Глава восемнадцатая,
посвященная стихам, войне и тому, чего так хочется

Один из специалистов по душевной гармонии пятого уровня, которые проводили Селеса и Хагена в каюту трудного пациента, был голубоглазым. Неизвестно, что обусловило такой необычный для шиари цвет – генетическая особенность, линзы или специальная краска. Из вежливости Селес старался не обращать на него внимания, но сочетание золотистой кожи и голубых с легкой прозеленью глаз было очень красивым, и им хотелось полюбоваться еще. Именно этот шиари подпрыгнул от неожиданности, когда Рамар, презрительно оглядев персонал, гаркнул: «Брысь!» Селес решил, что у специалиста все-таки имеется генетический дефект, который, возможно, как-то связан и с душевной ранимостью. Прекраснейшие сбились в кучку и, продолжая лучезарно улыбаться, бесшумно покинули каюту.

Рамар уселся на пол, жестом предложил гостям сделать то же самое и светски поинтересовался:

– Как там погода?

– А человек почему остался? – спросил он в ментальном поле.

Повисло напряженное молчание. Во-первых, Селес терпеть не мог вести сразу две параллельные линии разговора, поскольку начинал сбиваться и путаться в обеих. Во-вторых, это вообще считалось невежливым. В-третьих, Рамар, очевидно, тоже не владел искусством двойной беседы, потому что на платформе погода стояла всегда одинаковая, а в космосе ее не было вообще.

– А я надеялся, что придет девчонка. Она ничего такая… злобненькая, – попытался продолжить Псих.

Хаген с любопытством рассматривал обоих:

– Вы же сейчас говорите, да?

– Нет. Мы просто немного растерялись от радости, – Рамар ухмыльнулся и похлопал кусачками по ладони. – Но для создания располагающей атмосферы я могу почитать стихи.

Селес вытаращил глаза. Новый знакомый откашлялся, воздел механические конечности к потолку, став похожим на огромное насекомое, и со значением начал декламировать:

– А мне можно, я Псих, – невозмутимо возразил Рамар и после секундной паузы закончил:

– Очень интересно, – похвалил Хаген. – Реонская «стрела», если не ошибаюсь? Сами переводили?

– Нет, конечно, это подражание, – оскалился в улыбке Рамар. – Во-первых, она кривая, во-вторых, у реонцев нет чувства юмора.

Хаген еще раз внимательно посмотрел на Селеса и Рамара, пожал плечами и развернулся в сторону двери:

– Ну, вы меня позовите, когда наговоритесь.

Селес метнулся было за ним, но Псих придержал соплеменника железной хваталкой.

– Дверь заприте, – попросил он на прощание. – На все одиннадцать, пожалуйста.

Когда дверь захлопнулась, случилось то, чего так опасался Селес, – трудный пациент все-таки напал на него. Правда, пока исключительно словесно.

– Пришел тут со своими условиями! Приволок непонятно кого! – прошипел он, сверля гостя маленькими свирепыми глазками.

– Я его знаю дольше, чем тебя, – резонно возразил Селес и на всякий случай отодвинулся. – Может, мне лучше уйти?

– Нет! – внезапно заорал Рамар, испугав гостя еще больше. – Раз уж пришел – сиди…

Селес тяжело вздохнул. Впервые за последние три года он получил возможность поговорить с кем-то из неорасы, кроме кораблей и Айи, – и не мог эту возможность использовать, потому что соплеменник вполне соответствовал своему прозвищу. По счастливой случайности два представителя редчайшего вида нашли друг друга, а вот найти общий язык никак не могли. Все это представлялось Селесу довольно печальным, а железные руки с кусачками и вовсе нервировали.

– Ладно, попробуем еще раз, – помолчав, сказал Псих и потер ладонью лысину. – Тебе хоть стихи понравились?

Айа, стараясь даже дышать потише, бочком уселась за длинный белоснежный стол. Залезть на сиденье как обычно, с ногами, она не решилась и сразу почувствовала себя неудобно. То, что в своей индивидуальной вселенной приходится соблюдать какие-то чужие правила приличия, развеселило и немного успокоило ее, и Айа сдержанно фыркнула.

На этот раз она не стала пугаться и орать, и в зеркало тоже не посмотрела. Когда в уютную комнату с огромной кроватью снова зашел человек, лицо которого невозможно было рассмотреть, и снова спросил про завтрак, Айа молча кивнула. Человек вышел, оставив дверь открытой – Айа расценила это как приглашение следовать за ним. Ей все-таки было страшновато, и она схватила со стола тяжелую шкатулку с бренчащим нутром, чтобы отбиваться, если загадочный плод воображения начнет вести себя агрессивно. Но человек даже не оборачивался, а только изредка почесывал спину.

В большой комнате с залепленным снегом окном во всю стену их встретила низенькая пожилая человеческая самка в домашнем халате.

– Хорошо поспала? – заботливо спросила она.

Айа кивнула, напряженно щурясь, – казалось, что за спиной женщины сияет солнце, вызолачивая кудрявые волосы и полностью затемняя лицо. Не получалось рассмотреть ничего, кроме смутного контура носа.

– Вот и славно, – пожилая человеческая самка шагнула вперед и обняла шарахнувшуюся от нее Айю. Та замерла, с отвращением чувствуя, как крепко прижалось к ней мягкое тело, источающее стойкий запах чужого вида. Потом осторожно похлопала женщину по спине, надеясь, что этот дружеский жест успокоит ее и заставит побыстрее отцепиться. Женщина тихо засмеялась и поцеловала Айю в лоб.

Теперь, сидя за столом, Айа думала, что даже специалисты пятидесятого уровня не смогут определить, что именно не так в ее индивидуальном мире. Потому что не так здесь было все, абсолютно все. Люди то и дело посматривали на нее – она чувствовала это, хоть и не видела их глаз, – и явно ждали, когда же она приступит к еде. Но преодолеть естественное отвращение к пище Айе не удавалось. В центре душевной гармонии она требовала бульон исключительно из вредности.

В тарелке перед ней лежало нечто, напоминающее мелко нарезанную солому. Айа подцепила ложкой некоторое количество съедобной субстанции и, зажмурившись, сунула в рот.

– Хорошо бы сегодня… – непонятно к кому обращаясь, начала человеческая самка, но в этот момент Айа, скривившись от отвращения, шумно и далеко выплюнула еду. Люди вздрогнули от неожиданности.

– Не могу… – извиняющимся тоном пробормотала она и торопливо вытерла губы краем скатерти.

– Анна, – укоризненно сказал человек в пижаме, – ты хорошо себя чувствуешь?

– Если вы это мне, то я в полной душевной гармонии, – успокоила его Айа и, подумав, выудила из стоявшей рядом миски большой зеленый лист. – Оно такое же противное?

– Салат свежайший! – Пожилая человеческая самка, кажется, немного обиделась.

Айа осторожно пожевала краешек листа и положила его обратно в миску. Люди еле слышно, но тревожно зашептались. Надеясь их успокоить, она торопливо потянулась к следующей тарелке – в ней оказались какие-то плоды, круглые и красные, с тонкой бархатистой кожицей. Дав себе клятвенное обещание не плеваться, Айа решительно вгрызлась в безымянный фрукт. Кожица лопнула, и во рту растеклась такая неожиданная, восхитительная сладость, что она задрожала от удовольствия. Чавкая и хлюпая, Айа уничтожила фрукт, чуть не подавилась косточкой и потянулась за следующим, потом – еще за одним, потом безуспешно попыталась сунуть в рот сразу два. Люди застыли на месте, удивленно глядя на нее. Она попыталась подтащить к себе всю тарелку, за ней поехала и скатерть, посуда зазвенела, что-то упало на пол.

– Анна, – снова сказал человек, но Айа уже забыла, что именно так ее называют в этой странной вселенной. Она забыла вообще про все. Всхлипывая от удовольствия, она один за другим поглощала чудесные фрукты, существование которых кто-то так долго и коварно от нее скрывал. По лицу текли вперемешку слезы и пахучий красноватый сок. Айа даже не замечала, что прокусывает до крови собственные пальцы, и никак не могла понять, откуда берется этот солоноватый, отдающий железом привкус…

Помимо четырех механических конечностей у Психа была еще и собственная карта в голове. Обычно карты помещали в инфокапсулы и запускали в ментальное поле, а там их уже дорабатывали коллективно, но Рамар составил свою, особенную, и ни с кем не делился. Множество обитаемых миров были скрупулезно нанесены на нее и раскрашены в разные цвета. В основном Вселенная Психа оказалась красной, со всполохами оранжевого и багрового. Изредка попадались зеленые вкрапления, которые с первого взгляда можно было и не заметить. Селес изучал карту, раскрывающуюся в его личном ментальном пространстве, и удивлялся – для того, чтобы одному создать такой точный, масштабный и сложный образ, нужно было держать его в голове постоянно, все помнить и неустанно подновлять те места, которые начинали забываться. Рамар побывал на множестве планет, включая захолустные и малонаселенные, и даже отметился в материнском мире людей, одиноко болтавшемся среди обширных необитаемых просторов. И обо всех этих путешествиях Психу было что рассказать.

Селес взял себе на заметку обязательно запастись сушеной рыбой и посетить одинокого философа.

Тут Селес обнаружил нечто, упорно старавшееся ввинтиться в его личное ментальное пространство вслед за картой. Незваный гость оказался инфокапсулой какой-то странной конструкции. Пока Селес колебался, открывать ее или нет, Рамар тоже заметил настырную капсулу.

Селес послушно вынырнул в окружающую реальность. Псих сидел рядом, подергивая всеми шестью руками. Выражение лица у него было сосредоточенное и злое, глаза двигались под плотно закрытыми веками. Он воевал с инфокапсулой. Селес, воспользовавшись моментом, вытряхнул из головы разноцветную карту, рыбного философа, патологически религиозных масов, бэшианских бессловесных поэтов, левитирующие бомбы левитирующих бицефалов и прочую ерунду. Впрочем, философа он, подумав, все-таки оставил. Селес собирался задать Рамару массу вопросов, но тот сразу сбил нового знакомого с толку своими рассказами и наглядными демонстрациями. И особенно стихами. Рамар постоянно что-нибудь цитировал. Наконец Селес восстановил весь свой воображаемый опросник, а Псих открыл глаза и шумно выдохнул.

– Самонаводящаяся, – объяснил он и сделал паузу, явно ожидая, что Селес заинтересуется инфокапсулой с такими необычными свойствами. Рамар даже весь подобрался, готовясь дать отпор гостю, когда тот накинется на него с расспросами про капсулу. Но Селес твердо решил следовать намеченному плану и зашел с другой стороны:

– Зачем ты… играл с Айей?

Псих развел всеми руками – он подобрал совершенно другие слова, чтобы говорить о совершенно других вещах.

– Черт его знает, – честно признался он. – Весело было. А что с ней такое?

– В смысле?

– Ну, я с ней мало разговаривал, но… Что-то с ней такое… Какая-то она… такая… – Он снова развел руками, что при его количестве конечностей смотрелось очень красноречиво.

– Да… – Селес ненадолго задумался. – Пообщайтесь, может, ты поймешь. Я вот так и не понял…

– Пусть приходит, – обрадовался Рамар.

Селес постучался к Айе в ментальном поле, подождал ответа.

– В мирогенераторе, – ответил за нее корабль.

Селес задумался. До того как Псих показал ему карту, какая-то очень странная вещь не давала Селесу покоя, но теперь, вытесненная новой и бесполезной информацией, она ускользала и только изредка смутно мерцала на самом дне сознания. Когда она вспыхнула в очередной раз, Селес наконец вспомнил и поспешно спросил у Рамара:

– А где твой корабль?

– Корабль? – Рамар прищурился, явно не понимая, почему Селес интересуется настолько незначительными вещами. – Корабль где-то определенно есть… – Он щелкнул пальцами и громко, по-хозяйски скомандовал: – Тарантайка, голос!

Айа лежала на бескрайней кровати, прихватывая одеяло пальцами, морщась и поскуливая. У нее болел живот. Она даже представить себе не могла, что эта часть тела может так противно болеть и булькать.

– Конечно, – уютно рассуждал пристроившийся на краешке кровати человек. – Ты же штук десять съела. И что с тобой такое сегодня?

Человек привычными движениями насыпал в стакан какие-то порошки, взбалтывал их в воде, добавлял капли и снова взбалтывал. Наконец он протянул Айе стакан с мутной жидкостью и полную горсть капсул.

– Давай ты меня как-нибудь потом отравишь? – с подозрением глядя на его руки, предложила она.

– Давай ты потом будешь придуриваться? – в тон ответил человек.

Айа с трудом все проглотила и икнула. Человек удовлетворенно кивнул и погладил ее – не по голове, она успела отпрянуть, а по лежавшим на подушке волосам.

Буря в животе понемногу стала утихать. Айа закинула руки за голову и скептически посмотрела на человека – она уже почти привыкла к его лицу, как будто смазанному чьим-то огромным пальцем.

– Вот скажи мне – что тут не так?

Человек неразборчиво хмыкнул.

– Шиари сказали, что здесь что-то будет не так, и я это увижу, – продолжала Айа. – Они поймут, в чем причина моей дисгармонии, меня вылечат и наконец отпустят… Но ведь не так вообще все!

– Шиари? – почему-то насторожился человек. – Ты видела здесь шиари?

– Не здесь, – Айа в очередной раз ощупала шею и в очередной раз не нашла на ней свищевого отверстия. – Там. Неважно… Ты не любишь шиари?

– Мы это уже обсуждали, – человек снова стал звенеть ампулами на столике.

– Нет, ну должен же в этом быть какой-то смысл, – Айе нравилось рассуждать вслух, при человеке, который был частью ее личной выдуманной вселенной и даже не знал об этом. – Только скрытый. Глубоко. Как думаешь, это связано с антропофобией?

– С чем?

– У меня антропофобия.

– Может, мизантропия? – предположил человек – судя по голосу, он улыбался. – Или социофобия?

– Рыбки, снег, книги на полу… Инфопластик – это же книги, да? Я не могу их прочитать, и даже не потому, что не знаю язык, а потому, что смысл ускользает. Как твое лицо… Странностей уже навалом, правильно? А еще ты зовешь меня Анной, и вообще… Почему я – человек, а?

Мягкая рука озабоченно пощупала ее лоб – на этот раз увернуться она не успела. Человек вздохнул и зарядил ампулу в инъектор. Айа быстро отползла на другой край огромной кровати.

– Там инъекторы, тут инъекторы… – недовольно проворчала она.

– Анна, – человек потянулся к ней. – Давай успокоимся и…

– Я спокойна, как шиари на тридцатом уровне.

– Ладно, я подожду, – и человек, отвернувшись, стал смотреть в окно. В стекло беззвучно бились крупные снежинки. Человек весь обмяк, как неплотно набитое чучело, сгорбился и бессильно опустил руки на колени. И хотя в одной из этих рук все еще поблескивал инъектор, Айе почему-то стало его жалко. Путаясь в одеяле, она приползла обратно.

– Надоели мне эти инъекторы до смерти.

Человек отреагировал неожиданно. Он обнял Айю за плечи и прижал ее голову к своему солидному животу.

– Что ж поделаешь, милая… – тихо сказал он. – Что ж поделаешь…

Сначала Айа попыталась высвободиться, кривясь от бившего в нос чужого запаха. Человек не удерживал ее, просто размеренно гладил по волосам, и вскоре она затихла. В носу щекотало, но уже не от стойкого аромата постороннего вида. Не успев понять, что с ней происходит, Айа заревела. Слезы текли быстро и обильно, как вода, оставляя темные следы на мягком домашнем одеянии человека. Айю так давно никто не жалел – шиари выражали дозированное сочувствие, не посягая на независимость пациента, Селес терпел, корабль понимал и поучал…

– А мне… А мне… – всхлипывала Айа.

Вдруг оказалось, что больше всего на свете ей было нужно, чтобы ее кто-нибудь пожалел, что жалость не унизительна, а необходима, и ей она необходима больше, чем любому другому существу во Вселенной.

Человек укачивал ее, будто детеныша, и тихонько повторял какие-то бессмысленные успокаивающие слова, уютные, как он сам. А Айа плакала и плакала, пытаясь поглубже зарыться лицом в складки его одежды.

Встревоженные корабли кружили в ментальном поле вокруг своего собрата. Тарантайка Рамара оказалась необыкновенно тихой, робкой и взволнованной. Этот корабль явно побаивался своего симбиотического партнера, и то, что происходило сейчас, очевидно, было бунтом.

Увлекшийся перепалкой Рамар не сразу вспомнил о госте, который никак не проявлял себя в ментальном поле, но все еще находился в его каюте. Селес, внимательно выслушавший весь разговор, смотрел на Психа с интересом.

– Так на чем мы…

– Инфокапсулы. – Селеса, похоже, уже не очень пугали механические конечности. – Самонаводящиеся, если не ошибаюсь?

– Допустим… – Псих тоже нехорошо прищурился.

– Покажи.

– Зачем?

– Интересно, – честно признался Селес.

Айа сидела на мраморном бортике маленького бассейна и болтала в воде ногами. Здесь тоже были рыбки. Разноцветные, с роскошными веерами плавников, они смело подплывали к ее ступням и тыкались в них носами. Айа улыбалась. Ей было хорошо.

Пожилая человеческая самка подтащила к бассейну наполненный оранжевыми плодами контейнер и остановилась передохнуть.

– Ты бы помогла, – укоризненно сказала она.

– Разве тут нет всяких специальных роботов?

– Ни одна железка не приблизится к моему саду.

Айа спрыгнула с бортика, схватила контейнер и поставила его на другие, тоже заполненные плодами – красными, желтыми, лиловыми.

– Разбрызгиватель возле лимонов включила?

– Нет, – Айа оглядела растущие вокруг деревца. – Я даже не знаю, кто из них лимоны…

– Пора тебе учиться ухаживать за садом. Когда-нибудь все это будет твоим.

Высоко-высоко под потолком сияли лампы, идеально имитирующие солнечный свет. Журчал фонтанчик в бассейне, шумели разбрызгиватели, среди деревьев, уверенно рассекая крыльями влажный пахучий воздух, пролетали бабочки.

– Я бы хотела, чтобы все это было моим, – призналась Айа. – Очень-очень.

– Дай старикам еще лет… тридцать, – засмеялась женщина.

– Оно будет моим, когда вы умрете? Нет, тогда не надо.

– Все и так твое. Только научись отличать лимоны от слив, пожалуйста.

Пожилая самка повела Айю по дорожке из белого гравия, останавливаясь возле каждого дерева и что-то объясняя. Но Айа ее не слушала – она пыталась поймать хотя бы одну бабочку. Наконец ей это удалось, маленькое перламутровое существо отчаянно забилось у нее в кулаке. Женщина повернулась к Айе, и, хотя ее лица не было видно, Айа чувствовала, что она улыбается.

– Никудышный ты садовник.

– Мама… – вырвалось у Айи.

И время в индивидуальной вселенной как будто остановилось. Замерли бабочки, рыбки, фонтан, застыли снежинки, клубившиеся снаружи, как перья из огромной подушки. Айа вдруг отчетливо, как в зеркале, увидела себя – ту, прежнюю, низкорослую и тощую, с безобразно темнеющими на маленьком плоском теле свищевыми отверстиями. Ту, которая никогда в жизни не произносила и не произнесла бы этого слова. Прежняя Айа смотрела на нее чужими, инопланетными глазами, полными страха.

– Мама…

В кулаке хрустнула раздавленная бабочка. Айа шагнула к человеческой самке, протянула к ней руки, и тут что-то пискнуло, послышался далекий ненужный голос:

– Рекомендовано извлечение.

– Нет…

– Рекомендовано извлечение.

Айа посмотрела вокруг и чуть не задохнулась от мысли, что все это сейчас исчезнет. Она ухватилась одной рукой за гладкий и теплый ствол дерева, другой – за плечо своей матери, зажмурилась и громко, с отчаянной и злой решимостью, повторила:

– Нет!

– Ты точно уверен?

Псих мерил широкими шагами свой каземат и каждый раз, доходя до стены, свирепо ударял в нее кулаком.

– Уверен, – подтвердил Селес и вздрогнул от очередного удара. – Что в капсулах?

– Много всего… – Псих стер пот с блестящей лысины. – Много всего такого, что дисгармонизирует тебя на хрен. – Он внимательно посмотрел на Селеса и зловещим шепотом добавил: – На всю оставшуюся жизнь.

Селесу было сложно припомнить хоть один момент своего существования, который был бы отмечен полной душевной гармонией, но он полагал, что определенного равновесия ему достичь все же удалось. Поэтому нельзя сказать, чтобы перспектива тотальной дисгармонизации его радовала. Но уже проснувшееся любопытство требовало немедленно ознакомиться с содержимым загадочных инфокапсул. А Селес знал, что спорить с любопытством бессмысленно.

– Я и сам могу объяснить, почему я тут сижу, – мрачно сказал Рамар. – Я просто никак не могу понять, кто неправ – я или… все остальное.

– Позволишь все-таки взглянуть на капсулы?

– Да пожалуйста… Мне достаточно их отпустить. Они уже сами к тебе рвутся, почуяли свежие мозги. Только учти – я тебя предупреждал.

– Угу.

– Нет, скажи это.

– Ты меня предупреждал.

– Вот! – Рамар воздел конечности к потолку. – И чтоб потом ни одна сволочь… А, ладно.

Что-то вломилось в личное ментальное пространство Селеса с такой силой, что он еле удержался на ногах. От удара перепутались не только мысли, но и, похоже, воспоминания – Селес отчетливо вспомнил, как три шиарийских года назад он стоял на берегу океана в южном полушарии Средоточия-3 и смотрел, как порхают над водой рыбоптицы…

Псих некоторое время наблюдал, как новый знакомый растерянно озирается по сторонам, потом на всякий случай ткнул себя пальцем в грудь и сообщил:

– Рамар.

– Точно… – Взгляд Селеса прояснился. – Погоди… Ты говорил, у тебя десять капсул. А тут только одна.

– Мало, да? – сочувственно похлопал его по плечу Псих. – Остальные не дам. Это – мое. Мои песики…

Селес решил, что у него начались проблемы с восприятием, но все-таки переспросил:

– Что?

– Рвутся в бой, прыгают, а я их держу… Мои песики… Собаки. Знаешь, что такое собаки?

В дверь постучали. Затем она приоткрылась, и в щель просунулась голова Хагена.

– Ты не закрыл замки! – обрушился на человека Рамар. – Я так и знал!

– Хаген, извини. – Селес подошел поближе. – Мы про тебя не забыли, просто… тут столько…

– Да неважно. – Хаген окинул неолюдей обычным подозрительным взглядом. – Вы сейчас ни с кем не разговариваете?

Селес отрицательно покачал головой.

– А то, что вы слышите, не передается в поле автоматически?

– Мы тебе что, передатчики? – снова начал закипать Псих.

– Не передается, – перебил его Селес. – Хаген, извини, что мы вели двойной разговор. Это было грубо…

– Неважно. Я говорил с Тиинонашт, у нас… то есть у вас… то есть… возникли сложности… – Хаген покосился на Психа.

– Обожаю сложности! – заверил его тот. – Так что говори громче.

– Какие сложности?

Хаген еще раз покосился на Психа, потом на Селеса, потом на потолок.

– Тиинонашт просила об одном – не сообщать ее кораблю. Пока они его не подготовят. Иначе возможна сильнейшая дисгармония.

– Кораблю Айи? Что с ней случилось?

– Да, в общем, ничего страшного… Она отказывается выходить из своей индивидуальной вселенной.

– Во дает! – восторженно хлопнул в ладоши Псих. – Я из своей готов был драпать, сверкая индивидуальными пятками.

– Так пусть шиари достанут ее сами. – Селес, уже начавший волноваться, вздохнул с облегчением. – Пусть разбудят ее, это же просто сон, галлюцинация.

– А вот тут и начинаются сложности…