Глава 13

Илюшин мерил комнату шагами, Бабкин следил за ним тяжелым взглядом. Эта привычка Макара всегда его утомляла. Слишком много энергии; так лежачий камень мог бы нервничать из-за ручья, который отчего-то непременно пытается затечь под него, презрев народную мудрость.

Они сделали все, что могли. Оставалось ждать завтрашнего дня.

Илюшин ускорился. Бабкин подозревал, что однажды он, как парень в клипе «Pump It», нарушит законы притяжения и побежит, впечатывая кроссовки в грудь окружающих.

– Помогает? – не выдержал он.

– Помогает что?

– Вот это твое мельтешение? Думать помогает?

– Помогает думать, что думаешь, – ответил Илюшин, не останавливаясь. – А это само по себе помогает думать.

Тьфу, лучше бы не спрашивал.

Под ритмичный звук шагов он незаметно для себя задремал в кресле. Когда открыл глаза, Илюшин сидел на полу в окружении маленьких, в пол-ладони, листочков.

– Представляешь, здесь даже тетрадей нет, – сказал он, не поднимая головы, – не говоря уже об альбомах. Пришлось раздраконить блокнот.

Бабкин подвигал затекшей шеей. Присмотрелся к каракулям Макара.

Уже то, что Илюшин взялся за рисование, говорило ему о многом.

– Как мы могли проворонить, что Беспалова не вернулась домой, – вырвалось у него.

– Мы не должны были отвечать за ее безопасность, – ровно сказал Илюшин, не прекращая раскрашивать маленький шарик с рожками. – Только за то, чтобы найти. Мы ее нашли. Фото отправили. Все.

– Я должен был в тот же день, как она уехала, позвонить ее мужу!

Он знал, почему не сделал этого. Павел Семенович высасывал его, как пиявка, но пиявка, стыдящаяся своего поведения, – что было в сто раз хуже, потому что лишало Сергея морального права двинуть ему по присоске.

Картинки Илюшина что-то ему напоминали. Бабкин наклонился, морщась от боли в затылке, и вдруг понял, что это карты.

Каждого персонажа рассекала пополам тонкая линия. Кое-кто состоял из двух вертикальных половин, а не горизонтальных. Он узнал Беспалову: ветвистое дерево, женщина-энт – с одной стороны ветви без листьев торчат обрубками. Черемуховая врушка была изображена с лисьими ушами; нижняя часть – лиса в красном колпаке с бубенцами. «Почему колпак?» Он вспомнил: джокер из карточной колоды. Может играть за любую карту.

Всех прочих он не распознал. Подозревал, что шарик с рожками, с зеркальной стороны отрастивший длинный хвост, – это Тимур, но уверенности не было.

Сергею стало стыдно. Макар работал. Как бы его действия ни выглядели со стороны, Бабкин знал лучше, чем кто-либо другой, что это часть расследования.

Что-то происходило в светлой голове Илюшина, когда он брался за карандаш. Бабкину этот уровень осмысления действительности был недоступен, и к рисованию Макара он подсознательно относился как к камланию в отсутствие бубна. В экстаз Илюшин не впадал, но он определенно менялся. Словно перед ним возникал котел с то ли живой, то ли мертвой водой, и, окунувшись в этот котел, участники событий выходили из него в новом обличье. Это была не карикатура, не квинтэссенция, не утрированная до предела черта, определяющая характер, – скорее, ассоциация, и в попытке нащупать, выявить эту ассоциацию Илюшин мог провести не один час. Пока очередной бедолага варился в бурлящем котле, Макар отрешенно намечал что-то на листе, какие-то закорючки, не имеющие смысла, цепляющиеся одна за другую. Сергей знал, что его можно отвлекать, – уж если Илюшин поджег воду под котлом, его не выбьешь из нового состояния, – но старался этого не делать. Это было единственное доступное ему проявление поддержки.

Как-то раз он задумался, в каком образе Макар изобразил бы его самого, и понял, что ему не хочется знать ответ.

Завтра с утра они рванут в Петрозаводск – Сергей успел договориться со своим приятелем о встрече, порадовавшись, что так своевременно восстановил прежнюю связь, – но сегодня он чувствовал себя бесполезным.

Что делает слон, когда ему нечего делать?

«Металлоискатель, – подумал Сергей. – Я не слон, я осел».

Отпечатки со своей находки он снял, когда принес ее из леса. «Не будем множить сущности без необходимости, как говорит Макар. Предположим, детектор в доте оставил тот же человек, за которым я гнался, и он же испугал детей. Что из этого следует? Ну, начнем с того, что я слышал мужской голос, а не женский».

«Старый как мир трюк», – бормотал Бабкин по дороге к хибаре Чухрая.

Хозяин Озерного хутора сидел без всякого дела на пороге. Сергей не стал тратить времени на предисловие.

– Гордей Богданович, я что-то с картой не могу разобраться. – Он сунул ему в руки свой смартфон с открытым приложением.

– Чего там с картой? – хмуро спросил Чухрай, машинально взяв телефон.

Этого Сергею было достаточно. Он задал для вида пару вопросов, не слушая ответов, и через пять минут ушел. Гордей Богданович был погружен в свои мрачные мысли, иначе заметил бы, что Бабкин забрал гаджет двумя пальцами, не прикасаясь ни к экрану, ни к задней панели.

В коттедже он спокойно снял отпечатки и сверил их с уже имеющимися.

«Хозяин – мимо, – сказал он себе. – Теперь – Сорняк».

Ему чуть было не помешали. Дверь открыла Стеша, и на просьбу Сергея позвать отца растопырилась в дверном проеме, как спрут. По какой-то причине ей ужасно не хотелось, чтобы сыщик общался с ним. Бабкин успел поклясться, что не скажет ни слова про дот, твердил, что он вообще пришел по другому поводу, но девочка стояла насмерть. Когда к ней присоединился брат, задача Бабкина усложнилась. Конец спору, который велся почему-то шепотом, положило появление их папаши с бутылкой пива.

– Помогите мне, пожалуйста, – громко попросил Сергей.

Дети неохотно посторонились.

Когда тот удивленно приблизился, Бабкин протянул ему телефон.

– Включить не могу, – с извиняющейся улыбкой сказал он. – Купил только недавно, шел сейчас мимо, нажал что-то… Как его обратно-то вернуть?

Он давно убедился, что от человека его внешности и габаритов большинство людей не ждет особых интеллектуальных свершений. Сейчас это было на руку.

– Мы бы тебе и сами помогли, – пробормотал мальчик.

С апатичным выражением лица Сорняк, не сказав ни слова, взял телефон двумя пальцами за края, включил и вернул владельцу. От него несло пивом и сушеной рыбой.

– Спасибо! – фальшиво поблагодарил Сергей. «Вот же скотина аккуратная!»

Он заметил в пакете у двери пустые бутылки из-под пива. «Может, и без телефона обойдемся», – подумал Бабкин.

– Спички бы мне ещё, – смущенно попросил он у папаши и с точно отмеренной дозой небрежности бросил детям: – Там, кстати, лось бродил, когда я гулял.

И кивнул в сторону озера.

Стешу и Егора как ветром сдуло.

– Спички? – пробормотал их отец, кажется, не заметивший исчезновения детей. – Ща. Спрошу.

Как только он исчез, Бабкин ослабил ремень, наклонился за бутылкой и сунул ее за спину между ремнем и джинсами. Получил коробок от хозяина, поблагодарил и вышел, стараясь держаться непринужденно, но почему-то чувствуя себя полным идиотом.

Дети возвращались ему навстречу разочарованные.

– Ушел!

– Не дождался!

– Ничего, вернется, – утешил Сергей.

«Гематоген, гематоген, – про себя передразнил он Макара. – Самое важное в отношениях с детьми – быстро придумать лося в подходящий момент».

Отпечатки Тимура он получил за пять секунд, а вот с Кириллом ничего не вышло. Тот повертел телефон в руках, слушая бормотание Сергея о приложении, которое загрузилось абсолютно случайно и не желает удаляться (что было чистой правдой), залез в настройки, все исправил… И когда Бабкин про себя уже довольно ухмылялся, достал из кармана салфетку и тщательно протер экран.

– Совсем ты технику не бережешь, – укоризненно сказал он Сергею. – Тут какие-то вековые отложения!

– Спасибо, – процедил Бабкин сквозь зубы.

Макар сидел на том же месте.

– Ты все-таки думаешь, это кто-то из обитателей лагеря, – утвердительно сказал он, хотя Сергей мог поклясться, что за последний час Илюшин не поднял головы от своих карт.

Он пожал плечами.

– Думать мне незачем. За это ты у нас отвечаешь. А мое дело – собрать отпечатки и сравнить.

Он умолчал, что Кирилла придется оставить на второй заход.

Сорняк – нет совпадения. Сергей подумал, что так и не узнал имен родителей Стеши и Егора. И с Кириллом нужно что-то придумать.

Он на всякий случай перепроверил Чухрая. Нет совпадения…

Последняя пластинка.

Бабкин внимательно посмотрел на отпечатки и длинно присвистнул.

– Нашел? – тут же спросил Макар. – Кто?

– Тимур!

Илюшин хлопнул в ладоши и вскочил.

– А вот это отлично!

– Ты знал? – подозрительно спросил Сергей.

– Не совсем. У меня появились подозрения, когда он страшно разволновался в ответ на мою просьбу… Она не была совсем уж невинной, но и ничего особенного.

– Какую просьбу?

– Потом расскажу. Собирайся, пойдем!

– Да мне собраться – только подпоясаться, – проворчал Бабкин, затягивая ремень.

Тимур из кухни услышал, как зазвонил колокольчик над дверью. Тонкие золотые трубочки повесила два дня назад Валентина Юхимовна, утверждавшая, что их мелодичный перезвон отпугивает злых духов. Наметилось противостояние: Чухрай заявил, что православному человеку стыдно верить в такую ахинею, и потребовал колокольчик снять; Валентина возразила, что сделает это, как только он спалит в огне свой оберег с волчьим клыком, который надевает всякий раз, когда уходит надолго в лес. Разгорелся жаркий спор. Тимур обычно смывался подальше, когда Валентина с Чухраем начинали ругаться, но в этот раз уйти не смог: последнее время хозяин смотрел на него подозрительно, будто о чем-то догадывался. Может, так оно и было. От одной мысли об этом Тимура прошибал холодный пот.

Он знал, чем повариха рассердила Гордея Богдановича. Не колокольчиками, нет. А предположением, что в лагере могут обосноваться злые духи.

В последние дни все, действительно, шло как-то наперекосяк. Так что колокольчикам Тимур обрадовался.

Наверняка они помогут.

– Секунду! Я иду!

Он сунул пакет с мясом, на котором только что подписал дату покупки, в морозильник и вышел из кухни, на ходу стягивая одноразовые перчатки – Гордей Богданович завел очень строгие порядки во всем, что касалось питания гостей. Левая перчатка зацепилась за пластырь на указательном пальце. Тимур постоянно страдал от порезов: жестокосердная Валентина время от времени требовала помогать ей с нарезкой мяса, а выполнять такую работу он не был приучен.

Звон колокольчиков медленно таял в воздухе. Доброе предзнаменование!

Тимур широко улыбнулся гостям и увидел на стойке свой металлоискатель.

У него подкосились ноги.

– Ну-ну-ну, – проворковал Макар, ловко подхватив его и усаживая на крутящийся стул. – Рано в обморок, рано. Чем вы там занимались? – Он кивнул в сторону кухни.

– Мясо разбирал, – слабо пробормотал Тимур.

– Чье?

– Клиентов…

– Я смотрю, кого-то недостает!

Бабкин нахмурился и отодвинул Илюшина в сторону.

– Хорош развлекаться. Ты! – Он щелкнул пальцами перед лицом Тимура. – Выкладывай!

– Гордей Богданович знает? – прошептал тот.

Сыщики обменялись взглядами.

– Нет, – сказал Макар.

Парень облегченно выдохнул.

– Вы только не говорите ему, пожалуйста, что я вел раскопки в урочище! Он меня выгонит! И близко не подпустит к Озерному! А я ничего не сделал, даже не нашел ничего, кроме пары монет!

– Нет, так не пойдет, – сказал Бабкин, без труда придвигая к себе огромное кресло на металлической ножке, которое до того момента, как он взялся за его подлокотники, считалось стационарным. – Давай-ка по порядку.

Признание Тимура заняло немного времени.

Однажды его случайно занесло на форум копателей, называвших себя «поисковики», и он загорелся идеей найти клад. Она оставалась умозрительной – он даже не знал, с какой стороны подступиться к ее осуществлению, – пока в мае «черные археологи» не наткнулись на погост восемнадцатого века всего в нескольких километрах от Озерного. Чухрай рассказал историю без прикрас: они действительно обошлись с этим местом безжалостно, и даже неизвестно было, нашли ли что-нибудь ценное. В начале июня должны были приехать настоящие археологи, но по какой-то причине задержались; разграбленное урочище осталось без присмотра.

Тимур понял, что это и есть его шанс.

Искать в открытую он не мог. Во-первых, время от времени место раскопок навещала полиция – он подозревал, по личной просьбе хозяина и за небольшое вознаграждение. Во-вторых, узнай Чухрай о его занятии, с него сталось бы повесить помощника на осине как распоследнего Иуду.

Тимур не боялся остаться без работы. Но он всей душой привязался к Озерному. Здесь был его дом.

О доте он узнал, случайно подслушав разговор Чухрая с поварихой. Валентину Юхимовну вся эта военная чепуха не интересовала, а вот Тимур трое суток рыскал в том направлении, которое упомянул Гордей Богданович. Пока, наконец, не наткнулся на постройку.

– Я туда всякое полезное натащил, что от бывших клиентов осталось, – уныло сказал он, опустив глаза. – Кто-то ботинки бросает, другие сапоги забыли… А на раскопках любая обувь пригодится. Сыро, например, почву развезло… Трава мокрая.

– Зачем ты в доте это спрятал? – Бабкин ткнул в металлоискатель.

– А куда мне его было девать? Я в любой свободный час бегал копать. Что мне его, отсюда тащить? У всех на виду? Да и тяжелый он вообще-то…

– Одним часом ты, положим, отделаться не мог, – заметил Макар. – Два километра до дота, потом от него… сколько?

– Километра полтора…

– Ну, вот. Еще там лопатой махать. Полдня уйдет, не меньше. Ты, значит, в ущерб работе трудился!

– В ущерб? Нет! – вскинулся Тимур. – Неправда! Вам и Гордей Богданович, и Валентина Юхимовна подтвердят – я здесь хорошо справляюсь! Они меня хвалят! Я на раскопки по утрам бегал и вечером. Ну, днем тоже случалось… Когда дел немного.

– Лопата же еще, – сообразил Сергей. – Где она? В доте ее нет. Или я какой-то тайник пропустил?

– Я ее там, на месте прячу. Штык с тулейкой в пакет оборачиваю, чтобы не ржавели…

– Штык – с чем? – переспросил Макар.

– С тулейкой…

Наступило молчание. «Понятно, почему от детей удрал – боялся, что проговорятся Чухраю, а тот обо всем догадается, – думал Сергей. – А потом тревожился о своем инструменте. Рано или поздно дети бы на него наткнулись, а там – смотри пункт первый: проговорились бы лодочнику».

Он покосился на менеджера. Вдвойне глупо было бы проткнуть себя колышком в погоне за этим безобидным, в общем-то, парнем.

– С чего ты вообще взял, что в этой деревне есть клад?

Тимур вскинул на него огромные темные глаза.

– Здесь же река! – Он почему-то перешел на взволнованный шепот. – Она обмелела, заросла, но раньше-то была широкая, по ней охотники сплавлялись! Понимаете, что это значит? Они могли спрятать добычу на берегу. Может, один из них даже жил в той деревне! Шкуры продал, а золотые монеты закопал. Здесь, в Карелии, тридцать кладов нашли, тридцать! Это только официально зарегистрированных!

– Так их с девятнадцатого века считают, – возразил Илюшин. – За два с половиной столетия тридцать кладов – не так уж много.

– Село большое, – не мог успокоиться Тимур. – Зажиточных крестьян в нем было полно. На них то и дело разбойники нападали, вот они и закапывали в землю свое добро. Вокруг люди коробки с деньгами находят!

– А голубые блюдечки с каемочкой они не находят? – поинтересовался Бабкин. Он все-таки еще был зол на парня.

– Это под Суоярви было, в две тысячи шестом, – обиделся тот. – Можете погуглить. Сотня серебряных монет в коробке! Это вам не кот начхал.

– Настя Рыжкова где? – спросил Илюшин, не меняя тона.

Тимур перевел на него взгляд, озадаченно сдвинул темные брови. Его реакция сказала Илюшину все, что он хотел знать. Парень даже не сразу сообразил, о ком речь.

Он подал Сергею знак одними глазами, и они вышли, оставив растерянного Тимура гадать о своей дальнейшей судьбе.

Бабкин сунул руку в карман за сигаретами, но вспомнил, что бросил месяц назад. В Карелии ему захотелось курить всего дважды, причем первый раз – после знакомства с Егором и Стешей.

– Славный юноша, – сказал Илюшин, щурясь на солнце. – Я от него новое слово узнал.

– Куда тебе столько? Забудь сейчас же.

– Не могу. Когда у тебя родится сын, назовите его Тулеем. Уменьшительное – Тулейка…

– Какой еще сын!

– Между прочим, – сказал Илюшин, – из тебя получился бы отличный отец.

Бабкин захохотал так, что одинокая утка в кустах ошалело крякнула и побежала пешком по воде, забыв про крылья.

– Хорошая шутка. – Он вытер выступившие от смеха слезы. – Ладно, что будем делать с этим незадачливым кладоискателем?

– Ничего. У нас с тобой есть дело посерьезнее.

Вернувшись, Илюшин снова взялся за свои карты. Сергей хотел расписать план действий на завтрашний день, но его начало неудержимо клонить в сон. Какой невинной оказалась развязка истории с дотом… И как по-дурацки могло обернуться из-за детей с их безумными идеями…

Он опять задремал, сидя в кресле. Проснулся оттого, что карандаш покатился по полу.

Илюшин поднялся.

– Я дойду до Валентины Юхимовны…

– Зачем? – Бабкин потер глаза.

Макар замялся.

– Спрошу, нет ли у нее таблеток.

Сон мигом слетел с Сергея. Он насторожился, точно пес при доме кладбищенского сторожа, разобравший в ночи незнакомые шаги там, где живые не ходят.

– Каких еще таблеток? – И в ответ на уклончивый жест Макара рявкнул: – Мне что, все из тебя нужно клещами вытягивать?

– От давления! Голова раскалывается.

Бабкин встал и внимательно оглядел напарника с ног до макушки.

Илюшин не употреблял таблеток. Он даже не знал, чем лечатся обычные люди. Повторяя любимую шутку о происхождении Илюшина от демонов Нижнего мира или другой нечистой силы, Сергей, некоторым образом, основывался и на этом наблюдении. Кроме того, Макар на его памяти никогда ни на что не жаловался – из чего Бабкин с присущей мужчинам четкой логикой заключал, что у него никогда ничего и не болело.

В Беловодье Илюшина пытались убить. Сергей в жизни не видел, чтобы кто-то так быстро встал на ноги после ножевого ранения.

И теперь этот человек собирается просить у поварихи средство от давления!

Он с трудом удержался, чтобы не положить ладонь Макару на лоб, как это всегда делала Маша, проверяя температуру.

Вывод напрашивался один: Илюшин помирает.

Бабкин выдвинул ящик стола, звякнул ключами от машины.

– Я тебя в больницу отвезу, – отрывисто сказал он. – Паспорт возьми. И что там еще может потребоваться… Полис, деньги.

За его спиной насмешливо фыркнули. Сергей обернулся – на физиономии Макара было написано нескрываемое ехидство.

«Кожа розовая, глаза блестят… Нет, не помирает».

Он почувствовал себя одураченным.

– Одна нога здесь, другая там, – пообещал Илюшин, снимая с вешалки куртку. Напоследок не удержался, съязвил: – Попросить для тебя успокоительного?

– Иди ты… Симулянт!

Он все-таки провожал Илюшина взглядом, выйдя из коттеджа, пока не убедился, что тот добрался до базы.

Оставшись один, он пытался изучать рисунки Макара, но из этого, как и следовало ожидать, ничего не вышло. Только стало тревожно, непонятно отчего. Бабкин вытащил пачку сигарет, но курить не стал, просто понемногу сминал их в пальцах, пока табак не начинал сыпаться на пол, – одну за другой.

Спать больше не хотелось.

Две женщины исчезли из «Озерного хутора». Он вытряс из Чухрая объяснение, как они могли пропустить Беспалову. «Она коттедж оплатила до вечера, а машину заказывать не стала, сказала, что дойдет пешком до трассы! – Гордей Богданович был зол и напуган, сильно напуган. Сергей не видел его таким даже после происшествия в ущелье. – Я что, силком должен сажать ее в «буханку»? Выписалась. Вещей нет. Погода хорошая. Значит – уехала, а звонить и отчитываться мне она не обещала».

Глаза у Чухрая сверкнули. Сергей понял, что тот может взорваться от любого слова, и оставил его в покое.

Совпадение или нет? Две женщины. Возраст разный. У одной машина, вторая ушла пешком. Объединяет их только место и время. Обе пропали в последний день отпуска.

Или не пропали. Девушка могла заехать к друзьям, изменить маршрут, чтобы посмотреть достопримечательности, пообедать в придорожном кафе… Все, что угодно.

С Беспаловой тоже нет ясности. Где она исчезла? В лесу? Где-то на трассе? Кто-то предложил довезти ее на попутке, и она согласилась? «Завтра опросить водителей автобусов, пообщаться с полицией – у нее был билет на поезд, нужно проверить, села ли она в вагон». Оставался шанс, что Татьяна пропала в Москве. Или – он уцепился за эту мысль, как суеверный пассажир за счастливый билетик, – дойдя до подъезда, развернулась, ушла и сняла номер в отеле, так и не включив телефон.

Он поделился своим допущением с возвратившимся Илюшиным. «Не тот характер», – коротко ответил Макар, тремя словами почти уничтожив надежду Сергея на то, что Беспалова может быть еще жива.

Слишком много времени прошло. Он знал статистику по пропавшим.

Ему снова почудилось что-то за окном. Замерев на крыльце, Бабкин всматривался в густую синеву леса, пока не заболели глаза. Нечего дергаться, подумал он, сейчас-то что, сейчас уже поздно, раньше надо было трепыхаться и все перепроверять по двадцать раз.

Макар никаких лекарств, похоже, не принес. Он вновь сидел на полу, раскладывал свои нарисованные карты одну над другой, менял их местами.

– Мнительный я стал, – неохотно сказал Сергей.

– В чем дело?

– Постоянно кажется, будто снаружи кто-то есть.

Илюшин даже не поднял головы, поглощенный своим пасьянсом.

– Иди спать, – устало посоветовал Бабкин. – Завтра рано поднимаемся.

– Угу-м, – сказал Макар. Когда Сергей почти закрыл за собой дверь, он неожиданно позвал: – Сережа!

– Что?

Илюшин задержал на нем взгляд. Бабкину показалось, что его друг вот-вот что-то скажет, но Макар лишь попросил:

– Принеси чашку из кухни, а? Синяя такая.