Глава 43

Вивьен Уокер Мойс. Индиэн Маунд, Миссисипи. Июнь, 2013

Однажды ночью – примерно через неделю после визита Матильды – я снова бродила по темному дому, прислушиваясь к тому, как еле слышно вздыхают старые балки, как тихонечко гудят от напряжения поддерживающие крышу стропила и поскрипывают под ногой рассохшиеся за десятилетия половицы. В детстве я думала, что они рассохлись и покоробились из-за воды, которая ворвалась в дом во время Большого наводнения, сама же катастрофа представлялось мне чем-то вроде кропления святой водой, которое должно было защитить дом от всех грядущих напастей. И беды действительно обходили его стороной, по крайней мере, до тех пор, пока на нашем заднем дворе не показался из-под земли скелет.

Чаще всего во время своих ночных странствий я размышляла о том, что́ рассказала мне Матильда. Я думала об Аделаиде, о том, что она была любима и любила сама, что она была доброй и сердечной, что у нее не было врагов, которые могли бы желать ей смерти. Но как в таком случае объяснить тот факт, что все считали Аделаиду утонувшей, тогда как на самом деле ее тело было закопано на ее собственном заднем дворе, где и пролежало в безвестности почти восемь десятилетий?.. То и дело перед моим мысленным взором вставало лицо, которое я видела на свадебной фотографии в газете. Глаза Аделаиды – как и глаза Бутси на старом студийном портрете – как будто безмолвно спрашивали о чем-то, и я догадывалась, что это за вопрос. Я только не была уверена, что мне хочется знать на него ответ. Что, если, докопавшись в конце концов до истины, я тем самым разрушу стройную картину семейного прошлого, за которую мы все так упрямо цеплялись и которой так дорожили? Что, если мои настойчивые поиски способны лишь развеять по ветру все представления о том, какими были наши предки – женщины из рода Уокеров? Что мне тогда делать? Как жить? Чем оправдаться?

Еще я думала о Саре Бет – подруге Аделаиды и матери дяди Эммета. Как заметил Томми, когда Сара Бет вышла замуж за кузена Аделаиды, она была беременна. В те времена подобные вещи были чреваты скандалом, но если судить по газетам, в данном случае все прошло тихо и гладко.

Газеты, кстати, я вернула, но не все, и даже взяла из архива еще несколько номеров, когда миссис Шипли отвернулась. Я обязательно их отдам, но не сейчас. Еще я решила оставить у себя фото Бутси: мне казалось, что его место вовсе не в архиве городской библиотеки, а в старом семейном альбоме, из которого оно было взято много лет назад. И, конечно, я не торопилась возвращать газету со свадебной фотографией, на которой Аделаида была запечатлена рядом с Сарой Бет. Что связывало этих женщин? Какие тайны? Какие секреты они хранили?

Вот и лестница на чердак. Я так и не поднялась туда, хотя давно собиралась поискать среди сваленного на чердаке хлама вторую половинку кольца. Трипп обещал мне помочь, однако после того, как он привез к нам Матильду, я его почти не видела. Он, правда, несколько раз звонил, но я не брала трубку, и все его вызовы попадали на «голосовую почту». Сообщения я не переслушивала. Зачем?.. Я и так знала, что там ничего нет: Триппу просто хотелось поболтать, но мне было нечего ему сказать. Никаких особых планов у меня не было, к тому же я боялась, что чувства, которые я к нему испытывала, могут оказаться не столь невинными, как мне некогда казалось. Однажды я уже сделала ему больно, и мне не хотелось, чтобы это повторилось еще раз.

Что касалось чердака, то… В принципе, с поисками можно было и не торопиться. Допустим, я найду кольцо, рассуждала я, но разве находка поможет мне узнать, кто и при каких обстоятельствах снял его с пальца Бутси? Я не исключала, что она могла его просто потерять, и теперь оно навеки погребено где-нибудь в саду, под слоем земли, или на дне озера. А может, его случайно засосали в пылесос, а потом выкинули вместе с мусором…

Вдоволь набродившись по дому, я вышла в сад. Тонкий серп молодого месяца висел в небе под таким углом, что был похож на вопросительный знак. Казалось, он задает мне вопрос и лукаво улыбается, ожидая ответа. Все посаженные Кло растения благоденствовали – скоро нужно будет собирать первый урожай, иначе стручки станут такими большими и тяжелыми, что повалят стебли. Труднее всего, пожалуй, будет уговорить Кло все это съесть, особенно если потушить лимскую фасоль со шпиком. Кора, правда, говорила, что знает, как приготовить здоровую пищу даже из фасоли – у нее, мол, есть пара неплохих рецептов. Я уже успела оценить кулинарные таланты Коры и не сомневалась, что скоро мы все будем с аппетитом уплетать вкуснейшие фасолевые супы и салаты.

Впрочем, времени еще достаточно, думала я, пожалуй, мы успеем посадить еще какие-нибудь летние овощи и даже вырастить несколько цветов для пустующих подвесных горшков. Замечтавшись, я попыталась прикинуть, что́ мы станем сажать осенью, но потом мне пришло в голову, что осенью меня, возможно, здесь не будет, а Кло не будет точно.

Что я буду делать дальше, я даже не загадывала, словно предыдущие девять лет бессмысленного существования, движения по инерции лишили меня всякой живости и жизни, отняли всякую способность чего-то желать, к чему-то стремиться. Даже строить планы я теперь не могла. Кажется, в последний раз я занималась чем-то подобным во время своей досрочно оборвавшейся беременности. За все годы это был единственный период, когда я действительно строила планы, мечтала, пытаясь представить себе будущее своего ребенка, размышляла о браке и семье, которую мне хотелось бы иметь. Но после выкидыша я снова опустила руки. Теперь я как будто поднималась по движущемуся вниз эскалатору: вроде что-то делаешь, напрягаешь силы, но на самом деле просто перебираешь ногами на месте. Ну и «пилюли счастья» тоже, конечно, сделали свое дело.

В мастерской Томми горел свет, и я представила, как он склоняется над изящными часами на синем эмалевом браслете и чуткими руками вынимает из корпуса одну крошечную детальку за другой. Мне всегда нравилось терпение брата, его способность никуда не спешить, чтобы сделать все как следует. В поле он тоже был таким: Томми всегда дожидался самого подходящего момента, чтобы начать сев, хотя все соседи давно всё посадили и уже потирали руки в ожидании отличного урожая. Но терпение приносило свои плоды, и лучший урожай всегда оказывался у Томми. Оно помогало ему буквально во всем, за исключением разве что личной жизни. Сколько раз брат говорил мне, что рано или поздно наша мать обязательно вернется, вернется насовсем, и терпение его не подвело: Кэрол-Линн действительно вернулась.

Зазвонил мой телефон. Резкий электронный сигнал казался неуместным в спящем саду, и я пожалела, что взяла мобильник с собой – пусть даже только для того, чтобы следить за временем. Отправляясь на ночную прогулку по дому, я твердо пообещала себе, что лягу не позднее трех, словно таким образом могла обмануть собственное тело и убедить его в том, что в пять минут четвертого оно должно спать. Уловка была старая и примитивная, но иногда – очень редко – она все же срабатывала.

На экранчике телефона высветилось имя Марка, и я почувствовала, как по моей спине пробежал озноб. Впрочем, я знала, что это он, еще когда раздался самый первый звонок. Никто другой не стал бы звонить мне посреди ночи.

– Привет, Марк, – сказала я в телефон. Говорила я в полный голос, поскольку успела отойти от дома достаточно далеко, да и гудение установленных в комнатах кондиционеров заглушало любые доносящиеся с улицы звуки.

Его голос показался мне на удивление жизнерадостным, почти счастливым (вот не думала, что когда-нибудь мне придет в голову использовать эти два слова в отношении бывшего мужа!). Кроме того, у меня сложилось впечатление, что он давно проснулся или, напротив, еще не ложился, и первые же его слова подтвердили мою догадку.

– Добрый вечер, Вивьен, – сказал Марк бодро. На заднем плане я расслышала что-то похожее на объявление, которые делают на вокзале или в аэропорту. Рейс туда-то отправляется во столько-то…

– Ты где? – поинтересовалась я.

– Странно, что ты спросила… Собственно, я по этому поводу и звоню. Дело в том, что мы решили прервать наш медовый месяц. То есть это Тиффани решила… Она соскучилась по дому и хочет как можно скорее вернуться в Штаты, чтобы начать вить гнездо.

– Вить гнездо? – переспросила я, и Марк глупо захихикал.

– Ну обставлять дом, покупать нужные вещи и всякое такое. Видишь ли, Тиффани ждет ребенка. Мы ждем!..

Я почувствовала, как мое сердце пропустило удар.

– Твоя подружка беременна? – спросила я напрямик, желая убедиться, что не ослышалась.

– Ну да! Я буду отцом, представляешь?! – сказал Марк, и я поняла, что идиотски-счастливые интонации в его голосе мне не почудились.

– Ты уже отец, Марк, и у тебя есть дочь. Или ты забыл?..

Марк даже не стал притворяться, будто смущен своим промахом.

– Ну это будет первый желанный ребенок, – заявил он. – Вообще-то, мы с самого начала, гм-м… работали в этом направлении. Я просто не ожидал, что все получится так быстро.

Сжав кулак, я наугад взмахнула рукой, мечтая о том, чтобы Марк оказался рядом и я могла выместить на нем всю свою горечь и разочарование. Багровая пелена застилала мне глаза, а внутри стремительно разрасталась пустота, которую мне было нечем заполнить.

Моя рука задела одно из зеленых кресел, и я, не глядя, упала на сиденье.

– О’кей, – проговорила я в телефон. Ничего другого мне просто не пришло в голову. Да и что я могла сказать? «Замечательно!»?.. «Поздравляю!»?.. С моей точки зрения, говорить подобное было все равно что разбрасывать конфетти на похоронах.

– О’кей?.. – озадаченно переспросил Марк. – Это все, что ты можешь сказать?

Я посмотрела на небо, на вопросительный знак луны, и ответила чистую правду:

– Да, Марк, это все, что я могу сказать, потому что когда-то я тоже мечтала, чтобы у нас с тобой был ребенок. А еще у тебя есть двенадцатилетняя дочь, которой совершенно незачем знать, что ты ее не хотел.

Телефонный аппарат донес до меня протяжный вздох.

– Ну да, ну да… Я вижу, теперь ты решила, будто можешь критиковать мои отцовские качества… Кем ты себя вообразила? Претенденткой на звание «лучшая мать года»? И это ты – ты с твоими закидонами и с твоей лекарственной зависимостью! С чего ты вообще взяла, будто можешь быть матерью, я имею в виду – хорошей матерью?.. Что заставило тебя прийти к такому… странному выводу?

«То, что я вернулась домой…» Эта мысль пришла ко мне вместе с дыханием ночного ветерка, который пронесся над полями и болотами, над кипарисами и над старой усадьбой и ворвался в спящий сад. Теплый и ласковый, он напомнил мне, как в такую же ночь я и Кло сидели на индейском кургане, глядя на звезды и слушая музыку земли, – и как много лет назад я сидела на том же кургане со своей матерью, и она держала мою руку в своей и читала молитву, слов которой я не разбирала. Тогда не разбирала…

– Я не знаю, могу ли я быть хорошей матерью, Марк, но я стараюсь. Твои таблетки я не принимаю с тех самых пор, когда ты сказал, что я должна отказаться от этой привычки, если хочу оставить Кло у себя. – Мой голос слегка дрожал, но я надеялась, что Марк этого не заметит.

– Не говори ерунды! Кло была нужна тебе только для того, чтобы досадить мне – показать мне, какой я плохой отец. Ты всегда была изрядной стервой, Вивьен!

Мне очень хотелось размахнуться и зашвырнуть телефон как можно дальше. Наверное, я бы так и поступила, если бы это означало, что мне больше никогда не придется разговаривать с этим надутым ничтожеством – моим бывшим мужем. Вместе с тем я знала, что телефон мне нужен, чтобы сдвинуть с мертвой точки ситуацию, в которой мы все завязли, как мухи в патоке. Я должна была сделать решительный шаг, и мне казалось, что сейчас – самый подходящий для этого момент.

Я набрала в грудь побольше воздуха и прикрыла глаза, пытаясь припомнить все, чему меня учили на курсах актерского мастерства. Я записалась на них после того, как попрощалась с мечтой стать тележурналисткой. Как раз тогда я встретила Марка, и он сказал, что, по его мнению, мне стоит попробовать себя в кино.

– Извини, Марк, – проговорила я со всей искренностью, на которую была способна. – Конечно, ты прав: Кло была нужна мне только затем, чтобы заставить тебя сердиться. Я знаю, что поступила неправильно, но… Если бы ты разрешил Кло…

Договорить я не успела – Марк меня перебил:

– Больше не могу разговаривать: только что объявили посадку в первый класс. Сейчас мы летим в Атланту; там мы заночуем, а на следующий день вылетим к вам в Миссисипи рейсом местной авиакомпании. Постарайся, чтобы к нашему приезду Кло была готова.

С трудом сдерживая подступающую к горлу панику, я заставила себя говорить спокойно:

– Но именно насчет Кло я хотела с тобой…

– Все, я побежал. Я пришлю СМС, когда буду знать, во сколько мы приземлимся у вас.

– Я хотела сказать…

Но Марк уже дал отбой. Прислушиваясь к тишине в трубке, я пыталась вспомнить, был ли Марк таким, когда мы только встречались. Скорее всего – нет, потому что тогда бы я за него никогда не вышла. Но я вышла… И что бы там ни говорил Трипп насчет того, что прошлое человека отнюдь не высечено в камне, мое прошлое точно было!.. Я неудачно вышла замуж, и шрамы, который оставил на моей душе этот брак, до сих пор не прошли и никогда не пройдут.

Я нажала на кнопку «отбой», хотя разговор давно закончился, и увидела фотографию, которую я поставила вместо обоев на экран мобильника. На снимке были запечатлены Кло и безымянный белый пес посреди еще пустого хлопкового поля. Эту фотографию Томми сделал, когда брал девочку с собой. Переслав фото мне, он приписал: «Она всегда задает так много вопросов?» Читая эти слова, я едва не рассмеялась, поскольку еще совсем недавно Кло была настолько неразговорчива и замкнута, что за день могла произнести не больше десятка слов. Когда Томми привез ее домой, я спросила, как прошел день, и она ответила: «Прикольно». Это могло означать все что угодно, и только потом брат сообщил мне «по секрету», что Кло была в восторге и назвала этот день одним из лучших в своей жизни.

Снимок немного побледнел, потом экран отключился вовсе, а я снова припомнила слова Триппа, мол, ничье прошлое не высечено в камне. Да, я неудачно вышла замуж, но ведь только благодаря этому шагу в мою жизнь вошла Кло – самолюбивая, замкнутая, одинокая, заботливая, очаровательная и наивная Кло. Все это вместе взятое и заставило меня ее полюбить. Быть может, именно это имел в виду Трипп: любую совершенную тобой ошибку можно если не исправить, то искупить?

Какой-то странный звук, похожий на сопение достаточно крупного животного, заставил меня вскинуть голову. Оглядываясь по сторонам, я гадала, какой зверь мог пробраться в сад, и уже готовилась вскочить на сиденье садового кресла, когда звук повторился. Сейчас он был больше похож на стон, и я поняла, что это человек. Сердце мое подпрыгнуло в груди, когда в дальнем углу сада я увидела Кло. Точнее, сначала я увидела белого пса, который вышел у нее из-за спины, и только потом разглядела в темноте силуэт девочки. Будь Кло в не по размеру большой белой ночнушке, в которой она спала в первые дни, я бы давно ее заметила, но сейчас на ней была новая темно-синяя ночная рубашка с портретом Джастина Бибера, которую мы купили в универмаге вместе с остальными вещами. Рубашка сливалась с темнотой, и разглядеть в ней Кло было почти невозможно.

– Кло!.. – Я медленно двинулась к ней, стараясь не наступить на высаженные на грядках растения. – Что ты здесь делаешь?

– Оставь… меня… в покое! – проговорила она в перерывах между рыданиями.

Только сейчас до меня дошло, что девочка слышала мой разговор с ее отцом. Точнее, не весь разговор, а только то, что говорила я. Поняла я и то, что́ девочка делала в саду ночью. Она пришла проведать своих «деток», проследить, чтобы им не было страшно, а если понадобится – прогнать оленей и кроликов и даже страшную «дикую свинью». Я рассказывала Кло, что и сама поступала так в далеком детстве, когда ломалась садовая калитка: я приходила сюда и сидела со своими «детками», как я называла томаты и фасоль, до самого утра. Когда Кло услышала, как я называла «самые обыкновенные кусты», она долго смеялась, а теперь сама пришла охранять посадки, которые стали ей почти так же близки, как близко́ матери ее дитя.

– Кло, дорогая, ты все не так поняла. То, что ты слышала… – Я мысленно представила все, что я наговорила, и, поморщившись от досады, попробовала еще раз: – Твой отец едет за тобой, – сказала я. – Я хотела попросить его, чтобы он разрешил тебе остаться по крайней мере до тех пор, пока не начнутся занятия в школе. Ну а потом… потом ты могла бы приезжать каждые каникулы и праздники.

– Врешь! Ты совсем не то говорила! – Кло отшатнулась от меня и наступила ногой на грядку – прямо на нежные, тонкие ростки фасоли. – Я тебе не нужна! Ты оставила меня здесь, только чтобы сделать плохо папе!

– Нет, Кло, все не так! Позволь мне объяснить!..

Но она уже бросилась к дому. Белый пес припустил следом. В свете неяркой лампочки над кухонным крыльцом я видела, как Кло на мгновение задержалась, чтобы вытереть ноги о половик. И я, и Кэрол-Линн делали это не задумываясь, так нас приучила Бутси, но сейчас точно так же поступила и Кло – и этого хватило, чтобы мое сердце разлетелось на тысячу кусков.

Я поспешила за девочкой и почти догнала ее наверху, но она успела вбежать в свою комнату и захлопнуть дверь прямо перед моим носом. Я негромко постучала, зовя ее по имени, но ответом мне были лишь сдавленные рыдания. Тогда я опустилась на пол прямо в коридоре и просидела там до самого утра, когда первые лучи солнца беззвучно проникли в окна и медленно поползли по старым деревянным половицам.

* * *

Кло не выходила из комнаты весь следующий день, но я слышала, как она хлопает ящиками комода и сердито топает, шагая от шкафа к кровати и обратно. Когда сверху донесся гулкий глухой удар, от которого зазвенел в буфете фамильный хрусталь, я не выдержала и взбежала на второй этаж. В коридоре напротив двери спальни Кло стоял полностью собранный чемодан, но дверь по-прежнему была закрыта.

В течение дня я еще несколько раз поднималась наверх, чтобы постучать в дверь.

– Кло, открой, пожалуйста! Нам надо поговорить! – повторяла я как заведенная, но после третьей попытки девочка просунула под дверь лист бумаги, на котором черной помадой было написано: «УХОДИ!!!»

Кора и Кэрол-Линн следили за мной с нескрываемым беспокойством. К счастью, они ничего не говорили, и только мать время от времени самым светским тоном осведомлялась, кто это так шумит наверху. В конце концов я не выдержала, поднялась к себе и тоже закрылась в спальне. Сорваться и накричать на мать было гораздо проще, чем обвинять во всем себя.

Каждый раз, когда мы садились обедать или пить чай, Кора относила наверх поднос с едой. Она оставляла его на столике напротив двери, но девочка не выходила из комнаты, и поднос возвращался на кухню нетронутым. Дверь ее спальни отворилась только раз – когда я оставила в коридоре миску с водой и миску с собачьим кормом. Кло выпустила пса, чтобы он мог погулять на улице. Признаюсь честно, я пыталась удержать пса внизу, чтобы хоть таким образом выманить Кло, но после прогулки он сразу бросился наверх и принялся царапать лапами дверь, пока девочка его не впустила.

Вечером Кора уложила Кэрол-Линн спать и ушла домой, а я снова отправилась бродить по дому, зная, что сегодня мне все равно не уснуть. Шаги и шорохи, доносившиеся из спальни Кло, прекратились, и я решила воспользоваться запасным ключом, о существовании которого девочка не подозревала, чтобы хоть одним глазком посмотреть, что она делает. Кло лежала на разобранной кровати в своей прежней одежде (включая высокие солдатские ботинки) и спала. Она не поленилась даже накрасить глаза, но от слез тушь расплылась и потекла, и ее лицо казалось покрытым синяками. Белый пес спал рядом, положив голову на подушку; при моем появлении он лишь слегка приоткрыл глаза и дважды шевельнул хвостом, и я машинально подумала, что нам нужно как-то его назвать, прежде чем Кло уедет. Впрочем, почти сразу мне пришло в голову, что в этом, скорее всего, нет никакого смысла, поскольку ни девочки, ни меня скоро здесь не будет, и ухаживать за псом будет некому.

Я довольно долго смотрела на спящую Кло, потом беззвучно выбралась из комнаты и снова заперла за собой дверь.

Полночь застала меня стоящей посреди кухни. Чувствовала я себя примерно так же, как моя мать, – во всяком случае, войдя в комнату, она, бывало, так же растерянно оглядывалась, словно гадая, куда она попала и что ей здесь понадобилось. Пожалуй, впервые в жизни я так близко подошла к тому, чтобы если не посочувствовать Кэрол-Линн, то, по крайней мере, понять ее состояние. Все-таки это нелегко – постоянно ощущать себя так, словно волшебный ураган забросил тебя в чужую, незнакомую обстановку или, еще хуже – в чужую жизнь.

Зазвонил мой мобильник, и я посмотрела на экран.

Трипп.

Сначала я не хотела отвечать, не хотела, чтобы он стал свидетелем еще одного моего феерического фиаско, но привычка взяла верх, и я нажала кнопку приема.

– Вив? Это ты? Я тебя не слышу!..

Не сразу я сообразила, что, приняв вызов, я не сказала обычного «алло» или «слушаю».

– Привет, Трипп. Я просто… задумалась. Откуда ты знаешь, что я не сплю?

– Томми только что звонил, он сказал, что в доме горит свет. А еще он сказал, что тебе сейчас очень плохо.

– Да нет, в общем-то. Все более или менее… – солгала я.

Трипп промолчал.

– Ты что-то хотел?.. – спросила я, надеясь, что он не расслышит, не поймет, что я каждую секунду готова разрыдаться.

– Я сейчас приеду, – заявил Трипп и сразу же повесил трубку. Я даже не успела сказать ему, чтобы он не приезжал и что это не его дело.

Когда он подъехал, я сидела на диване-качелях на парадном крыльце и сжимала в руках телефон. Не говоря ни слова, Трипп сел рядом и принялся слегка раскачивать нас обоих, отталкиваясь от пола каблуками своих ковбойских ботинок.

– Ну и что ты собираешься делать? – спросил он наконец.

– Ничего, – ответила я честно.

– Почему?

– Я все равно ничего не могу. Завтра приедет Марк и заберет ее, а я не могу ему помешать.

Трипп молча раскачивал качели.

– Я действительно ничего не могу, Трипп! Формально он – отец, а я… я никто. Да и Кло, я думаю, не захочет, чтобы я что-то делала. Я… – Проглотив вставший в горле комок, я рассказала ему о ночном разговоре с Марком, который подслушала Кло.

И снова Трипп долго молчал.

– Да, это действительно проблема, – изрек он наконец. – Но я уверен, что ты ее решишь. Ты всегда умела разобраться с самыми сложными проблемами, разберешься и теперь… – Он обнял меня за плечи. – А сейчас тебе нужно попытаться хотя бы немного поспать. Насколько я знаю твоего бывшего мужа, завтра тебе понадобятся силы. – Трипп лукаво посмотрел на меня. – Знаешь, если не можешь заснуть в постели, можно попытаться уснуть сидя, нужно только на что-нибудь облокотиться. – Он похлопал себя ладонью по плечу. – Попробуешь?..

И я попробовала. Его плечо было твердым и совсем не напоминало подушку, зато оно оказалось надежным и теплым, дарящим комфорт и отдохновение, и не успела я прижаться к нему щекой, как мои глаза начали закрываться сами собой.

– Ну как, порядок? – негромко спросил он.

– У-м-м-м… – отозвалась я и завозилась, пытаясь устроиться поудобнее. – Слушай, Трипп, давно хотела спросить – почему ты так добр ко мне? – Язык еле ворочался у меня во рту, слова звучали невнятно, а может, мне только показалось, что я произнесла их вслух, потому что я уже наполовину спала.

– Потому что я люблю тебя. И всегда любил.

Но эти слова я услышала уже во сне, поэтому ничего на них не ответила.

* * *

Я проснулась на диванчике в гостиной. Кто-то укрыл меня одеялом и подсунул под голову диванную подушку. С кухни доносился запах жарящейся яичницы с беконом.

Я резко села и принялась шарить вокруг в поисках мобильника, чтобы посмотреть время. Только потом я вспомнила, что – кажется – оставила его на полке в ванной комнате. Отшвырнув одеяло, я бросилась в кухню, чтобы взглянуть на часы на старой микроволновке.

За кухонным столом сидели Трипп и Кэрол-Линн и завтракали.

Моргая, точно сова, я уставилась на зеленые цифры. Каким-то образом я проспала до девяти утра.

Трипп поднялся и придвинул мне стул, а сам взял с буфета чашку и налил кофе. Поставив ее передо мной, он сказал:

– Мне кажется, сейчас тебе необходимо именно это.

Я с признательностью кивнула.

– Кло уже встала? Нам скоро выезжать в… в а-аэ-ропорт. – На последнем слове я споткнулась и попыталась скрыть замешательство, отхлебнув из чашки, но кофе оказался таким горячим, что я едва не ошпарилась.

Трипп кивнул.

– Кло встала и уже сидит на парадном крыльце вместе со своим чемоданом.

– Так, понятно… – Заметив на буфете «Журнал наблюдений», я взяла его и вышла на веранду. Кло сидела на ступеньках крыльца, чемодан стоял перед ней на дорожке. Выглядела она почти так же, как и месяц назад, когда я приехала забирать ее из аэропорта Джексона, и только ее обида на весь мир стала еще глубже. Было время, когда мне казалось, что я сумею это изменить, но, увы, я снова потерпела неудачу. Облажалась, говоря языком Кло.

Я села на ступеньку рядом с девочкой. Кло не отодвинулась, но и не дала понять, будто заметила мое присутствие.

– Я буду хорошо заботиться о твоих растениях, – начала я. – А насчет собаки… Я решила, что оставлю пса здесь, но это значит, что нам нужно придумать для него подходящее имя.

Кло продолжала пристально вглядываться в дальний конец подъездной аллеи, словно пытаясь силой мысли ускорить прибытие такси, которое увезет ее отсюда.

– Может быть, назовем твоего пса Снежок Второй – в честь собаки, которая когда-то была у Томми? – предложила я. – Ты не против?

Кло снова не ответила, только слегка сощурила глаза и посмотрела на яркое утреннее солнце.

И снова мне захотелось объяснить ей, что она совершенно неправильно истолковала мои услышанные в саду слова, но я знала, что все бесполезно. Кло мне просто не поверит – не поверит, даже если выслушает до конца, что тоже вызывало у меня изрядные сомнения. Мой опыт общения с детьми был крайне мал, однако главное я усвоила: дети учатся, глядя на поступки взрослых, а не на их слова. Вот почему мои попытки объясниться были, скорее всего, обречены.

В конце аллеи показалось облако пыли, поднятое приближающимся автомобилем. Еще через мгновение сверкающий лимузин, вынырнув из тени между деревьями, плавно выкатился на кольцевую дорожку перед крыльцом и остановился сразу за пикапом Триппа.

– Кто это? – спросила я, чувствуя, что мне стало трудно дышать.

– Мой отец, – ответила Кло. – Я сказала ему, что не хочу сидеть с вами в одной машине два часа подряд, и он сказал, что сам приедет за мной.

Я кивнула, стараясь спрятать подступившие к глазам слезы. Честно говоря, я очень рассчитывала на эти два часа, надеясь, что хотя бы по пути в аэропорт мне удастся объяснить Кло хоть что-нибудь. Сказать, как мне хочется, чтобы она осталась. Что мое сердце просто разорвется, если она не пообещает приехать еще раз. Что я наделала ошибок, которые должна исправить. Я хотела сказать ей и это, и многое другое, но теперь все мои надежды рухнули.

Когда лимузин затормозил, дверь дома отворилась, и на веранду вышли моя мать и Трипп. Остановившись за моей спиной, они смотрели, как водитель, очевидно, предчувствуя, что придется какое-то время ждать, опустил в кабине окна и только потом отворил заднюю дверцу. Первым из салона показался Марк. Он обошел машину, открыл вторую дверцу и помог выбраться наружу молодой женщине, которая сразу же напомнила мне ожившую куклу Барби. На женщине были большие солнечные очки в розовой оправе, которая резко выделялась на фоне загорелой кожи, и шелковый платок на светлых волосах. Очевидно, это и была Тиффани. Выглядела она ненамного старше Кло.

– Привет, Кло! – Марк шагнул к дочери, которая поднялась ему навстречу, и небрежно обнял.

– Привет, Кло! – повторила «кукла Барби», заученно улыбаясь тщательно накрашенными губами.

Водитель лимузина подхватил чемодан девочки и понес к машине, а Марк повернулся ко мне:

– Привет, Вивьен… – Он окинул меня профессиональным взглядом пластического хирурга. – Похоже, тебе не повредит пара подтяжек.

Позади меня раздались тяжелые шаги, и на мгновение я испугалась, что сейчас Трипп ударит Марка в челюсть, но он лишь протянул руку для пожатия.

– Привет, Марк. Я – Трипп Монтгомери. Рад наконец-то встретиться с вами лицом к лицу.

Марк машинально пожал протянутую руку и тут же нахмурился.

– Постойте-постойте… Значит, вы и есть тот самый Трипп Монтгомери, который вместе с анализами слал мне свои дурацкие… свои сопроводительные записки?

– Он самый. Я ведь как думал?.. Вам небось любопытно будет узнать кой-какие подробности сверх того, что написано в этих самых анализах, вот я и постарался… – Трипп широко ухмыльнулся, и я была вынуждена признать: в эти минуты он выглядел как самый настоящий неотесанный мужлан, который по непонятной прихоти судьбы сумел сохранить в приличном виде все свои зубы.

– Добро пожаловать… – Кэрол-Линн в костюме а-ля Джеки Онассис спускалась по ступенькам, жестом гостеприимной хозяйки разводя руки в стороны. – Не желаете ли пройти в дом и выпить чего-нибудь прохладительного с дороги?

Снежок Второй, который, предчувствуя скорую разлуку, все это время молча сидел под крыльцом, выполз наружу и зарычал на Марка. Увидев его, Тиффани машинально прикрыла ладонями живот, который еще даже не начал округляться, и юркнула обратно в лимузин.

– Уберите эту дворнягу от меня и от моей жены! – сердито сказал Марк, а я подумала, что о дочери он не упомянул. Хорошо бы Кло ничего не заметила.

– Это моя собака, – сказала Кло. – Его зовут Снежок Второй. Давай возьмем его с собой, можно?..

Снежок продолжал рычать и скалить зубы, и Триппу пришлось спуститься с крыльца и взять его за ошейник.

– Никаких собак! – отрезал Марк. – Что это ты выдумала?

– Что же вы стоите, проходите! – воскликнула Кэрол-Линн, словно это был обычный прием, а она – радушной хозяйкой, которая вышла встречать гостей на крыльце.

Марк посмотрел на нее так, словно попал в цирк-шапито, и сложил ладони перед собой.

– Где твои вещи, Кло? Уже в машине?.. Отлично! Садись скорее, быть может, мы еще успеем на ранний рейс.

Кло пошла было к лимузину, но вдруг повернулась и почти бегом вернулась назад. Я непроизвольно шагнула ей навстречу и только потом сообразила, что девочка хочет обнять не меня, а Кэрол-Линн.

– Ты уезжаешь, Джо-Эллен? Когда ты вернешься? Скоро?

– Не знаю. Не думаю… – Голос Кло дрожал от слез. – Спасибо… Спасибо, что научили меня делать «французскую косу»!

– Не за что, дорогуша, – ответила моя мать так непринужденно, словно и в самом деле помнила, как учила Кло заплетать волосы. Или как она учила тому же меня, когда мне было двенадцать.

– Кло!.. – Я сделала еще один шаг вперед, но девочка не обратила на меня внимания. Неуверенно улыбнувшись Триппу, она наконец забралась в лимузин.

– Отличная работа, Вивьен, – вполголоса заметил Марк. – Бедняжка не в силах вынести в твоем обществе и двух месяцев.

Я открыла рот, собираясь сказать ему что-нибудь этакое. Например, то, что он потратил два часа на дорогу до Индиэн Маунд вовсе не потому, что об этом просила его дочь, а потому, что ему хотелось выставить меня в дурном свете, но промолчала. Все это уже не имело значения. Марк победил.

– Если тебе понадобится новый рецепт на эти твои таблетки, – сказал мой бывший муж, – дай мне знать. Я распоряжусь, чтобы его переслали из моего офиса в ближайшую аптеку… Если, конечно, в вашей глуши вообще есть аптеки.

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы дышать глубоко и ровно, иначе я могла бы грохнуться в обморок прямо перед крыльцом, но не слова Марка были тому причиной. Просто я увидела, что Кло с равнодушным видом отвернулась от окна.

– Ну что? – негромко проговорил у меня над ухом Трипп. – Ты так и дашь ей уехать?

Дышать… дышать… Водитель лимузина запустил мотор и со скрежетом воткнул передачу.

– Стойте! – закричала я. – Кло забыла свой «Журнал наблюдений»! – Я бросилась к крыльцу, схватила тетрадку, потом метнулась к автомобилю и просунула в приоткрытое окно.

Кло снова отвернулась.

– В Калифорнии он мне не понадобится. У меня все равно нет огорода.

Я опустила голову, чтобы она не видела, как я плачу. Лимузин рванулся вперед. Мой взгляд упал на пальцы, в которых я сжимала ненужный «Журнал», на подаренное мне Кло кольцо из проволоки и бусин, которое я по-прежнему носила не снимая, хотя кожа под ним позеленела. Мне хотелось, чтобы Кло знала, что́ я чувствую, но, быть может, просто носить кольцо было недостаточно.

– Кло! – закричала я, бросаясь вслед за удаляющимся лимузином. Окно со стороны девочки все еще было открыто, и это была моя последняя надежда, мой последний шанс докричаться до нее. – Я люблю тебя, Кло! Ты моя дочь, и я тебя люблю! И буду любить всегда…

Но лимузин был уже слишком далеко, и я остановилась. Я смотрела ему вслед, пока он не свернул с подъездной аллеи на шоссе, и все это время мне мерещилось, что Кло тоже глядит на меня в заднее стекло.