19

– Какого черта?.. – произнес Себ.

Я должна была кому-нибудь рассказать. Кому-то такому, кто не станет меня осуждать. Я знала, что могу спокойно рассказать Пиппе, она меня не выдаст. Но мы редко виделись с тех пор, как я переехала. Так что первым делом я подумала именно о Себовых ушах. Им я тоже вполне доверяла.

– И что, ты просто оттуда ушла?

– Ты должен мне помочь. Ну пожалуйста, – упрашивала я. – Помоги мне во всем разобраться.

На протяжении двадцати четырех часов, прошедших после той встречи с Джеймсом, я успела успокоиться, но мысли у меня путались как никогда. Что там, собственно, произошло? И почему это на меня так сильно действует? Он ничего особенного не имел в виду, когда сказал мне эти слова. Я была в этом совершенно уверена, но все равно никак не могла справиться со смятением. Оно относилось скорее не к тому, о чем мы говорили, а к тому, что осталось невысказанным.

– Ты что, думаешь, он к тебе клеился? Прямо вот реально? – поинтересовался Себ.

– Да! Нет… не знаю, – простонала я, снова роняя голову на диван. – Просто в тот момент я чувствовала себя так, словно способна на все. Ну правда. Я хотела с ним говорить, целовать его, удрать с ним…

– Ну, последний вариант вряд ли очень разумен, но один поцелуй, вероятно, никому не повредил бы.

– Я просила тебя помочь, а ты не помогаешь, – заметила я, хлопая его по руке. – Тут все очень серьезно. Что мне делать?

– Ну ладно, – проговорил он, и лицо у него вдруг сделалось строгим. – Итак, что ты хочешь сделать? Давай рассмотрим возможные варианты. Я вижу положение так. Ты любишь Адама больше всего на свете?

Я кивнула.

– Но тебе кажется, что его брат – очень секси?

– Себ!

– Ладно, извини. Спрошу иначе: ты не думаешь, что его брат – очень секси?

Я сидела с каменным лицом.

– Ага, ага, значит, думаешь? Немножко? Я почти угадал?

– Нет, я не знаю. Он просто… так отличается от Адама. Он меня выслушивает, дает советы, не считает, что по отношению к Памми у меня какая-то паранойя. По-моему, он действительно понимает, из чего я исхожу, в чем причина этих моих чувств. И мы друг друга по-настоящему уважаем.

– И еще он страшно сексуальный?

Я швырнула в него диванную подушку:

– Да, и еще он страшно сексуальный!

– Я так и знал! – объявил Себ.

– Но дело не только в этом. С ним я чувствую, что меня ценят. Во всем. Себ, ну ты же знаешь, я многого не понимаю, иногда я не могу разглядеть десятитонный грузовик, пока он на меня не наедет. Но я вижу это в его глазах. Он бы что угодно сделал, лишь бы мне помочь. И я это знаю и поэтому чувствую себя желанной. А в данном случае и в данный момент ситуация для меня опасная.

– Значит, с Адамом все так и не пошло на лад? – посерьезнев, спросил Себ.

Я покачала головой:

– Нет. – В горле у меня снова возникло жжение – предвестие слез. – Джеймс просто застал меня, так сказать, в момент упадка. Поэтому мне особенно льстит его внимание. Случись это в любое другое время, я бы просто отмахнулась и больше об этом не думала. – Я не знала, кого пытаюсь убедить – его или саму себя.

– Значит, получается так. Есть мужчина, которого ты любишь, но с которым у тебя нет секса. И есть мужчина, которого ты не любишь, но за секс с которым ты просто убить готова. Так?

– Спасибо, Шерлок. Похоже, это очень изящное описание ситуации. Но тут не только секс, тут много чего еще.

– И ты ни одной секунды не воображала себя в постели с Джеймсом? – осведомился Себ, не сводя с меня испытующего взгляда.

Я отчаянно замотала головой, но чувствовала, что щеки у меня заливаются краской.

– Ты так паршиво умеешь врать! – Он рассмеялся.

– Но это же очень неправильно, верно? Я имею в виду – во всем этом явно есть что-то очень неправильное.

– Да. Если ты как-то осуществляешь эти свои мысли. Но пока все они заперты в прелестной комнатке для фантазий. Всем нам разрешается такую иметь. И нам нравится в нее заглядывать, но мы никогда в нее не заходим. Вот в чем разница.

– И что мне сказать Адаму? Сообщить ему, что я виделась с Джеймсом?

– Ты и так уже погрязла в пучине страданий – если мы о твоих отношениях с этим семейством. Так что я бы настоятельно порекомендовал тебе не обременять себя дополнительными муками. Думаю, тебе следовало бы рассказать Адаму, что вы встречались. Хотя, если ты правда собиралась это сделать, ты бы это сделала еще вчера вечером. Но ты же так не поступила?

Я покачала головой. Конечно, я всю ночь об этом думала. Я, как пресловутая кошка на раскаленной крыше, не знала, куда деваться, мне было неловко, неуютно, беспокойно. Снова и снова я перелопачивала все это в голове – и всякий раз приходила к новому выводу. Я подумывала сказать ему, что Джеймсу понадобился совет в области рекрутинга, но это породило бы дальнейшее вранье, и я понимала, что мой обман может быстро раскрыться.

На глазах у меня выступили горячие слезы.

– Ну я и вляпалась.

Себ, ерзая по дивану, приблизился ко мне, обнял одной рукой.

– Ладно, ты не расстраивайся, – произнес он. – Считай, что тебе повезло: целых два мужика за тебя сражаются. А я вот никак не добьюсь, чтобы хоть один бился за меня сам с собой!

Я принужденно засмеялась.

– Значит, ты думаешь, я поступаю правильно? – спросила я. – Веду честную игру?

– Как я уже сказал, фантазии не должны вызывать чувство вины. Главное – не стараться осуществить их на практике.

Я шмыгнула носом:

– Никогда в жизни не стала бы.

Почему же тогда я согласилась выпить с Джеймсом после работы, когда он позвонил неделей позже?

Не знаю – вот все, что я могла сказать. Не лучший ответ, но другого у меня не было.

Я не переставала думать о том, что я благодаря ему чувствую, и наивно верила, что если снова его увижу, то сумею как-то рационально осмыслить эти чувства и угомонить их. Вот идиотка. Мне следовало бы знать, что в жизни так не бывает, что ее механизмы работают иначе. Зачем же тогда я намеренно поместила себя в эту рискованную ситуацию? Хотела доказать, что контролирую все, что со мной происходит, что у меня есть сила воли? А между тем в глубине души я знала, что вокруг меня все рушится.

Конечно, я могла бы обвинить в этом Адама. Заявить, что перестала чувствовать себя привлекательной, желанной. Что мой будущий муж заставляет меня ощущать себя нелюбимой. Я могла бы сказать, что он не понимает и не поддерживает меня. Возможно, все действительно так и было. Но ничто из перечисленного не оправдывало бы мою неверность.

– Я не собираюсь с ним спать, – заверила я Себа, когда позвонила сказать, что мне нужно увидеться с Джеймсом еще один раз, последний, «для правильного завершения».

– Кого ты пытаешься убедить – меня или себя? – Он невесело рассмеялся. – Потому что, должен признаться, тут я смотрю на дело иначе. Не так, как ты. Иди, пусть пощекочут твое самолюбие, но ты затеяла опасную игру. Пойми наконец, какие у нее могут быть последствия. Если Адам об этом узнает, то у тебя будут большие неприятности – даже если между тобой и Джеймсом ничего не было.

– Я знаю, что делаю. – И я тяжело вздохнула.

– Делай что хочешь, но, когда грянет буря, не беги ко мне жаловаться.

При этих словах в груди у меня все сжалось. Себ придерживался широких взглядов по поводу всего на свете, и, когда он четко объяснил мне ситуацию, ее сложность лишь возросла.

– Позвони мне, когда к тебе вернется благоразумие, – изрек он и отключился.

Какая-то крошечная частица меня очень хотела, чтобы Джеймс отменил нашу встречу. Тогда все стало бы легче: это подвело бы черту подо всем, что у нас до этого происходило (что бы это ни было). Но он ничего не отменил. Поэтому, страшно волнуясь, я вошла в «Американский бар» отеля «Савой», и его глаза встретились с моими, когда я только еще приближалась к нему.

– Рад тебя видеть. – Он взял меня за плечи, расцеловал в обе щеки. – Выглядишь просто невероятно.

Это слово вновь и вновь повторялось у меня в голове. «Невероятно». Будущему деверю не полагается так говорить. Он может сказать «прелестно». Или «мило». Или даже «великолепно». Но «невероятно»? Это исключено. Сердце у меня бешено забилось при мысли, что я не придумала себе тот взгляд, которым он одарил меня в кафе. И те чувства, которые таились за его тогдашними словами.

– Что желаешь? – Он поднял руку, призывая бармена.

– Бокал просекко, пожалуйста.

– Два бокала шампанского, пожалуйста, – сказал он человеку в белой куртке, стоявшему за стойкой.

– Что мы отмечаем? – спросила я.

– Перед тобой – официальный садовник Лэнсдаун-Плейс, район Ноул-парк.

– Ого! Фантастика! – воскликнула я, инстинктивно притягивая его к себе, чтобы обнять в знак поздравления. – Значит, ты получил эту работу.

На какой-то краткий миг наши лица столкнулись. Непонятно было, что это – просто дружеское объятие, или начало поцелуя, или то и другое. Мы неловко расцепились, но фитиль уже оказался подожжен.

– А Адам знает, что ты тут? – спросил Джеймс, не глядя мне в глаза.

– Нет, – честно ответила я. – Я ему не говорила.

Он склонил голову набок, и в ту же сторону свесилась часть его шевелюры.

– Почему? – осведомился он.

– Сама не знаю.

– Я не хотел, чтобы у тебя из-за этого возникли какие-то сложности, – негромко произнес он.

Если бы он только перестал так на меня глядеть. Перестал задевать мою ногу своей всякий раз, когда шевелился на стуле.

– Ничего такого не возникло. И вообще все получилось очень удачно. Я была буквально за углом на одной деловой встрече, а в метро сегодня забастовка, так что имело смысл немного выждать, прежде чем пытаться попасть домой.

Все это было правдой. Самый обычный день, такой же, как все остальные. Но ему незачем знать, что я почти весь этот день убеждала себя: эта мини-юбка French Connection и эта шелковая блузка – мой нормальный рабочий наряд (при том что я больше месяца неизменно являлась на работу в брюках).

– Ты что, спятила? – спросил Адам утром, наблюдая, как я одеваюсь, и завязывая галстук толстым узлом. – Сегодня обещают дикий холод.

Я пробурчала что-то неразборчивое, просто показывая, что я его слышу.

– А тут еще эта забастовка в метро, так что неизвестно, куда нас сегодня занесет. Лучше бы тебе надеть сапоги, а не эти туфли, вон у них какие каблуки.

– Все нормально, – заверила я, – хватит переживать.

Но невидимые острые иглы вины впивались мне в грудь изнутри.

Бармен поставил передо мной бокал шампанского с высокой ножкой. Под бокалом лежала двухслойная подложка.

– Ура, – провозгласил Джеймс, поднимая свой бокал. – Очень приятно тебя видеть.

Делая первые глотки, мы посмотрели друг другу в глаза. Я отвела взгляд первой.

– Ну как у тебя дела? – спросил он, ставя бокал обратно на стойку.

– М-м… отлично, – небрежно ответила я. – Очень хорошо.

– Странно… Твои глаза говорят совсем о другом.

Я моргнула и перестала смотреть на него.

– Хочешь об этом поговорить? – спросил он.

– Тут сложная история, – отозвалась я. – Но мы с ней разберемся.

– Ты счастлива?

Какой многозначительный вопрос. Да или нет? По правде сказать, я не знала.

– Я не несчастлива. – Вот все, что я сумела сказать.

– Тебе не кажется, что ты заслуживаешь большего? Что в мире есть кто-то еще – кто-то такой, кто сделал бы тебя по-настоящему счастливой?

Казалось, из моего тела выкачали весь воздух. Из каждой поры улетало тепло, словно кожу проткнули миллионом булавок. А рот мне точно поролоном забило. Я не могла произнести ни слова.

Он посмотрел на меня. Его взгляд отчаянно искал ответ в моих глазах.

– Джеймс, я… – Вот и все, что мне удалось из себя выдавить.

Он потянулся к моей руке. Взял меня за кисть. По всей моей руке прошла электрическая щекотка, и волоски на ней в буквальном смысле встали дыбом.

В голове у меня замелькали картинки – как в старомодном фильме с дерганым изображением. Я так и видела, как мы добираемся до одного из номеров на каком-нибудь из гостиничных этажей над нами. Как целуемся еще в лифте, сразу же после того, как смыкаются дверцы, потому что мы не в силах сдержаться даже на секунду. Как спешим по ковровой дорожке коридора, как мои туфли слетают с ног, когда мы вешаем на дверь табличку «Не беспокоить».

Мы бы проигнорировали бутылку охлажденного шампанского на туалетном столике. А внизу, на оживленной улице, суетились бы незнакомые люди с незнакомыми лицами, и все они понятия бы не имели о том обмане и предательстве, которые творятся всего в нескольких метрах от них.

Я бы обхватила его ногами, а он бы прижал меня к стене, и наши поцелуи становились бы все более страстными, по мере того как усиливался жар наших тел. Мы бы царапали друг друга ногтями, стягивая одежду, пока он нес бы меня к кровати. И потом мы утонули бы в роскошных белых простынях, и он не отводил бы взгляда от моих глаз, пока мы…

Хватит!

Я усилием воли остановила бег этих мыслей, зная, что конец тут один: мы будем лежать там, сокрушаясь о содеянном и сожалея, что время нельзя повернуть вспять, что нельзя отменить произошедшее.

– Прости, я не должен был… – проговорил он, выпуская мою руку.

Мне очень хотелось, чтобы он снова ко мне прикоснулся. Чтобы я еще раз почувствовала, как сквозь меня проходит этот разряд молнии.

– Я люблю Адама, – произнесла я. – Мы собираемся пожениться. У нас есть кое-какие проблемы, но мы с ними справимся.

– Ты достойна лучшего, – возразил он. – Адам…

– Не надо, – прервала я. – Так нельзя.

Я заставила себя подняться с барного стула.

– Прости, Джеймс. Я просто не могу этого сделать. Все это неправильно.

Тут я вспомнила, как тщательно выбирала утром белье. Какого черта, о чем я вообще думала? Я что, действительно собиралась зайти так далеко?

– Мне пора, – сказала я, хватая пальто и перекидывая его через руку. – Прости меня, пожалуйста.

В меня ударила волна холодного воздуха, когда я, толкнув вращающиеся двери, вырвалась на улицу. Завывания ветра, несшегося с Темзы, напоминали удары хлыста.

– Приятного вечера, – проговорил швейцар, улыбаясь и касаясь пальцами фуражки.

Я не знала, куда мне двинуться. Может, позвонить Себу? Вдруг он еще где-то в центре? Но стоило мне прикоснуться к его имени на экране телефона, как меня охватило страстное желание вернуться домой, к Адаму. Мне требовалось убедиться, что он ничего не заподозрил. Да, с моей стороны это было эгоистично. Но меня тошнило при одной мысли о том, что он может все знать. Какой вывод он сделает? Зная, что я приходила сюда встретиться с его братом и при этом питала определенные намерения, пусть и совсем чуть-чуть? Намерение – это же почти так же плохо, как его осуществление?

Да, я пыталась убедить себя, что слезы у меня текут из-за ветра, с которым я сражаюсь, а не из-за стыда за то, что я едва не натворила. Но мозг не проведешь, и к тому времени, когда я добралась до Чаринг-Кросса, мне уже почти не удавалось уговорить себя, что я не собиралась доводить дело до конца. Я уже готова была поверить, что меня и правда трахнули. Хотя мое тело знало, что это не так.

Я втиснулась в поезд 19:42. Забастовка в метро явно замедлила перемещение пассажиров по городу, и поезд больше напоминал шестичасовой: народу набилось как сельдей в бочке. Меня зажало между лысым толстяком сзади (я ощущала его дыхание за самым ухом: при желании он мог бы его лизнуть) и молодой, двадцати с чем-то лет, женщиной впереди меня: у нее хватило прозорливости извлечь телефон и принять положение, позволяющее набирать текст, еще до того, как она влезла в вагон. Но мои верхние конечности плотно прижало к бокам, и я не имела никакой возможности сообщить Адаму, что еду домой.

Спина у меня горела от пота: я торопилась успеть на поезд, и теперь организм запоздало реагировал на эту спешку. Я представляла себе эту тонкую струйку, просачивающуюся сквозь изумрудный шелк блузки. А тут еще жар всех этих тел, в давке прижимавшихся к моему. Когда мы переезжали через реку, те, кто оказался поближе к окнам (пассажиры, которым последние десять минут посчастливилось сидеть, ожидая, пока поезд тронется), уже тянулись к этим самым окнам, чтобы их закрыть. Они кутались в шерстяные шарфы, а я тщетно сражалась с удушающей жарой.

Я пошевелилась, чуть отстраняясь от мужчины позади меня, чей круглый живот буквально заполнял вогнутость моей спины. Он недовольно закряхтел. Я подумала: интересно, он чует исходящий от меня запах обмана?

Адам был на кухне. Там жарился лук и чеснок: волна запаха чуть не сбила меня с ног, когда я вошла в квартиру и повесила пальто на крючок за дверью.

– Эй, это ты?

По его интонации я сразу поняла, что все в порядке, и мне стало легче дышать. Я не знала, буду ли я с ним откровенна. Но мне этого хотелось.

– А ты ждал кого-то еще? – засмеялась я.

– Ты быстро доехала. – Он поцеловал меня, не выпуская деревянную ложку. – Пару часов назад там была просто убийственная давка.

– Я так и думала. Поэтому решила немного переждать. Заодно провернула кое-какую работу.

Ну вот, я снова сделала этот выбор – соврала. Причем совершенно бездумно.

– Давай-ка накрывай на стол, да налей нам вина. Минут через десять, не позже, все будет готово.

– Хорошо. Только переоденусь.

Я прошла в ванную, расстегивая пуговицы на блузке и освобождаясь от юбки. Мне срочно нужно было в душ – чтобы смыть с себя всю грязь, и реальную, и воображаемую. Вода оказалась слишком горячей, но она помогла моим нервным окончаниям онеметь, и меня уже не жгло как огнем. Не открывая глаз, я потянулась к полотенцу, висящему на крючке, но тут чья-то рука схватила мою, и я вздрогнула.

– Господи! – вскрикнула я с колотящимся сердцем.

Адам рассмеялся:

– Прости, не хотел тебя пугать. Подумал, что тебе это пригодится, пока ты тут.

Одной рукой он подал мне полотенце, а другой – бокал красного. Я улыбнулась и сделала благодарный глоток, чувствуя, как в груди разливается тепло.

Усевшись на край ванны, он смотрел, как я вытираюсь. Его взгляд блуждал по моему обнаженному телу.

С внезапным смущением я завернулась в полотенце.

– Ты – нечто особенное, – объявил он, вставая и приближаясь ко мне. – Снимай. Дай мне на тебя как следует посмотреть.

Я улыбнулась и медленно развернула полотенце.

Он отпил из моего бокала, потом окунул палец в вино и поднес его к моему рту. Провел им по моим губам, и мои вкусовые пупырышки ожили, когда я стала всасывать вино с его пальца. Я чувствовала пульсацию у себя в промежности, видя, как он смотрит на меня. Он не отводил взгляда от моих глаз.

Мы вместе допили вино, и часть содержимого бокала пролилась мне на подбородок и на грудь. Адам наклонил голову и медленно слизал эти капли. Спина у меня выгнулась, когда он поднял голову и наши губы встретились. Его пальцы пробежали вниз по моему позвоночнику. Я покрылась гусиной кожей и невольно задрожала.

Он подхватил меня, и я крепко обхватила его ногами, и он понес меня в спальню и положил на кровать.

– Господи, как я тебя люблю, – проговорил он.

Я заплакала, когда он вошел в меня. Горячие слезы облегчения и желания, но главное – вины. Как я вообще решилась пойти на риск, зная, что могу это потерять?