45

Когда пришло время крестить ребенка, я просто помешалась на неотвязных помыслах о том, как же это я увижу Памми, Джеймса – и Кейт. Почему-то меня тревожили и мысли о Кейт. Теперь я уже представляла ее не союзником, не тем единственным человеком, который по-настоящему способен понять мои беды, а сообщницей преступления Памми. Это давало Памми еще больше власти надо мной, еще больше силы провоцировать меня. И меня страшила мысль о том, что скоро мне придется увидеть их вместе.

На крестины я купила новое платье, уговаривая себя, что оно придаст мне уверенности, ослабит чувство вины, которое охватило меня, когда я протянула кассиру свою карточку.

– Елки-палки, немного ярковато, тебе не кажется? – заметил Адам. – Мне придется темные очки надеть.

– Ты думаешь – чересчур? – Я посмотрела на себя, на этот канареечный шифон. Мне в нем было очень комфортно. Асимметричный крой возвращал моей фигуре очертания, которые были у нее до беременности. И никому не нужно знать, что под платьем на мне утягивающее белье Spanx.

– Нет, мне нравится, – отозвался Адам. – Я просто радуюсь, что уже кончился сезон желтых нарциссов. А то нам пришлось бы чертовски долго тебя среди них искать.

Он засмеялся, и я шмякнула его сумочкой.

Поппи, радостно побулькивая, наблюдала за препирательствами родителей из середки нашей кровати.

– Хорошо, что я на тебя надела слюнявчик, мисс, – проговорила я, подхватывая ее и сворачивая в клубок кремовой тафты. – Мы же не хотим, чтобы ты закапала себе все платье, верно?

– Ты уверена, что ей не было бы удобнее в слипе? – спросил Адам, пытаясь запихнуть ее вместе с платьем (которое было ей великовато) в детское автокресло.

Я фыркнула и оттолкнула его неловко шарящую руку:

– Вот оно. – Я со смехом просунула пальцы вглубь тафтяного свертка и вытащила крепление. – Так, где же второе?

– Ей бы карету, как у Золушки, – пошутил Адам. – В ней она будет отлично себя чувствовать.

Я боялась сглазить – но, кажется, наконец возникло ощущение, что между нами вновь налаживается взаимопонимание, что мы продвигаемся к тому, чтобы снова стать той парой, какой были когда-то. Мне просто не терпелось добраться до церкви, чтобы показать маловерам: у нас это все-таки получилось. Показать, что мы все-таки уцелели – несмотря на все, чему они нас подвергли. Не знаю, почему я мысленно произносила слово «они», ведь на самом деле это была она. Иногда казалось, что на меня ополчился весь мир, что мне лишь с большим трудом удается видеть вещи такими, какие они есть. Но сегодня это не так, твердила я себе. Потому что у меня есть то, что она хочет заполучить. Я не дала ей это отнять. А значит, я победила.

Мы приветствовали гостей, гуськом входивших в церковные ворота. Я радостно парировала шуточки Адамовых товарищей по регбийной команде насчет того, что расцветкой смахиваю на шмеля. Потом я увидела, как совсем рядом из машины вылезают Джеймс и Кейт, – и с преувеличенным энтузиазмом стала здороваться с теми, кто меня окружал. Я посюсюкала над сынишкой моей кузины Фрэн и наклонилась, держа Поппи на руках и знакомя ее с еще одним ребенком, сидящим в коляске. Все что угодно, лишь бы отсрочить встречу с кланом Бэнксов. Сама того не осознавая, я повернулась к ним спиной, но я слышала, как позади меня раздаются приветствия и как гости расспрашивают Памми об ее самочувствии.

Я прокашлялась, чтобы прогнать комок в горле, и стала мысленно считать от десяти до нуля. Мне нужно было время, чтобы придать своему лицу должное выражение. Лишь тогда я смогу повернуться. «Просто делай вид, что все нормально, – говорила я себе. – Ты это можешь».

– Рада вас видеть, Памела, – произнесла я, разворачиваясь и уже словно бы начиная полномасштабную атаку. – Выглядите…

«Отлично» застряло у меня во рту. То, что передо мной предстало, заставило меня окаменеть, лишило дара речи. Памми была совершенно лысой, без бровей, с опухшим лицом. Я остолбенела от шока. Надо было хоть что-то сказать, что угодно. Они втроем стояли и ждали. Но слова не желали складываться в фразы.

– Привет, Эм. – Джеймс наклонился, чтобы поцеловать меня. – Давненько не виделись. Как ты, нормально? – Отвечать на этот вопрос было не обязательно.

– Эм! – воскликнула Кейт. – Шикарно выглядишь. А Поппи… ого!

Запинаясь, я выдавила из себя какой-то отклик. Мы с Памми на мгновение замерли, меряя друг друга взглядом, толком не зная, как реагировать. В конце концов неловко двинулись друг к другу, неуклюже столкнулись руками. Она притянула меня к себе, обняла.

– Так приятно тебя видеть, – прошептала она хрипло. – Прекрасно выглядишь.

У меня перехватило дыхание, на глазах выступили слезы. Что это было? Меня поразили ее слова – даже не то, что́ она сказала, а то, как она это сказала. Впервые я слышала в ее голосе чуть ли не искренность, – как если бы она действительно имела в виду то, что говорит. А может, на меня просто подействовал ее вид. С натянутой улыбкой я отчаянно озиралась в поисках Адама. Мне требовалось, чтобы он был здесь, рядом со мной.

– С вашего позволения, – пробормотала я, отцепляя от нее себя и Поппи. Я двинулась к Адаму, но по пути мама поймала мне за руку.

– Это Памми? – недоуменно спросила она.

Я тупо кивнула.

– Но каким образом?..

Я покачала головой:

– Даже не знаю. – Я не нашла лучшего ответа. – Ты не подержишь Поппи одну минутку?

– Конечно. – Ее обеспокоенное лицо расплылось в улыбке, как только она услышала, как внучка радостно гугукает, глядя на нее.

Добравшись до Адама, я перехватила взгляд Пиппы. Судя по всему, она была потрясена не меньше моего. Но мне оставалось только пожать плечами, покосившись на нее.

Я призывала свой мозг сосредоточиться. Но казалось, все провода в нем постоянно закорачивает и они контактируют совсем не там, где надо. Мне нужно было снова увидеть Памми, просто чтобы удостовериться, но я не смела обернуться в полной уверенности, что спину мне буравят три пары глаз. Неужели она решилась зайти так далеко, лишь бы убедить всех, что она говорит правду? Я представила себе это лицо, одутловатое, с запавшими глазами. Возможно ли вообще такое проделать?

Мне следовало найти нужные слова, прежде чем я подойду к Адаму. Я знала: неподходящие слова способны отбросить наши отношения на много месяцев назад.

– Ты мне ни разу не говорил, что твоя мама… – Я не знала, как закончить фразу.

– Больна? – произнес он.

Я кивнула.

– А ты не спрашивала, – процедил он. – Потому что тебе было все равно.

Я вспомнила, сколько раз он пытался мне об этом рассказать и сколько раз я его осаживала, заставляла замолчать. Тошнотворная волна вины захлестнула меня.

Каждый раз, когда я бросала взгляд на Памми, я видела, что она внимательно наблюдает за мной. Каждый раз, когда я чувствовала, что она движется ко мне, я придумывала какую-нибудь причину, чтобы переместиться. Не знаю, чего я больше страшилась: узнать от нее, что она действительно больна, или понять из нашего разговора, что она потратила массу усилий, лишь бы сохранять эту иллюзию (вполне реальная возможность). В любом случае я не знала, как реагировать.

Джеймс перехватил меня, как раз когда я направлялась в туалет.

– Очень милая служба была, Эм. Мне все никак не удавалось поблагодарить тебя за то, что ты попросила нас с Кейт стать крестными Поппи.

– Это был не мой выбор, – бросила я, не останавливаясь.

– Как все вообще? – спросил он.

Я повернулась, чтобы посмотреть на него, ища в его глазах какого-то признания того, что он со мной сделал и почему. Но они у него были такие же, как всегда. Теплые и добрые.

– Отлично, – сухо ответила я.

– А у вас с ним все нормально? – не отставал он. – После свадьбы и прочего.

– Мы над этим работаем, – процедила я.

– Что я такого сделал, чем тебя расстроил?

– Твоя мать все мне рассказала, – сообщила я. – Я думала, ты на моей стороне. Я наивно верила – то, что между нами, действительно…

– Так и было, – перебил он.

Я безрадостно рассмеялась.

– Я и правда на твоей стороне… – проговорил он. – И всегда буду. Но ведь ты мне четко объяснила, как ты ко мне относишься, помнишь?

Я посмотрела на него, сощурившись:

– Значит, все это время, пока я тебе изливала душу, ты бегал к Памми и обо всем ей докладывал?

– Что? Да нет же, – отрезал он. – Я ей никогда не передавал никакие твои слова. Если не считать того случая, когда ты мне сказала, что у нас с тобой ничего не выйдет.

– И она не подбивала тебя ко мне клеиться? Ты делал это не по ее приказу?

– Что? – Он сморщился, словно не в силах уяснить себе, что я такое говорю. – Ну уж нет. За кого ты меня принимаешь? Я бы никогда так не поступил. Я ей сказал, что испытываю к тебе определенные чувства. И что из-за этого чувствую себя кругом виноватым… Я ей признался, ведь она же моя мать.

Я удивленно округлила глаза и покачала головой.

– Ты должна мне поверить, – настаивал он.

– Эй, братишка! – окликнул его Адам, бочком приближаясь к нему. – Во что это она должна поверить?

Джеймс залился краской:

– Ни во что. Так, ерунда.

– Нет-нет, давай выкладывай, я весь внимание. – Адам говорил не совсем членораздельно. – Почему моя прекрасная леди называет тебя лжецом?

– Мы просто шутили, – не слишком убедительно отнекивался Джеймс.

– Не-а, приятель, такие отмазки не катят, – проворчал Адам. Мы с Джеймсом оба понимали, что он нарочно себя заводит – под влиянием алкоголя и паранойи.

Я положила ему ладони на грудь, посмотрела в лицо, пытаясь как-то обуздать его.

– Мы прикалывались, – заявила я. – Джеймс пытается меня взбесить. И ему это почти удалось. – С показной игривостью я шлепнула его по предплечью.

Я старалась увести Адама подальше, но он явно не хотел оставлять эту тему.

– Так чему же ты не верила? – снова спросил он.

Мне пришлось глубоко вздохнуть.

– Господи, да мы просто дурачились. Это чепуха.

– Это не выглядело как чепуха, – обиженно пробурчал он.

Тогда я остановила его, обхватила руками за пояс. Он повернулся ко мне.

– Я тебя люблю, – сказала я, вставая на цыпочки и целуя его в губы. – А теперь иди найди своих приятелей. Повеселись там с ними, а потом увидимся.

Он ответил на мой поцелуй:

– Я тоже тебя люблю.

Когда я входила внутрь, в дверях стояла Памми – можно сказать, изготовившись к прыжку.

– Эмили? – произнесла она чуть ли не с удивлением, хотя явно поджидала меня там. Я предпочла не обратить на нее внимания, но, когда она окликнула меня во второй раз, достаточно громко, чтобы ее услышали другие, пришлось все-таки показать, что я заметила ее присутствие, чтобы избежать неприятной публичной сцены.

И вот она стояла прямо передо мной, словно чего-то ожидая. Но я, честное слово, не знала, что сказать. Внутри у меня все бурлило от ярости. Но когда я посмотрела на нее, по-настоящему посмотрела на нее, гнев уступил место смущению. Белки у нее пожелтели, распухшая кожа, гладкая и неприятно лоснящаяся, обтянула ее скулы. Да, я знала, что она способна на все. Но это?

– Памела. – Больше я ничего не сумела из себя выдавить.

– Не называй меня так, пожалуйста, – проговорила она тихо. – Ты же знаешь, мне это не очень нравится.

– Слушайте, если вы снова за свое, я не собираюсь…

– Нет-нет. Мне нужно сказать тебе одну вещь.

– Что бы это ни было, меня это совершенно не интересует. Не осталось ничего, что вы могли бы сказать или сделать и что меня бы удивило. Вы здесь, потому что вам полагается тут быть, вы ведь мать Адама. Но даже не воображайте, будто тут… есть что-то еще. Можете видеться с Поппи, когда Адам сочтет нужным привезти ее к вам. Но, честно говоря, наши с вами отношения теперь только этим и ограничиваются.

Она провела рукой по безволосому черепу и слабо, просительно улыбнулась.

– Прости меня, – произнесла она. – Мне очень жаль. Правда.

Не знаю, каких слов я от нее ожидала, но в этом списке не значилось «прости». Особенно если учесть, что в пределах слышимости больше никого не было. Она опустила взгляд, словно от стыда, но все это я видела уже тысячу раз. Она использовала этот трюк, когда ее загоняли в угол и вот-вот могли изобличить. Прежде меня тоже обманывал этот спектакль «Маленькая мисс Наивность». Но это было давно. Больше ей меня не провести.

– У меня действительно нет на все это времени, – заметила я. – Сегодня крестины моей дочери. И у меня тут полный зал гостей, все они – более достойные люди, чем вы. Я хочу с ними поговорить и вообще побыть с ними. Я не намерена стоять тут и тратить на вас свое время.

Произнося это, я пыталась не смотреть на нее, потому что ее вид сбивал меня с толку, вызывал чувство вины.

– Я это понимаю, – проговорила она. – И я тебя не виню. Но я просто хочу, чтобы ты знала: мне правда очень жаль. Я никогда не собиралась поступать с тобой так, как поступала. Я знаю, ты никогда меня не простишь, но мне уже недолго осталось, и я думала хотя бы попытаться перед тобой извиниться, пока еще есть время. Прошу тебя.

Она протянула мне руку, и я попятилась, но она все продолжала двигаться вперед, буквально обрушиваясь на меня.

На какое-то мгновение все вокруг нас притихли – и тут же внезапно ринулись к ней, чтобы подхватить, прежде чем она упадет на пол. Если бы эту сцену сняли на камеру и показали в замедленном режиме, было бы хорошо видно, как я, воздев руки, отступаю назад. Я была единственным человеком, который мог смягчить это падение. Но пока все двигались к ней (они бы все равно не успели), я отходила назад.

Раздалось общее «ах», когда она стукнулась о недружелюбно твердый деревянный пол.

– Мама! – взывал к ней Джеймс.

– Памми! – кричали все остальные.

– Какого?.. – рычал Адам, устремляясь к ней и падая на колени. – Черт возьми, что случилось? – Он повернулся ко мне, ожидая ответа, но я только пожала плечами. – Ну да, зачем я тебя-то спрашиваю?

Я услышала, как собравшаяся толпа хором делает резкий вдох.

– Хватит, – бросил Джеймс. – Мама…

– Все в порядке, – выговорила она. Ей помогли принять сидячее положение. – Просто оступилась. Все нормально.

Она снова это проделала.

Я стала прокладывать себе путь через всю эту кучу народу, пытаясь найти Поппи: в последний раз я ее видела на руках у моей мамы.

– Я хочу уехать, – заявила я, добравшись до мамы.

– Господи, что там случилось? – спросила она. – Не могла же она нарочно это устроить, правда?

Я только помотала головой. Теперь я не знала, что и думать.

– Вы с папой не подбросите меня домой? – спросила я.

Папа посмотрел на часы.

– В любом случае время уже позднее, – проговорил он, словно нуждался в каком-то оправдании. – Сейчас подгоню машину.

Собрав подарки, которые принесли Поппи, я потихоньку попрощалась с Пиппой и с моей тетей Бет. Они единственные из тех, кто тут еще оставался, были мне небезразличны. Прочая публика состояла из регбийных приятелей Адама и некоторых его коллег. Никто из них наверняка не обратил внимания, что я тут побывала, не говоря уж о том, что я уехала.

– Ты как, в порядке? – спросила Пиппа, пока я поспешно все закругляла. – Хочешь, я с тобой поеду?

Я покачала головой:

– Просто хочу оказаться дома и напялить пижаму.

И это была чистая правда.

Она улыбнулась:

– Мне знакомо это ощущение. Утром позвоню.

Я поцеловала ее и вынырнула наружу.

Мама настаивала на том, чтобы зайти вместе со мной в квартиру и помочь мне как следует устроиться на ночь.

– Мне двадцать семь лет, – невесело рассмеялась я.

– Тебе никогда не будет слишком много лет, чтобы твоя мама перестала за тебя волноваться, – заметила она. – Ты уверена, что все будет нормально?

Я кивнула:

– Вряд ли Адам надолго задержится. Бар закроется где-то через час.

– Что бы там ни происходило, не позволяй, пожалуйста, чтобы это действовало тебе на нервы, – проговорила она, целуя меня в лоб. – Ты отлично справляешься, и мы тобой очень гордимся.

У меня выступили слезы, когда я ее обняла. И потом я помахала им обоим на прощание. Мне очень не хотелось с ними расставаться.