Глава 9

Солнце играло на воде, блики сверкали золотыми рыбками, и каждая готова была исполнить его желание. Он спускался к озеру, весело насвистывая, подкидывая моток изоленты, который собирался отдать Чухраю. Моток валялся в коттедже; им с Динкой он не нужен, а хозяин лодочной базы найдет, куда его применить.

На несколько секунд Кирилл задумался, откуда взялась в коттедже изолента.

Под навесом перед хижиной сидели двое мужчин: один чертил на песке веточкой, второй мрачно наблюдал. Кирилл узнал соседей, о которых говорила его подруга.

– Вот тебе медиана, – говорил обладатель веточки, на вид совсем молодой парень не старше тридцати. – От сверхнекомпетентных до сверхкомпетентных.

– Скажи, что ты это только что придумал, – буркнул второй.

– Это придумал Лоуренс Питер.

– «В иерархической системе каждый индивидуум стремится достичь уровня своей некомпетенции», – процитировал Кирилл, подойдя.

– О, понимающий человек! – улыбнулся младший. – Готов поспорить, из той самой иерархической системы.

– Но своего уровня некомпетенции, надеюсь, еще не достиг, – пошутил Кирилл.

Одного из приятелей звали Макар Илюшин, второго Сергей. Они успели обсудить погоду, температуру воды и грибной сезон, когда показался хозяин. Кирилл положил изоленту на верстак, а его новые знакомые начали обсуждать с лодочником, как бы потратить с толком ближайшие два дня. Он задержался, прислушиваясь к разговору.

– …можно, конечно, поехать, – размеренно говорил Чухрай, – но там всегда туристы, даже в ноябре. Ну, Валаам, само собой. Рускеала.

– Это все не то, – помотал головой парень. – Слишком очевидное, если вы понимаете, о чем я.

Кирилл мысленно пожал плечами, но лодочник задумался.

– Будь на дворе июль, я бы вас за грибами повел… Рыбалкой, надо думать, не слишком интересуетесь?

– Разве можно сейчас ловить? – удивился Сергей.

– Вы же не снастями… Или острогой собираешься бить?

Кирилл засмеялся, но Чухрай, похоже, не шутил. «Какая ему острога, – снисходительно подумал Кирилл, окинув взглядом здоровенную фигуру. – Для остроги нужна реакция». Сам он на мгновение пожалел, что здесь нельзя поучиться рыбачить таким способом; хотя, если попробовать уговорить лодочника… Он не походил на строгого блюстителя законов.

Чухрай почесал переносицу.

– Есть один водопад в двадцати километрах отсюда. Место малоизвестное, туристы туда не добираются, разве что наших я иногда вожу, из тех, кто не первый год приезжает. Не сказать, чтобы высокий водопад или какой-то особенный, но место там… Неплохое место, одним словом.

– Подходит, – не раздумывая, сказал Макар.

Молчаливый амбал кивнул.

– Уверены? Идти с ночевкой, это раз. – Чухрай принялся загибать пальцы. – Обувь нужна специальная, кроссовки не подойдут. У меня кое-какие ботинки хранятся, но это на короткие броски, а чтобы сорок километров отшагать, нужно свое, собственной родной ногой испытанное неоднократно. Это два. Маршрут не самый простой – три. Ну, и погода может испортиться, – четыре. Хотя за последнее я бы не слишком волновался, мой барометр сообщает, что дождя в ближайшие три дня не будет. А он редко врет.

Кирилл слегка нахмурился. Он не заметил прибора ни на основной базе, ни здесь…

– Где у вас барометр? – не удержался он.

Лодочник ухмыльнулся и похлопал себя по коленке:

– Тут. К дождю ноет и крутит. Поживешь с таким десять лет и можешь устраиваться в Гидрометцентр. Знаешь анекдот: «Требуется синоптик, зарплата – пятнадцать тысяч, но ощущается на сорок пять»?

Трое мужчин вежливо посмеялись.

– Обувь, допустим, есть, – задумчиво сказал парень.

– Отлично. Рюкзаки я подберу. Палатка, спальники… – Чухрай пошевелил губами и кивнул сам себе. – Выходим в восемь, завтракайте не позже чем за час. А лучше за полтора.

– Послушайте, можно мне с вами? – внезапно спросил Кирилл. – Хожу легко, к походам привычен, обязуюсь не нудеть.

И даже немного заволновался, когда к нему обернулось три лица. Как мальчишка, который попросился в компанию к старшим. Но у него возникло предчувствие, что ему обязательно нужно поучаствовать в этом походе… А Кирилл привык доверять интуиции.

Чухрай вопросительно посмотрел на парня. И амбал, к удивлению Кирилла, тоже посмотрел на парня. «О как. Вот кто у них, оказывается, все решает».

Тот улыбнулся и протянул руку:

– Конечно! Будем только рады.

– Давайте покажу, куда идти, – сказал лодочник.

На пригорке возник мужчина в красной футболке. Кирилл вспомнил его: водитель «буханки», привозит с рынка продукты. Он, оскальзываясь, спускался по склону, держа перед собой на вытянутых руках перевязанный пакет.

– Фух! Взопрел… Что-то жарко-то как! Здрасьте! Гордей Богданович, я тут, это, привез, как вы просили… Угу?

– Положи в тень, – приказал Чухрай, не глядя на него.

– Ага. Жара какая, а! Июнь, а такая погодная, эта, как ее… аномалия! – Он исчез за хибарой и некоторое время угукал оттуда, как филин.

Выбрался, попрощался со всеми и полез обратно, преувеличенно старательно пыхтя.

– Отвлек меня, – поморщился лодочник. – На чем я… Да, тропа.

Он вытащил из кармана бумажную карту, расправил, прислонил к стволу ближайшей сосны. Судя по потрепанности, пользовались картой часто.

– Вот – мы. Это – водопад.

– А как он называется? – спросил Кирилл.

– Совершенно непроизносимое слово, даже язык ломать не стану. Мы зовем его попросту Ближним, потому что есть еще один, Дальний, восемь километров глубже в лес, на север. Идти к нему смысла нет, он и вполовину не такой интересный. К тому же неподалеку поселились кабаны пару лет назад, тревожить их лишний раз тоже не надо.

– Пускай будет Ближний, – кивнул Макар.

Кирилл ожидал, что подъем окажется тяжелым, а утро не принесет ничего, кроме разочарования. Будет завтракать и злобно недоумевать: во что ввязался? Зачем?

Поддался глупому мальчишескому порыву. По лесу ему захотелось побродить в мужской компании! А отказаться неудобно. Сам же напросился – и сам же слинял…

Однако проснулся Кирилл за минуту до звонка будильника, вскочил бодрый, переполненный силой всклень, как ведро – ледяной водой. И с недоверчивой радостью убедился, что предвкушение никуда не делось.

Он ощущал себя точно первоклассник, которого старшие приятели пообещали протащить на взрослое кино.

Что-то будет! Что-то будет хорошее!

Он с аппетитом умял кашу с бутербродом, обрызгал себя с ног до головы репеллентом, поцеловал в лоб крепко спящую Динку.

– Скучай по мне как следует!

Если бы у двери Кирилл обернулся и увидел ее взгляд, он передумал бы уходить.

Утренний лес был прохладен и наполнен птичьими голосами. Сколько Кирилл ни вглядывался, ему не удалось увидеть ни одну пичужку. Чухрай время от времени останавливался, показывал в переплетение ветвей:

– Во-он варакушка, видите?

Кирилл не видел. Подозревал, что лодочник насмехается и никакой варакушки (что за название такое?) там нет.

Чем дальше они шли, тем сильнее его удивлял Сергей. Он ожидал, что от амбала будет много шума, хруста и топота, но тот передвигался поразительно тихо. Кирилл пару раз поймал взгляд лодочника, брошенный на здоровяка, и понял, что проводник тоже озадачен.

Амбал оказался еще и наблюдателен.

– А что это там за попугай?

Он остановился, задрав голову, возле дряхлой ели с желто-рыжей бахромой по нижним ветвям.

– Какой попугай? – спросил Чухрай, щурясь.

– Сережа, это у тебя профессиональная травма, – непонятно сказал Макар. – Пойдем, мой друг, все хорошо, тебе просто надо успокоиться…

– Не особо крупный, красный, как клюква, – флегматично сказал Сергей. – Клюв сизый, загнутый.

Теперь увидел и Чухрай.

– А, клест-сосновик! Как это ты, голуба, разглядел-то его?

Клест показался на мгновение, защелкал приветственно и снова скрылся в черно-синей тени еловых лап. Был он действительно красным, и теперь Кирилл недоумевал, как они могли не заметить его раньше.

Рюкзак, как и обещал Чухрай, оказался удобным: лямки в плечи не врезались, вес распределялся по спине равномерно. Кирилл с удовлетворением ощущал его тяжесть. «А я ведь сто лет вот так ни с кем не ходил, – подумал он. – Все время один». Предчувствие какого-то счастливого события теснило грудь. Он сам удивлялся и посмеивался над своим тихим восторгом. «Что на меня нашло? Как Маугли весной».

Он любил Киплинга. «Бремя белого человека» знал наизусть, и не в переводе Маршака, а в оригинале.

Взяли такой темп, что за три часа отмахали десять километров. Правда, и тропа была в этой части леса широка, утоптана, и никаких препятствий лес не чинил.

Им попадались старые, серые от времени церкви и брошенные избы, из окон которых тянулись молодые деревца. Куда бы ты ни шел, везде чувствовалась близость воды. Озера синели то справа, то слева. Пахло грибами, иглами, вскопанной землей и растертой в пальцах травой. Из болот скорбно торчали березы, высохшие, точно кости, но огибали болото – и открывался густой, как шерсть, ярко-зеленый мох, а за ним скалы в пятнах лишайника, и снова озера.

– Привал устроим, – решил лодочник, когда преодолели влажную низину густо заросшую шелестящей осокой. – Отдохнем, соберемся с силами. Дальше идти будет труднее.

– А что там? – спросил Макар.

– Рельеф местности другой. Здесь почвы, считай, песчаные, а дальше каменистая земля и лес низкий. Подстилками не брезгуйте, – посоветовал он, видя, что Сергей решил расположиться прямо на земле. – Тепло обманчиво.

Он выбрал для отдыха место на возвышенности, но закрытое от ветра коротким каменистым драконьим гребнем. «Продует легко, сами не заметите». Заботится, как вожатый о бойскаутах, про себя фыркнул Кирилл. Не первый год по лесам ходим! Ему снова стало смешно: люди, расслабленно расположившиеся вокруг, не догадывались, кто сидит рядом с ними.

Интересно, кого они видят?

Московского хипстера?

Беззаботного паренька, ничем не выделяющегося из толпы?

Хоть немного они чувствуют, что он не такой, как все?

Кирилл увлекся, пытаясь вообразить, что думает о нем каждый из его спутников, но тут кто-то внутри его головы сказал, почему-то голосом Динки, холодным и насмешливым: «С чего ты взял, что они вообще хоть на секунду о тебе задумываются? Плевать им, кто ты такой». И он помрачнел.

«Да кто они такие! – огрызнулся он. – На кого я вообще собрался произвести впечатление?»

– …это я понимаю, – ворвался в его внутренний диалог сипловатый голос Чухрая. – Но вот, допустим, тело спрятали. Закопали. Глубоко. Как его найдешь?

Кирилл оторопел и уставился на него.

– Тут возможны варианты, – ответил Макар. – Самое простое – если на теле были металлические детали. Например, пряжка от ремня…

– Или браслет, – почему-то хмуро бросил Сергей. Они с приятелем переглянулись, младший кивнул понимающе, без улыбки.

– Да. Или браслет. Металлоискатель отлично работает в таких случаях, Сережа у нас специалист, не даст соврать.

– У нас тут этих копателей с клюшками… – Чухрай поморщился. – Одни по войне, другие клады ищут. К первым я без всякой злости, если официальные отряды, которые не кости разбрасывают, а кресты ставят. Они и организованы хорошо, и уважение в них есть к земле, к людям, которые здесь жили… Я сам участвовал в одном перезахоронении, восемнадцать солдат ребята нашли. А эти, черные археологи… Тьфу. На майских задержали дебилов: откопали гранату, бросили ее в багажник и помчались домой. Гаишники их остановили, увидели боеприпас – вы что, говорят, идиоты? А те им отвечают: она же с Великой Отечественной в земле лежит, что с ней будет…

Все помолчали.

– Нам пока везло, – скупо сказал Сергей.

– Это не везение, а высокий профессионализм, – наставительно произнес Макар, подняв указательный палец, – помноженный на опыт и безошибочную интуицию!

Чухрай усмехнулся:

– Ты от скромности не умрешь.

– Надеюсь! Нелепая была бы смерть.

«Частные сыщики!» Кирилл едва не захохотал в голос, когда осознал, чем занимаются эти двое. «Вот это угораздило. Ай да я!»

Может, об этом и твердило внутреннее чутье? Забавно слышать о безошибочной интуиции от человека, который сидит рядом с охотником и ухом не ведет.

Кирилл спохватился, что выбивается из роли. Отмалчивается, когда рядом незаурядные умы современности!

– Расскажите, пожалуйста, о каком-нибудь выдающемся случае из своей практики, – с придыханием попросил он. По короткому, исподлобья брошенному взгляду Сергея заподозрил, что переборщил с благоговением, и улыбнулся как можно невиннее: городской паренек, хипстер, настоящей жизни не видавший, у которого в кумирах Илон Маск и Стив Джобс.

Лодочник, кажется, тоже отнесся к профессии своих гостей с иронией. Но, в отличие от Кирилла, не счел нужным это скрывать.

– Выдающихся случаев я и сам могу наплести, – сказал он, ухмыляясь. – То есть, извиняюсь, вспомнить. А можно ли ваши дедуктивные способности применить на пользу родине, в том смысле, чтобы в быту использовать, в повседневной, так сказать, жизни?

«Вот ведь простой мужик, хитрый, смекалистый, – подумал Кирилл. – Полагает нас всех троих бездельниками и даже не дает себе труда притвориться. Хотя за наш же счет и кормится, подлец. Если туристы перестанут приезжать, чем он жить будет? Рыбалкой? На кабанов капканы ставить? Вот именно, дядя, вот именно».

Хотя ему было приятно, что Чухрай поставил частных сыщиков – частных сыщиков, вы подумайте, ха-ха! – в неловкое положение.

Лодочник достал из рюкзака трубку, набил, неспешно раскурил и откинулся на локоть, выпуская клубы дыма.

– Пам! Ба-дам-дам па-ба-да-ба-дам! – негромко пропел Кирилл начало увертюры к старому фильму с Ливановым и Соломиным (любимому, до которого никаким уродливым Кэмбербэтчам не дотянуться).

Лучше бы промолчать, но как удержишься, когда Чухрай пыхает трубкой!

– На природе, товарищи сыщики, ваша квалификация бесполезна, – подытожил лодочник. Кирилл окончательно убедился, что тому доставляет удовольствие слегка высмеивать гостей.

Он не мог знать, что причина кроется в Сергее Бабкине.

У Гордея Богдановича была слабость: он недолюбливал людей сильнее себя. Даже не то чтобы недолюбливал… Но смутно чувствовал в их присутствии, как в отношении него совершается некая несправедливость. Никакой логики в этом не было, он и сам это прекрасно понимал.

Диагностировав в самом себе грех зависти, Чухрай нашел простой способ избавиться от него. Достаточно было найти тот недостаток, который не просто уравновешивал физическую силу, а обнулял ее. Сильный? Зато дурак. Или у супруги под каблуком (таких Гордей Богданович, в душе тихий женоненавистник, презирал, как волк может презирать цепную собаку).

Когда придраться было не к чему, он выводил предмет своей зависти в лес.

Лес расставлял все по своим местам. Горожанин в чаще жалок и неловок, как одноногий на плацу. Теряется, спотыкается, сторон света не понимает, погоды не чувствует. Вспотел – сразу куртку стягивает, разгуливает в мокрой футболке. Замерз – лезет за бутылкой, точно младенец за материнской сиськой. Олень оленем. Прогуляв такую бестолочь по своим угодьям, Чухрай успокаивался.

«Дурака» пришлось вычеркнуть сразу. Что Бабкин далеко не глуп, Гордей Богданович понял по его молчаливости: к своим пятидесяти годам он твердо усвоил, что болваны всегда болтливы.

С походом тоже не задалось. Чухрай утешал себя, что самая трудная часть впереди, этот цирковой силач еще успеет свое нутро показать, но внутри скреблось нехорошее подозрение. Самое обидное, что мужик был не из опытных. Будь он матерым походником, Гордей Богданович чувствовал бы себя куда спокойнее.

«Развел конкуренцию, – мысленно ругался он. – Давай еще содержимым трусов померимся».

Однако допускал, что может дойти и до этого.

Услышав о том, чем занимается Сергей, Чухрай обрадовался, как могла бы школьная красавица номер два обрадоваться прыщам школьной красавицы номер один. Про частных детективов ему доводилось слышать. Преимущественно бывшие менты, выгнанные со службы. Никчемный народец.

«Вот тебе и сила», – удовлетворенно хмыкнул Гордей Богданович.

– Не то чтобы совсем бесполезна, – вдруг сказал Макар и, поймав вопросительный взгляд проводника, напомнил: – Квалификация. Но в целом вы правы. Как, например, применить в наших условиях знание, что вы не тот человек, за которого себя выдаете? – Он покачал головой. – Не думаю, что оно может принести практическую пользу.

Кирилл перевел взгляд на лодочника и увидел, что тот изменился в лице. Частный сыщик лежал себе, как ни в чем не бывало, покусывал травинку.

– Справки навели? – осведомился Чухрай неприятным голосом. Он и думать забыл о трубке и о нелепом соревновании.

– Справки – это читерство, – безмятежно ответил сыщик.

Второй сидел с непроницаемым выражением, изредка отгоняя ладонью комаров.

– То есть ты исключительно своим проницательным умом додумался, что я не тот, за кого себя выдаю? – осведомился Чухрай. – За кого же? За беглого преступника, может?

Макар сорвал новую травинку, посмотрел в небо. Там парил кто-то хищный, сужал круги над ему одной видимой целью.

– Я думаю, вы хозяин «Озерного хутора», – сказал он наконец.

Кирилл снова покосился на лодочника. Лодочник молчал.

– С деньгами, если рассуждать теоретически, получается вот какая интересная история, – увлеченно продолжал Илюшин. – Человеку без денег выдать себя за богача затруднительно. Я имею в виду того, кто никогда не был состоятелен. Но как миллионеру прикинуться бедной овцой? – Он взмахнул травинкой. – Нет ничего проще! Ведем скромный образ жизни, имеем три пары штанов на четыре сезона, и если не заказывать рябчиков с ананасами и не летать частным вертолетом, у окружающих не возникнет вопросов.

Чухрай подался вперед:

– Однако у тебя они, похоже, все-таки возникли.

– Я не закончил, – сказал Макар. – Так вот, мы умеем на глаз определять бедного человека. Но как определить богатого? Если он не сорит деньгами, не имеет личного шофера и не гоняет на вертушке до ближайшего райцентра?

– Зубы? – неожиданно для себя предположил Кирилл. Игра его увлекла.

– Холодно. Зубы и от природы могут быть хорошие.

– Ну… тогда здоровье в целом.

– В принципе, да, но со стороны это не всегда определишь. А я говорю о критерии, который позволяет быстро и безошибочно отличить миллионера.

На «миллионере» Чухрай усмехнулся.

– Сдаюсь. – Кирилл даже пересел поближе к сыщику, страшно заинтересованный.

Тот пожал плечами:

– Богатый человек может изменить в себе многое, кроме одного: манеры общения с теми, кто на него работает. К вам, Гордей Богданович, вчера забежал водитель, принес что-то… Вяленую рыбу?

Чухрай не ответил. Он внимательно смотрел на Макара.

Кирилл кивнул, вспомнив этот эпизод.

– И вы с ним поговорили… – вслух подумал он.

– Наш уважаемый хозяин с ним вовсе не разговаривал, – поправил сыщик. – Он ему приказал. Отдал распоряжение.

– Может, мы в плохих отношениях, – подал голос лодочник.

– Он перед вами заискивал.

– Может, он хочет на моей дочери жениться, а я не даю.

– Когда меня осенило, что вы общаетесь как подчиненный и начальник, вся механика управления вашим «Озерным хутором» стала ясна. Я задавался вопросом, как три человека держат на плаву отель, но решил, что это не так сложно, как кажется, благодаря малочисленности клиентов. Однако формальный управляющий все равно должен быть, а ваш милейший Тимур, при всей симпатии к нему, не годился на эту роль. Но стоило допустить, что управляющий здесь постоянно, просто он не виден, сливается с пейзажем, – и все стало на свои места. Вы запретили своим наемным работникам разглашать, кто вы такой. Они хорошо исполняют свои роли. Однако достаточно оказалось вам один раз плохо исполнить свою, чтобы возникли вопросы.

Повисло молчание. Сыщик сорвал еще одну травинку. Его приятель прихлопнул на коленке комара и что-то проворчал про репелленты.

Кирилл обернулся к Чухраю.

Тот беззлобно засмеялся, покачал головой.

– Первый раз такое. Прокололся, да…

– Вы реально владелец Озерного? – недоверчиво спросил Кирилл.

– Есть такой грех.

– А почему… – Он не договорил.

– Природа местная мне нравится, – прочувствованно сказал Гордей Богданович. – Красиво! Еще бы не москиты…

– Нет, серьезно! – Кирилл решил, что образ простоватого, но обаятельного технаря позволяет ему проявить бестактность без опасения, что его погонят обратно в лагерь.

– А ты у нашего сыщика спроси, – вполне серьезно посоветовал Чухрай. – Он, видишь, умный какой!

– А и спрошу. Макар, можешь объяснить?

– Я полагаю, Гордей Богданович сказал вам чистую правду. – Несмотря на то, что накануне договорились общаться на «ты», сыщик по-прежнему всем выкал, кроме своего молчаливого друга. – Ему действительно нравится природа и тот образ жизни, который он ведет. И еще может быть, что репутация человека со странностями дает некоторые… эм-м-м… привилегии внутри семьи. Взрослые дети?

Чухрай удовлетворенно кивнул:

– Почти. Бывшие жены. Уверены, что я свихнулся на старости лет, а с сумасшедшего какой спрос. Вы только уж особо не распространяйтесь, сделайте одолжение.

– Без проблем, – поднял руки Кирилл.

– Разумеется, – сказал Илюшин.

Сергей только пожал плечами и посмотрел на лодочника с выражением, которое яснее ясного говорило, что предупреждение было излишним.

Они шли мимо цветущего шиповника, и воздух звенел от его медовой сладости. Карабкались по каменистым склонам среди низкорослых бледных берез, переходили ручей, старясь не сминать густо растущую вокруг желто-зеленую калужницу. В одной из очередных болотистых низин, где во мху надолго оставались их следы, Чухрай принюхался и внезапно свернул, заставив путешественников сделать изрядный крюк.

– Что не так? – спросил Кирилл. Как ни крутил он носом, все перебивал приятный терпкий запах.

– Багульник, – коротко пояснил Чухрай.

– Ну и что?

– Надышишься – и придется тебя на себе тащить. А нам еще топать километров пять, я на такое не подписывался.

– Да вы шутите! – Кирилл обогнал проводника и пошел рядом, заглядывая ему в лицо и пытаясь поймать тень улыбки. Он не собирался играть роль туповатого туриста, которому можно скормить дешевую байку.

– Не шутит, – подал голос Макар, шедший сзади. – Эфирные масла багульника довольно-таки ядовиты. Его, собственно, часто ошибочно называют из-за этого болиголовом. Если вы решите в безветренный день поспать под цветущим багульником, почти наверняка вернетесь с больной головой и тошнотой.

– А вроде такой симпатичный, беленький, – пробормотал Кирилл, вернувшись на свое место.

«У меня вон впереди тоже топает один симпатичный, беленький, – мысленно сказал Бабкин, взглянув на макушку бодро вышагивавшего Илюшина. – Тот еще ядовитый поганец. Мог бы и предупредить насчет хозяина! Чтобы я не чувствовал себя китайским болванчиком, который только и может что качать головой. Надо его спросить, правда ли он догадался насчет лодочника или по каким-нибудь своим каналам разузнал заранее. С него станется пустить пыль в глаза!»

Но он был уверен, что Илюшин не солгал.

Чухрай и думать забыл о Сергее Бабкине. Их воображаемое состязание поблекло перед быстрым и жестким разоблачением. Сначала Чухрай опешил, затем развеселился: за четыре года, что существовал «Озерный хутор», ему впервые попался человек, с лету понявший, кто он такой.

Он умел признавать поражение и никогда, даже в детстве, не злился на победившего соперника.

Зато теперь известно, где у него брешь в обороне. Манера общения, ишь ты!

«А сам виноват, – добродушно говорил себе Гордей Богданович. – Полез задирать пацана, вот и огреб. Вот тебе и частные сыщики. Вот тебе и бездельники». Он уже прикидывал, куда бы приспособить таких ценных ребят. Дельными людьми не разбрасываются…

Только пацан вон что-то спотыкается через каждые десять шагов. И взгляд отрешенный. Уж не заболел ли?

Кирилл пребывал в каком-то новом, небывалом пространстве, где стволы медные пролегли под его ногами, и он скользил по ним, собранный, стремительный и четкий, точно лыжник на трамплине, мимо облачных сугробов, в полярное сияние, в ледяное бесстрашие небес. Голубой, зеленый, фиолетовый. Каждый охотник желает знать!

Вспыхивала смола – вспышка справа, вспышка слева. Осиные жала сосновых игл торчали из земли, покусанная земля стонала.

Птичьи крылья травы, обнявшие склон. Камни в седом огне.

Он и сам пылал. До него доносился сладкий запах обугливающейся мошкары, подлетавшей слишком близко.

Эйфорию такой силы он переживал лишь однажды, с Крысенышем. Но в этот раз у нее был другой цвет, и сам он был другим.

Кирилл не сводил взгляда с затылка Илюшина. Впереди шел Чухрай, замыкал цепочку Бабкин, но они были статисты, вспомогательные фигуры; сосредоточием всех его мыслей стал худощавый сероглазый парень, с мальчишеским удовольствием перепрыгивающий через камни.

Никого похожего он прежде не встречал. В этом Кирилл убедился после удивительного разговора на привале. Легкость, с которой сыщик вывел хозяина на чистую воду, показалась ему вначале чем-то сродни фокусу; затем он успокоил себя мыслью, что тот уже знал о прошлом Чухрая. Невозможно было допустить, что парень, участвуя в том же разговоре, которому Кирилл был свидетелем, видя то же, что и Кирилл, оказался способен на такие выводы!

Но чем дольше он наблюдал за сыщиком, тем яснее понимал, что ошибся. Тот действительно понял все об их проводнике по одной-единственной реплике, обращенной к водителю.

В тот момент Кирилл еще ничего не решил.

Когда первое удивление и восторг отступили, он сказал себе, что это случайность. Но даже если и нет – что ж, это говорит лишь о том, что парень хорош в своей профессии. И только.

Он забалтывал себя, осознанно лишал шанса на чудо, чтобы не быть жестоко разочарованным, – так ребенок, мечтающий о велосипеде, твердит себе накануне праздника, что опять подарят дурацкую шапку или десятый мяч… И заставляет себя не прислушиваться к приглушенному дребезжанию звонка в коридоре. Потому что один слабенький звонок – слишком непрочный фундамент для радости.

Сказав, что маршрут станет сложнее, Чухрай не обманул. Гладкие каменистые языки слизнули тропу. Им пришлось карабкаться вверх среди скальных обломков, тщательно выбирая место, куда ставить ногу, а затем спускаться – с утроенной осторожностью. Внизу текла река, – уже не тот лесной ручей, через который они перебрались играючи, упиваясь собственной ловкостью, а мутная, ледяная до остроты вода, несущая обломки веток и мусор. Лодочник повел их вниз по течению, и полчаса спустя они вышли к порогам. Грязно-желтая пена кипела в загроможденном камнями русле, в воздухе стояла водяная взвесь. Над порогами – Кирилл не поверил своим глазам – через ущелье был переброшен узкий веревочный мост.

– Странное место для переправы, – пробасил Сергей, сбросив рюкзак.

– Туристов раньше сюда возили! – крикнул Чухрай, перекрывая шум воды. – Аттракцион устраивали!

– А сейчас?

– Перестали. Дорога разбита в хлам, не проедешь. Так, иногда забредают… индивидуалисты. А группами – нет. Оно и к лучшему.

Когда вскарабкались к основанию моста, Кирилл понял, что аттракцион был задуман не для любования красотами природы, а чтобы пощекотать нервы. Вода бурлила где-то далеко-далеко внизу, ветер раскачивал мост, и тот казался хлипким, как…

– …как паутинка на ветру… – подумал он вслух.

– Паутина, между прочим, в пять раз прочнее стали, – сказал Чухрай. – Переходим по одному, держимся за перила.

Он первым перебрался на другую сторону.

За ним последовал Илюшин. Уже в который раз при взгляде на него Кириллу пришло в голову слово «легкий». Предупреждение Чухрая Макар проигнорировал, ни разу не коснувшись двух натянутых канатов по обеим сторонам моста, балансируя руками.

– Канатоходец, елки-палки, – усмехнулся ему вслед Сергей. – Выпендрежник!

Оценивающим взглядом окинул мост.

– Не внушает доверия, правда? – пробормотал Кирилл.

К горлу подкатила дурнота: он боялся высоты. Но сказать об этом было совершенно невозможно.

Сыщик подмигнул ему:

– Он троих таких, как я, выдержит.

И пошел неторопливо, проминая при каждом шаге узкие дощечки, так что Кирилл явственно расслышал, как они трещат под его ботинками. Добравшись до другого берега, здоровяк обернулся и помахал.

– Уроды, – пробормотал Кирилл.

Его охватило плохое предчувствие. Он не мог отвести взгляда от гладких черных камней, изредка показывающихся из-под пены.

– Кирилл! – донесся до него крик с другой стороны.

Он увидел, что Чухрай вступил на мостик.

Чтобы этот мужлан пришел ему на помощь? Стал подталкивать в спину, как барана? Кирилл сделал резкий жест, показывая, чтобы тот валил обратно, и встал на первую доску. Ни одна не была сломанной, треск примерещился ему от страха.

Губы пересохли. Он боялся облизнуть их, словно от одного неправильного движения канаты лопнут, рассекут ему кожу на лице, и он рухнет на пороги, обливаясь собственной кровью. Несколько секунд он видел свое тело внизу, на камнях, – через него перекатывалась вода, подталкивая к краю, плотная пена забивалась в уши, нос и разинутый в крике рот.

Он сглотнул – и его чуть не стошнило. Во рту был омерзительный привкус ила.

«Нет здесь ила, дебил! – взвизгнул он. – Глюки одни!»

Это помогло. Кирилл тронулся с места, вцепившись в канаты, растянув губы в широкой улыбке, от которой сводило скулы. Мост раскачивался, как качели, амплитуда все увеличивалась; казалось, они с мостом вот-вот крутанут «солнышко».

Несмотретьвнизнесмотретьвниз НЕ СМОТРЕТЬ

Когда до конца оставалось несколько шагов, Кирилл рискнул обернуться. И это небольшое расстояние он преодолевал с такими мучениями? Собственная победа потускнела.

– Молодец! – крикнул Чухрай, стоявший наверху.

Кирилл внутренне скривился от похвалы. Вот только не надо унижать его своим копеечным одобрением…

Но шутливо отдал честь. Есть, мой генерал! Рад стараться!

Бабкин последовал за проводником, Илюшин, дружелюбно кивнув напоследок, стал карабкаться за ними. Кирилл выпустил веревку, ладони горели – он, кажется, стер их до крови о жесткий колючий канат. Сошел с моста.

Он чувствовал себя как человек, перенесший землетрясение. Он снова прочно стоял на скале двумя ногами – охотник, победитель, герой! Даже мысль о том, что на обратном пути придется снова переходить мост, не испортила ему настроения.

А я все-таки молодец, подумал Кирилл. Я сумел.

В топку предчувствия!

Он, не торопясь, вытащил из кармана упаковку салфеток. Надо продезинфицировать кожу после веревки, мало ли что осталось на ней после тех, кто хватался за нее раньше. Тщательно протер ладони, скомканную салфетку сунул в карман.

Шагнул вперед, и вместе с ним по зернистой поверхности молнией побежала трещина.

Сверху кто-то дико заорал.

– Это что за… – начал Кирилл, удивленно провожая ветвящуюся молнию взглядом.

Раздался оглушительный треск. Край утеса вместе с Кириллом начал оседать; он взмахнул руками, инстинктивно пытаясь удержать равновесие, и почувствовал, что ладонь оказалась в тисках. В следующую секунду его выдернули наверх, точно редиску из грядки. Кирилл повалился на кого-то, в падении успев заметить только мелькнувшее вверху мертвенно белое лицо Чухрая.

Грохот и плеск. Его подняли за плечи, как куклу.

– Валим, живо!!

Он бежал до тех пор, пока под ногами не начала пружинить земля.

– Сто-ой! – выдохнул сзади Бабкин.

Они повалились на траву.

– Свечку… – чужим голосом сказал Чухрай. – Завтра же… Заступнице…

Едва отдышавшись, Кирилл встал и потащился обратно.

Моста больше не было: вместо него гипотенуза канатной лестницы протянулась от противоположного берега до гальки, на которую все еще оседала серая пыль. Ближняя сторона реки щерилась обломками скалы.

– Господи, твоя воля! – Гордей Богданович, возникший рядом, истово перекрестился. – Первый раз такое вижу. Из-за чего обвалилось-то? Как динамитную шашку взорвали, ей-богу…

– Кто кричал? – спросил Кирилл. Это интересовало его сейчас намного больше, чем причина обвала.

– Макар кричал, – пробасили сзади.

Кирилл обернулся и посмотрел на Илюшина.

– Я заметил, что камень треснул. – Голос сыщика звучал так, словно он извиняется за доставленные неудобства. – Вес у нас с вами примерно одинаковый, имело смысл позвать на помощь Сергея. У него призвание – являться в последний момент, как ангел-хранитель.

Кирилл непроизвольно потер плечо. Ангел-хранитель лишь чудом его не вывихнул.

– Спасибо… – пробормотал он.

– Нормально все, забудь, – сказал Сергей.

Илюшин кивнул.

Кирилл потоптался на месте. Сел на землю. Машинально сорвал какую-то травинку, сунул в рот и долго жевал, пока не ощутил на языке горечь.

Остальные стояли за его спиной и обсуждали случившееся. Кирилл слышал их голоса так, словно это было радио, работавшее в соседней комнате, – четко, но в то же время в отдалении. Чухрай твердил, что ничего подобного раньше не случалось; Бабкин расспрашивал о землетрясениях, всезнайка Илюшин объяснял, что озеро Панаярви не что иное, как глубокий тектонический разлом, но вообще в Карелии не бывает землетрясений сильнее пяти баллов – асейсмичная зона. «Завтра же в церковь…» – доносилось до Кирилла. «Восстанавливать-то как?» – «А смысл? Не сегодня рухнет, так завтра…» – «Какое восстанавливать, вы что! Чуть не убился человек…»

Кирилл молчал, тупо разглядывая скалы. Чухрай с Сергеем осторожно подошли ближе к краю обвала. «Когда придем в лагерь, я вернусь сюда и срежу этот мост к чертовой бабушке», – сказал лодочник и сочувственно поглядел на Кирилла.

Его неразговорчивость они все списали на потрясение.

Однако Кирилла ошеломил вовсе не обвал и не проскользнувшая в шаге смерть, мимоходом похлопавшая его по плечу. Предчувствие оправдалось: он действительно чуть не погиб. Но значение имело не это.

Пока он, точно баран, таращился на щель, младший из сыщиков оценил ситуацию и принял единственно верное решение: позвал на помощь. Этот поступок еще оставался в рамках понимания Кирилла. Не будь он в таком опьянении от собственной отваги, может быть, и сам сообразил бы, к чему дело идет.

Но у него не укладывалось в голове, как мог Сергей, этот огромный увалень, переместиться с того места, где он находился, на обрыв и подхватить его в воздухе, точно один цирковой акробат другого.

Как эти двое могли так слаженно действовать?

КАК?!

Все выглядело так, словно они сотню раз репетировали этот трюк. Трещина-крик-прыжок. Трещина-крик-прыжок.

Фантастика.

– У тебя сегодня второе рождение! – серьезно сказал Чухрай. – Если бы не парни… А ты счастливчик, Кирилл. Береженый. Тебя Бог в макушку поцеловал. Пойдем, в дороге очухаешься. Дорога лучше всего от этого помогает.

Кирилл даже не спросил, от какого этого. Лодочник был прав в одном – он действительно счастливчик. Но вовсе не потому, что спасся.

Огонь потрескивал, рыжие змейки сновали по обгоревшим поленьям. Перед ними было тепло и свет, а за спиной стояла холодная ночь, разбеленная до сумерек.

Чухрай сложил костер как бывалый походник. Сварил в котелке картошку, отказавшись от предложенной помощи, вытряхнул в нее тушенку. Разложив ужин по мискам, хлопнул себя по лбу и вытащил все из того же бездонного рюкзака здоровенную флягу.

– Настойка на антоновке. Вещь!

Вечерние хлопоты о ночлеге и ужине постепенно заслонили от Гордея Богдановича чуть было не случившуюся беду, но он по-прежнему ощущал ее старческое кисловатое дыхание. Беда не осталась в заваленном ущелье, она следовала за ними. Он посматривал на троих, сидевших у костра, твердил себе, что все целы, все обошлось, – и тянул к огню руки, никак не мог согреться.

Кирилл его насмешил: сначала, когда выбрали место для стоянки, стал разбирать сухие ветки, подпрыгнул как заяц и чуть не заорал. Оказалось – наткнулся на дохлую ворону, над которой попировали невидимые обитатели поляны. Побледнел, бедняга, и побежал в кусты – тошниться.

Нервный какой, надо же.

Руки то и дело протирает салфетками. Как будто вокруг не лес, а выгребная яма.

И на каждом шагу все просчитывает, увязывает одно с другим. Чухрай, забавы ради, попросил его решить, где будет костер. Видел, что тот в этом ни бельмеса ни сечет. Однако без всякого опыта Кирилл вычислил, как будет правильно. «Вот тут, – говорит. – С одной стороны, деревья близко, за дровами не придется далеко идти. Но и кроны высоко, от искр не загорятся. Скала рядом – она, наверное, сработает как экран, чтобы зря тепло не тратилось. Сработает же?»

Гордей Богданович подтвердил, что так все и есть.

Нервный, а умник. Повезло на умников в этом походе.

«А с другой стороны, что я к парню придираюсь? – спросил себя Чухрай. – Может, если бы меня самого в последний момент вытащили за шкирку из могилы, я бы до сих пор заикался».

Он прислушался к спору Макара и Сергея.

– У тебя есть ответ на вопрос, зачем люди вообще читают книги?

Это спросил Бабкин, явно продолжая давно начатый разговор, который, как часто бывает с бесконечными разговорами, обрывался и начинался заново в любое время в любой подходящей ситуации.

Чухрай одобрительно кивнул. Сам он чтение книг считал баловством, но относился с пониманием. Некоторые трубку курят, как он сам. Другие вяжут. Третьи вот романы читают.

Илюшин посмотрел на друга свысока и ухмыльнулся.

– Разумеется, – с легким раздражением сказал Сергей, – само собой, у тебя есть ответы на все вопросы.

– Не на все. Только на простые.

– Тогда объясни.

– Не берем в расчет примитивные мотивации вроде «нравится», или «больше ничем не умею занять собственные мозги», или «приучили и с тех пор не могу отвыкнуть». В целом, все просто. Из двух первобытных людей с одинаковыми физическими данными дольше жил тот, кто при встрече с саблезубым тигром знал, чего от него ожидать. Из трех пещерных женщин, собиравших корешки для супа, в живых оставалась та со своей семьей, которая уже что-то слышала от своей матери о корешках. Я к чему веду? Залог выживания человеческой особи – это приращение опыта. Чем больше знаешь, тем выше шанс уцелеть во враждебной среде. В наше время нет необходимости спасаться от хищников или травиться дикими ягодами. Но эволюционный механизм, позволивший сохраниться популяции, запущен и вовсю работает. Глобально мы читаем, чтобы остаться в живых. Присоединяем к своему ничтожному опыту чужой, огромный, накопленный тысячами живущих до нас и вместе с нами.

Бабкин помолчал, осмысливая.

– И что, помогло кому-нибудь? – спросил он.

– Что?

– Ну, применить этот чужой опыт и протянуть лишних пару лет?

Илюшин заявил, что тот своим прагматичным подходом опошляет его прекрасную теорию, и разговор перешел в легкую перепалку.

К этому времени Гордей Богданович захмелел. Из него посыпались байки, как подарки из мешка Деда Мороза. Трезвой своей частью Гордей Богданович забеспокоился, что выглядит смешно, но Кирилл, Макар и Сергей слушали с неподдельным любопытством. Он рассказал им про Золотую Бабу, про Смерть-гору, про лабиринты, гигантов и Ладожское чудо-юдо.

– А кто там на самом деле, как думаете? – Макар поворошил веткой угли.

– Да змея, – таким обыденным тоном ответил Чухрай, что все рассмеялись. – Серьезно. Гадюк вокруг полно, а у страха глаза велики. Поднимет башку над водой – вот тебе и чудовище. – Он подбросил сосновое полено, оно затрещало, рассыпая искры. – Я лучше вот что расскажу. Церквушку по дороге видели?

Все кивнули. Старая, серая от времени церковь выглядела как обычная покосившаяся изба, к которой сверху прилепили луковку купола с крестом. Вокруг нее стояла тишина.

– Я таких насмотрелся, – с горечью сказал Чухрай. – Никто их не реставрирует, догнивают себе помаленьку, как грибы после дождя… Возле нее мужичонка один жил, Семен. Домишко у него был полуразрушенный, в землю ушел по самую крышу. Как уж он выживал – бог весть. Пил страшно. Я его к себе звал, иди, говорю, хоть сторожем, хоть кем… Живая же душа, ну! А вот привык один, не хотел к людям. Зимой, бывало, неделями его не видел. Зайду, покричу, он изнутри прорычит что-то – и вся беседа. Но огромное количество сказок знал и разных легенд. Не баек для туристов, а настоящих, древних. Мы с ним несколько раз сидели вдвоем – и вот он, как выпьет, начинал сказывать. Глаза прикроет, бороденку желтую вперед выставит, – и заводит песню. В самом деле, не говорил, а будто пел. Библиотеку мировой литературы можно было из его историй составить. Я, дурак, не записывал… Теперь уж половины не помню.

– Давно он умер? – спросил Сергей.

– Прошлой весной. Удивительный был мужик, хоть и пьянчуга. Он себе гроб смастерил, переоделся в чистое, лег в него – и помер. А дверь открытой оставил, нараспашку. Такого ни один местный сделать бы не мог. Я как увидел издалека черный проем, сразу все понял. Только не догадался, что Семен это нарочно.

– А почему местный не мог? – заинтересовался Кирилл.

– Звери же набегут. Все растащат. Сожрут, нагадят. Медведи заглядывали – бывало и такое. Но я-то думал, Семен упал и лежит где-нибудь неподалеку. Вхожу – а он в гробу. – Чухрай перекрестился. – Руки, значит, на груди сложены, на лицо – ну чисто святой! Даже борода не желтая, а белая, только что не сияет, будто он ее отбеливателем прополоскал… Самое главное-то что? Не тронул его никто. А ведь он на полу в гробу два дня пролежал. Вот это действительно чудо, а башка в озере – ну, подумаешь, башка. Чудо – это то, что с человеком случается.

Наступившую тишину нарушил громкий кошачий вопль. Вздрогнули все, кроме Чухрая.

– Иволга. – Лодочник невозмутимо облизал ложку. – О ней Семен тоже знал много сказок. Одну я плохо запомнил. Что-то там с девочкой случилось… К великанам она попала, что ли, и они превратили ее в иволгу, чтобы она в клетке сидела и пела. А она сбежала и стала предупреждать людей, когда великаны задумывали всякие каверзы, типа с неба камнями швыряться. Если бы она в клетке осталась, пела бы красиво, а раз сбежала, великаны ее наказали: дали противный голос. И никто ее толком не слушает, бедняжку. Макар, будь ласка, дай пакет… Нет, соседний. Спасибо! А вторую он рассказал всего однажды. Женщину односельчане выгнали из деревни, обвинили в колдовстве. Она обернулась птицей и стала криком вызывать страшные грозы. Как запоет – так случается напасть. И тоже с неба валится, что характерно. То посевы градом побьет, то деревню затопит. Звали ее обратно, упрашивали, чтобы простила, а она так и осталась иволгой.

Будто в подтверждение его слов, из леса снова крикнули резко и неприятно.

– За дело выгнали, значит, – заметил Илюшин.

– Не помню, врать не буду. Говорю же – записывать надо было.

– В птичьем теле гадить сподручнее, – проворчал Бабкин.

– Семен больше первую историю любил. – Чухрай зачерпнул из пакета горсть кедровых орехов, которые считал панацеей от всех болезней. – Часто повторял, что кто мерзко орёт, тот, может, так поступает не по своей воле. И надо его сначала выслушать, а потом уже придушить – из милосердия. Кирилл, орехи будешь?

Ему пришлось спросить дважды, прежде чем тот услышал.

– Э, да ты спишь!

– В сон клонит, – признался Кирилл.

Он сидел с блаженной полуулыбкой, смотрел на огонь, расцветающий ровными лепестками, как над газовой горелкой. Сна не было ни в одном глазу.

Он наконец-то понял, зачем все это было: поездка, Динка, поход, обрушение в ущелье, где он чудом остался жив… И его предчувствия – сначала острая, ничем не объяснимая радость, затем страх. Все получило объяснение.

То, о чем он мечтал, нашлось.

Идеальная жертва.

Нет, не жертва – соперник. Такой, которого никогда не выпадало ни одному охотнику, в этом Кирилл был уверен. Ради него придется нарушить все свои правила, но оно того стоит.

Дело осложнялось тем, что их не один, а двое. Он перевоплотится в рыцаря, выходящего на двухголового дракона. Эта метафора ему понравилась, Кирилл покатал ее на языке: и смешно, и в то же время точно. Одна голова – ум и хитрость; она загадывала бы загадки дуракам, явившимся отвоевать принцессу. Вторая – мощь: она бы их сжирала без лишних слов.

Одна голова сильнее Кирилла.

Вторая умнее.

А кто победит?

Победит Кирилл. Потому что он Зверобой.

Все, что он делал, было не просто так. Год работы на запасную жизнь, предыдущие тренировки – мысленно Кирилл называл их уже только так, словно они не имели самостоятельной ценности, – были не более чем подготовкой к тому, что ему предстояло. Надо придумать слово… Он любил слова. Просилось что-то величественное, отражающее масштаб события. Свершение? Нет. Напыщенно. Глупо.

Но ведь его и правда ждала идеальная цель. Вот она – сидит, отделенная от него всполохами огня; один понимает другого с полуслова, занятно наблюдать за их перепалками, ни разу не переросшими в серьезный спор.

«Как Сергей успел добежать?»

Получалось, он вообще не задумывался – тело отреагировало на чужой крик молниеносно. Это не давало Кириллу покоя. Любой человек сначала бы обернулся, ему потребовалось бы время на осознание происходящего…

Дракон заслуживает уважения. На этот раз – никакой тайны, никакого преследования. Они станут играть в открытую – и Кирилл их переиграет.

Дух захватывало. Сердце замирало. Кирилл был пьян, но не от чухраевской настойки. Он переводил взгляд с Сергея на Макара и обратно, впервые в жизни вознося молитву: Господи, сделай так, чтобы с ними ничего не случилось; сбереги их для меня, Господи!

Не зря, не зря Чухрай сказал, что Кирилл – везунчик! «Бог в макушку поцеловал». Кириллу очень понравилось это выражение. Он коснулся макушки, словно проверяя, не осталось ли следа от божьего прикосновения.

Вон он, след! Доскребает картошку из миски. Подарок небес.

А ведь Кирилл и впрямь поцелованный. Кому еще выпадало счастье такой охоты.

Чудо заключалось не в том, что он спасся, как твердил глупый старый Чухрай, а в том, что ему встретились эти двое.

– Кирилл, давай миску. – Макар встал, собираясь помыть посуду.

– Да сиди! – дернулся было Чухрай, но Илюшин с улыбкой покачал головой. – Ладно, бог с тобой.

«Бог – со мной», – поправил Кирилл.

Он протянул свою плошку. Взгляд его, брошенный на Илюшина, просиял таким восторгом, что Бабкин про себя усмехнулся: вывезли городского паренька на природу. Накормили, напоили… А может второе рождение празднует, и все ему в кайф.

«Я тебя убью, – ликующе сказал Кирилл Илюшину про себя. – Пока не знаю как. Это будет сложно. Придется перехитрить вас обоих. Но у меня получится. Я тебя убью».

Они не смогут ничего поделать. Иволга может орать до тех пор, пока не надорвет горло, пытаясь предупредить их. Он ее опередит.

Последняя часть пути, водопад, выбор места для их маленького лагеря, палатки – все было расплывчато и не совсем реально. Четко он видел два лица, выступавшие из ткани этого дня, точно маски, накрытые легкой марлей. От водопада, до которого они добрались с такими сложностями, в его памяти осталась лишь чечетка подпрыгивавших камней. Он даже не знал, сколько времени они там провели.

Обратно вышли рано, перекусив на скорую руку бутербродами с чаем. Лес, мокрый, как искупавшийся пес, терся об них со всех сторон; через двадцать минут все промокли.

– Иволга накаркала, – ворчал Чухрай. – Не обещали нынче ночью дождя, а вот поди ж ты.

Кирилл улыбался. Спал он крепко и счастливо, как ребенок, увидевший перед сном в коридоре велосипед.

На выходе из леса в кустах раздался громкий хруст. И следом неприятный звук – что-то среднее между хрюканьем и рычанием. Кто-то тяжело задышал, заворочался. «Медведь», – мелькнуло у Кирилла.

– Кабанчики, – спокойно сказал Чухрай и вытащил из-под куртки свисток, висевший на груди.

Кирилл, который в этот раз шел за ним, в тревоге обернулся. «Господи, я же просил!»

Бабкин успел отодвинуть Макара и стоял между ним и тем, что хрустело в чаще. Он прислушался, бросил через плечо:

– Готовься. Вон на ту сосну тебя подсажу.

– А что ж не на плечи? – удивился тот. – Мы могли бы храбро противостоять медведю, выстроившись вертикальной колонной. А там уж сам бог велел поразить его копфшпрунгом.

– Ты сейчас меня этим шпрунгом поразил, – сказал Бабкин, не отрывая взгляда от леса. – В следующий раз, когда задумаешь вызывать дьявола, сначала предупреди.

– Не такая уж плохая идея, между прочим, – подал голос Чухрай. – Я про посадить на плечи. Мишка – зверь трусливый, его таким макаром запросто можно напугать.

– Макаром кого угодно можно испугать, – буркнул Сергей. – Дальше-то идем или все-таки строимся свиньей?

– Да пусть сам отойдет, – добродушно отозвался Чухрай.

Он сунул в рот свисток и с силой дунул.

Резкий звук разнесся по лесу. В кустах затихли, а затем с хрипом, от которого у Кирилла озноб пробежал по коже, зверь бросился прочь.

– Я же говорил – кабанчик. – Чухрай сунул свисток обратно и махнул рукой. – Тронулись, помолясь.

Кирилл бросил взгляд на Бабкина, вновь пропустившего Илюшина вперед.

«А красиво он его отодвинул. Молодец, умница! Годный сторожевой пес! Нет, Сергея нельзя убивать. Это, как выражается его друг, читерство. Устроим честную игру».

Что известно о Бабкине? Слабость надо вытащить из его внутренностей, слабость! Подцепить крючком петлю и подвесить сторожевого пса на ней, будто на его собственных кишках. Пусть болтается, беспомощный, как марионетка. Он и есть марионетка. Осталось сообразить, как стать его кукловодом, чтобы роль не выбивалась из задуманного сюжета.

Улыбаясь Сергею на привалах, благодарно кивая ему за вовремя протянутую на крутых подъемах руку, Кирилл не переставал обдумывать, что он может использовать против него. В калейдоскопе мыслей выпадал один узор за другим, но ни один пока не был достаточно прекрасен. Решение должно быть красивым.

Когда вдалеке показалось озеро и до них донеслись крики детей, Кирилл начал тихонько смеяться. Он придумал! Нет, не придумал – выхватил из воздуха, как будто идея существовала сама по себе, висела, точно золотой шар, исполняющий желания.