Книга: Клиническая ординаДура
Назад: Глава шестнадцатая. Наука юношей питает
Дальше: Глава восемнадцатая. Закружится печаль, об ушедшем печаль

Глава семнадцатая. Месть — это блюдо, которое вкусно в любом виде

«I'll bathe my eyes in a river of salt
I'll grow myself right up to the sky
I'll sing in the forest, tear down the trees
I'll foul all the fountains and trample the leaves
I'll blacken your christmas and piss on your door
You'll cry out for mercy, but still there'll be more»

Procol Harum, «Тем не менее, всего этого будет еще больше»

 

— Имейте в виду, Пряников, что при устройстве на работу, о вас непременно станут наводить справки на кафедре, — доцент Карманова говорила холодно, а взгляд ее просто обжигал, столько в нем было ледяной ярости. — И вряд ли то, что скажу о вас я или кто-то еще, вдохновит ваших потенциальных работодателей. Скорее всего, не вдохновит.
— Какие ко мне есть претензии? — с вежливой улыбкой поинтересовался Саша.
— Прямых претензий нет, — Карманова сделала ударение на слове «прямых». — Но вы — человек с двойным дном. Внутри вы не такой, каким кажетесь…
— Когда вы успели так хорошо изучить мой внутренний мир, Инна Юрьевна? — Саша изобразил лицом великое удивление. — Ведь мы с вами так мало общаемся…
— Представьте, было время! — нахмурилась Карманова. — Я не собираюсь вам ничего объяснять и доказывать, потому что это бесполезно. Я просто хочу предупредить вас о том, что никто на кафедре не скажет вам ни одного доброго слова.
— Вы убили меня наповал, — проникновенно сказал Саша. — Зарезали без ножа и лишили всяческих надежд на светлое будущее.
Было очень трудно удержаться от смеха, а еще труднее было сдерживать те слова, которые вертелись на языке. Слова эти заслуживали того, чтобы быть вписанными золотыми буквами в «Полный словарь русского матерного языка». Но Саша сдержался.
— Иронизируйте сколько угодно, Пряников, но это вам не поможет. И на знакомства в сферах особо не рассчитывайте, — Карманова явно имела в виду реанимированного Сашей Начальника. — В конечном итоге все упирается в лояльность и адекватность. Эти качества при приеме на работу учитываются в первую очередь. А у вас их нет. И любой, кто позвонит наводить о вас справки, узнает об этом.
— А если не позвонит, то и не узнает… — сказал Саша, не глядя на Карманову, словно бы подумал вслух.
— Не звонят только из тех учреждений, куда берут без разбора, — усмехнулась Карманова. — Допускаю, что участковым или выездным врачом вы устроитесь без проблем. Но в стационар вас уже не возьмут. Даже в Туле, несмотря на то, что у вас там есть связи… Связи связями, а лояльность лояльностью. Ни один руководитель, которому есть из чего выбирать, не выберет мину замедленного действия. Даже если его об этом кто-то попросит. Себе дороже.
— И что же мне теперь делать, Инна Юрьевна? — Саша надеялся, что его взгляд выражает надежду, а не насмешку. — Как мне теперь быть?
— Не знаю, — пожала плечами Карманова. — Это ваши проблемы, Пряников. Пожинайте то, что посеяли.
«Я-то пожну, — подумал Саша. — А вот ты не обрадуешься».
Предновогодняя суета настраивала на благодушный лад. И вообще впереди оставалось каких-то полгода. Получив заветные «корочки», о кафедре факультетской терапии и кардиологии Российского университета демократического сотрудничества можно будет забыть, как о страшном сне. Если бы доцент Карманова была бы умным человеком и хорошо разбиралась бы в людях, то она не стала бы угрожать ординатору Пряникову. Сказано же — не буди лихо, пока оно тихо.
Но лихо разбудили…
Саша прекрасно знал, что ему нужно делать. План давно уже созрел, но человеку, вкусившему радостных радостей совместной жизни с любимой женщиной, хотелось делать хорошее и не делать ничего плохого. Впрочем, разве плохо избавить кафедру от доцента Кармановой? Пользы от нее никакой, ни науке, ни студентам и ординаторам, кругом один только вред. Научные исследования она фальсифицирует, студентов тиранит, а ординаторам угрожает… Что ж, Инночка, не обессудь. Сама напросилась на неприятности, никто тебя за язык не тянул. Тульские пряники вкусные, но иногда об них все зубы обломать можно.
С зубами, кстати говоря, Кармановой не повезло. Они у нее были крупными, настолько крупными, что их можно было назвать «лошадиными». Сознавая этот свой недостаток, Карманова всегда улыбалась сдержанно, не разжимая губ.
Саша решил отложить месть до января. Месть — это блюдо, которое вкусно в любом виде, хоть в горячем, хоть в холодном, хоть в замороженном.
«Это темные часы души, — пел в Сашиной голове Гари Брукер. — Когда ночные кошмары берут свое, когда тени подшучивают над тиканьем часов, когда демоны ночи приходят, словно хищники, для того, чтобы укусить…».
Саша представил, как он, в образе Демона Ночи, является Кармановой и кусает ее… И не только кусает… Алена убила бы его за подобные мысли, но она об этом никогда не узнает, да и не нужно ей знать о фантазиях будущего мужа. Мало ли что человеку в голову взбредет.
 * * *
Тридцать первого декабря Саша с Аленой уехали в Тулу, где разошлись по родителям. Новый год каждый встречал у себя дома, а затем встретились и пошли по друзьям. Алена в очередной раз удивила, она вообще любила удивлять, и умела тоже. Договорились встретиться в половине второго ночи у «Вовы и Нади» — скульптурной композиции, недавно установленной на пересечении проспекта Ленина и Первомайской улицы. Официально эта композиция называлась «Местом встречи». Подразумевалась встреча с книгой, недаром же рядом находилась областная детская библиотека. Мальчик и девочка сидели на скамейке и читали книгу, одну на двоих, а рядом страдал от невнимания кот. Но Алена, привыкшая все переиначивать на свой лад, нашла у мальчика сходство с юным Володей Ульяновым. Девочка автоматически стала Надеждой Крупской. Короче говоря — Вова и Надя.
Саша тихо-мирно стоял около скамейки. В кармане куртки у него лежал подарок — флакон с туалетной водой, а в левой руке он держал пластиковый пакет с бутылкой брюта и двумя одноразовыми бокалами. Вдруг откуда не возьмись, с диким визгом, едва не сбив с ног, на него налетел серебряный светящийся призрак, повис на шее и заорал в ухо:
— Милый! Здравствуй! С прошлого года не виделись!
Ну да, с прошлого года. Пять с половиной часов. Целая вечность.
На ногах Саша устоял. Алена весила немного, да и разбег взяла небольшой — на высоких каблуках, которым она не изменяла даже зимой, как следует не разбежаться. Но пакет Саша от неожиданности выронил и мысленно поблагодарил свою предусмотрительную маму. Увидев, что сын берет со стола два хрустальных бокала, мама достала из серванта одноразовые — бери эти, они не разобьются. Как в воду смотрела.
Пакет провалялся в снегу около пяти минут, пока Саша выражал восхищение курткой, которую Алене подарили родители. Белая и светоотражающая, она в ночи выглядела серебряной. Куртка была легкой, теплой и сидела на Алене так, будто была пошита на заказ (материнский глаз — алмаз), но главным ее достоинством, с точки зрения Алены, являлось обилие разнообразных карманов. У журналистов лишних карманов не бывает, у них же столько рабочего инструмента — блокноты, ручки, диктофоны, фотоаппараты, запасные аккумуляторы и зарядки, сигареты… Алена не курила, но, как она выражалась, «в представительских целях» всегда имела при себе пачку «Парламента» и пачку каких-нибудь тонких женских сигарет. Угостишь человека сигареткой — и сразу же контакт наладился.
В снегу шампанское дополнительно охладилось и немного отлежалось в покое, поэтому выстрел получился так себе, на троечку. Но зато и в пену ушло мало, у любого явления есть две стороны — хорошая и плохая.
Новогодние каникулы требовали романтического путешествия в сказку, желательно — в заграничную. Хотелось «полной смены окружающей среды», как выразилась Алена. Собрались было в Прагу, но, почитав рассказы туристов в интернете, передумали. Народу набивается много, чуть ли не половина России едет в Прагу, кругом не протолкнуться, да и цены взлетают до небес. Им же хотелось тихой романтики, чтобы бродить вечерами по пустым извилистым улочкам и все такое. В конечном итоге выбор пал на Вильнюс — близко, билеты недорогие, туристов не так уж и много. Во всяком случае, не вечерних фотографиях улицы Старого Вильнюса выглядели именно такими, как хотелось — малолюдными и романтичными.
Организацию поездки Алена взяла на себя. Сказала, что Саша уже продемонстрировал свою «семейную состоятельность», найдя чудную квартиру у метро «Профсоюзная» за столь же чудную цену. Теперь ее очередь.
Что касается квартиры, то с ней Саше просто повезло. До него здесь кто только не жил и негативных впечатлений у хозяйки накопилось изрядно. Поэтому ее требования к жильцам были крайне жесткими. Квартиру могли снять только интеллигентные россияне, причем не имеющие ни детей, ни домашних животных. Разве что для рыбок хозяйка могла сделать исключение. И еще она требовала арендную плату за полгода вперед, да еще и с месячным залогом в придачу. По московским меркам это требование было чрезмерным, можно сказать — чистой воды беспредельщиной. Три месяца — потолок.
Саша произвел на хозяйку прекрасное впечатление. Вдобавок еще и проконсультировал тетушку по поводу ее гипертонии и разрешил обращаться к нему по любым медицинским вопросам — мол, если сам не разберусь, найду того, кто разберется. В результате полгода уменьшились до месяца (залог, правда, заплатить пришлось) и коммунальные расходы были включены в стоимость аренды, хотя изначально их требовалось оплачивать отдельно. Красота!
Желая перещеголять Сашу в рачительности, Алена решила ехать в Вильнюс на автобусе, так получалось вдвое дешевле, чем лететь самолетом, и долго искала подходящие апартаменты. Наконец нашла уютную квартирку в романтическом Заречье, по-литовски называвшемся Ужупис, которое местные богемные неформалы провозгласили самостоятельной республикой. Фотографии квартиры и отзывы бывших жильцов вдохновляли, а вид из окна на реку так просто сражал наповал. Цена же казалась сказочной — двадцать пять евро в сутки, причем оплачивать можно было на месте. Другие владельцы просили плату за апартаменты вперед.
— Все идеально! — радовалась Алена. — Да — на самолете лететь около полутора часов, а автобус едет шестнадцать. Но в аэропорт надо приезжать чуть ли не за три часа, это же международный рейс, придется паспортный контроль проходить. Прилетим — сразу в город не выйдем, снова контроль, клади на это час. Плюс — сколько-то придется ехать до аэропорта и из аэропорта. А тут мы садимся вечером рядом с метро в комфортабельный автобус спим до границы, проходим ее, а затем можно спокойно досыпать или любоваться видами из окна. Автобусная станция — в центре города. Удобно же! И выгодно! Тем более, что я купила туда и обратно твои любимые задние места.
Что-что, а раскладывать доводы по полочкам и убеждать Алена умела. Но на деле вышло не так, как на словах. Хвост автобуса довольно сильно трясло, причем тряска эта не убаюкивала, а мешала заснуть. Обещанного вай-фая не было по каким-то техническим причинам. Кресла, сначала показавшиеся вполне комфортабельными, спустя два часа такими уже не казались. Чего-то им не явно хватало для того, чтобы дарить комфорт на протяжении всей поездки. Но хуже всего были соседи — семья из четырех человек, занявшая весь предпоследний ряд. Вели они себя тихо, но всю дорогу до Вильнюса беспрестанно подкреплялись, причем — бутербродами с чесночной колбасой. Многие люди искренне верят в то, что чеснок предохраняет продукты от порчи, поэтому и берут в дорогу чесночную колбасу или же сало, натертое чесноком. Самим-то вкусно, а вот окружающим удушливо.
Соседи подкреплялись не все вместе, а по очереди. Сначала отец полчаса жевал бутерброды, потом эстафета переходила к сыну, затем мать начинала испытывать чувство голода, а за ней подтягивалась дочь. Все члены семейства были упитанными (мать, так вообще сверх меры). Сразу видно, что хорошие едоки, проще говоря — те еще обжоры.
Российскую границу прошли без проблем, быстро, а на литовской застряли на два часа — у двоих пассажиров что-то было не так с документами. Все это время пришлось просидеть в автобусе, потому что выходить из него не разрешалось. Короче говоря, в Вильнюс приехали около двух часов дня, измотанные донельзя и сильно голодные. Только отмякли после сытного обеда с вкусным пивом, как получили новый удар — арендованные апартаменты внутри были такими же, как и на фотографиях, и вид из окна был восхитительным, и дом действительно был старинным, явно дореволюционным, но путь до подъезда проходил через арку, в которой сильно разило мочой, во дворе на деревянных ящиках «культурно отдыхала» группа местных мужиков алкашно-бомжацкого вида, один пролет подъездной лестницы не имел перил, а в апартаментах было люто холодно. Правда, владелец предложил взять в аренду масляный обогреватель, «всего-то» за двадцать евро в сутки. Когда Саша выразил возмущение по поводу столь высокой цены, владелец стал оправдываться тем, что обогреватель в сутки сжирает электричества на пятнадцать евро. Дослушивать его объяснения никто не стал. Порадовались, что с них не взяли плату вперед, и ушли в никуда. Алена собралась было искать какое-нибудь заведение с халявным вай-фаем, чтобы искать на букинге новое пристанище, но Саша поступил проще. Остановил такси, изложил водителю свои пожелания и пообещал десять евро чаевых, если их привезут в гостиницу, которая этим требованиям соответствует. Спустя двадцать минут они уже были в номере.
— И тут ты меня обыграл! — вздохнула Алена. — Нет, я еще решительнее хочу выйти за тебя замуж! О таком муже я всегда и мечтала!
— Который будет тебя обыгрывать? — поддел Саша.
— Нет, о таком, который не станет ворчать, когда я облажаюсь.
— Прежде, чем принимать окончательное решение, тебе надо посоветоваться с доцентом Кармановой, — пошутил Саша. — Позвони ей, как вернемся, скажи, что собираешься за меня замуж и попроси рассказать обо мне всю правду. Если то, что она расскажет, не заставит тебя передумать…
— Я сделаю это чуть попозже! — рассмеялась Алена. — Когда обдумаю все в заключительный раз.
— Попозже может ничего не выйти, — вслух подумал Саша.
Алена этого не слышала, потому что уже скрылась в ванной.
Дальше все было хорошо, романтично и очень вкусно. На обратную дорогу Саша запасся снотворным, покупка которого превратилась в маленькое приключение. Нет, скорее — в анекдот.
— Клаффидол только по рецептам, — строго сказала пожилая аптекарша.
— Но это же легкое снотворное, — удивился Саша. — Зачем на него рецепт?
— У нас теперь все по рецептам, — нахмурилась аптекарша. — Только врач может назначить лекарство.
— Представьте — я врач! — заявил Саша. — Кардиолог. А снотворное покупаю для себя, чтобы принять его во время поездки на автобусе.
— Есть документ, что вы врач?
— Нет, но в телефоне есть фотографии, на которых я в белом халате…
— Парикмахеры и повара тоже носят белые халаты, — возразила аптекарша.
По-русски она говорила бегло и без акцента. Впрочем, в Вильнюсе на русском говорили многие.
— Ну так спросите у меня что-то из медицины, что может знать только врач, — предложил Саша.
Вожделенное снотворное он получил после того, как назвал на латыни ромашку, пустырник, полынь, шиповник и боярышник.
Смена обстановки хорошо стимулирует мыслительный процесс. Недаром же писатели или, скажем, композиторы так любят творить где-нибудь на выезде, подальше от дома. Даже понятие такое есть — творческая командировка. У Саши была условная мишень, была условная заряженная винтовка, но выстрелить он мог только один раз. Нужно было как следует все обдумать, чтобы выстрел не пропал зря. Поскольку Алена всегда засыпала первой, у Саши было достаточно времени для раздумий в ночной тишине…
Для того, чтобы все прошло гладко и без запинки, придется соврать отцу, причем с риском, что отец впоследствии об этом узнает. Врать отцу сильно не хотелось, в их семье было принято доверять друг другу и не обманывать. Одно дело — выдать гостиничный номер за свою комнату в общежитии. Это — мелкая и при том благородная ложь, сын не хочет огорчать родителей, вот и пускается на хитрости. Но использовать отца «втемную» — это поступок иного рода. Отец может обидеться… Впрочем, и эта ложь может считаться благородной, потому что правда сильно обеспокоит отца. Он ни за что не согласится помочь сыну, да еще и упрекнет его в нарушении данного обещания. Снова хочешь накуролесить? А ты не подумал, как это может отразиться на нас с мамой? Но Саша продумывал все самым тщательным образом только для того, чтобы у родителей не было никаких неприятностей. Самому ему нечего было опасаться. С ординатором, который «сдаст» доцента Карманову, никто в университете связываться не решится. Виджай вон учится спокойно, экзамен по факультетской терапии Манасеину на пятерку сдал и вообще никаких проблем у него нет. Преподаватели его боятся, а, стало быть, не гнобят придирками. Скорее даже небольшие поблажки сделают, чтобы не связываться с опасным студентом.
Саша прикидывал всяко-разно, но как он не изощрялся, правильнее всего выходило действовать через отца. И врать по телефону, а не в глаза, так спокойнее.
— Ты будешь смеяться, пап, но я начал подумывать о чиновной карьере. Насмотрелся я на весь этот бардак, который творится в нашей больнице и как-то тоскливо мне стало. Пока это все невнятные мысли, но хотелось бы посоветоваться с компетентным человеком. Помнится, ты говорил, что один из твоих одноклассников работает в московском фонде ОМС?
— Есть такой, — подтвердил отец. — Леша Танявин, для тебя — Алексей Егорович. Большой человек — заместитель начальника Управления организации обязательного медицинского страхования. Но если я попрошу, Леша, конечно же, найдет время для встречи с тобой. Только хорошо ли ты подумал, сын? В больнице — бардак, а там — тоска и никакого морального удовлетворения. Смотри, как бы шило на мыло не поменять.
— Вот я и хочу посоветоваться, пап. Ты же знаешь, что я семь раз отмеряю, прежде, чем отрезать.
— Только иногда отрезаешь не с того конца, — поддел отец, намекая на московскую ординатуру.
Заместитель начальника Управления организации обязательного медицинского страхования в московском городском фонде — это то что надо! О лучшем канале Саша и мечтать не мог. Отец перезвонил уже на следующий день, дал мобильный и кабинетный номера телефонов Алексея Егоровича и передал позволение «звонить, когда угодно». Половина дела была сделана.
Кабинет доцента Кармановой находился в кардиологическом отделении, в дальнем от входа конце. У старшей медсестры отделения хранились ключи от всех кабинетов, на всякий пожарный случай. На тот же самый пожарный случай в кабинете заведующего отделением хранился ключ от кабинета старшей медсестры, а в ординаторской — ключ от кабинета заведующего отделением. Логическая задачка для старшей группы детского сада — как человек, имеющий доступ в ординаторскую, может попасть в кабинет доцента Кармановой?
Гораздо сложнее было попасть в приемную профессора-членкора Манасеина для того, чтобы найти в столе у кафедральной секретарши Светы Чичерюкиной перечень паролей для всех кафедральных компьютеров. Света прекрасно знала о том, как на кафедре относятся к ординатору Пряникову, поэтому вариант «задружиться и узнать» заведомо не прокатывал. Явиться в тот день, когда Карманова отсутствовала и попросить пароль якобы для поиска каких-то срочно понадобившихся сведений тоже было невозможно. Кому-кому, а уж Пряникову доступ к компьютеру Кармановой был запрещен априори. Ясно же, что у этого нехорошего человека не может быть хороших намерений. Взломать же компьютер Кармановой Саша не мог, потому что его навыки взаимодействия с умной техникой ограничивались включением, выключением и перезагрузкой. Короче говоря, продвинутый пользователь, то есть — голимый чайник. Привлекать кого-то со стороны тоже не хотелось, потому что свое участие следовало сохранить в тайне ради спокойствия родителей и собственного тоже. Свидетели явно были лишними.
Хоть так прикидывай, хоть сяк, но единственным вариантом представлялось несанкционированное вторжение в приемную Манасеина с поиском паролей в Светином столе. Вариант был донельзя стремным. Если Сашу застукают роящимся в столе секретаря кафедры, то на ординатуре и репутации можно будет ставить крест. Манасеин не упустит шанса, упавшего на него с неба. О, он оттопчется на ординаторе Пряникове как следует. Чего доброго, и уголовное дело заведут за проникновение со взломом. С замком же придется поработать, сам по себе он не откроется. Вот вам и состав преступления. Черт, как все нескладно!
Решить неразрешимую задачу, сама того не ведая, помогла Алена. Однажды вечером они зашли в незнакомый вильнюсский бар. Оба были любителями сюрпризов и потому предпочитали такие вот спонтанные заходы заранее составленным маршрутам. Бар был уютным и выбор пива радовал, но Алена вдруг потянула Сашу на выход.
— Что такое? — удивился он, выйдя на улицу. — Вполне милый был подвальчик, и почти пустой.
— Бармен как две капли воды похож на подонка Халамцева, — пояснила Алена. — Ну помнишь, я рассказывала, как он мой комп взломал? Мне бы там пиво в голо не полезло бы. Давай найдем другое место.
«Эврика!», чуть было не заорал во весь голос Саша, вспомнив основательно забытую историю трехгодичной давности. Когда Алена проходила практику в «Тульском вестнике», другой практикант взломал ее компьютер и спер какие-то материалы. Метод взлома был простым — подонок Халамцев вставил в компьютер Алены загрузочную флешку, получил с ее помощь доступ к учетной записи администратора без ввода пароля, затем выполнил обычную загрузку с диска и скачал нужные файлы. Только вот флешку вытащить на радостях забыл, мудила, на чем и спалился.
«Ну как же я мог забыть! — посетовал Саша. — Загрузочная флешка — наше все!». Инструкцию по созданию полезного гаджета Саша без труда нашел в интернете. Дело было за малым — дождаться очередного дежурства и скачать из компьютера доцента Кармановой нужную информацию.
В компьютере Кармановой, помимо всего прочего, нашлась папка «Пряников» с несколькими докладными записками, написанными сотрудниками кафедры. Открытием стала докладная доцента Рама, заведующего кардиологической реанимацией. Мукул Пракашевич, с которым у Саши не было никаких конфликтов и которого Саша считал нормальным мужиком, сообщал заведующему кафедрой о недостаточном объеме знаний ординатора Пряникова и отсутствии необходимых навыков, а заодно и об отсутствии желания эти навыки получать. Докладная была датирована ноябрем прошлого года, когда Сашу на время перевели в кардиологическую реанимацию.
«Ай, спасибо!», подумал Саша, однако не стал вносить Мукула Пракашевича в список своих «должников». Человек он неплохой, скорее всего его вынудили написать эту докладную. Умный человек сводит счеты с кукловодами, а не с марионетками, разве не так? Но акции Мукула Пракашевича обесценились до нуля. Возможно, по окончании ординатуры стоит сказать ему несколько ласковых слов. Впрочем — ну его!
Велик был соблазн стереть папку «Пряников» с концами, так, чтобы никаких следов от нее не осталось, но Саша благоразумно сдержался. Это было бы равносильно оставлению записки: «Неуважаемая Ирина Юрьевна! Я залезал в ваш компьютер! С наихудшими пожеланиями, Пряников А. М.». Ничего, скоро Кармановой будет не до ординатора Пряникова, потому что будет светить ей дорога дальняя, казенный дом и прочие неприятности.
Большой человек Алексей Егорович назначил аудиенцию на шесть часов вечера. Сашу это полностью устраивало — не пришлось отпрашиваться. Алексей Егорович принял Сашу по-свойски — чай с печеньем, расспросы о родителях, воспоминания о родном городе. Затем разговор перешел в деловое русло.
— Отец думает, что я хотел встретиться с вами для того, чтобы обсудить свои перспективы, — сказал Саша. — Это официальная версия, не имеющая ничего общего с действительностью…
На лице Алексея Егоровича добродушное выражение сменилось озадаченным.
— Мне не хотелось, чтобы родители знали настоящую причину. Это же родители, вы понимаете. Я у них единственный сын, они переживают по каждому пустяку, а если они узнают, что я решил вскрыть махинации с приписками в той больнице, где я прохожу ординатуру, они вообще покоя лишатся. Вдруг мне кто-то мстить за это начнет и вообще…
Озадаченное выражение лица Алексея Егоровича сменилось на деловитое.
— Что за махинации с приписками? — спросил он. — Доказательства есть? Или только подозрения?
— Я вам сейчас все расскажу, — Саша вытащил из наплечной сумки пластиковую папку-скоросшиватель с бумагами. — Доказать я ничего не могу, ибо полномочий не имею, но информация, которая вам поможет, у меня есть. Только давайте сначала отработаем до конца официальную версию моего визита. Я пришел к вам обсудить перспективы работы в фонде после окончания ординатуры, вы объяснили мне, на что я могу рассчитывать, я сказал, что это вряд ли мне подойдет и на этом мы расстались. Договорились?
— Договорились! — Алексей Егорович не сводил взгляда с выложенной на стол папки.
— На самом же деле я, как патриот, сознательный гражданин и молодой врач, не могу пройти мимо финансовых злоупотреблений, — продолжил Саша. — Награды мне не нужны, мне за державу обидно. Сейчас столько делается для того, чтобы реформировать нашу систему, столько вкладывается в это дело средств, но находятся люди, которые просто воруют деньги. Здесь у меня, — Саша постучал пальцем по папке, — сведения о трехстах двадцати семи велоэргометриях, якобы проведенных в консультативно-диагностическом отделении семьдесят четвертой больницы, в которой я прохожу сейчас ординатуру. Вот те же данные в электронном виде, — Саша достал из сумки флешку и положил ее на папку. Дай Бог если хотя бы десять исследований из трехсот двадцати семи сделаны на самом деле. Я не в курсе, сколько стоит велоэргометрия по вашим тарифам, но предполагаю, что немало. Если умножить на триста, то…
— То получится весьма значительная сумма! — Алексей Егорович взял папку, раскрыл ее и стал листать бумаги. — О, да у вас тут даже домашние адреса есть!
Саша улыбнулся и скромно потупил взор — да, такой вот я старательный.
— А теперь объясните, почему вы считаете большинство исследований фиктивными? — Алексей Егорович отложил папку и вперился в Сашу строгим начальственным взглядом. — Только, пожалуйста, без фантазий.
— С фантазией у меня плохо, я больше привык фактами оперировать, — парировал Саша, несколько покоробленный последней фразой собеседника. — Дела такие. На кафедре факультетской терапии и кардиологии Российского университета демократического сотрудничества в настоящее время среди прочих клинических исследований проводится исследование препарата под названием потентивокс. Это индийский дженерик мегапотентила производимого компанией «Макс Шмидт и Доуль». Препарат улучшает сократительную способность сердечной мышцы и улучшает кровоснабжение миокарда. В папке есть аннотация. Судя по слухам, которые ходят на кафедре, потентивокс сильно уступает мегапотентилу, но его производитель, делийская фармацевтическая компания «Камал Бохра фармасьютикал индастриз» проплатила исследование и, насколько я могу подозревать, простимулировала тех, кто его будет производить. Нужен убедительный хороший результат. Руководит исследованием доцент кафедры Инна Юрьевна Карманова. Велоэргометрия — это ключевая составляющая исследования. Если пациент демонстрирует на фоне приема препарата лучшую переносимость нагрузок, стало быть…
— Я понял, — перебил Алексей Егорович. — Давайте по велоэргометрии!
— На самом-то деле потентивоксу далеко до мегапотентила, — усмехнулся Саша. — Но полученные деньги надо отрабатывать. И вообще господин Камал Бохра — крупный заказчик исследований, ценный клиент. Ссориться с таким себе дороже. Простите, Алексей Егорович, а какова ваша основная врачебная специальность.
— Терапевт.
— Ну тогда вам не нужно объяснять, что получающих малоэффективный потентивокс на «велосипед» лучше не сажать. Хороших результатов они не продемонстрируют, а вот инфаркт в момент нагрузки могут заработать спокойно. Что при таком раскладе остается делать доценту Кармановой? Как ей скрестить ежа и ужа? Выход один — проводить липовые велоэргометрии на бумаге. Камал Бохра из тех заказчиков, которые требуют «правдивых» данных и открытого доступа к информации об исследовании, так что липовые велоэргометрии нужно проводить через в консультативно-диагностическое отделение. Заведующей этим отделением Коберник, заведующему отделением функциональной диагностики Тихомирову, а также врачу, который проводит велоэргометрию, приписки только на руку — это же деньги, стимулирующие выплаты и все такое. Ну не мне это вам объяснять. Все пациенты, которым якобы проводилась велоэргометрия, ранее проходили стационарное лечение в семьдесят четвертой больнице, где и были «завербованы» для участия в исследовании потентивокса. Возможно, что им и что-то другое приписывали, например — биохимию в нашей лаборатории…
— Мы разберемся! — многозначительно сказал Алексей Егорович. — Вообще-то стационары у нас в последнее время шалить перестали, гораздо чаще поликлиники на приписках попадаются, но тут сразу триста «левых» велоэргометрий! Спасибо, Александр, за информацию.
— У меня одна просьба — чтобы мое имя нигде не упоминалось, — сказал Саша. — И чтобы родители ничего не узнали.
— Спите спокойно, — улыбнулся Алексей Егорович. — Мы оберегаем источники информации как зеницу ока. Мише я скажу, что вы приходили по поводу трудоустройства, но я вас разочаровал. А если у вас найдется еще какая-нибудь информация о злоупотреблениях…
— То я сразу же доведу ее до вашего сведения, — пообещал Саша.
— Кстати, перспективы трудоустройства у нас на самом деле не такие уж и плачевные, — сказал на прощанье Алексей Егорович. — Если появится реальный интерес, то можно будет обсудить.
— Да я об этом пока что не думал, — честно признался Саша. — Но учту, спасибо.
«Потихоньку обрастаю связями в верхах, — подумал доктор Пряников, топая по улице Достоевского к одноименной станции метро. — В мэрии, в городском фонде ОМС… Так, чего доброго, и карьеру большую сделаю… А Мукул Пракашевич все-таки засранец!».
При всей своей душевной черствости и лютой жестокости Александр Пряников очень не любил разочаровываться в людях. Это огорчало его, коробило и угнетало.
Собственно, Мукулу Пракашевичу тоже можно было бы кое-что предъявить, но пока не хотелось размениваться на такие мелочи. Да и не факт, что когда-нибудь захочется.
* * *
Поначалу никто в семьдесят четвертой больнице не придал значения очередной проверке «страховщиков», от которых традиционно не ожидали особого вреда. Ну покопаются в историях болезни, придерутся к чему-нибудь, выпишут какой-то там штраф… Пустяки, дело житейское. Опять же, штраф главному врачу не из своего кармана платить. Немного удивило то, что проверяющие начали с консультативно-диагностического отделения. Много ли там нароешь? В стационаре огрехов куда больше.
Однако — нарыли. Причем нарыли так, что залихорадило не только причастных, но и всю больницу. Чего уж скрывать — за каждым врачом, не говоря уже о заведующих отделениями и тех, кто стоял над ними, водились какие-то грешки. Если усердно рыть везде, то на всех компромата нарыть можно.
— Ну кто их навел?! — удивлялась Арина Артуровна Коберник, заведующая консультативно-диагностическим отделением. — Они же явно пришли «с прицелом»! Ничем больше не интересовались, а сразу же занялись этой велоэргометрией, будь она неладна! Вот провалиться мне на ровном месте, если это не кто-то из кафедральных сотрудников постарался!
Того же мнения придерживался и заведующий отделением функциональной диагностики Тихомиров. Он, правда не в глаза, а за спиной, обвинял во всем профессора Адаева. Всем было известно, что Вован-хитрован в контрах с Кармановой. Они вечно сражались за лакомые кусочки, в роли которых выступали клинические исследования лекарственных препаратов. Заведующий кафедрой придерживался политики «разделяй и властвуй», поэтому никогда не гасил конфликты между сотрудниками, а, напротив, подливал масла в огонь. Вот и доигрался — самому жарко стало. Как-никак, а вторая фальсификация исследования за какие-то полгода! Это серьезный удар по репутации кафедры и ее заведующего.
Профессор Адаев на каждом углу и при каждом удобном случае доказывал, что он тут не при чем, информацию в городской фонд ОМС слил кто-то другой. Но на Руси традиционно не принято доверять тем, кто рьяно оправдывается. Впрочем, тем, кто вообще не оправдывается, доверяют еще меньше.
— Он сам попал в дерьмо, — говорила Карманова, имея в виду недавний случай, к которому тоже приложил руку ординатор Пряников, — а теперь решил потянуть за собой других! Одному скучно в дерьме барахтаться! У-у, сволочь!
Разница заключалась лишь в том, что те былые фальсификации Адаева были сугубо научными, не вытягивающими государственные средства из фонда обязательного медицинского страхования. Адаев заслуживал порицания коллег, но у компетентных органов к нему не было претензий. Ну мало ли что эти ученые надумают-натворят… А вот действия группы в составе доцента кафедры кафедре факультетской терапии и кардиологии РУДС Кармановой, заведующей консультативно-диагностическим отделением Коберник, заведующего отделением функциональной диагностики Тихомирова, а также врачей Погосова и Макаренковой входили в противоречие с двумя статьями Уголовного кодекса Российской Федерации, а именно части третьей статьи сто пятьдесят девятой, предусматривающей ответственность за мошенничество, совершенное с использованием служебного положения, и части первой статьи двести девяносто второй, предусматривающей ответственность за служебный подлог. Да и сумма похищенных бюджетных денег была немалой — свыше трехсот тысяч рублей, а это, если кто не в курсе, хищение в крупном размере…
…Суд состоялся уже после того, как доктор Пряников закончил ординатуру, но Карманова покинула кафедру сразу же после предъявления обвинения. Все обвиняемые проявили во время следствия высокую сознательность (активно топили друг дружку) и выразили готовность компенсировать ущерб, причиненный их действиями государству. Поэтому они отделались штрафами и условными сроками.
Кроме тех, кто угодил на скамью подсудимых, пострадали главный врач и начмед. Редкий для отечественного здравоохранения случай — департамент разом снял обоих, «обезглавив» тем самым больницу. Новые «головы» пришли со стороны. Главным врачом стала бывший главврач четырнадцатого роддома Шарикова, а ее заместителем по медицинской части — главный врач двести тридцать шестой поликлиники Пилышев.
— Чудные времена настали! — сказала по этому поводу доктор Пчелинцева. — Акушеров ставят руководить многопрофильными больницами, а в начмеды им дают поликлинических врачей. Как будто в нашей больнице нет достойных кадров!
— Это вы себя имеете в виду, Кристина Александровна? — поддела доктор Феткулина.
— А хотя бы и так! — с вызовом ответила Пчелинцева. — Или вы думаете, что из меня бы вышел плохой начмед?
«Да вообще никакой, — подумал Саша, бывший свидетелем этого разговора. — Синдром Вольфа-Паркинсона-Уайта с синдромом Фредерика путаешь, а туда же — в начмеды вылезти мечтаешь!».
Разительные перемены произошли с заведующей терапевтическим отделением Адамовской, которая была любовницей снятого главного врача. Фурия, перед которой трепетала вся больница, включая заместителей главного врача в одночасье превратилась в кроткую овечку.
— Батюшки-светы! — ахнула однажды Феткулина, вернув на место трубку «внутреннего» аппарата. — Оказывается Адамовская знает слова «пожалуйста» и «спасибо». Ну кто бы мог подумать!
С ординатором Пряниковым Адамовская теперь приветливо здоровалась при встречах, а как-то раз, случайно оказавшись в соседнем кресле во время «пятиминутки» даже поинтересовалась, как проходит ординатура.
— Спасибо, нормально, — ответил Саша.
Все действительно было нормально. Граф Монте-Кристо закончил мстить и теперь уплывал куда подальше вместе с любимой женщиной на воображаемом корабле.
До окончания клинической ординатуры, которую Александр Михайлович Пряников про себя иначе как «ординаДурой» не называл, оставалось три месяца и девятнадцать дней.
Всего-то.
Назад: Глава шестнадцатая. Наука юношей питает
Дальше: Глава восемнадцатая. Закружится печаль, об ушедшем печаль

Danil
анапа море