Глава десятая. Не все коту творог

Когда все вокруг идет не так, как хотелось бы, домой тянет с особенной силой. Особенно если ты долго не был дома. По мнению родителей — так слишком долго.

— У нас с папой такое впечатление, будто ты уехал в Австралию, — укоряла мама. — Уж раз в месяц-то можно к нам выбраться. Мы же соскучились и вообще, когда долго не видишь ребенка, в голову начинают лезть всякие нехорошие мысли. Когда у тебя будут дети, ты вспомнишь мои слова…

Отец был не так настойчив. Спросит: «к нам когда собираешься?», выслушает традиционный ответ: «надеюсь, что скоро» и дальше тему не развивает. А тут вдруг позвонил и пригласил приехать в ближайшие выходные. Причем, пригласил так, что отказаться было невозможно.

— Ждем и никаких отговорок слушать не желаем. Если не приедешь в пятницу вечером, то в субботу днем мы будем у тебя.

Допустить, чтобы родители увидели его чересчур скромное жилище, Саша не мог. Даже в облагороженном виде, с задрапированными наконец-то креслами, оно разительно отличалось от тех фотографий, которые Саша им отправлял. К тому же суббота — самый неподходящий день для родительских визитов. По коридорам ходят бледные тени, слишком хорошо отпраздновавшие наступление очередного уикенда, где-то еще догуливают, со всеми вытекающими из этого процесса обстоятельствами, где-то готовятся встречать гостей и из кухонь по этажам расползаются пряные запахи, смешивающиеся в ядреный убийственный аромат… Ну а если еще комендант вздумает устроить субботний рейд, то впечатлений родителям хватит до конца жизни.

Ну и вообще не был дома уже целую вечность. Совесть тоже надо иметь, единственный же сын, родительская отрада. Алену Саша о своем приезде предупреждать не стал, решил устроить сюрприз. Только сказал ей на всякий случай, что он в субботу будет дежурить, чтобы случайно не вышло встречного сюрприза. Вот уж будет хохма. Он в Туле, Алена — в Москве, снова между нами города…

В пять минут десятого вечера блудный сын ступил на родную землю, а именно — на перрон Московского вокзала. Блудному сыну зверски хотелось есть, но всю дорогу он героически удерживался от того, чтобы съесть булочку, пирожок, шоколадку или что-то еще. Аппетит следовало сберечь до дома, ведь мама наготовит всякого-разного на целую роту и будет сильно расстраиваться, что сын плохо ест. Если больше порадовать нечем, так хоть этим порадуем.

В сумке у блудного сына лежали гостинцы — пакеты с мамиными любимыми конфетами «Мишка на севере» и «Ну-ка, отними!». Согласно семейной традиции, уходящей корнями в далекую советскую жизнь, когда мама была еще маленькой девочкой, из Москвы непременно нужно было привезти шоколадных конфет. Саше трудно верилось в то, что когда-то в Туле днем с огнем нельзя было найти шоколадных конфет, но родители, а также другие очевидцы в один голос уверяли, что так оно и было. За конфетами ехали в Москву, да и там они продавались не на каждом шагу, места надо было знать.

Про отца Саша тоже не забыл — вез ему бутылку водки со змеей, купленную в подпольном китайском магазине. В корпусах общежития этнических магазинов была целая куча, причем продавалось в них то, чего в обычном супермаркете купить было невозможно. Пить такое отец сроду не решится, но как сувениру будет рад. Змея же — это официальный символ медицины, а спирт — неофициальный. Сам Саша, кстати говоря, все же решился отведать экзотического напитка, которым в подпольном магазине торговали в розлив по божеской цене — грамм за рубль. Пятьдесят грамм махнул залпом, а другие пятьдесят выцедил мелкими дегустационными глоточками. Ничего змеиного, то есть никакого экстраординарного вкуса не ощутил, обычная настойка на травах, которые «замариновывались» вместе со змеями.

С подарком угадал. Увидев бутылку, отец сказал: «о-го!», что было у него высшим выражением восхищения, а мама вскрикнула и выронила только что полученные от сына конфеты.

Около полутора часов блудный сын радовал счастливых родителей своим богатырским аппетитом, которого хватило на две отбивные, размером с тарелку, несчетное количество фирменных маминых расстегайчиков и большой кусок «наполеона» маминой же выпечки. Желая порадовать родителей, Саша слегка перестарался.

— Оголодал ты, бедняжка, в своей Москве, — сказала мать вместо того, чтобы порадоваться аппетиту сына.

— Это я, мам, по твоей еде соскучился, — ответил Саша, чувствуя, что наелся до отвала в прямом смысле этого слова — отвалиться бы сейчас от стола, да заснуть. — Такая вкуснятина. М-м-м!

Ожидаемого «мог бы и каждый день так питаться!» не последовало. Саша слегка насторожился — что такое? Родители окончательно свыклись с отъездом сына в столицу или произошло другое. Характер у мамы был добрым, но язык острым, и она обычно не упускала возможности подпустить сыну или мужу шпильку.

— У вас все в порядке? — спросил Саша, вглядываясь в лица родителей.

— Пока — да, — ответил отец, сделав акцент на слове «пока».

«Что за странности? Заболел кто? — испугался Саша. — Или вдруг разводиться собрались? Нет, этого уж точно быть не может! А что тогда?».

— Так все-таки? Не молчите, я же вижу, что вы что-то скрываете!

— Да ничего мы не скрываем, — вздохнул отец. — Всему свое время. Вот допьем чай и начнем разговоры разговаривать.

Чай допивали молча. Саша улыбался, мама улыбалась ему в ответ, а отец хмурился, что явно намекало на неприятный характер предстоящего разговора.

«То же, туда же, — обреченно догадался Саша. — Сейчас папуля заведет старую песнь о главном — «И на кой черт тебе сдалась эта московская ординатура?». Исполняется на два голоса, баритоном и меццо-сопрано, без сопровождения оркестра».

В том, что единственный сын продолжит врачебную династию Пряниковых, ни у кого из родителей сомнений не было. Но мама считала, что человек должен развиваться гармонично, поэтому Саше пришлось пройти через полный курс музыкальной школы. Не столько по своему желанию, столько для того, чтобы не огорчать маму. Оттянув срок «от звонка до звонка» (иначе про это и не скажешь), Саша дал домашний концерт, на котором исполнил Вторую партиту Баха и фрагмент Второй сонаты бельгийского композитора Изаи. Намеренно выбрал самое виртуозное из доступного, чтобы показать, что учеба прошла не зря и личность Александра Михайловича Пряникова гармонично развилась по музыкальному направлению. Закончив выступление, Саша убрал футляр со скрипкой в шкаф и никогда больше его не доставал. Когда мама просила «исполнить что-нибудь», Саша ладонями отбивал на столешнице «Турецкий марш» Моцарта.

Разговоры начались с вопроса, который отец уже не раз задавал.

— Ты всем доволен?

Раньше, по телефону, Саша отвечал бодро-утвердительно. Да, все просто замечательно, чего и вам желаю. Но врать на расстоянии и врать, глядя отцу в глаза — это совершенно разные вещи. Опять же, жизнь настолько зашла не туда, что и врать незачем. Рано или поздно правда всплывет наружу. Недаром же говорят, что шила в мешке не утаишь.

— Не особо, — признался Саша. — Должен сказать, что реальность совершенно не оправдала моих ожиданий.

— И наших тоже, — отец посуровел лицом. — Если уж говорить начистоту, то мы с мамой в шоке…

— Миша! — укоризненно сказала мама. — Не усугубляй. Никакого шока, просто мы немного удивлены.

— Хорошо, — кивнул отец. — Пусть так. Мы с мамой немного удивлены, Саша. Настолько удивлены, что совершенно не понимаем, что происходит. Помолчи, пожалуйста, не перебивай! Ты хотел пройти ординатуру в РУДС и мы устроили тебе такую возможность. Несмотря на то, что нам хотелось, чтобы ты остался дома. Но мы пошли тебе навстречу. Ты же взрослый, умный и лучше всех знаешь, что тебе нужно…

— Папа, я…

— Я же просил не перебивать! — отец повысил голос, что позволял себе дома крайне редко. — Ты хотел — мы помогли. Улаживая этот вопрос, я дошел до министра, который, как тебе известно, учился с мамой в одной группе. По старой дружбе и из уважения нам пошли навстречу. Не хочу говорить, сколько было желающих на это место, чтобы не вышло, будто я тебя попрекаю. Я не попрекаю, я просто констатирую факт. Ты получил такую возможность, благодаря нам с мамой. Это нормально, потому что любые нормальные родители готовы сделать все возможное и невозможное для своих детей. Даже если им что-то и не по душе, то надо сделать так, как хочет ребенок. Он же взрослый, ему виднее. В общем, вот так. А в понедельник министр позвонил маме и попросил «заглянуть к нему на огонек», чтобы поговорить о тебе…

«Вот же гады! — вскипел Саша, сжимая кулаки до онемения пальцев. — И сюда добрались!».

— Это было так неожиданно! — вступила в разговор мама. — Но сначала я ни о чем плохом не подумала. Наоборот — подумала о хорошем. У нас собираются строить новый кардиоцентр. Вопрос почти решен, остались формальности. Вот я и подумала, что Анатолий Васильевич имеет на тебя виды. Но я ошиблась, Сашенька. Оказалось, что ему звонили из Москвы и наговорили про тебя гадостей. Сказали, что ты ведешь себя вызывающе, оскорбляешь сотрудников кафедры, плетешь какие-то интриги и вообще ведешь себя неадекватно. Я не поверила своим ушам! Анатолий Васильевич сказал, что он тоже не поверил бы, но ему звонил не кто-нибудь, а академик Манасеин, ваш завкафедрой. Сашенька, это правда? Про интриги и остальное?

— Частично, — ответил Саша. — Можно сказать, что я вел себя вызывающе, но никаких интриг я не плел и никого не оскорблял. А Манасеин, если уж говорить начистоту, мерзавец и скотина! Я вам расскажу все по порядку, надеюсь, что хотя бы вы меня поймете…

Родителям даже о неприятном рассказывать приятно, потому что они внимательно слушают и действительно стараются тебя понять.

— Грустно все это, очень, — сказал Саша в завершение своего рассказа.

— Это взрослая жизнь, сын, — вздохнул отец. — Я тебя прекрасно понимаю, но и ты должен понимать, что справлять нужду против ветра бессмысленно и бесперспективно. Никому ты ничего не докажешь и не объяснишь, а только штаны намочишь. Если ты помнишь, то мы пытались тебе объяснить, что ординатура везде одна и та же…

— Помню, — усмехнулся Саша. — И сейчас уже жалею, что не послушал вас. Добрая мысля приходит опосля.

— Главное, что все же приходит, — сказала мама. — И что же ты теперь намерен делать?

— У меня есть выбор? Впрягся, так надо тянуть до конца.

— Ты можешь уйти и в будущем году поступить в другую ординатуру, — мама сделала небольшую паузу и мягко добавила: — Дома. А пока поработаешь терапевтом в поликлинике. Например — в седьмой. Там главврачом моя подруга Ада Ильинична. Ты ее знаешь, она была на моем юбилее.

— Какой смысл уходить, мам? Потеряю год, целевой мне больше не видать, придется идти в платную… Чего ради?

— Но тебе же там плохо, — страдальчески поморщилась мама. — Если уж дело дошло до того, что сам завкафедрой жалуется на тебя нашему министру…

— А вот зачем вообще ему понадобилось на меня жаловаться? Детский сад какой-то!

— Нет, не детский сад, а четкий расчет, — возразил отец, удивленно глядя на Сашу. — Ты что — не понимаешь, в чем тут суть?

— Не понимаю, — подтвердил Саша. — Какое отношение к этому имеет министр? Типа — пусть все в Туле знают, какая паскуда Александр Пряников?

— Я тебе объясню. Заодно ты поймешь, почему мама предложила тебе уйти из ординатуры. Давай уж начистоту, сынок. Дело не только в тебе, но и в нас с мамой. Смотри, что получается. Манасеин прекрасно понимает, что целевое место на его кафедре абы кто не получит. Окончательное решение принимает наш министр здравоохранения. И ежу понятно, что если отец ординатора заведует отделением в областной больнице, а мать — начмед в детской инфекционной, то это они устраивали сыну ординатуру в РУДС. Это вводная часть. Манасеин — не последний человек в медицинском мире. Академик…

— Пока только членкор.

— Один черт, все равно больше, чем профессор. Он автор учебников, член коллегии Минздрава и главный внештатный кардиолог. А дочь его замужем за сыном первого заместителя министра здравоохранения Засухина…

Про родство Манасеина со столь высокопоставленным чиновником Саша ничего не знал.

— И если такой большой человек звонит областному министру и выражает свое недовольство целевым ординатором, то министр станет сильно нервничать…

— Он реально нервничает, — вставила мама. — Очень недоволен.

— А кто крайний? — продолжал отец. — Кто виноват в том, что Анатолий Васильевич получил нагоняй от большого человека из Москвы? Мы с мамой. Ведь получается так, что мы подставили нашего министра. Упросили дать место нашему сыну, а он начал в Москве куролесить. Подтекст у звонка Манасеина такой — что вы мне за свинью подложили? А министр переадресовывает этот вопрос нам. Ты сечешь расклады?

— Секу, — вздохнул Саша. — Но я даже и представить не мог…

— Мог — не мог, а дело обернулось именно так, — жестко сказал отец. — Маме пришлось всячески распинаться…

— Миша, не преувеличивай! — перебила мама. — И вообще следи за речью. Что значит «распинаться»? Никто не распинался, просто был неприятный разговор. Анатолий Васильевич сказал, что он не хочет иметь проблемы из-за тебя, а я заверила его, что никаких проблем не будет. На том все и закончилось.

— Ничего не закончилось! — сказал отец. — Но я сейчас не хочу пережевывать прошлое. Что было, то было. Надо думать о будущем. Я надеюсь, что ты представляешь, как легко снять заведующего отделением? Как говорится, было бы желание, а повод всегда найдется. Знаешь за что в сентябре сняли Брюханова, заведующего травматологией? Один из пациентов вечером напился и устроил в отделении дебош. Вот скажи — ну при чем тут заведующий. Один дурак пришел навестить другого дурака и принес ему поллитру. Разве заведующий обязан обыскивать на входе в отделение всех посетителей? Нет, не обязан! Он вообще не имеет права рыться в сумках. Может только давать рекомендации, не более того. Но Брюханова, тем не менее, сняли. А уж что касается начмеда…

— Тут вообще говорить не о чем, — махнула рукой мама. — Мусорщики контейнер вовремя не вывезли — виноват начмед. Дура-мамаша ребенка не тем накормила — тоже виноват начмед. Санитарка в приемном пьяная на работу вышла — премии лишают меня.

— Короче говоря, если министр заимеет на нас зуб, долго мы не проработаем, — нахмурился отец. — Ты понимаешь?

— Понимаю.

— Мне, признаюсь честно, сидеть в поликлинике на приеме не очень-то хочется. Ну а маме и подавно. Инфекционист в детской поликлинике — это каторга каторжная. Так что для нас будет предпочтительнее оплатить тебе ординатуру здесь…

— Не надо! — твердо сказал Саша. — Это совсем ни к чему. Я все прекрасно понял и обещаю вам, что у вас из-за меня никаких проблем не будет. Чтоб мне в снеговика превратиться и растаять!

«Чтоб мне в снеговика превратиться и растаять» было любимой клятвой маленького Саши, подхваченной от кого-то в детском саду. Выражение понравилось родителям и вошло в семейный обиход.

— А ты выдержишь? — спросила мама, участливо заглядывая Саше в глаза.

— Выдержу, — ответил Саша. — Не все коту творог, бывает и мордой об порог. Пора привыкать ко взрослой жизни.

— Но если вдруг станет невмоготу…

— Невмоготу, мам, мне станет если я брошу ординатуру. Ну представь — я вернусь, все знакомые будут спрашивать, что случилось, в поликлинике за моей спиной будут хихикать…

— Ну что за глупости! — перебила мама. — Не накручивай себя, пожалуйста.

— Я не накручиваю, нисколько. Просто хочу сказать, что морально мне и дома будет тяжело. К тому же я потеряю год, а за платную ординатуру придется выложить четыреста тысяч…

— Деньги — не проблема! — вставил отец.

— Для меня это огромная сумма, — возразил Саша. — А о том, чтобы вы спонсировали мое обучение, даже и речи быть не может. Хватит и того, что вы устроили меня в целевую ординатуру.

— Вот опять ты ерепенишься! — раздраженно сказала мама. — Совсем, как раньше, когда собрался в Москву. Вот скажи — зачем? Чтобы проблем добавить?

— Проблем не будет, мама, — в подтверждение искренности своих слов Саша прижал к груди обе руки. — Никаких. Все будет хорошо. Я все понял и я вас больше не подведу. Я еще до разговора с вами осознал, что надежды мои несбыточны, а ординатуру пройти надо, потому что без нее кардиологом мне не стать. Куролесить я больше не буду. Хватит, накуролесился.

— Ладно, — подвел итог отец. — Будем уповать на твое благоразумие. Но пообещай нам, что в случае чего ты не станешь больше разыгрывать из себя Дон Кихота, а бросишь все и вернешься домой. Договорились?

— Договорились! — Саша невольно улыбнулся, но тут же согнал с лица улыбку, чтобы родители не заподозрили его в неискренности. — Никакого Дон Кихота я больше разыгрывать не стану.

«Разве что графа Монте-Кристо», подумал он, но вслух этого, разумеется, произносить не стал.

— Что будешь делать в Москве, герой? — спросила Алена.

Приподнявшись на локте, она одарила Сашу взглядом, за который, без раздумий, можно было отдать не только все, что имеешь, но и все, что когда-либо будешь иметь.

— Мстить! — ответил Саша. — Надо же реанимировать самоуважение. Они надолго запомнят ординатора Пряникова. Я им в страшных снах являться буду!

Тема заслуживала развития, но у Алены имелись другие планы на воскресное утро. И разговоры тут были совершенно неуместны.