Глава 15

– Женщина, которой испортили отпуск, – это страшная разрушительная сила, – сказал Макар Илюшин.

Они вновь сидели на веранде: Илюшин за столиком, на котором стояли чайник, сахарница и синяя чашка, Бабкин – полулежа в кресле, под пледом. Солнце опускалось за лес, розовые и сиреневые облака собирались в небесный замок.

– Поверить не могу, что ты мне ничего не сказал. – Бабкин пытался протянуть руку к чайнику, охнул и решил обойтись без чая. Спину сорвал, как пить дать. Тьфу ты, черт! Отдохнул, называется. Набрался здоровья.

– Не сказал, потому что ты бы все испортил, – невозмутимо заметил Макар. – Я оберегал тебя.

– Оберегал? Если бы ты соизволил поставить меня в известность, – от злости Сергей начал подражать витиеватому стилю Илюшина, – я бы сейчас не кряхтел тут как престарелый инвалид, неспособный самостоятельно поднять задницу со стула! Мы бы скрутили этого молодца, когда он пришел к нам, и на этом бы все и закончилось. Страшная разрушительная сила – это ты! Или тебе не понятно, что только благодаря чуду сегодня обошлось без жертв?

Илюшин светло улыбнулся, глядя на закат.

– Чудо – это я!

– Тьфу! Как об стенку горох.

Макар встал. Ушел в дом, хлопал там дверцами шкафчиков, вернулся с кружкой и печеньем. Пока Бабкин хмуро молчал, заварил новый чай и сунул ему под нос кружку, от которой поднимался пар.

– Сахару сколько? – мрачно осведомился Сергей.

– Шесть ложек. Не обожгись.

Бабкин неохотно принял кружку. Но чай оказался вкусным, сладким, совершенно таким, как он любил. Илюшин поставил блюдце с печеньем ему на колени и вернулся на свое место.

– Если бы мы скрутили Кирилла, когда он пришел к нам, – уже без улыбки сказал он, – парень ни словом не обмолвился бы о детях. Это первое и самое очевидное соображение.

– Ты не мог об этом знать, когда готовил свой… – Бабкин осекся, пытаясь подобрать самое точное определение. – Извращенный! Свой извращенный план.

– Я предполагал, что он придумал что-то сложное.

– Почему ты вообще решил, что это он? – сердито спросил Бабкин. – Почему не Чухрай? Не Тимур? Не этот сонный глист со своей бабой, которые не вылезают из дома?

– Пойдем с конца. – Илюшин протянул руку за пледом – к вечеру ощутимо похолодало. – Сонный глист, как ты справедливо заметил, не вылезает из дома. Кроме того, я знал, чем они там постоянно занимаются, и это исключало их из круга подозреваемых. Но об этом потом. Что касается Чухрая, он почти всегда находился у нас на глазах. Но дело даже не в этом – не так сложно изыскать время, чтобы убить человека, если задаться такой целью. Но Чухрай, будь он убийцей, никогда не стал бы охотиться на своей поляне.

– Потому что он владелец Озерного? – фыркнул Бабкин и собирался возразить, но Илюшин перебил его:

– Потому это место ему слишком дорого. Он мог застроить весь берег, а выстроил восемь коттеджей. Как человек с большой практической сметкой, он не мог не понимать, что исчезновение двух женщин, отдыхавших тут, очень быстро привело бы сюда полицию. Привезли бы собак, стали везде искать… Ему это как ножом по сердцу. Чухрай здесь хозяин, а хозяин не позволяет себе пачкать в собственных угодьях.

– А Тимур?

Макар усмехнулся.

– Отчего ты исключаешь повариху? Валентина Юхимовна – тот еще фрукт! Видел, как она косилась на подружку Кирилла? У нее достаточно сил, чтобы задушить или прирезать человека, ей прекрасно знакомы окрестности…

– Юхимовна постоянно на виду, – отрезал Бабкин. – Вернись к Тимуру.

– Я выбирал между ним и Кириллом. У меня была гипотеза, что все происходящее – дело рук Беспаловой, и я рад, что она оказалась ошибочной. Что ты смотришь? Убила Настю – и исчезла.

– Зачем?

– Это другой вопрос. Тимур мог убить из-за клада или боясь разоблачения перед Чухраем – в общем, из страха или от жадности. Но в тот день, когда исчезла Татьяна, он был на виду у всего лагеря. Помнишь, он забыл плотно закрыть дверь морозильника с мясом? Наросла шуба в палец толщиной. Валентина Юхимовна кричала на Тимура, как старый капрал на новобранца, заставила размораживать камеру и мыть каждую полку. Если бы он хоть на пять минут скрылся с глаз, она бы его самого в этот морозильник закатала. Кроме того, он маленького роста. Зарезать жертву это ему не помешало бы. А задушить – да.

– У него еще и пальцы в порезах, – подумал вслух Сергей. – Не умеет он с ножами. Мясо разделывает бездарно, опять же.

– Вот именно.

Они помолчали.

– Ладно. Ты решил, что это Кирилл, – мрачно сказал Сергей. – И пришел к выводу, что ты – следующая жертва. С чего бы?

– Я его видел. – Макар невозмутимо долил себе чай.

Бабкин уставился на него.

– Кирилл приходил в тот вечер, когда мы вернулись из похода, – продолжал Илюшин. – Стоял у нас под окнами и очень старался, чтобы я его не заметил. Воспитание не позволило мне показать, что он раскрыт, так что я ему подыграл. Мне было очень интересно, что он хочет… Но тогда у меня не было никаких идей. Ну, кроме одной, – скромно добавил он, – что сердце его навсегда отдано мне. Поэтому я не стал тебе ничего говорить, чтобы не компрометировать юношу. Да, и еще кое-что…

Он замолчал, сосредоточенно размешивая содержимое чашки. Бабкин хорошо знал, что Илюшин не любит чай с сахаром.

– Ну! – не выдержал он.

– Ты о чем-то беспокоился. Постоянно, а самое главное – не отдавая себе в этом отчета. Я поначалу предположил, что это как-то связано с детьми, поскольку с ними явно было не все в порядке…

– Слушай, ты постоянно упоминаешь о них. Объясни уже!

– Чуть позже. Ты крутил носом, осматривался, высовывался на крыльцо… Вел себя как сторожевой пес при сменившемся ветре. Я не сразу сопоставил все эти мелочи. Окончательная картина сложилась у меня только вчера вечером. Таким образом, я исходил из трех вводных. Первая – он придет именно за мной. Вторая – тебя он нейтрализует, но не убьет. Третья – его план задействует всех обитателей лагеря, чтобы никто не мог ему помешать.

– Меня-то с чего он должен был оставить в живых?

– А ему не из чего было тебя убивать. – Илюшин с беззаботным видом закинул руки за голову.

Сергей непонимающе нахмурился.

– Как это – не из чего?

Макар засмеялся.

– Сережа, ты очень здоровый лось. Нас двое, то есть шансов подкрасться к тебе незамеченным, чтобы задушить, у него практически не было. Он же не ниндзя!

Во взгляде Бабкина, брошенном на Илюшина, не было и намека на симпатию.

– Да пристрелить – чего уж проще! – рявкнул он. – Или ты думаешь, меня пули не берут?

Макар отрицательно покачал головой.

– Не проще. Неужели ты не заметил, какой он трепетный? Крови боится, грязи боится… От дохлой птицы его всего перекосило. Руки протирает спиртовыми салфетками… Я бы не удивился, если бы узнал, что у него обсессивно-компульсивное расстройство в слабой форме. Поэтому, кстати, когда я понял, что убийца все-таки Кирилл, у меня не осталось сомнений, что он не режет свои жертвы, а душит. Процентов пять я оставлял на экзотические способы умерщвления.

– На ядовитую змею в кармане?

– Он не умеет обращаться ни с детьми, ни с животными, – серьезно возразил Илюшин. – Вообще довольно занятный тип! Обаятельный, предельно рациональный, инфантильный…

– Про психологический портрет этого урода ты мне сейчас не задвигай, будь добр!

– Ладно, не буду. Я рассудил так: он должен бескровно вывести тебя из игры. Для этого подходили дети, но дойдя до этой мысли, я застопорился: не мог сообразить, что именно он придумает. У меня было восемь вариантов, не пересекающихся друг с другом. Но какой из них выберет Кирилл? Гадать не имело смысла, я решил просто дождаться и посмотреть.

Сергей хотел высказать все, что он думал по поводу «дождаться и посмотреть», но вспомнил, что не давало ему покоя все это время.

– Почему дети не кричали?

Он не успел спросить их об этом в хаосе сегодняшнего дня, заполненного полицией, врачами и снова полицией.

– Потому что Кирилл – довольно начитанный юноша, – без улыбки сказал Макар. – И «Зеленую милю» Стивена Кинга он хорошо помнил.

Бабкин нахмурился, пытаясь понять, что имеет в виду его друг.

– Я только фильм смотрел…

– В книге убийца вывел из дома двух сестер при спящих родителях, пригрозив каждой, что если она поднимет шум, он убьет вторую. Кириллу было проще: он проник в дом через открытое окно, просто вырезав москитную сетку, и сначала связал взрослых. А потом пришел к Стефании и Егору. Заткнул им рты, скрутил. Времени, чтобы поднять тревогу, у них, в общем-то, не было. Да и мы их не услышали бы. Но я уверен, ни один из них не стал бы кричать, потому что боялся за второго. Понимаешь, это всегда работает. Поэтому…

Илюшин замолчал.

– Что – поэтому?

– Забыл, что хотел сказать, – солгал Макар, глядя на Бабкина ясными глазами.

Бабкин протянул ему опустевшую чашку и ухмыльнулся, наблюдая, как Илюшин ходит туда-сюда с закипевшим чайником. Эта суета вокруг него слегка компенсировала ему отвратительные впечатления сегодняшнего дня. Макар разыграл партию один; по сути, он сделал то же, что и Кирилл, – использовал его как пешку.

– Я должен был. – Илюшин поставил рядом с ним кружку.

– Что?

Сергей почти не удивился: Макар иногда начинал отвечать на его невысказанные мысли; его беспокоило только, что в последнее время это случается все чаще. То ли Илюшин постепенно наращивал телепатические способности, то ли он сам стал до ужаса предсказуем.

– Единственный, кто мог бы его обыграть, – это я, – мягко сказал Илюшин. – У тебя бы не получилось.

Бабкин разозлился:

– А не надо было эту вашу шахматную партию затевать! Нашелся… Ботвинник!

– Допустим, я поделился бы с тобой своими предположениями. Что бы ты предпринял?

Сергей ответил, не задумываясь:

– Стал бы следить за этой гнидой. Поймал бы его на попытке залезть в дом ребят.

– И что потом? Он придумал бы десяток оправданий, и в любом случае проникновение в чужое жилище ничем серьезным ему не грозило. У нас нет ни одного тела, ни одной улики, чтобы привязать его к убийствам. Девушка, судя по всему, прятала в сарае Беспалову, спасая ее, – но вряд ли она видела, как Кирилл душил Татьяну. Впрочем, это мы узнаем, когда она придет в себя. И Беспалова не видела, кто подкрался к ней сзади. С таким же успехом можно было бы обвинить в убийствах Дину.

– Чем, интересно, Кирилл держал ее? – подумал вслух Бабкин.

– Сам у нее спросишь. У меня к ней тоже много вопросов.

Из дома на другой стороне озера показались дети. Сергей надеялся, что они быстро придут в себя. За ними вышли двое взрослых, волоча тяжелые сумки. Он ощутил слабый укол разочарования: Стеша и Егор не попрощались с ним. «После всего, что случилось, скажи спасибо, если они вообще потом вспомнят твое имя», – одернул он себя.

Но мужчина и женщина, погрузив сумки в багажник, уехали одни.

Бабкин от удивления попытался привстать, чтобы убедиться, что все правильно разглядел, но от боли в пояснице охнул и вернулся в прежнее положение.

– Почему они оставили детей? – недоуменно спросил он.

Макар проследил за его взглядом.

– А, это ненадолго, – небрежно сказал он.

– В смысле? Родители скоро вернутся?

Илюшин чему-то рассмеялся.

– Сомневаюсь.

– Объяснишь ты мне или нет?..

– Подожди, не торопи события. Если я правильно понимаю… – Он взглянул на телефон. – Она появится где-то через час. Может, потеряет еще полчаса, когда ее остановят на дороге за превышение скорости.

– Кого? А, черт с тобой!

Бабкин по опыту знал, что если Илюшин решил держать язык за зубами, разговорить его не удастся.

– Я понял, – сказал он. – Ты Кирилла спровоцировал.

– Скорее, отошел в сторону.

– Подбил исполнить задуманное, – стоял на своем Сергей. – Рискуя толпой народа. Гордей едва остался жив…

Макар помахал детям, кто-то из них махнул в ответ.

– Потому что это мое собственное решение проблемы вагонетки, – спокойно ответил он. – Да, Кирилл чуть не убил Чухрая, и дети могли погибнуть. Ты прав. Но если бы он сбежал или выкрутился, он бы продолжил убивать, и чем дальше, тем чаще. Меньше чем за две недели здесь он задушил двоих! И вот еще что. Может, ты не обратил внимания, но у него произошел количественный переход в качественный. Прежде Кирилл убивал тихо, хоть и буквально на наших глазах, а тела прятал. А сейчас решился на огромное театральное представление. Ты только представь, как сложно было организовать все это в одиночку! Мы с тобой даже с двумя детьми не смогли бы справиться! А Кирилл запер Тимура, – Илюшин начал загибать пальцы, – вырубил Чухрая, связал женщину и мужчину, потом привел Стешу с Егором на другой берег, там использовал их как реквизит…

– Это все не так сложно, как кажется, – буркнул Сергей.

– Если у тебя в запасе целый день, может, и не сложно. Я еще не упомянул его подружку, с которой Кирилл обошелся довольно круто! И только после этого пришел к нам. Он действовал в открытую, ничего не боялся. Я до последнего подозревал, что он собирается покончить с собой после того, как расправится со мной. Так сказать, поставит красивую точку. Это вызывало бы хоть какое-то уважение… Но я ошибся. Ты же видел – полиция нашла его машину. Вещи, продукты, вода… Он собирался сбежать. Потом вынырнул бы под другим именем. И все продолжилось бы, с поправкой на то, что теперь его не сдерживала бы осторожность, – ведь ему все удалось!

Бабкин осторожно поставил чашку на пол. Ему совершенно расхотелось пить.

– Макар, ты осознаешь… – начал он, чувствуя, что не хватает слов. – Ты понимаешь или нет, что ты пожертвовал всеми нами, близкими, живыми, черт возьми! – ради еще не случившихся жертв? Мы же – вот! – он с растерянностью обвел рукой берега озера. – Дети играли на твоих глазах. Чухрай водил нас в лес. Тимур тут тоже… с палкой своей дурацкой. Как ты мог сделать такой выбор? Подставить нас всех ради своей, мать твою, интеллектуальной игры?

Илюшин хотел ответить, но Бабкин не дал ему сказать.

– Ты же никого не пожалел, – продолжал он, заводясь. – Дети… да он убил бы Стешу или ее брата, это чудо, что не убил, и нет, Макар, это чудо – не ты! Не ты, понимаешь?! У тебя мания величия развивается… Я раньше думал, ты это все в шутку… но в этот раз ты перешел границу. Так нельзя, как ты! Это… – он чуть не сказал «предательство», но спохватился: у него не было привычки оперировать такими категориями. – Так нельзя, – ожесточенно повторил он.

– А как можно? – спросил Макар. – Когда я тебя спросил, что бы ты предпринял, ты сказал, что задержал бы Кирилла. Отлично! А потом, когда пришлось бы его отпустить? Он мстителен и очень умен. Скажу тебе откровенно: я бы после такого поступка очень крепко задумался о Машиной безопасности.

Сергей вздрогнул.

– Чему ты удивляешься? – Илюшин подался к нему, блестя глазами. – Кирилл не просто придушил свою подружку, он выбрал для нее довольно мучительную смерть, долгую, похожую на пытку. Он не запер Чухрая, как Тимура, он попытался его убить, а все потому, что лодочник ему не нравился. Ты говоришь, я пожертвовал вами? Но как еще я должен был его остановить, зная все то, что я тебе рассказал? Если я понимал, что куда ни поверни, везде кто-то умрет?

– Да придушил бы его, черт тебя возьми, и это было бы меньшее из зол! – рявкнул Бабкин.

И в ужасе осекся.

– Что это я только что ляпнул? – пробормотал он.

– Чаю выпей, стынет, – посоветовал Макар прежним тоном.

Сергей помотал головой, словно пытаясь отвязаться от дурного сна. Это все Илюшин. Каким-то хитрым образом Макар заставил его прийти к решению, которое в этической системе Бабкина не имело оправданий.

«Нет, это я сам к нему пришел».

– Кажется, я заразился твоими способами решения проблем, – с неловким смешком сказал он.

Макар изумленно уставился на него.

– Бог с тобой, Серега. Я даже не рассматривал такую идею! Физически убрать Кирилла? И в мыслях не было!

– Но почему?

И вдруг он понял. Илюшин с Кириллом находились в одной плоскости, пусть и в максимально отдаленных точках, и такой примитивный и грубый шаг для Макара был невозможен. Шахматист, проигрывая, не схватится за доску, чтобы ударить соперника по голове, – а именно в этом и состояло предложение Сергея.

Задержи они Кирилла до того, как он начал свою операцию, это ничем бы не закончилось. Умозаключения Илюшина к делу не пришьешь. У них действительно не было ни одного доказательства его причастности к исчезновениям женщин.

– И все равно ты должен был мне рассказать, – пробормотал он, уже сдавшись.

– Ты не смог бы его переиграть, – повторил Илюшин и с сожалением развел руками. – У тебя масса достоинств, но лицедейство в их число не входит. А мне всегда хотелось исполнить роль трагически умирающего героя!

Сергей взглянул на него, не понимая, шутит Илюшин или говорит всерьез.

– Я только с дозировкой лопухнулся, – признал Макар. – Но, может, меньшее количество и не сработало бы как надо.

– А почему именно средства для понижения давления?

– Я знал, как они должны подействовать. Ну, в теории, во всяком случае.

– То есть раньше ты их не принимал? – недоверчиво спросил Бабкин.

– У меня и так всю жизнь пониженное давление, что, замечу, никогда мне не мешало. Зачем его еще понижать? Знаешь, что происходит с человеком, который все-таки решит это проделать?

– Затрудненное дыхание? – предположил Бабкин. – Недержание мочи, остановка сердца, кома, смерть?

Илюшин самодовольно ухмыльнулся.

– Это все потом, мой непросвещенный друг! Первое и самое главное в моем случае: болезненная бледность. Или, как говорится в инструкции о симптомах передозировки, побледнение кожных покровов. Времени, чтобы провести тестирование, у меня не было, так что я просто выпил лекарство, когда Кирилл появился у нас. Надеялся, что у меня есть минут пятнадцать. Так и получилось. Понимаешь, разыграть припадок очень просто.

Он вдруг перекосил физиономию так, что Бабкин вздрогнул. И тотчас вернул лицу прежнее выражение, только теперь ухмылялся во весь рот, очень довольный произведенным эффектом.

– Один мой знакомый актер часто говорил о правиле одной детали, – сказал Макар, и Сергей удивленно поднял брови – Илюшин никогда прежде не цитировал актеров. – В вашем образе, повторял он, все может быть фальшивым, но одна деталь должна быть правдива. Она придаст правдоподобие и всему остальному.

– И у тебя этой деталью стала бледность?

– Ага. – Макар с видимым удовольствием отхлебнул из чашки. – Корчить припадочные рожи, дрожать и заикаться – все это нетрудно. Можно даже научиться краснеть. А вот побледнеть – нет! Одна деталь потащила за собой весь образ самоубийцы. Кириллу легко было поверить в этот финт: он вписывался в его логику.

– А в мою не вписывается, – пробормотал Сергей.

– Ты не обратил внимание в походе? Ему постоянно требовался план. Он сначала прикидывал, к чему приступить, сразу строил ответвления от программы, а затем начинал действовать. У него, несомненно, очень высокий интеллект, но он своего рода контрол-фрик. Планировщик. Это его сильная сторона: он необыкновенно предусмотрителен. Но у всех людей такого типа есть слабое место – они не способны быстро принимать решение в катастрофически изменившихся обстоятельствах. Слишком много деталей нужно проанализировать, слишком многое учесть. Там, где обычный человек положился бы на интуицию или действовал по прежней схеме, наплевав на объективную реальность, Кирилл должен был создать новую и следовать ей.

Так что моя задача была проста. Мне предстояло сломать паттерн.

А как ошеломить человека, который собирается тебя убить? К чему он не готов? К попыткам побега? К разговорам? К мольбам? К торгу? К чему?

– К тому, что жертва убьет себя сама, – подумал вслух Сергей.

– Прикинь, какой сюрприз: он меня собрался вешать, а я взял бы и перерезал себе горло! Но, как ты понимаешь, от ножа пришлось отказаться. А было бы эффектно! Пришлось травиться.

«А ведь я, идиот, еще беспокоился о его давлении», – со стыдом вспомнил Сергей.

– Кирилл не мог этого допустить. Он помешан на том, чтобы последнее слово оставалось за ним. Все должно идти так, как он задумал, а его план сломали об колено, точно палку, и бросили на мусорную кучу. Я его смертельно оскорбил, Серега. О, где-то тут есть каламбур!

– Каламбур! – передразнил Бабкин. – Помер бы ты там – вот это был бы каламбур! – Он кивнул на чашку и быстро пустеющую сахарницу. – Сколько уже времени прошло, а ты все сладкий чай хлещешь как не в себя. Татьяна красочно описала, как тебя потом в кустах рвало.

Илюшин смущенно потер шею.

– Вообще-то я планировал нежно вырубить Кирилла, пользуясь твоими уроками. Немного не рассчитал… Мутило меня зверски, я бы сам трех шагов пройти не смог. В общем, начни мы драться, неизвестно бы, чем дело кончилось, но тут очень вовремя вмешалась Беспалова.

– А если бы он не стал тебя реанимировать? Решил бы, что твое самоубийство вполне вписывается в его замысел…

Илюшин пожал плечами:

– Тогда моя теория не прошла бы проверку практикой.

«Теория у него…» Бабкин поерзал, прислушиваясь к ощущениям в спине. Сорвал все-таки или не сорвал? «Надо будет еще Маше это все объяснять, – подумал он. – Тачка, склон, ребята… Обойти, что ли, как-нибудь этот неудобный эпизод? Или, проще говоря, солгать… Нет, плохо. К тому же если ретушировать происходящее, нужно заранее договориться с Илюшиным, а этот подлец не захочет обманывать Машу… Честность у него, прямо скажем, избирательная… Минуточку!»

Он ткнул пальцем в Макара:

– Ты!

– Что – я?

– Ты будешь говорить с моей женой. Изложишь все как было.

– Иди в пень, – быстро сказал Илюшин, и на лице его появилась озабоченность.

– Давай-давай, голубчик, – злорадно сказал Бабкин. – Объяснишь ей, по какой причине ее мужу выдали листок нетрудоспособности. Скажешь: руководствуясь исключительно интересами общества, а вовсе не собственными честолюбивыми желаниями, как ты, дорогая Маша, могла подумать, я отправил твоего мужа выполнять прихоти извращенца с манией величия. Что ты говоришь? – Он приставил ладонь к уху. – Знал ли я заранее, на что обрекаю твоего возлюбленного супруга?

Илюшин в беспокойстве отставил чашку.

– Разумеется, знал! – с энтузиазмом продолжал Сергей. – Но пойми, Маша, не каждый день человеку выпадает честь стать жертвой серийного убийцы! Мог ли я уклониться от нее? И что значит пара-тройка разорванных связок в чужой спине по сравнению с возможностью сломать в петле собственную шею, одновременно подыхая от отравления!

Он выдохся и замолчал. Но его речь произвела впечатление.

– Во-первых, я разговариваю не так, – пробормотал Илюшин. – Жалкая пародия. Ничего общего с оригиналом. Во-вторых, твоя жена меня убьет.

– На это я и рассчитываю, – холодно сказал Бабкин.

На противоположной стороне озера наметилось оживление. Дети то исчезали в доме, то вновь появлялись, каждые пять минут выбегая к дороге, ведущей в лес, – по ней час назад уехала машина. Постояв там, как сторожевые суслики, выбравшиеся из норы, они понуро возвращались обратно.

– Ты хотел объяснить мне, что происходит, – напомнил Сергей.

Илюшин потянулся. Он снова выглядел чрезвычайно довольным собой, и Бабкин понял, что ему предстоит услышать что-то неприятное. Макара восхищали события, которые у нормальных обывателей (к ним Бабкин причислял и себя) вызывали только желание поскорее о них забыть.

Он не сомневался: отдых в Озерном станет у Илюшина одним из любимых воспоминаний.

– Помнишь, мы с тобой обсуждали, что с их семьей что-то не так? – Макар кивнул на дом, на веранде которого застыли два суслика. – Ты рассказал про Диснейленд и заставил меня задуматься. Чем дольше я размышлял над происходящим, тем яснее понимал, что странности родителей выходят за пределы статистической погрешности. Во-первых, за детьми не присматривали. Совсем. Я понаблюдал за домом пару дней: режимы взрослых и детей не совпадали. Сначала я приписал это самостоятельности ребят. Но потом решил познакомиться с отцом поближе.

– Видал я ваше знакомство. Он припустил от тебя как заяц.

– И у меня появилось «во-вторых», – кивнул Макар. – Папаша не выглядел замкнутым. Он выглядел как человек, который старательно избегает общения и чего-то боится.

– И ты полез в их личную жизнь, ясное дело.

Илюшин потянулся.

– Для начала я проверил, вписаны ли дети в паспорта родителей. Однако наш милый Тимур снял копию только с паспорта отца, который им, разумеется, не отец, но в тот момент я этого еще не знал.

– В смысле – не отец? – перебил ошеломленный Бабкин. – А кто?!

– Подожди, давай по порядку.

– Ты сказал – не отец?

– Терпение, мой чадолюбивый друг! Так вот, в паспорте псевдопапаши не было упоминания ни о Стеше, ни о Егоре, однако это еще ни о чем не говорило, потому что детей вписывают по желанию родителей. Тут я вспомнил, что девочка назвала свою фамилию. С фамилией все пошло намного быстрее. Во-первых, я нашел фотографии их мамы и папы в соцсетях. Как ты догадываешься, они не имеют ничего общего с личностями, которые сутки напролет торчали на веранде.

Бабкин хотел что-то сказать, но Илюшин уверенно продолжал:

– Во-вторых, я выяснил, что дети объявлены в розыск.

– ЧТО?!

– Да. Исчезли первого июня.

– И ты ничего не сказал? Когда ты это узнал?

Илюшин возвел глаза к потолку, загибая пальцы.

– Один, два… Три дня назад, кажется. Или два? Я не уверен. Столько событий, суета, покушения…

Бабкин привстал, забыв про спину.

– Ты два дня знаешь о том, что детей разыскивают родители? И ни словечком никому не обмолвился? Их похитили какие-то упыри… торчки какие-то, психопаты, может быть… А ты все это время спокойно наблюдал?

Происходящее не укладывалось у него в голове.

– Сережа, – мягко начал Илюшин, сочувственно глядя на друга, – ты сейчас представляешь собой идеальную иллюстрацию к статье «Жертва родительского инстинкта». Свойства опекуна в тебе очень развиты, хотя ты сам это отрицаешь изо всех сил. Ты – пингвин.

– Который тело жирное прячет в утесах! – взорвался Бабкин. – Твое!

– Императорский, если тебя это утешит, – продолжал Илюшин как ни в чем не бывало. – Папаша-пингвин держит пингвиненка у себя в ногах, под брюхом и постоянно проверяет, все ли с ним в порядке. Так он с ним и нянчится, пока у птенца не отрастет оперение. А мать, между прочим, в это время празднует свободу: ловит рыбу черт знает где, шляется с другими самками по кабакам, поет караоке, на форумах в Саратове самообразовывается…

– Что ты несешь? – хрипло спросил Бабкин.

– Насчет караоке – это небольшое художественное преувеличение, – согласился Илюшин. – Суть моего послания не в нем. Там, где дело касается детей, ты реагируешь на кодовые сигналы, не подключая аналитический аппарат. Проще говоря, как только я тебе сообщил, что твоих маленьких друзей разыскивают с пожарными и милицией, перед твоим внутренним взором встали замученные малютки, попавшие в руки к мерзавцам и насильникам.

Бабкин выдавил что-то нечленораздельное.

– У тебя слепое пятно сильной эмоциональной вовлеченности. Однако, если все-таки взглянуть на вещи здраво, – продолжал Макар, – отвергнув панические настроения, мы обнаружим, что дети живы, здоровы, упитанны и, рискну сказать, страшно довольны происходящим. Их никто не бил. Они ни на что не жаловались. Если бы они стали жертвами киднеппинга, у них был бы миллион возможностей сбежать. Их жизнь на озере – одна большая возможность побега! И если присмотреться как следует, все выглядело так, будто это они держат своих взрослых в плену, а не наоборот.

Постепенно его аргументы начали проникать в сознание Бабкина. Он сел.

– Ты все равно не имел права… – начал он уже другим тоном. – Их родители с ума сходят…

Илюшин с искренним удивлением воззрился на Сергея.

– Отчего бы мне беспокоиться о людях, которых я ни разу в жизни не видел?

– Из солидарности!

– С чем?

– С человечеством! – рявкнул Бабкин.

Макар сделал небрежный жест, отметая как его возражение, так и все человечество в целом.

– Я готов был принять некоторое участие в судьбе детей. Исключительно ради тебя.

Бабкин помолчал, собираясь с мыслями, и нанес последний удар:

– А ведь если подумать, именно твое невмешательство привело к тому, что их чуть не переехала машина этого урода!

– Мое невмешательство дало тебе возможность остаться человеком, которого не мучает совесть.

Сергей опешил. Вот чего у Макара нельзя было отнять, так это умения врезать под дых в тот момент, когда зрители уже взрываются аплодисментами и рефери вскидывает твою руку в победном жесте.

– Как это? – спросил он.

Илюшин с жалостью посмотрел на него.

– Очень просто. Кирилл положил бы на их место свою подружку. А ее бы ты спасать не побежал.

На противоположной стороне озера среди деревьев замелькал желтый свет. Шум мотора они не слышали, но до них донеслись пронзительные вопли. Бабкин обеспокоенно привстал, не заметив ироничной усмешки, мелькнувшей на лице Илюшина. Из леса выехала машина. Водителю не удалось добраться до коттеджа: пришлось остановиться раньше, потому что дети кинулись навстречу. Женщина, которая встала с водительского места, успела сделать только шаг, и оба повисли на ней, едва не повалив.

– А вот и она, – флегматично сказал Илюшин. – Уложилась в час, как я и предсказывал.

– Кто это?

– Сережа, ты меня удивляешь. Разумеется, их мать. Кто бы это еще мог быть!

Сергей уставился на Илюшина. Перевел взгляд на детей. Потом снова на Илюшина, и тяжело вздохнул:

– Рассказывай.