыпи, и русские снаряды тонули в болоте, не взрываясь. Один снаряд шлепнулся между мной и моим товарищем, и никто не пострадал, хотя товарища сбило с ног. Он не хотел отправляться на перевязку, поэтому я забрал у него пулемет и его привязал ремнем. Но каждый раз, когда я позволял ему идти свободно, он начинал выписывать круги.

12 сентября. Мы все еще движемся вдоль железной дороги. Шагать по шпалам крайне утомительно. Ноги постоянно мокрые от переходов по лужам и болотам. Рядом с нашим отделением взорвалась граната и подожгла запас сигнальных ракет, которые тащил посыльный. Его сразу охватило пламя, и он получил не только ожоги, но также и осколочные ранения, от которых скончался.

14 сентября. Жаркое солнце высушило землю, и теперь наши ноги начали гореть. Нас обстреляли. Отовсюду раздавались крики: «Санитары!» Наша рота потеряла 14 человек убитыми и 17 ранеными. Прибыл командир полка Биттрих. Не в первый раз я вижу его на передовой, где он появляется, чтобы точно оценить ситуацию. Мой раненый приятель Гайл умер по пути в тыл. Его смерть очень тяжело повлияла на нас, так как всего два дня назад он получил телеграмму с сообщением, что стал отцом здорового мальчугана. Но мы двинулись дальше. Мы напрягали глаза, пытаясь сквозь пелену ливня увидеть признаки появления 1-й танковой дивизии.

Проливные дожди размыли дороги. Мы тащили на себе все вооружение и снаряжение, с боем продвигаясь вперед и ломая вражеское сопротивление. Мы были измучены чуть не до смерти. Мы двигались целыми днями, получая крошки еды. Грузовики со снабжением намертво застряли в грязи в 30 километрах позади. Многие наши товарищи остались в одних носках, так как сапоги развалились на куски. Другие вообще шли босиком, изодрав ноги в кровь. Пролетел слух, что ночью мы встретимся с 1-й танковой дивизией. Промокшие до костей, мы окопались, но наши окопы быстро заполнились водой. Ливень продолжал хлестать. Голодные и злые, мы лежали в воде. Нам сказали, что мы принимаем участие в гигантской битве.

13 сентября. Мы проходим одну деревню за другой. Противник бросил огромное количество техники и припасов.

21 сентября мы прибыли в Ромны. Здесь мы впервые попили пивка. Потом нас отвели немного назад в деревню недалеко от Чернигова. Пообедав, мы крепко уснули. Когда мы проснулись, жители деревни, которые сначала нас боялись, вели себя более дружелюбно. Мы дали им немного консервов и соли. В обмен они снабдили нас картошкой и парным молоком».

Дивизия понесла большие потери, только полк «Дойчланд» с начала войны потерял 1519 человек, а вот пополнения были скудными. Рассказывает рядовой (SS-Schütze) Вальтер Шминке: «Люди из штаба дивизии рассортировали нас. Обершарфюрер влез на деревянный ящик и выкрикивал наши фамилии. Он подошел ко мне и спросил, сколько мне лет. «Двадцать, обершарфюрер». «Отлично. Бери эту группу и веди в мотоциклетный батальон. Пройдете отсюда прямо 2 километра, затем повернете налево и пройдете еще 3 километра. Повернете направо и пройдете еще 4 километра. Там будут стоять дерево и регулировщик мотоциклетного батальона».

Вот так моя группа и отправилась в путь, без оружия, без компаса, без офицера-командира – одна в бескрайней России. Не было никаких ориентиров по пути следования, чтобы мы могли проверить маршрут, но в конце концов мы все-таки отыскали дерево и регулировщика. Он был одет в русскую шубу, однако перепоясан портупеей и вооружен пистолетом. Батальон специально для нас приготовил обед: густой гороховый суп, который оказался очень вкусным. Атмосфера в новом подразделении была просто великолепной. Это нельзя было назвать совсем штатской атмосферой, но полностью отсутствовала строевая муштра. После обеда мы свободно могли приобрести в лавочке сигареты, шнапс, расчески, писчую бумагу. По крайней мере, мне жизнь на фронте показалась приятной. Когда стемнело, мы спустились к Волге, которая в этом месте была не слишком широка. На берегу реки нас выучили гимну батальона «Небритые и бездомные». После того как 36 человек спели эту песню, с другого берега реки послышались аплодисменты. Это были русские. Потом они спели песню, и уже мы аплодировали. Неужели война действительно такая? Мы улеглись спать на полу в русской школе. На следующий день Шминке и его группа минометчиков сопровождали отряд, которому предстояло штурмовать русские позиции. Шминке предложил штурмбаннфюреру Клингенбергу – «человеку, который захватил Белград», – чтобы минометы прикрывали атаку огнем и были установлены рядом с командиром. Было приказано сделать 20 выстрелов, и 20 мин были выпущены одна за другой. Клингенберг вскочил, когда был сделан первый выстрел, и спросил, не спятили ли мы, установив минометы совсем так близко к нему, и вообще слышали ли хоть раз о пристрелке и корректировке. Я достаточно глупо ответил: «Это не требуется». Потом мне показалось, что штурмбаннфюрер хочет застрелить меня. Остальные командиры также зловеще поглядывали на нас. Но нам повезло. Почти каждая выпущенная нами мина попала в цель, и они разбили блиндаж. Необходимость атаковать отпала. Клингенберг сказал, что нам очень повезло, но, когда я спросил, нужно ли повторить обстрел, он рассмеялся и добавил, что мы показали себя. Это был наш первый бой. Я не могу сказать, что испытал какие-то особенные чувства, но, разумеется, ощущать себя мишенью крайне неприятно».

Хотя дивизия Моделя таяла на глазах, растворяясь в украинских степях, у советского командования резервов оказалось еще меньше. Во всяком случае, ему попытался преградить путь всего лишь десяток танков 10-й танковой дивизии. Это была безнадежная попытка. Лихорадочная замена командования Южного направления, как язвительно замечают некоторые историки, напоминала перестановку стульев на палубе тонущего «Титаника». В общем, 11 сентября Модель взял Ромны, авангарды фон Клейста к этому времени были совсем недалеко, но при этом 1-я танковая группа отставала от намеченного графика. Поэтому Гудериан получил приказ двигаться дальше на юг к Лохвице.

Битва за Киев, 1–0 сентября 1941 г.

Источник: David M. Glantz «Atlas of the Battle for Kiev, Part III»

14 сентября авангард 3-й танковой дивизии под командованием лейтенанта Вартманна встретился с передовым подразделением 16-й танковой дивизии генерала Хубе, идущей с юга. Вот как это произошло:

«Новый день 14 сентября принес ясное утро и солнечную погоду. Клочья тумана с реки Сула плыли над Лохвицей, когда снова начался бой. Майор Веллман не смог дать своим пехотинцам достаточно времени, чтобы выспаться, он получил приказ к вечеру зачистить город. Обе его роты и приданные танки III батальона 6-го танкового полка атаковали на рассвете примерно в 05.00 узлы сопротивления русских. То, что они не смогли сделать накануне, было сделано сегодня. 3-я рота 3-го стрелкового полка капитана Пешке неожиданно прорвалась через город и захватила большой мост на северной окраине. К удивлению немецких солдат, на улице перед мостом стояли 6 тяжелых зениток, колесо к колесу, поперек всей улицы. При них не было ни одного человека. Пехотинцы бросились к орудиям и захватили их вместе с расчетами, которые мирно спали рядом! Как только это было сделано, Лохвица была очищена от противника, хотя утро еще не закончилось. Начался прекрасный солнечный день. Танки III батальона смогли войти в город уже в 10.30!

I батальон 3-го стрелкового полка пересек мост и занял высоты к северу от города. Его 3-я рота вошла в село Ячники. 2-я рота заняла село Харьковцы западнее города. Остальные подразделения авангарда развернулись в стороны, чтобы держать открытым путь через Лохвицу для Боевой группы Клееман, которая приближалась к городу. Она вошла в город примерно в 10.20 вместе со II батальоном 6-го танкового полка и II батальоном 6-го стрелкового полка.

В этот момент командир дивизии приказал 6-му танковому полку сформировать сильную группу, которая должна была немедленно выдвинуться на юг и установить контакт с 16-й танковой дивизией 1-й танковой группы фон Клейста, которая накануне заняла Лубны. Это было поручено обер-лейтенанту Вартману, командиру 9-й роты 6-го танкового полка. Однако в наличии оказался единственный Т-III. К нему добавились танк командира полка в качестве мобильного узла связи и несколько бронетранспортеров. Необходимое топливо пришлось сливать с грузовиков, так как тыловая колонна еще не подошла. Сильный авангард состоял из 45 человек, в том числе двух обер-лейтенантов – Вартмана и Мюллер-Гауффа, командира 3-й роты 6-го танкового полка, плюс военный корреспондент Хейзинг, который наблюдал за происходящим из командирского танка. В этот момент начался эпизод, который вошел в историю 3-й танковой дивизии и стал примером отваги, проявленной немецкими танкистами летом 1941 года. Начавшаяся операция привела к замыканию величайшего котла в военной истории!

Боевая группы выступила в назначенное время. Обер-лейтенант Мюллер-Гауфф возглавил ее. Погода была солнечной и ясной, дорога твердой, лишь изредка попадались лужицы грязи. Это было просто прекрасное воскресенье для небольшой конной прогулки, ну или в нашем случае танковой. Танки и бронетранспортеры вскоре оставили позади передовые дозоры в Исковцах, и перед ними раскинулась слегка всхолмленная украинская равнина. Где-то там был противник, но никто не знал, где и сколько. Связь с дивизией можно было поддерживать лишь по радио.

Через три часа показалась деревня, через которую прошли, не задерживаясь. На дороге возникла русская колонна. Когда немцы приблизились, возницы побросали свои телеги и удрали в соседнее поле подсолнухов. Там, где дорога проходила через высокий холм, оказалась колонна русских грузовиков. Снова пулеметы промолчали. Лихой рейд в стиле кавалеристов генерала Лютцова продолжался. Русские появились еще раз. Теперь это была гигантская колонна артиллерии, грузовиков, понтонов, артиллерийских запряжек, телег. Все это сопровождали два броневика и несколько казаков верхом. Танки и бронетранспортеры на полном ходу устремились на этот поток машин.

Обер-лейтенант Вартман и его солдаты знали лишь одно: должны прорваться! Ведь они уже прошли через лощины, болотистые равнины, леса и поля, пересекли несколько хлипких мостов. Колонна пересекла реку Сула возле деревни Тишки – пройдено полпути! И внезапно прервалась радиосвязь с дивизией. Наши машины были в низине, но, когда они поднялись на возвышенность, связь восстановилась. В тылу, в Роснах, генерал-лейтенант Модель и майор Помтов с облегчением вздохнули, когда услышали: «В 16.02 прибыли в Луки».

Солнце уже начало опускаться в красно-золотом сиянии. Наконец боевая группа остановилась на плато и замаскировала свои машины в копнах сена. Люди рассматривали в бинокли силуэт города, который вырисовывался в вечернем небе. Над домами плыли туман и дым. Между ними свистели пулеметные очереди и рвались снаряды. Больше не осталось никаких сомнений: русский фронт был в нескольких километрах впереди и вел бой с авангардами Группы армий «Юг». Обер-лейтанант Вартман скомандовал: «Танки – вперед!» Боевая группа двинулась дальше, пересекла овраг и, внезапно появившись из темноты, обстреляла русских, которые разбежались в разные стороны. Путь преградила речка. Появилось место переправы – мостик. Но когда танк Вартмана приблизился, оказалось, что мостик взорван. Из темноты выпрыгнули серые фигуры. Они были перемазаны в грязи и заросли щетиной. Они кричали и размахивали руками. Это были солдаты 2-й роты 16-го саперного батальона 16-й танковой дивизии. Было ровно 18.20.

Саперы указали боевой группе место брода. Обер-лейтенант Вартман на своем танке пересек речку и направился в Лубны. Вскоре он уже стоял перед генерал-майором Хубе. Машины 3-й танковой дивизии с большой буквой «G» на бортах стояли рядом с танками, отмеченными буквой «К». Авангарды двух танковых групп встретились! Кольцо вокруг Киевского котла замкнулось!»

Другой участник этой встречи не был лишен литературного таланта и описал эту встречу довольно красочно: «Солнечный сентябрьский день. Немецкие танки и бронетранспортеры с пехотой грохочут по проселочной дороге, которая ведет на юг из гостеприимного украинского города Лохвица. Лязгающие гусеницы поднимают лишь небольшие облачка пыли. К счастью, дорога снова просохла. Отдельные лужицы и пятна грязи доказывают, что последние несколько дней шли дожди. Густая пелена белых облаков утром рассеялась, лишь маленькие облачка, похожие на барашков, видны в голубом небе. Яркое солнце изливает приятное тепло. Стало почти жарко после промозглой сырости последних нескольких дней. Солдаты на танках нашли погоду очень даже приятной.

Посты передового охранения расставлены вокруг деревни с непроизносимым названием Iskowzy-Ssentschanskije. (Действительно, не произнести. На современной карте можно найти лишь деревню Исковцы. – Прим. пер.) Накануне стремительной атакой авангард захватил важный деревянный мост в Лохвице, создав таким образом предпосылки для дальнейшего быстрого продвижения. Противотанковые пушки и гаубицы стоят за гребнем холма, задрав в небо свои стволы. Саперы уничтожили несколько переправ через речку. Холмистая местность за деревней все еще находится в руках врага. Лишь эти несколько последних километров остаются открытым выходом из гигантского котла, который образовался в огромной излучине Днепра. Колонны разбитых советских армий отчаянно пытаются выскочить оттуда. Совершенно необходимо закрыть прорыв.

Эскадрильи пикировщиков следуют в четком строю, аккуратными тройками, когда головные танки пересекают наши передовые позиции. Врезались в гущу врагов. Орудия заряжены, пулеметы приготовлены. Каждую секунду мы ожидаем встречи с противником. Первый же выстрел может решить судьбу группы и горстки отважных людей. Постоянное ожидание боя и естественное возбуждение во время таких вылазок закаляют сердца ветеранов. Каждый из них чувствует и понимает важность задания. В этот день они были не только острым лезвием Бранденбургской танковой дивизии, которая с самого начала кампании служила метким и неутомимым тараном, вспарывающим туловище Красных… Они были не только одной из множества колючек, которые их танковая группа беспощадно все глубже втыкала в распухшее брюхо разгромленных большевиков. На сей раз они делали нечто больше, чем простая разведка позиций врага и возможных маршрутов. 15 сентября они символически представляли собой руку, протянутую Группой армий «Центр» Группе армий «Юг». Какая великая задача! Солдаты группы гордились ею! Авангард танковых сил южной группы уже прорвался к городу Лубны, который находился точно в 50 километрах от Лохвицы. Исторический момент соединения должен был произойти на дороге между этими городами.

Группой командовал молодой обер-лейтенант и командир роты. Он внимательно следил за прекрасным украинским пейзажем, всматриваясь с далекие очертания деревьев, которые поднимались над волнистой местностью, словно серо-голубой фон. Он держал наготове ракетницу, чтобы сделать опознавательный сигнал товарищам с другой стороны. Затем, как и ожидалось, встретился первый неприятель. Грузовики и запряженные лошадьми телеги. Несколько пушечных выстрелов и коротких пулеметных очередей разогнали изумленных большевиков. Несколько из них бросились в поле цветущей кукурузы и подсолнухов высотой в рост человека. Они выглядели так, словно за ними гнались черти. Прежде чем русские оправились от испуга, танки двинулись дальше. У них не было времени на преследование, приказ был коротким и ясным: «Вперед!»

По волшебному радиомосту командир группы отправил донесение в штаб дивизии. Командир дивизии и офицеры штаба с волнением следили за продвижением группы, которой предстояло на практике реализовать замысел Верховного командования. Каждую новую точку на маршруте тут же отмечали на карте. Безвестные села вдруг стали крайне важны. Но мысли молодых бойцов опережали их реальное движение по опасной и трудной дороге. Маршрут вел в заливные луга реки Сула, притока Днепра. Требовалось пересечь водную преграду. Сможет ли группа захватить мост в деревне Тишки? Следует осторожный запрос из штаба дивизии. «В 16.02 прибыли в Луки». Это означало, что препятствие осталось позади.

Слышится песня приближающегося мотора. Одиночный самолет кружит над растянувшейся колонной. Танкисты и стрелки ясно видят черные кресты на крыльях. Немецкий разведывательный самолет желает стать свидетелем исторического события, пусть даже с воздуха. Он закладывает глубокое пике, чтобы приветствовать группу. Радист с торжеством сообщает: «Встреча двух танковых подразделений через пять минут!» Напряжение молниеносно достигает высшей точки. Минуту назад связь со штабом пропала. Радист напрасно напрягает слух. Минуты начинают тянуться нестерпимо медленно. Каждая превращается в полчаса и даже более чем в час. Летчикам видно гораздо лучше. Лубны находятся прямо под ними, но танкам предстоит еще преодолеть узкое лесистое дефиле с крутыми стенами. Они подходят к узкому притоку Сулы. Справа он разлился в целое озеро. Мост совершенно уничтожен. Но на другой стороне видны саперы. Они дошли до авангарда танковой дивизии Группы «Юг»! Поодаль виден город Лубны. Рукопожатие через реку, если так можно сказать. Веселые крики, шутливые вопросы и ответы. Приказ исполнен. В тыл улетает радиограмма.

Секретарь делает последнюю отметку на карте в штабе дивизии. «18.20». Она стоит рядом с голубым пятнышком озера. Затем секретарь жирными буквами на специальной карте пишет: «Встреча Группы Армий «Центр» – танковая группа с Группой армий «Юг» – танковая группа, 14 сентября 1941 года, 18.20». Генерал молча подходит к столу с картой. В комнате все замолкают, можно слышать сдержанное дыхание. Это великий момент в Восточной кампании, может, даже в истории… Мы все счастливы, что пережили его».

Битва за Киев, 11—5 сентября 1941 г.

Источник: David M. Glantz «Atlas of the Battle for Kiev, Part III»

4-я танковая дивизия, как уже говорилось, действовала скорее как фланговое охранение, поэтому ее действия в ходе операции оказались не столь яркими. Вот хроника действий 35-го танкового полка: «4-я танковая дивизия участвовала в большом наступлении и получила приказ наступать на юг глубоко в тыл противнику, чтобы отрезать и окружить полевые армии вдоль Днепра.

Однако в ближайшем будущем нам предстояло уничтожить врага южнее Кричева, чтобы обеспечить безопасность наших линий снабжения. Этим дивизия занималась с 9 по 16 августа, но добилась лишь частичного успеха.

Вечером 15 августа после тяжелых боев мы подошли к городу Костюковичи, причем сражаться пришлось и против русских тяжелых танков. Город был взят ночной атакой при поддержке пехоты, реактивных минометов и артиллерии. Потом мы отбили атаку русских танков, поддержанных бронепоездом. Было захвачено 19 танков, в том числе 3 тяжелых, 21 орудие и 52 самолета. Мы также взяли 520 пленных. Но за эти дни полк потерял половину танков и испытывал острую нехватку горючего.

18 августа дивизия вышла из боя и начала продвижение на юг. 19 августа мы подошли к пробке на дороге возле Мглина.

20 августа полк захватил Унечу. До 24 августа мы занимались зачисткой местности вокруг города. Было взято примерно 600 пленных, 60 грузовиков и 8 орудий.

25 августа полк выступил следом за 3-й танковой дивизией на Стародуб, куда прибыли 26 августа в 08.30. Чтобы прикрыть юго-восточный фланг корпуса, мы в тот же день атаковали Кистер, занятый крупными силами противника. 27 августа после тяжелых уличных боев город был занят.

28 и 29 августа полк продолжал двигаться на юг, пока не достиг Новгорода-Северского. Там он оставался до 31 августа, так как не осталось ни капли топлива.

1 сентября 35-й танковый полк получил приказ выступить на Конотоп. Мы взяли штурмом лесистый район южнее Собича, где русские оказали упорное сопротивление. Потом пришлось зачищать леса вокруг населенного пункта Клишки. В Рудне полк был вынужден остановиться, так как саперам предстояло укрепить мосты для прохода по ним танков.

3 сентября полк начал наступление на запад. В Царевке было уничтожено 11 орудий и взято 450 пленных. Танковая рота, которая зачищала лес возле Черновки вместе с ротой мотопехоты, врезалась прямо в середину русской колонны, находившейся в деревне. В последовавшем бою было взято 800 пленных.

4 сентября полк двинулся на запад на Короп, чтобы сменить 10-ю моторизованную дивизию. Противник построил оборону вокруг города, насытив ее танками, противотанковыми и зенитными орудиями. Мы подбили 7 танков и подавили орудия. После тяжелых уличных боев пехота взяла город. 5 сентября русские провели несколько атак. Мы отбили их, уничтожив еще 7 танков.

6 сентября мы получили приказ захватить внезапным ударом мосты через реку Сейм к северу от Батурина. Наш полк сумел начать атаку только в 20.15, потому что 10-я моторизованная дивизия, которая должна была захватить два населенных пункта поблизости, продвигалась слишком медленно. I батальон ее артиллерийского полка, который нам передали, просто не мог освободиться раньше. В результате 35-й танковый полк провел очередную из своих знаменитых ночных атак. Мы врезались в самую гущу врагов, их орудия, танки и бронемашины были уничтожены.

В 02.45 наши танки находились в 800 метрах от мостов через Сейм. 20 русских танков прикрывали отступление многочисленных вражеских колонн, которые катились с линии фронта к мосту. Мы подбили 4 танка и 2 бронемашины. Русские грузовики с противотанковыми орудиями и пехотой шли вместе с нашей мотоциклетной ротой. Когда русские заметили свою ошибку, то попытались развернуть орудия. В последовавшем ближнем бою с использованием гранат и автоматов мы быстро их всех успокоили.

Наша артиллерия открыла огонь прямой наводкой по вражеской артиллерии, которая двигалась вперед, чтобы восстановить связь между отдельными подразделениями и прояснить ситуацию, наш II батальон повернул назад и вступил в жестокий бой с русскими у нас в тылу. Бой продолжался до рассвета. Когда стало светло, русские открыли огонь из леса с обеих сторон дороги из всего, что только имели. Нам не требовалось особое приглашение, чтобы ответить. Полк занял круговую оборону вдоль дороги. Среди наших трофеев оказалось 27 орудий, 13 зениток и 6 танков.

Когда 7 сентября рассеялся утренний туман, артиллерия открыла плотный огонь с южного берега реки Сейм. Вражеские силы на том берегу были полны решимости защищать господствующие высоты. Наступление без сильной артиллерийской поддержки было немыслимо. Вдобавок противник взорвал мост. Брода здесь не было. По донесениям авиаразведки, русские непрерывно подтягивали свежие силы к Батурину. Мощный артиллерийский обстрел продолжался весь день.

8 сентября 33-й стрелковый полк сумел захватить плацдарм восточнее Батурина. Саперы навели 8-тонный мост. Нашему полку приказали форсировать Сейм в Мельне по мосту, сооруженному 3-й танковой дивизией. К 17.30 река уже была у нас за спиной. Мы двинулись прямо по целине к дороге Конотоп – Красное. Наш II батальон, который шел в авангарде, столкнулся с длинной вражеской колонной, в которой были противотанковые пушки и артиллерия. Он взял около 400 пленных. Затем поздно вечером он помог 12-му стрелковому полку, который атаковал противника во фланг возле Митченок.

9 сентября полк почти ничего не мог делать из-за отсутствия топлива. Наши мотоциклисты захватили Батурин ударом с юга без нас. 12-й стрелковый полк вместе с I батальоном занял Городище и взял несколько орудий и танков.

10 сентября Боевая группа «фон Лаухерт» атаковала в направлении Бахмача, за ней последовала Боевая группа «Грёлиг», чтобы наверняка взять этот важный железнодорожный узел.

13 сентября полк снова смог совершить марш в целых 50 километров. Нам указали следовать на Ярошевку через Дмитровку, чтобы 14 сентября атаковать Прилуки. Но Дмитровку удалось занять лишь после тяжелого боя. Снова пришлось подкреплять мосты, чтобы они могли выдержать танки. Ярошевка была занята 14 сентября. По приказу из штаба дивизии Боевая группа «фон Лаухерт» остановилась. Лишь во второй половине дня 15 сентября пришел приказ двигаться дальше на Сребное. Этот населенный пункт был взят примерно в 16.30. Разведка донесла, что противник отходит на юг и юго-запад.

16 сентября I батальон нашего полка помог 12-му стрелковому полку захватить сильно защищенный пункт Сокиринцы. Батальон вошел в его южную часть и собрал весьма богатую добычу.

17 сентября II батальон двинулся к селу Журавка на реке Удай. Противник в деревне был застигнут врасплох. Он попытался выдвинуть на позиции артиллерийские орудия, но те были раздавлены. Под прикрытием огня танков саперы обезвредили подрывные заряды на мосту. В 13.30 деревня окончательно была в наших руках.

Тем временем I батальон ввязался в тяжелый бой за село Богданы. Однако это того стоило, было захвачено большое количество вражеской техники и несколько сот пленных. Увы, но мост через Удай в Макеевке взлетел на воздух до подхода наших танков.

Кольцо вокруг советских полевых армий в районе Киева замкнулось. 22 сентября пришел приказ отвести 35-й танковый полк в Короп на отдых.

Эта крупномасштабная операция увенчалась успехом благодаря смелому продвижению наших танков. Мы уничтожили несчетное количество вражеской техники, но наши дороги были отмечены могилами павших товарищей».

В результате броска XXIV корпуса образовался гигантский котел – грубый треугольник со сторонами в 500 километров и площадью 135 тысяч кв. километров. Больше всей Чехословакии, между прочим. 24 сентября операция завершилась новым успехом немцев, по их данным, в плен попало 665 тысяч человек. При этом считается, что корпус взял всего 31 тысячу пленных – танкистам просто некогда было этим заниматься. 20 сентября Гудериан приказал вывести из боя танковые полки для отдыха и пополнения. 22 сентября вслед за 35-м полком убыл и 6-й полк. В самый последний момент снова отличилась дивизия Моделя. 20 сентября ее 543-й батальон истребителей танков поставил точку, захватив весь штаб советской 5-й армии, в том числе ее командира генерал-майора М. Потапова. (Маленькая, но любопытная справка, по ряду причин старательно замалчиваемая нашими историками. 37-я армия, оборонявшая Киев, получила разрешение на отход лишь 17 сентября в 23.40, причем сделала это Ставка, а не командование Юго-Западного фронта. Штаб армии во главе с командующим генерал-майором А. Власовым (тем самым!) 25 сентября у села Семеновка столкнулся с немцами, и штабная колонна была рассеяна. Власов вместе с несколькими спутниками сумел ускользнуть и после долгих приключений 1 ноября в сопровождении четырех человек вышел в расположение советских войск в районе Курска, который Красная Армия уже готовилась оставить. – Прим. пер.)

Битва за Киев, 16—6 сентября 1941 г.

Источник: David M. Glantz «Atlas of the Battle for Kiev, Part III»

И все-таки поворот 2-й танковой группы на юг остается одним из самых спорных решений немецкого командования. Гальдер утверждал, что Гитлер фактически вырвал победу у Вермахта, отменив наступление на Москву. Хорошая попытка оправдать свои неудачи. Даже если бы немцы продолжали наступать прямо на восток, где гарантия, что им удалось бы занять Москву? При этом даже захват Москвы совсем не означал окончания войны. Восторженный летописец 3-й танковой дивизии грубо ошибся: окружение Юго-Западного фронта не стало ни решающим моментом кампании, ни тем более истории. Советский Союз не Франция, а Москва никакой не Париж.