Глава шестая. Подпольный райком начинает действовать

Вежливый стук в дверь в половине десятого вечера не просто удивил, а прямо-таки заинтриговал. Стук был новым, незнакомым, совершенно непохожим ни на бравую комендантскую дробь, ни на тихое шелестящее «тук-тук» соседей по блоку. А больше никто к Саше не приходил. Спартанская обстановка общежития и запрет на пребывание посторонних лиц позднее одиннадцати часов вечера не располагали к приглашению гостей.

«Уж не Алена ли?», обрадованно подумал Саша. Алена любила устраивать сюрпризы и все собиралась навестить Сашу в Москве и посмотреть, как он здесь устроился. Во время последнего разговора она упомянула о том, что можно было бы сделать материал об ординаторах. Интересно же, как живут и учатся молодые врачи, а то в сериалах показывают какую-то чушь.

— Эта чушь прикольная, поэтому ее смотрят, — сказал Саша. — А реальная статья будет скучной. Ну что такого интересного в жизни ординатора? Палаты, дежурства, лекции, занятия… Унылая тоска, очей разочарование.

— Тебе плохо? — заволновалась Алена. — Что случилось! Немедленно рассказывай все!

— Да ничего такого, — успокоил ее Саша. — И рассказывать нечего. Просто устал после дежурства, да и день был какой-то дерганый.

Ординатуру можно было сравнить с хождением по минному полю. Идешь — и не знаешь, чем обернется следующий шаг.

Позавчера доценту Сторошкевич срочно понадобилось отлучиться по каким-то важным делам в то время, когда в расписании у нее стояло практическое занятие с четверокурсниками. Страшила поймала первого подвернувшегося ординатора, которым оказался Саша, и попросила его провести занятие вместо нее. Отказаться было невозможно, но и проводить занятие без какой-либо подготовки Саша тоже не мог. Ему требовалось хотя бы полчаса для того, чтоб освежить в памяти тему и составить план занятия, но студенты уже стояли возле кабинета Страшилы.

— Займите их чем-нибудь полезным, — сказала она, — лишь бы не болтались без дела. И обязательно отметьте отсутствующих!

Ключ от своего кабинета Страшила Саше не доверила, знакомство и перекличку пришлось проводить в коридоре кардиологического отделения. Отметив отсутствующих, Саша повел студентов на обход в свою палату. Разбил на четыре группы, дал каждой группе по пациенту и предложил провести осмотр. Истории коварно оставил при себе — пусть делают все с нуля. Короче говоря, устроил все так, как самому хотелось учиться.

Сразу же выяснилось, что студенты четвертого курса, прошедшие полный курс пропедевтики, ни сердце толком выслушать не могут, ни печень пропальпировать. О пальпации селезенки вообще говорить нечего — понятия не имеют, как нужно для этого уложить пациента и как действовать руками. Пришлось вместо занятия по факультетской терапии проводить занятие по пропедевтике. Ну а что прикажете делать? И вообще доцент Сторошкевич просила занять студентов «чем-нибудь полезным».

Расстались довольные друг другом. Студенты оказались настолько довольными, что на следующий день рассказали Страшиле как интересно прошло занятие и спросили будут ли у них еще занятия с Александром Михайловичем. Лучше бы уж промолчали! Страшила взъярилась, вызвала Сашу в свой кабинет и устроила ему выволочку.

— Что вы себе позволяете?! — яростно шипела она (орать было нельзя, потому что за стеной находилась палата). — Кто вы такой, чтобы дискредитировать наше обучение и вообще весь университет?! Что вы о себе возомнили?! Зачем вместо занятия по терапии провели занятие по пропедевтике?! Хотели показать, что на медицинском факультете РУДС плохо учат, а заодно и авторитет дешевый заработать?!

Вот теперь-то Саша по-настоящему понял, что чувствовал незаслуженно арестованный Эдмон Дантес. Он попытался было что-то возражать, но Страшила обрывала его на полуслове и шипела дальше. А под конец закатила глаза к потолку и трагически простонала:

— О как же я ошиблась, когда доверила вам группу!

Можно подумать, что Саша на коленях умолял ее позволить ему провести занятие! Сама навязала! И о каком зарабатывании дешевого авторитета может идти речь, если четверокурсники не владеют азами диагностики?

«Ничего, — утешал себя Саша, топая по коридору в ординаторскую. — Обойдется. Пакостить она мне, конечно, будет, но по мелочи. Я же не кафедральный сотрудник, а ординатор, причем — целевой. Можно сказать — неприкосновенное лицо. Опять же есть и небольшой плюс. Никто больше не станет грузить меня проведением занятий». Но на душе все равно было погано. Снова несправедливо обвинили в том, чего у него даже и в мыслях не было. Нажил еще одного врага — да какого! — кафедрального кардинала Ришелье. Но больнее всего было сознавать окончательное крушение надежд ординатора Пряникова, который рвался в Москву сильнее, чем все чеховские три сестры вместе взятые. Рвался, рвался и дорвался. Точнее — нарвался. Что можно ловить там, где студенты четвертого курса не умеют правильно выслушать сердце, а преподавателям до этого никакого дела нет. По идее Страшила должна была сказать Саше «спасибо» за то, что он обнаружил проблему и начал ее решать. Разве это дискредитация? Вот если бы он пост опубликовал об этом или же заснял действия студентов на телефон и выложил ролик на Ютубе с ядовитыми комментариями, то это еще можно было бы так назвать. Черт побери этот РУДС вместе с его треклятой ординатурой, в которой пытаешься сделать как лучше, а получается… Эх!

На следующий день Саше долго сверлила мозг доцент Карманова, которой Страшила передала эстафету по воспитанию строптивого ординатора. Доцентши явно разделили между собой роли доброго и злого следователя, только вот разделение не вписывалось в классический канон, согласно которому красивые должны быть злыми, а некрасивые — добрыми.

— Вы поймите меня правильно, Александр Михайлович, я же вам добра желаю. Если бы жизнь сложилась иначе, у меня бы сейчас мог быть сын примерно вашего возраста… Для меня все ординаторы, словно дети мои. Я вас всех люблю и хочу, чтобы у вас все было хорошо. У меня был шок, когда я узнала о том, что случилось. Да и Алла Никитична тоже была шокирована вашим поведением. Не так вам надо было себя вести, совсем не так! Вы это понимаете?

— Понимаю, — кивнул Саша. — Я должен был рассказать о пациентах, самостоятельно провести обход, а затем усадить студентов писать дневники. Тогда бы все были довольны.

— Да! — подтвердила Карманова. — Это было бы нормальное занятие!

— И эти студенты закончили бы обучение, так и не научившись пальпировать селезенку!

— Далась вам эта селезенка! — рассердилась Карманова. — Из них, может, никто и терапевтом-то не станет. И вообще, в наш томографический век пальпация утратила свое значение. Зачем прощупывать, если можно посмотреть?

Саша не поверил своим ушам. От кого он слышит эти слова? От доцента кафедры факультетской терапии и кардиологии или от студентки-второкурсницы? Да, разумеется, томография дает больше информации, чем пальпация, но томограф не всегда есть под рукой и прежде чем назначать пациенту обследование, нужно составить о нем первичное мнение при помощи глаз, ушей и рук. Иначе будет неясно, как нужно вести диагностический поиск.

Стелила Карманова мягко, но вывод сделала жесткий.

— Я надеюсь, что вы меня поняли и больше на эту тему нам разговаривать не придется! — строго сказала она, за мгновение превратившись из доброй мамочки в злую мачеху. — Помните, что в случае невыполнения ординатором обязанностей по добросовестному освоению образовательной программы и учебного плана, возможно отчисление по нашей инициативе. Статус целевого ординатора никаких преимуществ не дает, это так, к слову. Могу ли я считать, что эта печальная тема закрыта?

Вопрос был задан прежним, участливо-увещевательным тоном.

— Нет, не можете! — Саша отрицательно покачал головой. — У меня есть что добавить к вашим последним словам. Во-первых, отчислить меня вы сможете только в том случае, если я стану пропускать занятия и завалю учебу. Во-вторых, если вы попробуете внаглую «топить» меня на зачетах или экзаменах, я потребую сдачи экзамена независимой комиссии, и поверьте, Инна Юрьевна, я этого добьюсь! Так что не советую выживать меня подобным образом, оскандалитесь! Вот теперь тему можно считать закрытой.

Доцент Карманова была мастером ментального айкидо, искусства обращать агрессию нападающего против него самого.

— Зачем вы так? — ласково спросила она, изображая лицом растерянность и удивление. — Я имела в виду совсем другое. Хотела тактично намекнуть вам, что время и силы надо тратить на учебу, а не на интриги и склоки…

В общем, хорошо поговорили, душевно. Если принять во внимание, что между разговорами со Страшилой и Кармановой у Саши было довольно канительное дежурство, то можно представить, в каком состоянии он разговаривал с Аленой. Алена, кажется, не поверила, что все дело только в усталости. Кто ее знает, она же такая импульсивная? Может сорваться вдруг и поехать в Москву спасать и утешать.

Стук в дверь повторился тем же манером. Сначала два негромких удара, а затем, после секундной паузы — три. Саша вернулся в реальность и поспешил открыть дверь. На всякий случай изобразил радостную улыбку, которая сразу же должна была дать Алене понять, что у него все в полном порядке.

Вместо Алены на пороге стоял Нарендра Кумар Чопра. В правой руке он держал картонный «чемодан» с шестью бутылками пива, а в левой — довольно большую картонную коробку с проступавшими через стенки масляными пятнами. Под мышкой у Нарендры был зажат большой блокнот.

— Я не отвлек тебя от какого-то важного занятия? — церемонно осведомился Нарендра.

— Нет ничего важнее гостя, особенно если он пришел с пивом и закуской! — в тон ему ответил Саша. — Заходи и чувствуй себя как дома! Сорри за бардак.

— Русский бардак — это индийский порядок, — усмехнулся Нарендра. — Посмотрел бы ты на то, что творится в комнате у… Ай, я же не сплетничать пришел, а пообщаться.

— А блокнот зачем? — поинтересовался Саша, забирая у гостя упаковку пива.

— Вдруг ты скажешь какое-то незнакомое слово, я его сразу запишу.

Нарендра поставил коробку на стол, а блокнот положил рядом.

— Три бутылочки пива для этого мало, нужно водки добавить, — пошутил Саша, убирая пиво в холодильник, выданный ему комендантом.

В морозилку поместились только три бутылки, остальное пришлось положить под нее. Холодильник неведомой фирмы «Fancomer», явно оставшийся после кого-то из иностранцев, был похож на той-терьера — маленький, но агрессивный. В смысле — люто морозил.

— Десять минут, — объявил Саша, закрыв дверцу холодильника.

— Хорошо, — ответил Нарендра. — Я как раз успею сходить за водкой.

— Да я же пошутил! — Саша указал гостю рукой на одно из двух кресел, до облагораживания которых все никак не доходили руки, а сам уселся в другое. — Я хотел сказать, что матом я ругаюсь очень редко, только когда много выпью или бываю очень зол. Но сейчас не хочется мешать водку с пивом, тем более, что завтра четверг, а не суббота.

— У нас говорят: «праздник — в душе, а не на календаре», — Нарендра сел в кресло и закинул ногу на ногу. — Если мы захотим, то завтра у нас будет выходной. Скажи пожалуйста, а я тебе действительно не мешаю?

— Нисколько! — заверил Саша. — Я ничем особенным не занимался, просто валялся на кровати и тупил в телефон.

— Если так, то хорошо, а то я подумал, что ты не рад меня видеть, — Нарендра перевел взгляд на стоявшую на столе коробку.

— Я что-то не так сделал? — догадался Саша.

— Ну да, — кивнул Нарендра. — Надо было посмотреть, что я принес, попробовать и похвалить. Такой у нас обычай. Если же хозяин не обращает внимания на то, что принес гость, это намек, что гость нежелательный.

— Нежеланный, — машинально поправил Саша, вскакивая на ноги. — У нас в принципе тоже есть похожий обычай, просто я сначала занялся пивом и…

Он подошел к столу и снял с коробки крышку. Внутри кучей лежали маленькие румяные треугольные пирожки, весьма аппетитные на вид. Попробовав один, Саша взял другой, а остановиться смог только на третьем. Во всех пирожках начинки были разными, а какими именно Саша впопыхах не разобрался.

— Ой как вкусно! — искренне похвалил он. — Боюсь они до пива не доживут. Можно я пока закрою коробку? Это не нарушит правила гостеприимства?

— После того, как попробовал и похвалил, можешь делать все, что угодно, — улыбнулся Нарендра, довольный тем, что его угощение пришлось Саше по душе. — Это самоса, по-вашему говорят «самса». Хорошо идет под пиво и вообще хорошо идет. Теперь садись, пока пиво остывает поговорим о делах. Я не просто в гости пришел, есть деловой разговор. Говорят, что ты со Страшилой поссорился?

— Как может поссориться ординатор с ведущим доцентом кафедры? — хмыкнул Саша. — Где я и где она? Их высочество сделали мне выговор, а затем еще и Карманову на меня натравили. И за что? За то что я немного поучил четверокурсников пропедевтике. Нет бы спасибо сказать!

— Говорят, что Страшиле ты нахамил, а Карманову вообще послал… хм… туда, куда обычно посылают…

Саша стал рассказывать, как все было на самом деле. На середине горестного повествования ему пришлось прерваться для того, чтобы достать из морозилки пиво. Журнального столика у Саши не было, пришлось вместо него приспособить стул. Вторая часть рассказа получилась длиннее первой, потому что периодически приходилось отвлекаться на очередной пирожок.

— Невероятная штука! — похвалил Саша, проглотив самосу с особенно острой начинкой. — Ты сам это приготовил?

— Нет, я вообще не умею готовить ничего, кроме яичницы, — ответил Нарендра. — Самосу я купил в нашем ресторане.

Индийский ресторан находился в соседнем корпусе. Кирилл отзывался о нем хорошо, но предупредил, что большинство блюд невероятно острые. Предупреждение это было сделано в обычной для Кирилла манере: «Сначала во рту будет пожар, а назавтра — в заднем проходе». Саше очень хотелось попробовать аутентичную индийскую кухню — интересно же! — но в компании какого-нибудь сведущего человека, который поможет сделать заказ так, чтобы нигде в организме не было бы пожара.

— Ты прости, мне нужно сделать срочный звонок! — вдруг спохватился гость. — Это быстро.

За ту минуту, пока Нарендра говорил по телефону на хинди, Саша раздумывал над тем, как деловое предложение может быть связано с этим конфликтом? Неужели Нарендра предложит нанять киллера для того, чтобы грохнуть обоих доцентш? Или сам вызовется это сделать? Дикая чушь и полный бред, но ничего другого на ум не приходило.

Нарендра не спешил озвучивать свое предложение. Дослушав Сашин рассказ до конца, он сочувственно вздохнул, покачал лохматой головой и сказал:

— Ужасно все это. Мне еще повезло, мой отец здесь же учился, правда в то время учили по-другому. Один однокурсник отца работает в Кардиоцентре, я к нему ездил на дежурства, чтобы научиться манипуляциям. Другой однокурсник учил меня делать «эхо». Ты в нашей больнице не пробовал договориться, чтобы тебя подпустили к аппарату?

— Пока нет, — ответил Саша, не вдаваясь в подробности.

Вообще-то он побывал в отделении функциональной диагностики на третий или четвертый день ординатуры. Хотел познакомиться и вообще. Но заведующий отделением Тихомиров встретил его с таким кислым выражением лица, что Саша не рискнул развивать тему «хотелось бы у вас научиться тому-этому». Бывают же люди, у которых на лбу большими светящимися буквами написано, что с ними каши не сваришь.

— И не пробуй! — Нарендра криво усмехнулся. — Тебе скажут, что оборудование, которое стоит миллионы рублей, не для рукожопых практикантов. Или для жопоруких? Как правильно?

— Можно и так, и так, — ответил Саша. — А если хочешь усилить эффект, то скажи «жопорукий рукожоп».

Нарендра метнулся к столу за блокнотом.

— Я на первом курсе в ужасное положение попал на уроке анатомии, — вспомнил он, записав новое выражение. — Нес в кабинет кастрюлю с препаратами, споткнулся в коридоре, уронил кастрюлю, все органы на пол вывалились. А тут заведующий кафедрой навстречу. Поскользнулся на луже формалина, упал, а когда встал, то сказал все, что обо мне думал. Короче, собрал я все, пришел в кабинет, объяснил, почему задержался. Ассистент стала ругаться — ничего тебе доверить нельзя. А я ей отвечаю: «Не надо меня ругать, надо мной уже заведующий в коридоре надругался».

— Так и сказал? — рассмеялся Саша.

— Да. Слова-то похожие, а смысл совсем разный. С тех пор стал записывать все такое. Русский язык вообще очень сложный. Тарелка стоит на столе, а нож — лежит. «Дать по морде» и «дать в морду» — одно и то же. А вот «дать по жопе» и «дать в жопу» — совсем разное.

— А я слышал, что хинди очень сложный.

— Нет, не настолько, — покачал головой Нарендра. — Есть свои тонкости, но от слова «ругать» синоним слова «трахать» не образуешь. Но давай не будем отвлекаться, а то уже поздно. Я про наше обучение хочу с тобой поговорить. Очень много глупостей, очень мало пользы. Вот скажи мне, пожалуйста, почему на лекциях, которые читает Манасеин, должны присутствовать все ординаторы, любого года? Он читает одно и то же, я все это еще когда был студентом слышал. И в прошлом году слушал, и в этом слушал, и в будущем буду слушать. А вот к Адаеву или Сторошкевич ходят только те ординаторы, которым эта лекция назначается…

— Предназначается.

— Да, предназначается. Знаешь, почему такая разница? Манасеин любит, чтобы в аудитории было много слушателей. Это его радует, повышает престиж. А о том, нужны ли кому его лекции, он не думает. Наша ординатура на девяносто процентов бесполезная трата времени. Тебе лучше, чем мне. Ты теряешь два года, а я — три…

В каждой стране свои требования к срокам последипломного образования врачей.

— Ты можешь не обрисовывать мне ситуацию, — сказал Саша. — Я в теме. Давай выкладывай свое предложение.

— В прошлом году, приблизительно в это время, я пришел к Манасеину и сказал, что мне не нравится, как нас обучают. В ординатуре все должно быть по-другому. Манасеин ответил, что у русских есть хорошее выражение: «В чужой монастырь не приносят свои порядки». Тогда я пошел к директору медицинского факультета Аронову. Он сказал мне то же самое, только другими словами — если не нравится, иди в другую ординатуру. А куда я пойду, если учусь по правительственной квоте? Не один я недоволен, многие недовольны, только все молчат, потому что не хотят портить отношения. Но кто-то же должен сказать правду, верно? Когда в Индии правили англичане, все тоже молчали. Но пришел Ганди и сказал: «Индусы! Это ваша земля. Англичане должны уйти!». С этого началось освобождение нашей страны. Я не Ганди. Я обычный человек. Но я тоже могу что-то сделать, что-то хорошее. Я много думал и понял свою ошибку. Надо было не ходить по кабинетам, а выступить на кафедральном собрании. Публичное выступление сильнее действует. Но если выступить одному, тоже скажут — если не нравится, то уходи. Несколько человек — другое дело. Им уже так не скажешь. Я предлагаю тебе выступить вместе со мной. Получится хорошо, ведь мы совершенно разные люди. Если разные люди говорят одно и то же, то это серьезно. Возможно, к нам присоединится Самсон Нкоси из ЮАР. Ты его, наверное, не знаешь, потому что он сейчас стажируется в нашем КДЦ. Там все точно так же, как и в больнице. Сидишь на приеме вместо медсестры — вот и вся практика. Самсон тоже очень недоволен ординатурой. Ему хуже всех, он учится третий год, а впереди еще один. В Южной Африке требуют четыре года ординатуры. Выступление Самсона может иметь большой… э-э… как правильно сказать?..

— Резонанс?

— Да — резонанс. Самсон — президент южноафриканского землячества, его уважают. Но он никогда не выступит первым. Только вторым или третьим. Русский ординатор первого года, индийский ординатор второго года и африканец, который ординатор третьего года — это очень убедительно. А если на собрании нам попробуют сказать про чужой монастырь, мы напишем петицию и поднимем шум. Что нам терять? Тебя не отчислят, потому что ты целевой ординатор. Я — правительственный стипендиант. А Самсон — председатель землячества, родственник министра здравоохранения и еще темнокожий коренной житель Южной Африки. Сделаешь ему проблему, получишь себе десять. Я сказал все, что хотел. Какое твое решение?

В дверь постучали, глухо, но сильно. Такое впечатление, будто стучали ногой.

— Сиди пожалуйста! — Нарендра жестом остановил Сашу. — Это ко мне.

Саша послушно остался сидеть в кресле. Мало ли что? Может, Нарендра не хочет, чтобы он видел пришедшего. Жизнь начала наполняться таинственностью и это придавало ей пикантность.

Оказалось, что из индийского ресторана принесли новую коробку пирожков, заказанную Нарендрой по телефону. Коробка была в полтора раза больше прежней и делилась перегородкой на две неравные части.

— Здесь — сладкие, — сказал Нарендра, указывая пальцем на меньшую часть. — Их нужно есть с чаем. Это тебе на завтрак.

— Мне прямо неловко, — смутился Саша. — Такое шикарное угощение.

— Мне тоже неловко, что ты называешь такой пустяк шикарным угощением, — парировал Нарендра. — Подожди пока кто-то из наших не соберется жениться. Тогда ты увидишь, что такое шикарное угощение.

— А вы разве можете устраивать свадьбу не дома? — удивился Саша, знакомый с индийскими обычаями только по фильмам, в которых свадьбы устраивались исключительно на родине.

— Если муж из Индии, а жена из Сирии, то где им устраивать свадьбу? Только в Москве. Каждый год у нас бывают такие интернациональные свадьбы.

Около полуночи, когда опустели обе части коробки (и ладно — какой может быть завтрак при таком ужине?) Нарендра спросил:

— Ну так что с моим предложением? Ты согласен?

— Конечно, согласен! — ответил Саша.

Уговор скрепили рукопожатием.

— Подпольный райком начинает действовать, — прокомментировал Саша.

— Что такое «подпольный райком»? — Нарендра снова схватил свой блокнот.

— Клуб заговорщиков, — ответил Саша, которому не хотелось всерьез объяснять дотошному Нарендре, что такое райком и подполье, чего доброго, объяснение может растянуться на час, а спать хотелось сильно.