Глава тринадцатая. У каждого всегда своя холера
«Simple sister
Got whooping cough
Have to put her out
Wear her clothes
Steal her bows
Tell her that she's stout»
Procol Harum, «Простодушная сестра»
Старшая медсестра кардиологического отделения Нина Давыдовна Ольховская была суетливой, недалекой и вредной. Она очень гордилась тем, что ее фамилия вписана в список дворянских родов Харьковской губернии, и тем, что дожила до пятидесяти лет, ни разу не взяв больничного листа. Максима Семеновича Нина Давыдовна обожала. Иначе и быть не могло, ведь именно он поднял ее из медсестер приемного отделения в старшие сестры. Сумел, значит, разглядеть достоинства, которые другие заведующие в упор не видели.
— Так и надо делать! — говорила Феткулина. — Главное, что нужно заведующему отделением от старшей сестры — это ее личная преданность. Всему остальному можно научить. Даже такую дурынду, как Нинка…
Когда начмед объявил на утренней конференции, что через три недели в больнице будет проведено учение по особо опасным инфекциям, по залу прокатился стон великий. Недаром же говорится, что учение хуже, чем три проверки. Простые проверяющие терзают администрацию, а во время учений страдают все сотрудники. В рамках подготовки приходится много зубрить, а в день икс нужно участвовать в этом балагане. Хорошо еще, если учение будет проводиться в облегченном режиме — комиссия пройдет по отделениям, задавая тематические вопросы, и на этом дело закончится. Но могут заставить надеть защитные костюмы и отрабатывать действия на полном серьезе.
«Надо будет взять библиотечный день», подумал Саша. Официально ординаторам никаких библиотечных дней не полагалось, но те, кто участвовал в научных исследованиях могли изредка отпрашиваться на денек для подбора и обработки материалов. Саша за семь месяцев ординатуры еще ни разу библиотечного дня не брал. Что ж — настала пора. Учение было назначено на понедельник, стало быть можно будет съездить домой на три полных дня и четыре ночи. Когда в родном городе тебя ждет любимая девушка, ночи значат больше, чем дни.
— Чем нас будут мучить в этот раз? — спросила с места заведующая терапевтическим отделением Адамовская.
— Подозреваю, что холерой, Анастасия Владимировна, — ответил начмед, — но это не стопроцентно. Освежите в памяти также чуму и геморрагические лихорадки, особенно Эболу.
Согласно повсеместно распространенной традиции, врачам полагалось готовиться к учению самостоятельно, а вот с медсестрами и санитарками проводились ежедневные занятия. По идее, проводить занятия должны были заведующие отделениями, но повсюду и везде заведующие спихивали эту тягостную обязанность на старших медсестер.
Нина Давыдовна решила спихнуть проведение занятий с медсестрами на ординатора Пряникова. Она явилась в ординаторскую, когда там был исполняющий обязанности заведующего отделением, посетовала на свою великую занятость и предложила:
— А может Александр Михайлович будет с девочками заниматься? Ему как раз полезно, для практики?
— А может вам еще и полы в отделении вымыть? — саркастически поинтересовался Саша. — Или окна?
— Зря вы так! — старшая медсестра изобразила лицом великую обиду. — Занятия проводить — это не полы мыть! Странно, что вы не понимаете разницу!
Пока Саша искал, что ответить, Нина Давыдовна уже усвистала по своим многочисленным делам.
— Действительно, Пряников, напрасно вы так! — укорил Максим Семенович. — Можно подумать, что вы очень заняты. Вполне можете выкроить полчасика в день для занятий. Это я вам не только как заведующий говорю, но и как доцент кафедры…
«Не согласишься добром, Сторошкевич тебя заставит», перевел на более понятный язык Саша.
— И вообще, когда учишь других, то сам лучше запоминаешь! — давая понять, что вопрос решен, Максим Семенович хлопнул ладонью по столу Феткулиной, за которым он сидел. — Составьте программу и завтра же приступайте. В половине третьего, это самое удобное время, тихий час.
«Так твою распротак, а потом еще десять раз с другого боку!», обреченно подумал Саша, совершенно не желавший проводить занятия с медсестрами. Сильнее всего уязвляла нахрапистая наглость, с которой ему было навязано это поручение.
— Вы же любите показывать, какой вы умный, вот и покажите! — подпустила шпильку Пчелинцева.
Саша предпочел пропустить ее замечание мимо ушей. Если обстоятельства не позволяют сказать в ответ то, что хочется, так лучше промолчать.
— Изучайте теорию, но особый упор делайте на конкретные действия персонала, — посоветовал Максим Семенович.
«Не учи ученого, поешь дерьма толченого», подумал Саша.
Его родителям не раз приходилось участвовать в подобных учениях. Все рабочие дела подробно обсуждались дома, поэтому Саша прекрасно представлял, что нужно учить в рамках подготовки к «инфекционному» учению. Опять же, мама работала начмедом не где-нибудь, а в инфекционной больнице. Тема знакомая, но это не означает, что его можно так нагло запрягать.
Велик был соблазн научить медсестер не тому, чему следует, а какой-нибудь абсурдистской пурге. В день икс можно будет от души повеселиться, слушая ответы на вопросы, задаваемые комиссией. Но соблазну препятствовали два обстоятельства. Во-первых, надо было держать обещание, данное родителям. Если учить медсестер пурге, то скандал, со всеми вытекающими из него неблагоприятными последствиями, неизбежен. Чего доброго, Манасеин снова позвонит тульскому министру здравоохранения… Нет, так грубо и глупо подставляться нельзя. Во-вторых, отделенческие медсестры не такие уж и дуры, чтобы не распознать заведомую пургу… Черт! А можно ли вообще приготовить лимонад из этого нового лимона, столь неожиданно преподнесенного судьбой-злодейкой?
Озарение посетило Сашу на подходе к станции метро «Профсоюзная», когда мимо него проехала газелька с рекламной надписью: «Цифры решают все!». Что именно продвигала бортовая реклама, Саша не разглядел, да ему это и не было нужно. Главное, что была прочитана подсказка, ниспосланная откуда-то свыше.
Цифры! Вся суть, весь смак в цифрах! Ну, Семеныч, держись! Отольются кошке мышкины слезки!
Про слезки подумалось машинально. Саша не ощущал себя мышкой, тем более — плачущей. Скорее уж котом, который гуляет сам по себе и делает то, что считает нужным.
— Не покупают никакой еды, все экономят вынужденно деньги: холера косит стройные ряды, но люди вновь смыкаются в шеренги… — пропел Саша из Высоцкого.
Шедшая навстречу девушка, удивленно посмотрела не него. Саша в ответ улыбнулся. Знакомства не состоялось.
Но люди вновь смыкаются в шеренги — гениальная фраза, невероятно духоподъемная! Что бы ни произошло, шеренги будут сомкнуты. Песни Высоцкого — кладезь оптимизма. Ободряют и мобилизуют, причем не исподволь, как песни группы «Прокол Харум», а прямо в лоб. Иногда именно это и нужно, не сеанс психотерапии, а команда: «Смирно! Гляди веселей!».
Если к станции метро шел грустный человек, страдавший от несовершенства окружавшего его мира, то через турникет прошел бодрячок, радующийся новому шансу, очередной счастливой возможности, которая столь неожиданно упала с неба. А он, дурень этакий, сразу-то и не разглядел своего счастья…
Выходить из роли было нельзя, поэтому на следующий день Саша немного поворчал в ординаторской на тему: «ну сколько же можно грузить ординаторов?». Разумеется, никакого сочувствия ему не выказали, а когда он ушел на обход небось еще и позлословили за его спиной. На Нину Давыдовну Саша смотрел хмуро, а заведующему довольно резко сказал, что в коридоре на сестринском посту он никаких занятий проводить не будет — не те условия. Если уж нагрузили этим поручением, уважаемый Максим Семенович, то извольте обеспечить помещением!
Саша прекрасно понимал, что никакого иного подходящего для занятий помещения, кроме собственного кабинета, Максим Семенович ему предоставить не сможет. Каморка старшей сестры не вместила бы семерых — Сашу, процедурную медсестру, двоих постовых сестер, сестру-хозяйку, дежурную санитарку и буфетчицу. Получив в свое распоряжение кабинет, Саша потребовал, чтобы старшая медсестра тоже присутствовала бы на занятиях. Должна же она, как руководитель, подавать пример подчиненным. Но это заведомо глупое требование было отклонено Максимом Семеновичем.
— Мы попросили вас провести курс занятий только потому что Нина Давыдовна очень занята, — сказал заведующий. — Вы же видите, что она и минуты на месте не сидит.
«Ах, так меня, оказывается, «попросили»! — умилился про себя Саша. — Это новый эвфемизм для «нагло заставили»? А завтра, чего доброго, скажете, что я сам напросился?». Что же касается великой занятости Нины Давыдовны, то занятость эта была обусловлена ее глупостью и неумением организовывать работу подчиненных. Хороший руководитель не мечется беспрестанно туда-сюда, стараясь всюду поспеть и все проконтролировать. Хороший руководитель так ставит дело, что даже в его отсутствие не случается никаких сбоев.
Правда, на первом занятии Нина Давыдовна минут пять поприсутствовала. Надо же было убедиться, что Саша не саботирует, а делает все, как нужно. Послушала, как Саша рассуждает о важности и нужности учений, и убежала по своим делам. Впоследствии она заглядывала в кабинет заведующего на каждом занятии, чтобы убедиться, что все на месте и дело движется, но всего лишь заглядывала, не более того.
— Мы с вами люди взрослые, — сказал Саша своим ученицам на первом занятии, — поэтому я не буду заставлять вас конспектировать все, что я скажу. Но важные моменты советую записывать, чтобы лучше запомнить…
Сашина мама-начмед, съевшая добрую дюжину собак по части подготовки к различным учениям и проверкам, говорила, что на сознательность никогда уповать не стоит — провалишь дело. Диктуешь материал, по ходу разъясняя непонятное, проверяешь, все ли записали правильно, а на следующем занятии опрашиваешь каждого по отдельности… Только в этом случае можно быть уверенным, что люди усвоят знания, которые ты пытаешься вложить им в голову.
Саша сделал все иначе — не требовал ведения конспектов и не опрашивал каждую из учениц отдельно. Он адресовал свои вопросы всем сразу, причем особо с вопросами не усердствовал. Задаст два или три в начале занятия, похвалит тех, кто ответил правильно и переходит к новой теме. Старшая медсестра регулярно заглядывала в кабинет и всякий раз наблюдала отрадную сердцу картину добросовестного учебного процесса. Дошло до того, что она похвалила Сашу, причем — принародно, в ординаторской.
— Девочки на вас не нарадуются, Александр Михайлович! Говорят, что вы очень хорошо все объясняете и вообще рассказываете интересно. У вас явный педагогический талант, вам надо после ординатуры на кафедре оставаться…
«Чур меня, чур!», ужаснулся Саша, но истинных чувств показывать не стал, а изобразил приличествующую случаю смущенную улыбку.
Однажды на занятие явился с инспекцией Максим Семенович, уходивший на время занятий обедать. Как и полагалось состоятельному уважаемому человеку, обедал он не в больничной столовой, а в кафе, находящемся через дорогу от главного входа. Там кормили вкуснее, хотя и дороже, и там можно было недолго отдохнуть от больничной суеты.
Саша рассказывал про эпидемию лихорадки Эбола образца 2014 года. Пригодиться в день икс это знание никак не могло, но формально оно было к месту, потому что лихорадка Эбола относится к геморрагическим лихорадкам, которые, в свою очередь, считаются особо опасными инфекциями.
Увидев в дверном проеме постную физиономию исполняющего обязанности, Саша мгновенно перестроил план занятия.
— Чему учит нас пример Гвинеи? — спросил он. — Какие напрашиваются выводы?
— Страшное дело эта ваша Ебола, — вздохнула санитарка Кочергина. — Столько народу погубила!
— А все почему? — нахмурился Саша. — Потому что вовремя не были приняты необходимые меры! Вспышку же можно было «запереть» в небольшом районе и быстро ликвидировать. Теперь вы понимаете всю важность своевременных противоэпидемических мероприятий? Осознаете, какая ответственность ложится на каждого из нас?..
Исполняющий обязанности стоял на пороге и слушал.
— Воронина! — Саша перевел взгляд на процедурную медсестру. — Действует ли хлор на вирус Эбола?
— Действует! — бодро ответила Воронина.
— А помогает ли обработка рук мылом?
— Помогает!
Ученицы быстро привыкли к Сашиной манере задавать вопросы и знали, что правильным ответом всегда будет утвердительный.
Михаил Семенович тихо закрыл дверь. Можно было не сомневаться в том, что занятие ему понравилось. В противном случае он бы встрял с замечаниями.
Ординатор Пряников старался изо всех сил… Именно так и занимаются саботажем умные люди — изображают усердие и делают правильно все, кроме самого главного. Саша прекрасно знал, что у среднего и младшего медперсонала проверяющие в первую очередь спрашивают про дезинфицирующую обработку, причем спрашивают детально, интересуются концентрацией растворов, временем выдержки, графиком обработки. Никто никогда не спросит: «Действует ли хлор на вирус Эбола?». Нет, это слишком просто! В реальности проверяющие скажут: «Вам только что сообщили из лаборатории, что у одного из лежащих в пятой палате выявлен вирус Эбола. Ваши действия?». И изволь-ка подробно рассказать, что, как и в какой последовательности ты станешь делать. Кому передашь информацию? Какие защитные средства станешь использовать? Чем станешь обрабатывать полы? Куда должен испражняться больной и что дальше с его испражнениями нужно делать?..
В маминой больнице одна из заведующих отделениями лишилась своей должности из-за одного-единственного неверного ответа постовой медсестры. Проверяющий спросил, как нужно обрабатывать испражнения холерного больного.
— Кипячением! — ответила дура. — В течение часа!
Услышав такой ответ в инфекционной больнице, где персоналу полагается «быть в теме», комиссия написала разгромный акт. Сашина мама и главный врач получили по выговору, а заведующей отделением пришлось уйти.
— Вот где мозги у человека?! — возмущалась мама. — Ну как можно придумать такое?!
Однако же вот — придумала и сказала. Саша не мог надеяться на то, что кто-то из его учениц ляпнет нечто подобное и уж тем более не учил их таким абсурдным глупостям. Не хватало еще, чтобы на вопрос: «Откуда вы это взяли?», они ответили бы: «От Александра Михайловича». Тоньше, тоньше надо работать! Процентный состав дезинфицирующих растворов, время выдержки и прочие важные сведения Саша проговаривал бегло и не полностью, а вот несущественное разбирал обстоятельно. Минутные визиты хлопотливой Нины Давыдовны не могли помешать осуществлению Сашиного плана. Тем более, что при ее появлении Саша сразу же переключался на обсуждение чего-то безусловно полезного.
Ученицы радовали его невероятно. Ну ладно еще санитарки и буфетчицы, темные женщины с незаконченным средним образованием и предельно ограниченным кругозором. Но уж медсестрам полагалось быть поумнее, особенно — молодым, которые составляли в отделении большинство (поговаривали, что Максим Семенович предпочитает молодых медсестер не только за их деловые качества, но и за кое-что другое). Однако же медсестры тоже не блистали умом и не тянулись к знаниям. Те, кто должен был работать в день икс, хотя бы проявляли на занятиях минимальную активность. Остальные просто отсиживали положенное время. И это несмотря на строгий начальственный наказ учиться всем. Мало ли какие изменения могут произойти в графике? Дата проверки тоже может измениться. Случалось, что назначали один день, а приходили на следующий или же днем раньше, чтобы застать врасплох.
Накануне дня икс, в пятницу, Саша устроил своим ученицам экзамен. Объявил, что все, кто не работает в этот день, должны явиться для проверки знаний (разумеется, никто не пришел) и пригласил в экзаменационную комиссию Максима Семеновича с Ниной Давыдовной.
Саша прекрасно знал, что Максим Семенович не придет, потому что каждую пятницу в два часа главный врач проводил оперативки со своими заместителями и заведующими отделениями. На этих оперативках обсуждались итоги рабочей недели и раздавалось «всем сестрам по серьгам». Разумеется, исполняющий обязанности заведующего отделением не мог пренебречь столь важным совещанием ради какого-то там экзамена.
От Нины Давыдовны, которая явилась на экзамен, Саша избавился очень изящно.
— Наш экзамен будет не простой проверкой знаний, а продолжением учебного процесса! — объявил он. — Мы станем не только слушать ответы, но будем дополнять и обсуждать их. Очень хорошо, что сегодня смогла прийти Нина Давыдовна. Ее знания и ее опыт очень нам пригодятся!
Разумеется, Нина Давыдовна испугалась, что она может ненароком уронить свой начальственный авторитет. Вдруг ляпнет что-то не то, а Пряников ее поправит… А ляпнуть она вполне могла и в глубине души прекрасно знала цену своим знаниям. Поэтому тут же «вспомнила», что ее вызывала к себе главная медсестра, и ушла.
С экзаменом Саша управился за четверть часа. В течение десяти минут выслушивал невнятное блеяние своих учениц, а затем пять минут хвалил их за старательность. В общем, расстались довольные друг другом. Довольнее всех был Саша, сумевший полностью осуществить задуманное. Теперь ему оставалось положиться на волю случая. Саша сильно надеялся, что его труды не пропадут даром, что комиссия, проверяющая готовность больницы к борьбе с особо опасными инфекциями, не пройдет мимо кардиологического отделения. Надежды надеждами, но риск все же присутствовал, потому что в крупных больницах проверки чаще всего проводятся выборочно, а не сплошняком. Все подряд проверяют лишь в том случае, когда ищут серьезный повод для снятия главного врача.
Видимо, умнице Фортуне надоело стоять к Саше спиной. Она повернулась к нему лицом, да еще и улыбнулась в придачу. Кардиологическое отделение не только подверглось проверке, но и подверглось первым, а «первенца» всегда трясут не по-детски, потому что проверяющие полны сил.
Сначала была игра «У пациента вашего отделения обнаружили холеру». Игра провалилась, потому что доктор Цорохова и постовые медсестры облажались по полной программе. Цорохова ляпнула, что она переведет соседей холерного больного в другие палаты, чего категорически нельзя делать, это все равно, что тушить пожар бензином. Постовые медсестры не смогли правильно «расписать» уборку в холерной палате и не знали, что следует делать с постельным бельем и матрасом холерного больного. На вопрос: «Что вы станете делать с судном, в котором находятся испражнения холерного больного» медсестра Ухналева ответила, не моргнув глазом: «Вылью в унитаз, куда же еще дерьмо девать?».
— Если бы все это происходило бы на самом деле, то вы бы устроили в Москве эпидемию холеры! — сказал Главный Проверяющий. — Врач соседей холерного больного по другим палатам распихивает, медсестра вибрионы в канализацию запускает… Кстати, а как вы станете обрабатывать посуду, из которой ел холерный больной?
Вопрос был обращен к буфетчице Бакунович.
— Кипятком обдам, а потом с мылом вымою! — ответила та.
— Ну что ты такое несешь! — попыталась было вмешаться Нина Давыдовна, но Главный Проверяющий остановил ее взмахом руки.
После игры устроили тестирование, которое в кабинете заведующего отделением проводили Главный Проверяющий и сопровождавший комиссию заместитель главврача по гражданской обороне Девяткин. Двое других проверяющих ушли кошмарить терапевтическое отделение.
Сашу на тестирование не позвали, потому что знания ординаторов, числящихся за кафедрой, комиссию не интересовали. Он сидел в ординаторской, глядел в окно и молча радовался жизни.
Результат тестирования оказался сногсшибательным. Правильно ответить на все шестнадцать вопросов смогла только доктор Пчелинцева. Максим Семенович допустил две ошибки, Феткулина и Цорохова — по четыре. У среднего и младшего персонала результаты оказались гораздо хуже, количество правильных ответов варьировалось от нуля до четырех.
— Мне просто не верится, что это — московская больница! — сказал на прощанье Главный Проверяющий.
Девяткин сокрушенно покачал головой — в семье, мол, не без урода.
После их ухода Максим Семенович устроил в ординаторской истерику. Топал ногами, обозвал Цорохову «набитой дурой», пообещал, что никто из сотрудников не увидит премии до конца года, а затем набросился на Сашу.
— Вы довольны тем, как отвечали ваши подопечные?! Чем вы вообще занимались с ними все это время?!
— Я занимался тем, чем должен был заниматься, — спокойно ответил Саша, стараясь ничем не проявить обуревавшую его радость, которая, смешиваясь с чувством глубокого удовлетворения, ударяла в голову не хуже шампанского. — Вы же сами видели. И Нина Давыдовна может подтвердить. Я старался, как мог…
— А почему же результат такой поганый?! — совершенно по-бабьи взвизгнул исполняющий обязанности заведующего.
— Я могу объяснить, — Саша сделал паузу, изображая колебание. — Но я не уверен, что вам понравится мой ответ.
— Говорите! Мне после сегодняшнего вряд ли что-то вообще понравится!
— Если бы занятия проводили вы или Нина Давыдовна, сестры относились бы к ним более ответственно, — Саша вежливо улыбнулся и еле удержался от того, чтобы не заржать в полный голос. — Вы — начальство, вас уважают и боятся. А я всего лишь ординатор, моими требованиями можно откровенно пренебрегать. Из тех, кто работает сегодня, на экзамене в пятницу присутствовала только сестра-хозяйка, все остальные не пришли, несмотря на мои настойчивые приглашения…
— Надо было сказать мне!
— Я, между прочим, вас приглашал, — мягко упрекнул Саша. — И Нину Давыдовну тоже. Она, кстати говоря, видела, сколько человек было на экзамене. Но присутствовала недолго, ушла по своим делам.
— Максим Семенович, человек действительно старался, — вмешалась Феткулина. — Но что поделать, если корм пошел не в коня? А то вы не знаете наших дур. Воронина вчера Гукасову из восьмой палаты вместо аспарагината капельницу с нитроглицерином поставила, да еще и пустила ее с бешеной скоростью. Чуть не угробила деда, коза безмозглая! Хорошо, еще, что соседи сразу подняли тревогу, когда Гукасов отключился. И хоть бы хны ей! Даже не извинилась. Работы много, вот и перепутала, с кем не бывает… Мало того, что тупая, как пробка, так еще и наглая, как не знаю кто!
— Голова у меня от вас кругом идет! — простонал Максим Семенович и вышел из ординаторской.
— Недолго она будет кругом идти! — злорадно сказала Цорохова, несказанно обидевшаяся на «набитую дуру». — Пройдет Чингисхан — и не станет Самарканда.
— Это вы о чем? — не поняла Феткулина.
— О том, что недолго ему осталось обязанность исполнять, — пояснила Цорохова. — Если Девяткин не умаслит комиссию, то Семенычу кранты. Слетит он с исполнения, как пить дать слетит.
Напророчила — словно в воду глядела. Умаслить комиссию не удалось ни Девяткину, ни самому главному врачу. К тому же «отличилась» не только кардиология. В терапевтическом отделении результаты тестирования были еще хуже, чем в кардиологии, а в приемном отделении одному из проверяющих, который изображал обратившегося самотеком холерного больного, сначала разрешили условно поблевать в раковину, а затем по заполненному людьми коридору отвезли его из смотровой в палату кратковременного пребывания. Сначала, получается, запустили возбудителя холеры в канализацию, а после устроили больному скоротечный контакт с другими людьми, мимо которых его везли в палату. Вишенкой на торте стало возвращение каталки, использованной для транспортировки холерного больного в смотровую без какой-либо обработки.
— А что ее обрабатывать? — удивился санитар. — Все же понарошку…
— Нужно было проговорить ваши действия по обработке каталки и ваше собственное поведение, как контактного, — сказал один из проверяющих. — Это же учения!
— Кому учения, а кому мучения, — совершенно не к месту пошутил санитар.
Идиотскую шутку Главный Проверяющий воспринял как личное оскорбление. Составленный комиссией акт, буквально дымился и обжигал руки, столько в нем было негатива. Отобедать «чем Бог послал» проверяющие отказались, несмотря на настойчивые уговоры главного врача и Девяткина. Главный Проверяющий сказал, что в больнице, где так отвратительно поставлена противоэпидемическая работа, ему лично страшно что-либо есть или пить. На том учение, обернувшееся для больницы истинным мучением, закончилось.
Заведующая терапевтическим отделением Адамовская получила выговор. Наказывать свою близкую подругу сильнее главному врачу не хотелось, а то еще обидится ненароком и отлучит его от своего белого сдобного тела. Заведующего приемным отделением Агаджанова главный освободил от занимаемой должности и тут же принял обратно в качестве исполняющего обязанности заведующего отделением. Максиму Семеновичу, недавно прошедшему через такую «рокировочку», был предложен выбор — увольнение по собственному желанию или же по инициативе администрации вследствие несоответствия занимаемой должности. Разумеется, Максим Семенович выбрал первый вариант.
«Цаплина погубила холера», говорили в больнице.
Саша был доволен. Радость усиливалась от того, что на заведование главный поставил не Пчелинцеву, к которой Саша испытывал стойкую и взаимную неприязнь, а пригласил человека со стороны. Новый заведующий отделением Эльдар Абелевич Милгайдаров прежде заведовал блоком кардиологической реанимации в шестьдесят третьей больнице. Неизвестно, какие сложатся с ним отношения, но все же у Саши был пятидесятипроцентный шанс на то, что они окажутся хорошими. А вот по поводу Пчелинцевой обольщаться не приходилось.
* * *
По улице, носящей имя революционера Кржижановского шел счастливый молодой человек. Он негромко пел песню Высоцкого про холеру:
— И понял я: холера — не чума. У каждого всегда своя холера!..
Вдруг пение оборвалось. Молодой человек осознал, что на носу Восьмое марта, а подарков матери и любимой девушке он пока что купить не удосужился. Более того — даже не придумал, что будет дарить!
Но если песня начата, то ее нужно допеть до конца.
— Уверен я: холере скоро тлеть. А ну-ка — залп из тысячи орудий! Вперед! Холерой могут заболеть холерики — несдержанные люди.
Себя молодой человек считал очень сдержанным. Жизнь — хороший учитель, совсем как ординатор Пряников.
— У каждого всегда своя холера! — как-то особенно вкусно произнес молодой человек и с разбегу перепрыгнул через огромную лужу, испытав невероятно приятное ощущение свободного полета, пускай и весьма кратковременное.