Глава 12

Некоторые из обитателей «Уолдорфа»

1

Историки писали о разделе «Норзерн пасифик» как о кульминационном моменте эпохи титанов в финансах. В последующие годы были другие схватки за власть между так называемыми гигантами, но ни одна из них никогда не приблизилась по накалу к борьбе между Морганом и Гарриманом.

Следует особенно отметить один из аспектов этой борьбы. Несмотря на то что на первый взгляд она походила на столкновение двух сильных личностей, в более глубоком смысле речь шла о соревновании двух различных путей по достижению одной и той же цели, а именно более эффективном способе объединения национальной железнодорожной сети.

И Морган, и Гарриман стали инструментами нашего национального роста. Они могли оказывать влияние на то, в какой форме происходил этот рост, но, если они оба исчезли бы со сцены, рост в любом случае продолжился бы.

Сегодня, оглядываясь назад, я могу заявить, что в этом и состоит главное значение тех сцен в ресторане «Уолдорф», которым мне пришлось стать свидетелем. В «Уолдорфе» толпились личности, считавшие себя главными героями разыгравшегося действа. Но, может, на самом деле все они были не более чем самоуверенными выскочками и второстепенными фигурами в драме больших масштабов, посвященной развитию целой страны – Соединенных Штатов?

Для публики «Уолдорфа» всегда были характерны изрядная толика бахвальства и фанфаронства, но меня всегда удивляло, сколько людей было обмануто внешней напыщенностью. Например, один из брокеров, некий Эдди Вассерман, имел репутацию хорошего малого при одном недостатке: обыкновенно он преувеличивал масштаб своих сделок. Однажды он подошёл к одному из самых проницательных трейдеров на Уолл-стрит, Джекобу Филду, и спросил:

– Джек, как думаете, сколько сделок я провернул сегодня?

– Половину, – мгновенно ответил Джек.

Джек, мужчина небольшого роста, говоривший с немецким акцентом, не был образованным человеком. Его брокеры постоянно сопровождали его на нижнем этаже здания биржи, так как часто он не мог даже правильно составить записку своим трейдерам.

Однажды друзья в благодарность пригласили Джека на ужин. Как почётного гостя, его посадили между двумя очаровательными дамами. Они не представляли, о чём с ним можно говорить. Наконец одна спросила, нравится ли Джеку Бальзак. Поглаживая усы, как он всегда делал, когда терялся и не знал, что ответить, Джек обронил:

– Я никогда не веду сделок вне фондовой биржи.

Но если Джек не знал ничего о французских писателях, он хорошо знал Уолл-стрит. Во время того ужина он подарил каждой из тех леди по сто половинных акций компании «Ридинг». Цена каждой полуакции на рынке составляла около 4,5 доллара. Но Джек попросил дам придержать акции, потому что вскоре они будут продаваться по 100 долларов. Он ошибся. Они стали продаваться по двести.

Персонажи «Уолдорфа» можно перечислять бесконечно, но меня особенно интриговали трое: Даймон Джим Брэди, Джеймс Кин и Джон Гейтс. Каждый из них по-своему заставлял задумываться над загадкой человеческой натуры: каков этот человек на самом деле и что он скрывает за верхним слоем, предназначенным для широкой публики?

2

Сегодня всякий раз, когда я смотрю на крикливо одетого человека, всегда задумываюсь над тем, как бледно он выглядел бы на фоне Даймона Джима Брэди.

Джиму нравилось поражать людей, он всегда хотел, чтобы о нём говорили. Он никогда не пользовался старыми денежными купюрами. Если его деньги становились мятыми или он получал от кого-то грязные купюры, он сразу же отправлял их в банк для обмена на новые. Где бы он ни появлялся, всегда одевался официально, и, как правило, его повсюду сопровождали прекрасные женщины. Но при всей своей склонности к показухе Джим был добрым человеком и прекрасным другом. В его натуре не было ни капли злобы.

Все думали, что Брэди серьёзно влюблён в Лилиан Рассел. На самом деле вот уже несколько лет он оказывал знаки внимания Эдне Макколи, а за Лилиан Рассел ухаживал высокий и импозантный наследник медных рудников «Левисон» Джесси Левисон. Они так часто появлялись повсюду вчетвером, что казались неразлучными друзьями. Однажды Брэди позвонил мне и сказал:

– Берни, это ужасно, но Джесси с Эдной сбежали и поженились.

Через несколько лет Лилиан Рассел вышла замуж за Александра Мура, ставшего послом в Испании.

Брэди торговал оборудованием для железных дорог и преуспел в этом. Он сочетал в себе изрядную долю удачливости при изумительной работоспособности. Я предоставлю кому-то, кто лучше меня изучал философию, разбираться в том, как мог смириться ярый бизнесмен-консерватор Джеймс Б. Брэди с Даймоном Джимом, этим шоуменом с Бродвея.

Джим в разговоре выговаривал слова с придыханием, он всегда был готов посмеяться над собой. Как-то он рассказывал мне:

– Один парень решил побиться со мной об заклад, что он съест больше ветчины, чем я. Прежде чем согласиться, я спросил у него, сколько именно ляжек он сможет съесть.

Джим не прикасался к чаю, кофе и спиртному. Он не курил. Но я уверен, что он мог съесть больше, чем трое любых других мужчин. Он поглощал мороженое килограммами, а апельсины – дюжинами зараз. Когда он ехал куда-то, то всегда возил с собой кучу апельсинов. Я лично был свидетелем, как как-то он в качестве закуски перед обедом съел три или даже четыре дюжины устриц.

Съесть фунт конфет было для Брэди пустяком. Он был, наверное, самым частым клиентом продукции «Пейдж энд Шоу». Они собирали для него особое ассорти из десяти или двенадцати видов сластей, весом примерно по четверть фунта (113 г) каждый.

При росте шесть футов один дюйм (198 см) Джим был просто чудовищно толстым, но он любил танцевать. Он с моим самым младшим братом Сайлингом были очень близкими друзьями. Они любили посещать соревнования по танцам, где Сайлинг часто выходил победителем. На одной танцевальной вечеринке в холостяцком доме Брэди на Западной 86-й улице я получил приз как самый элегантный танцор. Это были наручные часы, которые при их мужском размере во всём остальном больше подошли бы даме, а не мужчине. Корпус был инкрустирован жемчугом.

Обычно Джим любил развлекаться на публике, и как-то я сказал ему, что моя жена и я хотели бы привести к нему нескольких наших друзей, чтобы посмотреть его драгоценности. Он попросил назначить время, когда мог бы организовать для нас ужин. Мы пригласили примерно дюжину человек. Никогда мне не приходилось сидеть за более изысканным столом, столь изящно накрытым. С каждой переменой блюд все дамы за столом получали очередную безделушку или ювелирное изделие в подарок.

По такому случаю Джим ел не больше, чем его гости. Его настоящий ужин состоялся до нашего прихода. Так же он поступал, когда отправлялся на ужин к кому-то из друзей.

В тот вечер Джим приказал доставить из хранилища свои драгоценности, чтобы показать их нам. В коллекции было от двадцати пяти до тридцати пяти наборов ювелирных изделий, каждый из которых состоял из пуговиц для воротничка, запонок, пуговиц для манжет, пуговиц для жилета, заколки для шарфа, цепочки и футляра для часов, футляра для очков и игральных карт, зажимов для подтяжек, пряжки для ремня, кольца, карандаша и сменных набалдашников для трости. Все эти предметы были украшены алмазами, изумрудами, рубинами, сапфирами, жемчугом, лунным камнем и комбинациями этих и других драгоценных камней. Один полный комплект, выполненный из оружейной стали, как пояснил Джим, он хранил специально для своих похорон.

Затем Джим продемонстрировал нам свой гардероб. Одна полка полностью была предназначена для костюмов и пальто серо-жемчужного цвета, другая – для синего, ещё одна для сливового и так вплоть до чёрного. Я никогда не видел такого количества костюмов и обуви, разве что в магазине. Отдельные шкафы были заполнены шалями фирмы «Пейсли». Ванна в гостевой части дома была сделана из толстого серебра, в гардеробной стоял золотой туалетный набор.

Джим был владельцем лошади по кличке Голд Хилс, которую он выставлял на скачки в пригороде и в Бруклине.

– Вот посмотрите, – уверял Джим друзей, – Голд Хилс опередит остальных на целый квартал.

Так думали все, так как Голд Хилс был фаворитом, и на него ставили 16 к 5. В тот день в конюшне, в окружении восхищённых друзей, Джим был в зените славы. Он не уставал повторять, что его лошадь опередит остальных на целый квартал.

Скачки выдались одними из самых упорных на всей моей памяти. Лошади бежали близко друг к другу, две или три из них буквально ноздря к ноздре. Джим махал руками и открывал рот, но не издавал ни звука. Джесси Левисон, который сделал крупную ставку на Голд Хилса, стоял рядом, нахмурившись.

Голд Хилс победил, вырвавшись вперёд буквально на один нос, и друзья, окружив Джима, стали поздравлять его. Левисон, всё ещё бледный, жаловался:

– Я думал, что, как ты говорил, эта лошадь опередит остальных на целый квартал.

Джим покраснел. Указав рукой на доску, где писали имена победителей, он что-то бессвязно бормотал, заикаясь, пока наконец не выдавил:

– Чей номер там указан?

Я часто думаю, что такой ответ может дать любой, кто идёт к успеху, преодолевая значительные трудности, в ответ на сетования, что путь был трудным.

3

Если когда-либо и был кто-то, кого можно было назвать знатоком Уолл-стрит, то это Джеймс Р. Кин. Никто не сумел приблизиться к нему в умении действовать на рынке. Своё знание рынка он демонстрировал на примере компании «Ю. С. Стил», управлял делами которой от имени Моргана.

Когда был создан стальной трест, нужно было создать на полмиллиарда долларов обычных акций, а на вторую половину миллиарда – привилегированных акций. Многие не верили, что ценные бумаги стоимостью миллиард долларов можно выпустить в продажу, не вызвав негативных явлений на рынке стали и на общем рынке. Но Кин обладал сверхъестественной способностью сочетать заказы на покупку и продажу, что позволяло ему обуздать рынок. Он настолько хорошо владел искусством маркетинга, что Моргану и его компании пришлось вложить всего 25 миллионов своих денег. Остальные средства были получены от участников рынка.

Добавлю, что по нынешним правилам обращения с ценными бумагами контролировать рынок методами Кина в наши дни не разрешается.

Кин был самоучкой, его можно смело называть человеком, который сам себя сделал. Правда, по моему мнению, каждый человек сам делает свою судьбу. Он родился в Англии, вырос на тихоокеанском побережье Соединённых Штатов, был ковбоем, погонщиком скота, шахтёром и редактором газеты, пока не приобрёл себе место на рудной фондовой бирже в Сан-Франциско, где нашёл своё призвание.

Он был среднего телосложения, всегда тщательно одевался, но не допускал излишеств в костюме. Его небольшая седая бородка, благодаря которой Кин получил прозвище Серебряный Лис, была всегда аккуратно подстрижена. О непростом прошлом этого человека свидетельствовали лишь довольно крепкие калифорнийские выражения, которым он давал волю в моменты волнения. В такие минуты его и без того довольно высокий голос становился особенно пронзительным, что добавляло его ругательствам дополнительный эффект.

Кин приехал в Нью-Йорк в 1870-х годах, когда Джей Гоулд уже достиг пика своего мастерства в биржевых сделках. Ко времени, когда мы познакомились с Кином, он успел совершить несколько неудачных операций. Но он принимал потери не моргнув глазом. Как-то ему даже пришлось распродать свою домашнюю утварь, но он не искал ни у кого сочувствия и отвергал все предложения помощи.

Кин уделял больше внимания подготовке финансовой кампании и действовал быстрее и был увереннее в её ходе, чем любой другой из известных мне людей. Пока знал, что прав, он был спокоен, очень спокоен. Но когда считал, что в чём-то ошибается, то мог мгновенно взорваться.

Одна из совершённых Кином сделок помогла мне лучше разобраться в людях. Кин исследовал рынок для компании по производству снастей и такелажа, когда понял, что заработки компании не дотягивают до рыночной цены на её акции. Кин быстро прекратил покупать их в интересах своих клиентов и начал распродавать эти акции. Меня тогда впечатлила не только стремительность, с которой он принял такое решение, но и то, что сначала он распродал акции других, а уже потом те, что приобрёл для себя.

В другой раз проводились очень крупные сделки с Американской сахарной компанией. До биржи дошли слухи, что на борту только что зашедшего в порт судна с сахаром-сырцом обнаружилась жёлтая лихорадка. Акции сахарной компании пошли вниз. Но Кин, веривший в эти бумаги, не стал их сбрасывать. Наоборот, он поддержал их, устанавливая на бирже новые заказы.

Когда Миддлтон Буррилл (если читатель помнит, именно он познакомил автора с Кином) спросил у Кина, как отразится на рынке слух о жёлтой лихорадке, последний ответил на это в английской манере:

– Ну, я бы не отнёс это к аргументам дельцов, играющих на повышение.

Кин обычно играл на повышение, то есть был оптимистом в биржевых сделках.

Как-то у Кина спросили, почему он, уже будучи обласкан судьбой, продолжает заниматься спекуляциями на Уоллстрит. Он ответил:

– Почему собака выслеживает тысячного зайца? Вся жизнь – это спекуляция. Дух этой операции присущ человеку.

Кин любил играть в азартные игры. Он являлся владельцем нескольких скаковых лошадей. Фоксхолл, названный так по имени единственного сына Кина, выиграл Гран-при в Париже в 1881 г. Но любимой лошадью Кина была Сисонби, победительница дерби в Кентукки. После смерти Сисонби Кин передал скелет лошади в музей истории природы, где он и был выставлен на пьедестале. Как-то на выставке лошадей Кин внезапно почувствовал приступ ностальгии по Сисонби. С несколькими друзьями он оставил выставку и отправился в музей, где провёл несколько часов, вспоминая о победах Сисонби.

Мне приходилось видеть Кина в конце плохого дня, после стаканчика или двух спиртного. Но и тогда он выглядел элегантным и был уравновешен. Как-то, когда я пожаловался ему, что на бирже выдался особенно трудный день, он обронил в ответ:

– Иногда я ужасно устаю, но потом всё всегда приходит в норму.

Это высказывание стало знаменитым на Уолл-стрит, и многие повторяли его, когда, казалось, всё складывалось против них. Я и сам часто думал над этим в трудные часы, когда, как и Кину, мне приходила мысль «прийти в норму».

4

Спокойный, уравновешенный характер Кина был противоположностью натуры не только Даймона Джима Брэди, но и Джона Гейтса. Крикливый, шумный и самонадеянный, Гейтс, несомненно, был величайшим азартным игроком, которого я знал, касалось ли это биржи или других сфер.

У него было всё, что нужно для успешного игрока; таких, как говорят, рождается один на миллион. Гейтс, казалось, весь состоит из нервов и одновременно вовсе их не имеет. Под его резкостью и грубостью лежал холодный, смелый и расчётливый ум.

Гейтс начинал свою карьеру, занимаясь продажами. Вероятно, он был типичным коммивояжёром со Среднего Запада – в крикливом жилете, с вычурной цепочкой для часов, с зачёсом волос набок. Продавцом он оставался до самого конца. Если Гейтс не всегда был скрупулёзно точен в нахваливании своего товара, то то же самое можно сказать и о других продавцах, крупных и мелких. Он обладал неограниченной верой в будущее Соединённых Штатов. Как он считал, рост нашей страны превысит самые смелые ожидания. И этой верой он заражал всех окружающих.

Мне нравился Гейтс, и мне было приятно с ним сотрудничать в бизнесе и в других делах. Но я быстро понял, что, когда он кладёт руку мне на плечо и говорит: «Берни, я хочу сделать тебе одолжение», – это значит, что самое время как следует оглядеться. И если Гейтс был в курсе того, что я благоразумно старался принять меры против его заразительного оптимизма – а он, я уверен, будучи человеком с хорошо развитой интуицией, просто не мог не знать об этом, – то это никак не отражалось на наших отношениях.

Любимым местом обитания Гейтса в ресторане «Уолдорф» были бар «Красное дерево» и бильярдная комната. Обычно он всегда был со стаканом в руке, однако если это создавало у кого-то впечатление, что он много пил, то оно было ошибочным. Он не ограничивал себя в еде, но был очень умеренным в выпивке.

Однажды Гейтс помог сурово наказать одну знаменитую сеть внебиржевых маклерских контор. Не берусь сейчас судить, действовал ли он исходя из соображений этики, желания заработать деньги или жажды испытать острые ощущения.

В те дни маклерская контора представляла собой организацию, занимавшуюся исключительно азартными играми, где ставки заключались на повышение или падение цен на Нью-Йоркской фондовой бирже. Перепродажей ценных бумаг там не занимались. Некоторые из наиболее крупных операторов-маклеров, если в отдельных случаях «заказы» были достаточно массовыми, отправлялись на биржу и тем самым заставляли рынок подняться или опуститься, что противоречило интересам клиентов.

Гейтс и несколько его друзей решили прописать маклерам их собственное лекарство. В одной большой маклерской конторе они разместили крупный заказ на ценные бумаги, которые довольно долго практически не менялись в цене. Затем эти бумаги внезапно выросли в цене. Когда в маклерскую контору направили человека, чтобы закрыть счета и забрать выигрыш, то он обнаружил, что на стеклянной двери офиса маклерской конторы красуется название другой фирмы. Только под угрозой судебной тяжбы и разоблачения Гейтс сумел заставить сотрудников заплатить часть того, что они потеряли.

Азартные игры для Гейтса, который очень быстро буквально взрывался энергией, были развлечением. Он мог всю дорогу из Чикаго в Нью-Йорк играть в покер или в вист, выигрывая или проигрывая огромные суммы денег, но прибывал в город всегда свежим, как цветок ромашки.

Я помню, как мне довелось оказаться вместе с Гейтсом и полковником Айком Эллвудом в Лондоне. Мы встретились на скачках в Аскоте в необычайно жаркий день, одетые во фраки и цилиндры, так как нам нужно было побывать в королевской ложе. Я прогуливался снаружи, там, где находились букмекеры. Там же, сдвинув цилиндр на затылок, расстегнув фрак и пальто, находился Гейтс.

– Выиграл ли ты что-нибудь на этих скачках, Джон? – спросил я.

– Нет, Берни, я ничего не заработал, – ответил он. – Я сделал только мелкую ставку.

Его мелкая ставка составляла 7 тысяч фунтов стерлингов.

Разговорчивые азартные игроки, когда у них нет денег, обычно полагаются сами на себя. Гейтс был другим. Он мог выманить деньги у другого, даже на соревнованиях в стрельбе по голубям. Хотя Джон и стрелял довольно хорошо, всё же было достаточно много тех, кто был лучшим стрелком, чем он. И всё же Джон делал ставки на самого себя и выигрывал у тех, кто обладал более метким глазом. Он добивался этого постоянными разговорами, взвинчиванием ставок до тех пор, пока его противник не начинал нервничать. Позже, когда Джон рассказывал мне, как ему удалось выиграть состязание в стрельбе, превратив его в соревнование по говорильне, он заразительно смеялся, запрокинув голову.

О знаменитых скачках в 1900 г. на ипподроме Гудвуд, где кубок выиграл Флэш Роял, рассказывали много. Вот мой пересказ той истории в том виде, как я услышал её от Гейтса.

Тогда Джон Дрейк, спортсмен и сын знаменитого губернатора штата Айова, а также, за исключением Гейтса, азартнейший из всех знакомых мне людей, повёз в Англию несколько лошадей. Гейтс, которому захотелось немного развлечься, выкупил у него половинную долю.

В Англии они наняли первоклассного тренера и выиграли несколько скачек. На одном из состязаний восхищение обоих вызвала лошадь по имени Флэш Роял. Несмотря на то что она никогда не выигрывала на скачках, они всё равно приобрели её. Затем лошадь вручили тренеру.

И тут Гейтс узнал, что новичок демонстрирует прекрасные скоростные качества. Тогда он подбил знаменитого тренера Джона Хаггинса провести тайные испытания. Хаггинс двигался прихрамывая, и позже Гейтс смешно передразнивал его походку. С помощью жестов Гейтс также воспроизводил сцену тех испытаний, показывая качающего головой Флэш Рояла, когда он доскакал до вершины холма, а Хаггинс замахал руками и закричал:

– О боже! Ни одна лошадь не может бежать так же быстро!

Но всё это тогда хранили в секрете. Когда Флэш Роял был включён в список участников кубка ипподрома Гудвуд, букмекеры поначалу ставили против него 50 к 1. Фаворитом был Америкус, хозяином которого был босс Таммани Холл Ричард Крокер.

Гейтс с Дрейком начали играть на ставках. Они ставили на Флэш Рояла в разных уголках мира, от Англии до Южной Африки, от Амстердама до Австралии. Спортивное братство занервничало. Не существовало никакого логичного объяснения, почему на неизвестную лошадь ставят такие крупные суммы, и все почувствовали некоторое беспокойство.

В день скачек повсюду ощущалось оживление. Гейтс рассказывал мне, как буквально перед началом скачек он спросил букмекера, можно ли поставить «немного денег» на Флэш Рояла. Когда Гейтс произносит «немного денег», это значит, что следует быть осторожнее. Букмекер ответил «да», и Гейтс попросил:

– Поставьте 50 тысяч фунтов стерлингов.

В то время эта сумма составляла почти 250 тысяч долларов.

Никто не знает, сколько Гейтс и Дрейк выиграли на тех скачках. Ходили слухи, что на кубке Гудвуда никто никогда не выигрывал большей суммы. Если мне не изменяет память, после скачек проводилось расследование, и по его результатам лошади и её хозяевам было запрещено впредь появляться на беговых дорожках Англии.

Однако, оставив в стороне все легкомысленные увлечения Гейтса, можно отметить, что Джон Гейтс заслуженно занимает достойное место среди архитекторов американской промышленности в том виде, в котором она существует в наши дни. Он имел удивительную способность предвидеть будущее страны и, как я полагаю, был первым человеком, который представлял корпорацию с капиталом в миллиард долларов. Характерно, что он объявил об этом между делом у охотничьего прудика в ресторане «Уолдорф». Должен добавить, что это было в дни, когда миллиардами ещё не швырялись, как это стало обыкновением позже.

Некоторые считают идеи Гейтса манией величия, но не склонный ловить журавля в небе старший Дж. Морган увидел в них практическую пользу. Результатом стало создание корпорации «Юнайтед Стейтс Стил».

Гейтс стал главным ответственным за сделки по продажам для полковника Айка Эллвуда, который был первым производителем колючей проволоки. Затем Гейтс создал конкурирующую компанию и заставил Эллвуда выкупить её. Далее возникло несколько предприятий, которые объединились сначала в «Америкэн Стил энд Уайр компани», а затем вошли в состав «Ю. С. Стил» Моргана.

Президентом новой компании Морган назначил тридцатисемилетнего Чарльза Шваба из «Карнеги Стил компани», а чуть позже заменил его адвокатом из Иллинойса Элбертом Гэри, которого Гейтс перетащил в Нью-Йорк во время одной из своих поездок и представил Моргану. В лице Гэри Морган, несомненно, нашёл человека, который отличался от Шваба и Гейтса, как день от ночи. Точно так же он отличался и от самого Моргана. Если Элберт Гэри когда-то в жизни и развлекался, то я не знаю, как именно.

В своё время много спорили о том, как Морган пришёл к мысли создать «Юнайтед Стейтс Стил». Насколько я помню, непосредственной причиной этому послужила угроза ценовой войны в промышленности. Но было ли оснащение и слияние результатом убеждения со стороны Фрика, Шваба или Гейтса, до сих пор остаётся загадкой. Каждая история ждёт своего рассказчика.

В любом случае Гейтс полагал, что займёт место в совете директоров. Его исключение из списка кандидатов Морганом положило начало взаимной вражде, которая не прекращалась, пока Гейтс был жив. В последнюю из финансовых схваток между этими людьми оказался втянут и я, сыграв в ней важную роль.