Глава 45

Крах советника уголовной полиции Цотта

Письмо начальника участка действительно было адресовано господину советнику уголовной полиции Цотту, государственная тайная полиция, Берлин. Однако отсюда не воспоследовало, что означенное письмо доставили непосредственно советнику Цотту. Попало оно не к нему, а к его начальнику, обергруппенфюреру СС Праллю, который с этим письмом в руках вошел в кабинет Цотта.

– В чем дело, господин советник? – спросил Пралль. – Снова открытка Домового, а к ней пришпилена записка: согласно телефонному распоряжению гестапо в лице советника уголовной полиции Цотта, арестованные отпущены. Какие такие арестованные? Почему мне не доложили?

Советник искоса сквозь очки посмотрел на начальника:

– Ах, это! Да, теперь припоминаю. Позавчера или еще днем раньше. Точно, в воскресенье. Между шестью и семью часами, то есть я хотел сказать, между восемнадцатью и девятнадцатью, господин обергруппенфюрер.

И, гордый своей отличной памятью, он взглянул на обергруппенфюрера.

– А что произошло в воскресенье между восемнадцатью и девятнадцатью часами? О каких арестованных идет речь? И почему их отпустили? И почему не доложили мне? Рад, что вы вспомнили, Цотт, но я тоже хочу знать.

Короткое «Цотт», без титулов и званий, грянуло как первый пушечный выстрел.

– Да совершенно пустяковая история! – Советник уголовной полиции успокаивающе махнул архивно-желтой ладошкой. – Ерундовое происшествие в участке. Они взяли двоих как авторов или распространителей открыток – семейную пару, конечно же очередная полицейская глупость. Супружеская пара, а ведь мы знаем, этот человек определенно живет один! Кстати, припоминаю, он столяр, а нам известно, что автор открыток определенно трамвайщик!

– Вы что же, хотите сказать, сударь, – с трудом сдерживаясь, ответил обергруппенфюрер («сударь» стал вторым и куда более метким выстрелом в этом бою), – вы хотите сказать, что распорядились отпустить этих людей, даже не увидев их, не допросив… просто потому, что их было двое, а не один и мужчина назвался столяром? Ну, знаете ли, сударь!

– Господин обергруппенфюрер! – Советник уголовной полиции Цотт встал. – Мы, криминалисты, работаем по определенному плану и не отклоняемся от него. Я ищу одинокого мужчину, связанного с трамваями, а не женатого столяра. Столяр меня не интересует. Ради него я и шагу не сделаю.

– Будто столяр не может работать в транспортной компании, например, вагоны ремонтировать! – рявкнул Пралль. – Махровая глупость!

Сперва Цотт хотел обидеться, однако меткое замечание начальника все же его встревожило.

– В самом деле, – смущенно сказал он, – об этом я не подумал. – Он взял себя в руки. – Но я ищу одинокого мужчину. А у этого есть жена.

– Да вы понятия не имеете, до чего сволочными бывают бабы! – буркнул Пралль. Но напоследок припас кое-что еще: – Наверно, господин советник уголовной полиции Цотт, – это был третий и самый сокрушительный выстрел, – вы не подумали и о том, что открытка подброшена во второй половине дня в воскресенье, поблизости от площади Ноллендорфплац, которая относится аккурат к данному участку! Это маленькое, незначительное обстоятельство тоже укрылось от вашего острого криминалистского взгляда?

На сей раз советник уголовной полиции Цотт был и вправду огорошен, бородка его тряслась, пронзительные темные глаза словно бы затянуло пеленой.

– Мне страшно неловко, господин обергруппенфюрер! Я просто в отчаянии, как такое могло со мной произойти? Ну да, я чересчур увлекся. Все время думал о трамвайных остановках, очень гордился этим открытием. Слишком гордился…

Обергруппенфюрер злобно смотрел на этого человечка, который с искренним огорчением, но без подхалимажа признавался в своих грехах.

– Я совершил ошибку, серьезную ошибку, – с жаром продолжал советник, – когда вообще взялся за это расследование. Я гожусь лишь для тихой кабинетной работы, но не для разыскной службы. Коллега Эшерих как сыщик в десять раз лучше меня. Вдобавок еще беда, – признался он, – один из моих людей, которого я послал собирать информацию в тамошних домах, арестован, некий Клебс. Как мне сообщили, он участвовал в краже, в ограблении дипсомана. Кстати, ему нанесли тяжкие телесные повреждения. Ужасная история. В суде этот человек не станет держать язык за зубами, скажет, что его послали мы…

Обергруппенфюрера Пралля трясло от ярости, но печальная серьезность, с какой говорил советник Цотт, и его полное безразличие к собственной судьбе пока что заставляли эсэсовца сдерживаться.

– И как вы представляете себе продолжение дела, сударь? – холодно спросил он.

– Прошу вас, господин обергруппенфюрер, – воскликнул Цотт, умоляюще сложив руки, – прошу вас, освободите меня! Освободите от этого задания, которое мне совершенно не по плечу! Верните комиссара Эшериха из подвала, он тут больше на месте, чем я…

– Надеюсь, – сказал Пралль, как бы и не слыша сказанного, – надеюсь, вы хотя бы записали адреса обоих арестованных?

– Нет! Я был ослеплен собственной идеей и проявил преступное легкомыслие. Но я свяжусь с участком, они сообщат мне адреса, и мы посмотрим…

– Вот и свяжитесь!

Телефонный разговор оказался недолгим. Советник уголовной полиции сообщил обергруппенфюреру:

– Они там тоже не записали адреса. – Начальник гневно шевельнул рукой, и Цотт поспешно вскричал: – Это я виноват, я один! После телефонного разговора со мной там наверняка решили, что вопрос исчерпан. Это я виноват, что даже протокол не составлен!

– И у нас нет никакого следа?

– Никакого!

– Как же вы оцениваете свои действия?

– Прошу вас, освободите из подвала комиссара Эшериха и посадите туда меня!

На секунду-другую обергруппенфюрер Пралль просто онемел, потом, дрожа от ярости, сказал:

– Вам понятно, что я отправлю вас в концлагерь? Вы смеете предлагать мне такое, прямо в лицо, и не трясетесь и не воете от страха? Вы той же породы, что и красные, большевики! Признаете свою вину, но вроде как еще и гордитесь!

– Я своей виной не горжусь. Но готов ответить за последствия. И надеюсь сделать это без дрожи и воя!

Обергруппенфюрер Пралль презрительно усмехнулся. Он не раз видел, как под кулаками эсэсовцев люди теряют всякое достоинство. Но видел и взгляд иных замученных, взгляд, в котором и под пыткой сквозило холодное, чуть ли не насмешливое превосходство. И, памятуя об этом взгляде, он не заорал и не пустил в ход кулаки, а только сказал:

– Вы останетесь в этом кабинете впредь до моих распоряжений. Сперва я должен доложить наверх.

Советник уголовной полиции Цотт согласно кивнул, и обергруппенфюрер Пралль удалился.