Глава 15

С Гуггенхеймами

1

В 1889 г., когда мама отговорила меня от поездки в Мексику для закупки руды в интересах Гуггенхеймов, она, несомненно, тем самым перевернула мою жизнь. Должно было миновать шестнадцать лет, пока от Гуггенхеймов не поступило другое предложение. За эти годы Гуггенхеймы выросли от половинной доли на двух шахтах в штате Колорадо до самой влиятельной силы во всей рудной промышленности.

Эти шестнадцать лет значительно изменили и того неуклюжего и застенчивого юношу, который мечтал получить первую работу у Дэниэла Гуггенхейма. Логика моих финансовых сделок прошла многократную проверку, часто это происходило вопреки тенденциям движения на рынке, а поступавшие мне предложения возглавить ту или иную компанию отражали растущее уважение, которое люди испытывали к моему искусству как торговать, так и совершать сделки на бирже.

Кроме того, у меня появился собственный капитал. После паники 1893 г. я почувствовал, что можно выиграть, если покупать ценные бумаги по низкой в связи с депрессией стоимости. Прибыль будет, когда они восстановятся в цене, что непременно должно произойти. Но поскольку у меня не было денег для инвестирования, я не мог тогда в полной мере воспользоваться теми возможностями, которые сумел увидеть.

Когда же разразилась паника 1903 г., я был совсем в другом положении. Почувствовав, что рынок поднялся слишком высоко, я продал большую часть из того, что приобрёл в 1902 г., отчего к моменту, когда рынок резко пошёл вниз, у меня были деньги для приобретения акций, чтобы выждать, когда рынок страны снова начнёт подниматься. Фактически мне удалось не только расширить свои интересы в сфере финансов, но и стать инициатором в создании новых предприятий.

Наверное, главным финансовым достижением, последовавшим за паникой 1893 года, было объединение национальной сети железных дорог. Годы после биржевой паники 1903 года характеризовались в основном гигантским расширением сырьевой базы, необходимой для быстро растущей американской промышленности. В десятилетие, предшествовавшее Первой мировой войне, я инвестировал в компании, которые стремились найти новые источники поставок таких разнообразных материалов, как медь, каучук, железная руда, золото и сера. Будучи неугомонным по натуре, я, как только одно из этих предприятий подходило к этапу выплаты дивидендов, забирал свою долю и искал следующий проект. В этих проектах мне особенно нравилась одна вещь: все они были направлены на то, чтобы добыть из земли новые ресурсы и поставить их на службу человечеству. Одним словом, эти предприятия по-настоящему создавали богатства, не деньги, а то, что действительно приносит пользу.

Знания, которые я приобрёл в результате инвестиционной деятельности, оказались мне очень полезны, когда Вудро Вильсон пригласил меня в Консультативный комитет при Совете национальной обороны после того, как началась Первая мировая война. Первая работа, которую мне там поручили, заключалась в обеспечении своевременных и достаточных поставок сырья для нашей программы подготовки. А это, в свою очередь, явилось причиной моего назначения председателем Военно-промышленного комитета.

Впервые я попал в мир сырья в качестве агента Гуггенхеймов. Это была знаменитая семья. Глава клана старый Мейер Гуггенхейм был одним из пациентов моего отца. И пусть я никогда не разговаривал с ним, время от времени я видел его. Помню, как он неизменно попыхивал сигарой, не обращая внимания на пепел, сыпавшийся ему на пальто.

История, которую любил рассказывать один из его сыновей, довольно точно характеризовала Мейера. Однажды кто-то пришёл к нему с планом, как заработать деньги, и воскликнул:

– Увидите, мистер Гуггенхейм, это принесёт вам такое богатство, такую власть!

Поглаживая бакенбарды, старик холодно заметил:

– Унд денн?

Это было характерно для всех представителей клана Гуггенхеймов. Они считали, что проект должен приносить нечто большее, чем просто деньги. Такую же широту интересов они демонстрировали в филантропии, не жалея семейного капитала на поддержку искусств, музыки, воздухоплавания и образования.

Старому Мейеру было далеко за пятьдесят, когда он начал интересоваться рудным делом. Семья сделала себе состояние в основном на торговле кружевом и вышитыми украшениями, но Мейер понимал, что у этой области нет большого будущего. По рекомендации владельца одного из магазинов, который был его клиентом, Мейер Гуггенхейм приобрёл половину пая на руднике, где добывали свинец и серебро. Компания называлась «A. Y. and Minnie» и располагалась в Лидвилле, штат Колорадо.

В 1881 г. он решил посмотреть на этот рудник. Но тот был затоплен водой. Тогда старик Мейер вложил деньги в осушительные работы. В итоге рудник оказался настоящим золотым дном.

Мейер Гуггенхейм начал изучать рудный бизнес и велел своим семерым сыновьям заняться тем же. В сплочённости семьи заключалась её сила. Добыча и выплавка золота, серебра, свинца, меди и цинка были тесно связанны. Эти и другие металлы часто находят в некоторых породах. На самом деле руду легче выплавить, если там содержится смесь металлов в нужной пропорции. Каждый из Гуггенхеймов приступил к изучению своего участка производства, а весь клан чётко действовал, как дисциплинированная армия под началом главнокомандующего, старого Мейера.

Шестой сын, Саймон, например, провёл два года в Европе, где выучил испанский и французский языки, чтобы лучше представлять интересы семьи в Мексике. Потом он отправился в Колорадо, где работал на перерабатывающем предприятии в Пуэбло табельщиком.

Дэниэл, который вскоре показал, что обладает ещё большей хваткой, чем его отец, стал во главе семейного дела. О времени, когда он царствовал в горнодобывающей промышленности, а период его правления продолжался вплоть до самой его смерти в 1930 г., ходит много рассказов. Один из таких рассказов, который, как я думаю, отражает его истинный характер, явился примером настоящего патриотизма во время Первой мировой войны для прочих промышленников.

Мы тогда ещё не вступили в войну, но уже приступили к укреплению обороноспособности страны. По оценкам армейских специалистов, армии было срочно необходимо 45 миллионов фунтов меди. Как комиссар Совета национальной обороны, занимавшийся вопросами поставок сырья, я должен был убедиться, что медь вот-вот поступит. Одной из проблем, что мне предстояло решить, был вопрос справедливой цены, которую правительство должно было за неё заплатить.

Я разыскал Юджина Мейера-младшего, который знал медный бизнес и который был глубоко порядочным человеком, горячо стремившимся послужить обществу. Мейер предложил назначить среднюю цену, которую платили за десять лет до начала войны. Она составляла примерно 16/₃ цента за фунт. В период же, о котором идёт речь, медь продавалась уже по 36 центов за фунт.

Согласятся ли промышленники на такое уменьшение цены? В те дни Дэниэл Гуггенхейм обычно устраивал приём по воскресеньям в пять часов в отеле «Сент-Реджис», где проживал. Любой из друзей, решивший заглянуть к нему, знал, что в этот час Дэниэл всегда был дома. Мы с Мейером отправились в «Сент-Реджис» и поинтересовались, можем ли поговорить с мистером Дэном наедине.

Я сообщил мистеру Дэну, что, покупая материалы в рамках подготовительной программы, мы хотели бы подать пример остальным промышленникам нашей страны. С каждым днём становилось всё более ясно, что мы будем втянуты в войну. Многие американские семьи вскоре пошлют своих сыновей под знамёна. Эти семьи не должны чувствовать, что война ведётся таким образом, что богатые люди из крупных корпораций могли бы получать огромные прибыли. Я хотел бы, чтобы цена на медь была урезана до достаточных пределов, чтобы всем стало ясно, что промышленники готовы тоже нести тяжесть войны.

Мистер Дэн внимательно нас выслушал. Когда мы с Мейером закончили, он заявил:

– Я поговорю с братьями. А потом и с другими промышленниками.

Когда мы спросили, когда мы можем ожидать ответ, он сказал:

– Подберите меня завтра по дороге в центр города.

Мы так и сделали. Усаживаясь в машину, мистер Дэн объявил:

– Думаю, могу достать для вас вашу медь.

Я рассказываю эту историю, чтобы проиллюстрировать характер клана Гуггенхеймов. Именно этим характером, как я считаю, объясняется их успех в горнорудном бизнесе.

Они занимались этим бизнесом примерно год, когда поняли, что рудное дело приносит лучшие прибыли, если включает в себя и выплавку. Тогда они построили плавильный завод в Пуэбло в штате Колорадо. Бóльшая часть выплавляемой там руды поступала из Мексики. Когда конгресс наложил эмбарго на мексиканскую руду, Гуггенхеймы построили плавильный завод в самой Мексике.

В 1890-х гг. добыча серебра и свинца переживала трудный период, поэтому в 1899 г. 18 концернов объединились в Американскую компанию по выплавке и обогащению, где бóльшую долю, если не контрольный пакет имели Х. Роджерс, клан Рокфеллеров, а также Льюисонов. Гуггенхеймам предложили влиться в этот трест, но они отказались, если им не будет предоставлен контрольный пакет акций. Остальные предприниматели не согласились с этим.

С той поры началась настоящая экономическая война между трестом и Гуггенхеймами, в которой последние выходили победителями из каждой схватки. В 1901 г. трест сдался, практически согласившись на условия Гуггенхеймов. Дэниэл стал председателем исполнительного комитета Американской плавильной корпорации, четыре его брата стали там директорами, а сама семья стала держателем большей части акций.

2

Прошло некоторое время после этого слияния, когда меня заинтересовали акции Американской плавильной и обогатительной компании. С помощью Соломона Гуггенхейма я изучил её. Я начал сам покупать акции и рекомендовал своим друзьям вкладывать в них деньги. Результатом явилось заметное оживление, подстегнувшее рост акций «Плавильщиков», как обычно называли бумаги «Америкэн смелтинг энд рефайнинг», от 36 до 80 долларов за 11 месяцев. И этот рост имел место до того, как все рынки были подняты искусственно общей волной спекуляций, начавшейся в 1905 г.

И всё же конкурентная борьба между Гуггенхеймами и Рокфеллерами не была полностью завершена. В 1904 г. Рокфеллеры приобрели компанию «Федерал майнинг энд смелтинг энд Лид» в Калифорнии. На тихоокеанском побережье были ещё две крупные компании по выплавке металлов – «Такома», штат Вашингтон, и «Селби смелтинг энд Лид», штат Калифорния. Приобретение любой из них делало бы группу «Стандард ойл» серьёзным конкурентом для Гуггенхеймов как на тихоокеанском побережье, так и на Аляске, которую только что начали развивать. В те времена народ питал самые смелые надежды относительно Аляски, гораздо большие, чем показало реальное развитие событий даже в наше время.

Гуггенхеймы совершили ряд безуспешных попыток приобрести «Селби» или «Такому». Я предложил Гуггенхейму поручить очередную попытку сдвинуть дело с мёртвой точки мне.

Дело в том, что мой друг Генри Дэвис хорошо знал президента и действующего главу «Такома смелтинг» Уильяма Раста. Дэвис поведал мне, что Раст лично не имел ничего против Гуггенхеймов. И если я раскрою карты, Раст, как полагал Дэвис, сделает всё, чтобы помочь мне.

Это была хорошая новость, однако до этого мне предстояло переубедить другого человека, который находился в Нью-Йорке менее чем в пяти минутах ходьбы от моего офиса. Это был просто сказочно богатый Дарий Огден Миллс, ветеран калифорнийской золотой лихорадки 1849 г., который в свои восемьдесят лет всё ещё активно управлял своим широко разветвлённым бизнесом. Одним из примеров его деловой компетентности была сеть отелей «Миллс», которую он создал в помощь нуждающимся людям. Отели сети предоставляли ночлег за 20 центов, а питание – за пятнадцать. При этом их работа была настолько хорошо отлажена, что они ещё и приносили небольшую прибыль.

Дарий Миллс был главным держателем акций «Такомы»; кроме того, ему принадлежал значительный пакет в «Селби». Он принял меня в своём офисе здания «Миллс» на Брод-стрит со старомодной торжественной вежливостью. Миллс носил бакенбарды, но верхняя губа и подбородок у него были тщательно выбриты. Своим видом и манерами он сильно напоминал мне моего деда-плантатора из Южной Каролины Салинга Вулфа.

Мы беседовали долго, и в разговоре мистер Миллс вспоминал, как во времена золотой лихорадки ему часто приходилось спать под повозкой. Когда мы перешли к делу, я спросил его, может ли он продать акции «Селби» и «Такомы». Он отказался, однако посоветовал мне провести переговоры с другими держателями акций, а также пообещал, что не станет в обозримом будущем иметь дела с Рокфеллерами.

В начале января 1905 г. мы с Генри Дэвисом поездом отправились на Западное побережье. Вместе с нами туда поехал и А. Джоплинг, адвокат из конторы Вильяма Пейджа, с которым, если читатель помнит, была связана моя первая миссия подобного рода – приобретение для Райана акций табачной компании «Лигетт энд Майерс». Мы встретились с Растом в офисе компании «Такома» в Эверетте, штат Вашингтон. Моё предложение – 800 долларов за обычную акцию – было настолько привлекательным, что через несколько дней было подписано и вручено нам соглашение сроком на 45 дней. Оно предусматривало передачу 90 процентов обычных акций, четырёх существующих контрактов с золотоносными шахтами, три из которых располагались на Аляске, а также отставку всех директоров компании «Такома».

После этого мы отправились в Сан-Франциско, где начали обрабатывать персонал «Селби». С этим всё было сложнее. Держатели акций «Селби» оказались рассеянными по стране, и некоторые из них не желали отказываться от участия в бизнесе. Кроме того, стал всплывать наружу тот факт, что я действовал не от себя лично. Газеты Сан-Франциско начали обращать внимание читателей на то, что я связан с Гуггенхеймами. Естественно, из этих сплетен были сделаны по большей части верные выводы, что осложнило нашу деятельность.

А в это время на сцену выступили Рокфеллеры. Как-то я получил телеграмму из Нью-Йорка, где меня просили незамедлительно закрыть сделку с «Селби». Как будто не этим я занимался всё это время!

При приобретении «Такомы» на меня произвёл хорошее впечатление Билли Раст, и я попросил его помочь мне в работе с людьми из «Селби». Дарий Миллс также обещал помочь мне, попытавшись убедить держателей акций. Уступив немного, я сумел обо всём договориться, и теперь оставалось только дождаться подписания официального договора. Поэтому в первую неделю марта я сел на поезд до Нью-Йорка. На месте остался Джоплинг, который должен был держать под контролем развитие событий.

Через несколько дней после моего возвращения в Нью-Йорк сделка с «Селби» была заключена. Но тут стал проявлять свой непокорный нрав инженер шахты в Сан-Франциско Фред Брэдли, который угрожал вдребезги расколотить переговоры с «Такомой» как раз тогда, когда я должен был вот-вот уже завершить сделку. Брэдли и его сторонники сделали для меня невыносимыми три недели, когда, казалось, даже телеграфный провод раскаливается докрасна.

Но благодаря Билли Расту и Генри Дэвису мы в конце концов смогли одержать победу.

В результате этих сделок Гуггенхеймы получили возможность сорвать планы Рокфеллеров на тихоокеанском побережье и на Аляске. Заранее было договорено, что если мне удастся моя миссия, то я получу достойное вознаграждение. Сначала Дэниэл Гуггенхейм намеревался слить две компании на тихоокеанском побережье в одну новую корпорацию, а мне в качестве оплаты услуг предполагалось выделить солидный пакет акций. Однако Дэниэл изменил решение и ввёл компании «Селби» и «Такома» в состав «Америкэн смелтинг энд рефайнинг».

Новое решение требовало нового подхода к моему вопросу. Меня попросили поговорить об этом с одним из самых пронырливых адвокатов того времени Самуэлем Унтермейером. Думаю, перед первой нашей встречей мистер Унтермейер рассчитывал заключить наиболее выгодную для своего клиента сделку, но я отреагировал на его условия как кошка, которую погладили против шерсти.

Если бы, как планировалось с самого начала, была создана новая корпорация, то я получил бы за свою работу примерно 1 миллион долларов. Я заявил Унтермейеру, что рассчитываю именно на это, и отказался от дальнейших дебатов по данному поводу. В ответ мистер Унтермейер едко спросил, не намереваюсь ли я «стать владельцем» «Америкэн смелтинг энд рефайнинг».

Наклонившись над разделявшим нас столом, я ответил:

– Нет, мистер Унтермейер, до этого разговора у меня не было таких намерений.

Затем я попрощался и покинул место встречи.

Вопрос предоставили решать Дэниэлу Гуггенхейму, который разрешил проблему в характерной для него манере:

– Если Берни сказал, что он должен получить за это миллион долларов, то он его получит.

Получив чек, я оплатил свои издержки, которые составили примерно 100 тысяч долларов. Затем я выписал два чека по 300 тысяч долларов, один для Генри Дэвиса, а второй – для Вильяма Раста.

Наверное, получив чеки, эти двое были самыми изумлёнными людьми во всей Америке. Оба стали отказываться принимать их. Я заверил их, что они должны принять эти деньги, так как заработали их. И это было правдой. Без их помощи мне никогда не удалось бы заключить те сделки.

3

Было одно событие, которое заставило меня спешно отправиться обратно в Калифорнию, а именно – постоянный рост акций «Америкэн смелтинг». За два месяца моего отсутствия, с начала января до начала марта, цена на акцию скакнула примерно с 80 до 100. Затем, когда я заканчивал со сделками с «Селби» и «Такомой», акции плавильщиков достигли 120. Этот рост показался мне нездоровым. Я рекомендовал эти акции друзьям и опасался, что, если рост продлится ещё некоторое время, многие из них пострадают. Я отправился к Гуггенхеймам и высказал эти опасения им, а также проинформировал их, что теперь мне пришлось посоветовать друзьям продавать акции.

Гуггенхеймам это не понравилось. Они не были согласны с тем, что рынок их акций взлетел слишком высоко. Их реакция является ещё одним примером того, как сложно тем, кто находится внутри процесса, сохранить объективность оценок о собственном бизнесе, и того, как мало даже в высшей степени успешный бизнесмен знает о законах биржи. Гуггенхеймы знали рудное дело так, как никто другой в мире, но они не знали фондовую биржу так, как знал её я.

Великие строители редко воспринимают технологии функционирования фондового рынка. Э. Гарриман был здесь уникальным исключением. Но Джеймс Хилл, построивший «Грейт Норзерн рейлвей», был как ребёнок, когда пришёл работать на биржу. Я не верю в якобы разносторонних людей, так как убедился, что очень немногие могут делать хорошо больше чем что-то одно.

Как и объявил Гуггенхеймам, я продал свои акции. Многие из моих друзей тоже продали акции «Плавильщиков». Однако мой совет был проигнорирован многими, особенно теми, кто был близок к Гуггенхеймам.

На рынке «быков» бум продолжался и в 1905 и в 1906 г., и мои осторожные предупреждения не дали результатов. После незначительного спада акции «Плавильщиков» начинали подниматься, сначала медленно, но постепенно набирая обороты. В августе 1905 г. они достигли отметки 130, в начале ноября – 140, а в конце месяца застыли на значении 157.

Определённо мне не нравился ход событий.

Несмотря на то что Гуггенхеймам не нравилось моё отношение к акциям их предприятий, они получили некоторое удовлетворение тем фактом, что мои пессимистические прогнозы, казалось, не оправдались. Соломон Гуггенхейм продемонстрировал доверие ко мне, поручив мне приобрести компанию «Нешнл Лид», после чего в их руках сосредоточился бы весь цикл добычи свинца в масштабах всей страны.

Самая крупная из независимых компаний «Нешнл Лид» обладала небольшой капитализацией, по-моему, всего 150 тысяч акций. Обычно в этом сегменте рынка активная торговля не ведётся, но хорошие показатели по прибылям и общая перспектива завоевать весь рынок выдвинули в октябре и начале ноября 1905 г. компанию «Нешнл Лид» на первые позиции.

Тем не менее я заявил Соломону Гуггенхейму, что лучшим способом приобретения компании будет покупка большей части её акций в открытой продаже. Он тут же поручил мне заняться этим. Я попросил его не рассказывать об этом никому из его друзей, а также по минимуму делиться этой информацией со своими сотрудниками.

На следующее утро я нацелил короля брокеров Гарри Контента на приобретение на бирже контрольного пакета «Нешнл Лид». Я сказал ему, чтобы он с самого начала активно скупал акции на рынке, чтобы не дать возможности действовать конкурентам. Я чувствовал, что чем дольше мы будем выжидать, тем меньше шансов будет у нас купить контрольный пакет.

В десять часов, когда открылась биржа, я сел перед тикером в своём офисе. Рядом стоял телефон прямой связи с первым этажом здания биржи. При открытии цена на «Нешнл Лид» держалась отметки 57. Контент начал закупки, и рынок вырос примерно на три пункта. Потом Контент сообщил, что у нас появился конкурент или конкуренты, которые активно противостоят нам и сами скупают акции.

Я тут же распорядился, чтобы он прекратил скупать акции. Теперь Контент проинформировал меня, что тот, кто скупал акции, прекратил это, видимо испугавшись. Затем наш конкурент начал продавать. И тогда я снова распорядился, чтобы Контент быстро взвинтил цены на акции так, чтобы конкуренты, продающие свою часть акций, испугались платить её. Это, как я знал, заставит их ускорить продажу и отпугнёт других покупателей.

Когда в три часа прозвучал гонг, контрольный пакет перешёл к Гуггенхеймам. Они получили его всего за один день торгов. Контент проделал свою работу настолько искусно, что цена на акции при закрытии торгов составила 64 доллара, всего на восемь пунктов выше, чем это было в начале дня.

Был ли на свете другой брокер, который мог бы совершить подобное?

Приобретение «Нешнл Лид» резко подняло рынок «Америкэн смелтинг» на новые высоты. В январе 1906 г. цена достигла 174 долларов. Ликующие сторонники роста, близкие к руководству компании, поговаривали уже о цене 200 долларов за акцию.

А затем произошло резкое обрушение рынка. Акции «Плавильщиков» упали до 161 доллара, чуть выровнялись, а затем снова обрушились. Брокеры Гуггенхеймов боролись за то, чтобы обуздать падение, но безрезультатно.

Когда нас постигает неудача, каждый склонен обвинять в ней кого-то другого. Все мы ищем эту лазейку и, как правило, находим. Этот инстинкт, позволяющий нам сохранить самооценку, является одним из наиболее характерных для человеческой натуры. Поползли слухи, что обрушение акций «Плавильщиков» произошло не потому, что рынок был слишком переоценен, а из-за действий «медведей», игры на понижение Б. Баруха. Некоторые из тех самых людей, которых я предупредил об этом, когда акции находились ещё на отметке 120, а в дальнейшем неоднократно раз за разом повторял своё предупреждение, оказались настолько ослеплены разочарованием, что повторяли эти слухи.

Это было ложью от начала до конца. Играть на понижение с акциями, с которыми я был так близко связан, было против моих правил, которые я никогда не нарушал. Я никогда не совершал рейд против акций корпорации, владельцами которой были бы люди, давшие мне возможность заработать, как это произошло в случае с Гуггенхеймами.

Эти неприятные сплетни дошли и до самих Гуггенхеймов и привели к тому, что некоторые из братьев стали избегать меня. Я был поражён до глубины души. И всё же решил не делать опровержений того, в чём меня обвиняли, до тех пор, пока не услышу их из уст кого-то из самих Гуггенхеймов. И вот как-то я узнал, что Соломон Гуггенхейм заявил, что это я обрушил рынок их акций.

Я отправился на встречу с ним и, соблюдая спокойствие, что потребовало от меня определённых усилий, повторил всю историю подъёма и падения акций «Плавильщиков», продемонстрировав, какими ложными были обвинения, выдвинутые им против меня. Когда я уходил, он всё ещё был зол, но теперь, как я думаю, оттого, что проигнорировал в своё время мой совет, а не потому, что продолжал верить, будто я совершил рейд против его компании.

На следующий день после той, причинившей мне боль, встречи, один из брокеров, приходившийся родственником Гуггенхеймов, заявил Соломону, что он и его братья были не правы о якобы имевшей место с моей стороны игре на понижение.

Соломон Гуггенхейм немедленно пришёл ко мне с извинениями.

Но шквал всё ещё не закончился. Вокруг Уолл-стрит поползли злые слухи, подвергавшие сомнению финансовую стабильность Гуггенхеймов. Подобные сплетни в такое время могли причинить немало вреда помимо того, что они искажали действительность. Однажды во второй половине дня я отправился в офис Гуггенхеймов в доме номер 71 на Бродвее. Там находилось трое или четверо из братьев. Я спросил, примут ли они у меня вклад на сумму 500 тысяч долларов как свидетельство моего доверия. Со слезами на глазах мистер Дэн поблагодарил меня от себя и от имени всей семьи. Когда я спросил, что ещё я мог бы сделать, он ответил:

– Ничего, за исключением того, чтобы заверить людей, что с компанией всё в порядке.

Лучшим способом сделать это была для меня скупка акций «Америкэн смелтинг», как я и поступил.

Был и ещё один случай, который укрепил мои отношения с кланом Гуггенхеймов. Принадлежавшая им геологоразведочная компания «Гуггенхейм эксплорейшен» владела значительной долей акций компании «Юта Коппер», от которых братья хотели избавиться. Кто-то предложил, чтобы геологоразведочная компания распродала свои акции, что обещало принести прибыль, одному из синдикатов, в котором Гуггенхеймы были заинтересованы. Обрисовав мне ситуацию, Дэниэл Гуггенхейм заметил:

– Вы знаете, что мы воспринимаем вас здесь как одного из братьев.

– Если вы видите во мне брата, – ответил я, – то я и буду говорить как брат.

После этого я высказал мнение, что такая сделка, когда они сами распродают свои акции другой компании, которую сами же контролируют, будет серьёзной ошибкой со стороны Гуггенхеймов. Это будет смотреться так, будто Гуггенхеймы хотели бы заработать за счёт держателей акций геологоразведочной компании.

Мистер Дэн махнул рукой.

– Дальше можно не продолжать, – согласился он, – вы правы.

Глубоко поражённый, он пожал мне руку и поблагодарил за то, что я привлёк его внимание к возможному серьёзному промаху. Позже он иногда возвращался в разговоре к этому случаю.